— С-с-с-сука, — шипела на меня Марина Марковна.
Окрысилась, кулачки сжала, фырчала как ёж в ведре, да и в целом прескверно себя контролировала. А особенно мне сейчас доставляли её мордовороты, которые обступили нас со всех сторон и ничего, — ну вот прямо ничегошеньки, — сделать мне не могли. Да и вдове приходилось держаться изо всех сил, чтобы не ляпнуть лишнего.
Я-то на всякий случай диктофон на запись поставил. Вдруг получится признание добыть?
— Ты-ы-ы-ы, — заладила Орлова. — Ты-ы-ы-ы…
— Что «я»?
— Ты-ы-ы-ы…
— Законный наследник графа? Вы это хотите сказать?
— Ты-ы-ы-ы-ы…
Стою, короче говоря, улыбаюсь, вывожу вдову на эмоции.
А тут ещё и звонок ей раздался. Марина Марковна жадно припала ухом к телефону, выслушала что-то и окончательно слетела с катушек. Сперва прокричала в трубку что-то уж совсем нечленораздельное, а потом ка-а-а-ак херанула его об стену, — прямо вот вдребезги, — и на меня кинулась.
Лицо моё довольное расцарапать решила, по всей видимости. И даже почти преуспела в этом. «Почти» — это потому, что один из мужиков её собственной охраны схватил вдову в обнимку и тщательно зафиксировал. За это получил серию ударов каблуком по ноге и покраснел рожей, но продолжил удерживать брыкающуюся хозяйку. А у той аж слюни полетели.
— Вам бы глицинчику пропить, Марина Марковна, — посоветовал я и тут же зазвонил мой собственный телефон. — Алло?
— Сделано, — сказал барон Ярышкин, а потом сразу же сбросил звонок.
И внутри у меня тут же такое тепло разлилось. И счастье, и бабочки, и радуга с понями, и перманентный вечер пятницы.
— Ну что ты, бедолага? — спросил я у Марковны, подливая масла в огонь. — Не вышло ничего у твоих уродов косоруких? — и заливисто заржал.
Примерно тут же двери в зал суда открылись и требовательно простучал молоточек, мол, вертайтесь в зад. И делать нечего — заходим. Свитстопляцкла за своей трибуной выглядел максимально потерянным, а вот Солнцев глядя на меня улыбался.
— Ну что? — спросил он одними губами.
— Всё хорошо, — ответил я.
Тут же принял сообщение от Захара с текстом: «Перехватили», — и добавил:
— Всё просто отлично, — и аж двумя большими пальцами маякнул.
Мы со вдовой Орловой вернулись на свои места и слушание продолжилось. Яков Саныч опять завёл спор с юристом Орловой насчёт трактовки глючной статьи, да только теперь их вообще никто не слушал. Даже судья. Лариса Тимуровна поняла, что в коридоре что-то произошло и теперь переводила взгляд с меня на Орлову, с Орловой на меня и обратно. Слишком уж мы изменились за время недолгого отсутствия. От меня фонит радиоактивным счастьем, а вдова наоборот задыхается от ярости.
— А что случилось? — не выдержала судья, жестом остановив трёп юристов.
— Ничего, — заверил я.
— Ничего, — подтвердила Орлова, широко раздувая ноздри; кажись уже окончательно паничку поймала.
Тимуровна не поверила. Велела юристам продолжать, а сама подозрительно сощурилась и продолжила глядеть на нас. Так прошло минут, наверное, двадцать-тридцать и тут… тут наконец-то наступила кульминация. Финал! Развязка! Апогей!
— Остановите суд! — ворвался в зал мужчина и с порога продемонстрировал дёрнувшимся в его сторону полицейским свою корочку.
Вот и Дядя Лёша собственной персоной подоспел. Впервые вижу его вне воспоминаний Захара Палыча, — ну вот и познакомимся заодно.
— Остановите! — повторил Гачин.
И момент настал просто сказочный! В полной тишине шаги дяди Лёши отдавались по залу гулким эхом, Солнцев скалился от радости, Марина Марковна спрятала лицо в ладони и начала хныкать, а меня сейчас, кажется, вообще порвёт. Триумф, ядрёна мать! Да! Да-да-да! ДАААА!!!
Гачин прошёл сквозь ряды, остановился между Солнцевым и Свистопляцклой и сказал:
— В деле появились новые обстоятельства…
Сколько-то дней, — а правда, сколько? — прошли для меня как в тумане. Пляж я полностью передал под контроль Стаси Витальевны и Миши Кудыбечь. Запретил ребятам проводить ивенты и сказал закрывать клуб к чёртовой матери если не вывозят, но получил очень профессиональный и душевный ответ: «Иди ты в жопу, Василий, справимся и без тебя». Ну а чего ещё может желать от своей команды руководитель?
Во-о-от… Так что пока моя команда там, я здесь, — погряз в этой юридической возне. Жизненное кредо: «Занимайтесь кулинарией, а не войной» — на время пришлось отложить.
Моей новой реальностью на это время стал гостиничный номер, оплаченный нам с Солнцевым на казённые бабки. Круглосуточная охрана из тайников, звонки, заунывное пение Яков Саныча из душа, звонки, стремительно растущая стопка коробок из-под пиццы в углу, звонки, звонки и снова звонки.
Переговоры не прекращались ни на минуту, новость сменяла одна другую, всплывали новые подробности и нюансы. Качели то прибивали меня к земле, то подбрасывали на вершину мира.
Неделя… да-да, точно, прошла уже неделя! Резонный вопрос: почему так долго? Что ж… загнанная в угол Марковна сдаваться без боя не собиралась.
Уже к третьему заседанию дело «Каннеллони против Орловых» срезонировало в СМИ. Мы были чуть более популярней барона Маринина, который реформировал всю систему общепита в аномальных зонах, но чуть менее популярны, чем замес Мак Брайана с британской королевой. Ну а к сегодняшнему, — уже четвёртому, — заседанию картинка в зале соответствовала влажным мечтам Якова Александровича.
Полный аншлаг. Присяжные, папарацци, телекамеры и народ с плакатами возле здания суда.
Так…
Ну а теперь о главном. Точную последовательность событий я уже не вспомню, но кое-какую ретроспективу дать смогу.
Первое и самое главное: при помощи дяди Лёши нам удалось пришить таинственную болезнь Безобразова к завещанию графа Орлова, и потому делу быть.
Ментальное воздействие имело место — факт. Какое? Непонятно. С какой целью? Тоже. Что за сволочь поглумилась над душеприказчиком Орлова? Опять неясно, но кто-то очень и очень сильный. Какое отношение ко всему этому имею я? Ну… Примерно вот такое:
— Я провёл своё собственное расследование, — вещал судье умница Захар Палыч, — и имею все основания предполагать, что Геннадия Витальевича Безобразова лишили разума из-за завещания его работодателя, графа Орлова. По всему понятно, что в нём фигурировал Василий Викторович Каннеллони, уже признанный судом отпрыском покойного графа. Граф знал о существовании внебрачного сына и перед самой смертью написал его бабушке, Зое Афанасьевне Каннеллони, письмо…
Вот и письмецо пригодилось, ага! И да, тут мне пришлось вводить в курс дела бабушку. Как бы она на меня ни ругалась, но отказать в помощи всё равно не могла. Слишком уж далеко всё зашло. Осталось лишь протянуть руку и взять своё; рисков никаких.
Так… получается, что второе слушание целиком и полностью было посвящено разбору письма. А точнее тому, как его трактовать. В конечном итоге строчка: «Теперь всё будет хорошо» — была расценена, как намёк на наследство. Ну… какое-то. Про «всё» речи пока что даже близко не шло.
Баб Зоя пополнила ряды свидетелей, а незабвенная Изольда Карловна Безобразова сыграла за команду подозреваемых. На её счёт похлопотал дядя Лёша; после нападения на сотрудников Тайной Канцелярии при исполнении, это дело для него стало личным. Кстати, люди Орловой умудрились сбежать полным составом и теперь вообще неясно — действительно ли это были её люди или залётные наёмники.
Ну и ещё! На племяшку Алексей Гачин теперь взглянул совсем другими глазами. Впрягся помогать, и по своим каналам кое-чего нарыл.
В качестве обвинений супруге Безобразовой были предъявлены её траты. Судья во всеуслышание зачитала всё её последние финансовые операции, озвучила дорогие покупки и задала фундаментальный вопрос: откуда деньги?
Тут Марковна попыталась отмазать свою подружаню по несчастью и выставила всё, как помощь.
— Помощь несчастной женщине, что осталась в трудном положении, — со слезами на глазах вещала она. — Ещё и с больным мужем на руках. Я просто не могла пройти мимо! Можете считать, что это неофициальная пенсия Геннадия Витальевича. За выслугу лет и верность нашему роду.
— Кхм-кхм, — подключился Солнцев. — Очень благородно, Марина Марковна. Но почему вы решили помочь супруге своего работника именно наличными?
— Что? — похлопала зарёванными глазами вдова. — Какое это имеет значение?
— Объясню. Складывается впечатление, что вы хотели скрыть факт передачи денег. Такую крупную сумму гораздо проще и безопасней было бы…
— Я протестую, Ваша Честь!
Протестуй, не протестуй, судья к этому моменту уже вовсю топила за нас. И вот, Изольдушка Карловна с места обычной подозреваемой пересела на скамью подсудимых.
Но едем дальше!
Третье слушанье. Самый логичный шаг, с которого и надо было начать, да только не было оснований. Официальный запрос суда к нотариусу. К тому самому, у которого должна была храниться копия завещания покойного графа.
И вот тут интересно. У нотариуса письма не оказалось. Исчезло оно. В картотеке числится, по факту отсутствует, а цифровизация на запечатанные до востребования конверты как бы не совсем распространяется.
Тут в качестве живого полиграфа Канцелярия решила подключить своих штатных менталистов.
Проверка добровольная, само собой. И что Орлова, что Безобразова на правах аристократок отказались от неё сразу же. Мол, секреты рода под угрозой, да и вообще неприлично у других людей в мозгах копаться; там же личное, интимное и вообще.
Зато бедолага нотариус побежал на проверку, высоко подбрасывая колени. Ну а ещё бы! У него на кону стояла и честь, и совесть, и достоинство, и вся карьера, — причём не только своя, но и наследников.
И по итогам проверки господин нотариус оказался чист, как первый снег. Никаких документов не уничтожал, взяток не брал, плохого никому не делал и в порочащих связях не замечен. И теперь вместо него вопросы появились к охранникам нотариальной конторы.
Биба и Боба, — назовём их так, — сдались прямо сразу же. Покаялись, мол, так и так, взяли деньги у незнакомца в обмен на «какую-то бумажку». Я бы казнил к чёртовой матери, если честно… но-о-о… решения принимаю не я.
От щедрот Его Императорского Величества мужикам выписали путёвку на рудники, и дело продолжилось дальше.
Косвенно вина Орловой была очевидна вообще всем на свете, но прямых доказательств как не было, так и нет. Догадки у нас были стройные, как кипарис. Домыслы логичней некуда, но… увы. Марина Марковна строила из себя уязвлённую невинность, показушно бухала корвалол и рассказывала в интервью репортёрам о наглом голодранце, который паразитирует на её несчастье и жизни спокойной, сука такая, не даёт. Голодранец, если что, это я.
Итак, постепенно мы пришли к следующему:
Единственное доказательство или опровержение вины ОПГ Орловой хранится в голове Безобразова, а Безобразов не в себе. И что теперь делать? Лечить его, естественно!
Тут потребуется небольшая техномагическая справочка: действительно, другие менталисты могут исправить то, что натворил их предшественник. И прецеденты даже прецедентами назвать нельзя, — уж до того часто такое происходит.
Но! Всегда и всюду есть это грёбаное «но». В нашем конкретном случае было несколько загвоздок. Во-первых, вред причинил очень сильный маг, — но об этом я уже говорил. А во-вторых дело осложняло то, что менталюга сам по себе зверь редкий, а уж безродный менталюга вроде меня и подавно штучный товар.
Причём тут безродность? Всё просто: знатные семьи на пушечный выстрел к нашему судебному процессу не приближались. Им это вообще на кой? Светиться лишний раз, да и непонятно чем оно в итоге обернётся. Выберешь сторону конфликта — автоматически обидишь другую. И мало ли как оно тебе в дальнейшем аукнется.
Так что лечить Безобразова собрались три калеки. Поколдовали над бароном денёк, а потом заявили: всё возможно, мол. Но сложно и охренеть как долго. А если говорить точнее, то два месяца в больничном стационаре.
Пу-пу-пу…
Пу-пу…
Ну ок, как говорят в народе. Согласие Изольды на госпитализацию мужа не требовалось, и дело стало делаться. Безобразова перевели из частной клиники в государственную, оставили под круглосуточным присмотром врачей и тайников, и назначили четвёртое, — сегодняшнее то бишь, — слушание.
И всё бы ничего, вот только:
— Два месяца, — сказал я Солнцеву. — Это два месяца. Знаешь сколько раз его в этой больнице могут убить?
— Погоди. А как же канцелярские?
— А как же крыса среди канцелярских?
— И то верно…
К слову! Факт слива оперативной информации уже расследовали, да только меня во внутрянку Канцелярии никто не посвящал. И мне от этого расследования ни горячо, ни холодно. Мне надо Безобразову безопасность обеспечить.
Стал я думать и гадать, и кое до чего догадался. Помнится, никто не тянул князя Волконского за язык в тот момент, когда он говорил, что в неоплатном долгу передо мной. Так вот! Оказывается, что в очень даже оплатном!
Я попросил князя приставить к Безобразову дополнительную охрану. За спрос, как говорится, не бьют. Вот только прежде, чем Волконский принял решение, у нас с ним случился разговор:
— Так ты у нас сын Орлова, получается? — ради такого Игорь Николаевич даже вызвал меня к себе; опять на тот же самый причал.
— Получается, — ответил я.
— Никогда этого говнюка не любил, — ухмыльнулся Волконский. — Ты уж извини, но папашка твой был сволочью.
— Подозреваю.
— Даже удивительно, что ты нормальным получился.
— Спасибо.
— В деда, наверное.
— Наверное.
И тишина. И только князь опять чаёк прихлёбывает.
— Гхым, — Волконский поёрзал на стуле. — Ну и откуда ты узнал, что тебе причитается наследство? Как ты вообще в эту сторону начал копать?
— Так ведь письмо и…
— Не надо! — прервал меня князь. — Не надо мне пересказывать то, что ты в суде балаболишь. Убедительно, конечно, но балаболишь. Какой-то участковый вдруг ни с того и ни с сего, по собственной инициативе, начал расследовать дело, о котором даже подозревать не мог. Судья может и поверила в сверхъестественный профессионализм наших правоохранителей, а вот я нет. Я же не судья, — хохотнул Волконский. — Я никакими рамками не скован. Так что расскажи, Василий Викторович. Слушаю тебя внимательно.
Ну… тут либо до конца гнуть свою линию, либо до конца раскрываться. А князь пусть человек приятный, и сделал для меня уже очень много, но я пока что к камингаутам на таком высоком уровне не готов. А потому:
— Чистое везение, — сказал я.
И далее выстроил логическую цепочку от рассказа бабушки о том, как сильно Орлов был влюблён в мою мать, — мол, о ничтожном шансе наследства я начал фантазировать уже с тех пор, — и до случайного знакомства с Захаром, который по удачному стечению обстоятельств оказался одержим поимкой подпольных менталистов и вдобавок был племянником именно ТАКОГО дяди.
— Действительно, пришлось подтолкнуть Захара Палыча к тому, чтобы он начал расследование, — закончил я. — Так что тут действительно грешен.
— И всё?
— И всё.
— Ну ладно, — князь подался вперёд и помрачнел. — Сделаю вид, что поверил. Но только учти, Каннеллони, если ты замешан в чём-то нехорошем, а я тебе помогаю, то тень от этого нехорошего упадёт в том числе и на меня. Мало того, что мы с тобой бизнес-компаньоны, ты меня сейчас ещё и в подельники записываешь. Так вот. Скажи, пожалуйста, Василий Викторович, когда Его благородие Геннадий Витальевич Безобразов снова обретёт возможность разговаривать, он действительно скажет то, что мы хотим услышать?
— Уверен в этом.
Тут мне пришлось выдержать взгляд князя, но по итогу:
— Хорошо, — сказал он. — Верю. Но второго шанса у тебя не будет. Мы друг друга поняли?
— Весьма.
— Хорошо, — Волконский снова откинулся на стуле и снова стал весел. — Сколько человек тебе понадобится для охраны?
В тот же день князь приставил к Безобразову своих людей, чтобы уж наверняка избежать несчастных случаев, я окончательно успокоился и-и-и-и…
И всё. Фух! Кажется, этот гнойник вот-вот окончательно прорвётся и скоро всё закончится. Задолбали меня уже все эти скандалы-интриги-расследования. Я же, блин, повар, а не детектив! И слава тебе яйцы, вернусь к любимому делу уже завтра, потому что сегодняшнее заседание официально объявлено последним.
Высидел я его кое-как, но всё-таки высидел. Час икс наконец-то настал и теперь на моих глазах вершилась история. Судья, — та самая Лариса Тимуровна, — в последний раз выслушала обе стороны и попросила тишину. Постучала молоточком, встала с места, выдержала театральную паузу и сказала:
— Суд готов объявить о своём решении…
Уф-уф-уф… Ну что, Василий Викторович? Готов стать графом? Да? Да-а-а-а!
— Василий Викторович Канеллони официально признаётся бастардом покойного графа Виктора Степановича Орлова и наследует полагающийся ему по закону процент от имущества рода Орловых, а именно теплоход «Ржевский»…
Секундочку… что⁈