Ментальная кухня – 3

Глава 14

Александра Александровна не сразу вспомнила кто я такой и откуда у меня её номер, однако сбрасывать вызов не стала. Дала шанс, постепенно втянулась и:

— Я думаю, это будет замечательно!

Осталась от моего предложения в полном восторге. Устраивать круиз полностью в её честь мы не стали, потому что… что это вообще значит? Круиз в честь кого-то? Звучит, как бред. Но пообещать сделать её главной звездой и эдакой хозяйкой праздника — почему бы и нет? Вполне себе посильно.

Я на грядущей ярмарке тщеславия рассчитываю заработать и заодно засветиться в высших кругах в качестве ресторатора, а вот всё остальное меня не интересует. Пусть актрисулька забирает все лавры себе. Пусть прокатится нахаляву в лучшей из кают, — это было основой предложения, — каждый вечер устраивает бенефисы, читает стихи, отыгрывает на потеху публике камень, жёлтый цвет или чего они там в актёрских школах отыгрывают.

Главное, что у неё есть связи. А ещё, что на её имя люди обязательно пойдут. Психология, мать её ети. Василию Викторовичу Каннеллони пока что доверия никакого, потому что он ноунейм… ну… одно время шумно судившийся с графиней ноунейм, но всё же. Кто про мой пляж слышал в Питере? Правильно! Никто.

Но с рекомендациями Дадариной всё заиграет совсем иначе. Плюс старинный теплоход, переоборудованный из парохода, да ещё и с богатой историей в довесок. Шанс прикоснуться к прошлому Империи, все дела. Но есть один момент…

— Я правильно понимаю, что это будет гастротур? — спросила Саша.

— Ну конечно! Будем удивлять. Завтрак, обед и ужин по шеф-сету. Всё интуитивно, всё из головы и всё по велению музы.

— И вы снова будете готовить из аномальных продуктов?

— Всенепременно, — ответил я и лишь спустя долю секунды понял, на что именно подписался.

— Отлично! Я передам всем знакомым, что такой шанс просто невозможно упустить! Я ведь и так расхваливаю вас при каждом удобном случае! — тут на заднем фоне появился товарищ режиссёр в полинялой кепке и позвал Дадарину вернуться обратно в кадр. — Простите! Всё, мне пора! — сказала она и отключилась от конференции.

— Кхм-кхм, — прокашлялась Стася Витальевна.

— Знаю-знаю…

У меня аж голова разболелась. Опять, мать его так, искать аномальщину! Опять эти танцы с бубном! Заначка, что осталась от ужина у Волконского сгорела вместе с катером…

А даже если бы и не сгорела! Еремей Львович уверил, что в лучшие свои времена «Ржевский» принимал на борт триста человек. Счастливое число тракториста, ага. А маршрут Петербург-Астрахань-Петербург, который мы уже пообещали Дадариной, с учётом остановок будет проходиться за месяц с небольшим.

Калькуляция страшная! Тридцать с хреном дней на три приёма пищи, да ещё как минимум на три позиции за раз. При этом повторяться нельзя, ведь слово «гастротур» уже прозвучало. И что же получается? ДВЕСТИ СЕМЬДЕСЯТ БЛЮД⁈ Да тут же тонны хрючева понадобятся!

— О-хо-хо-хо-хо, — я аж ладонью глаза прикрыл.

— Слово не воробей, Вась, — прокомментировала Стася.

— Смею заметить, что ничто кроме воробья не воробей, — подключился к обсуждению Солнцев. — И ещё хотел бы уточнить… а в чём, собственно говоря, проблема? Не понимаю, если честно.

— Вась, давай переиграем, пока не поздно? — проигнорировала его вопрос Малыгина. — Зачем ты вообще вцепился в эту Астрахань? Что тебе там так сдалось? Давай пробный круиз между столицами устроим?

Стася-Стася. Искусительница. Предложение логичное, но предполагает прогулку по пути наименьшего сопротивления. Слабость манит. Слабость зовёт к себе в объятия, и как же хочется ей поддаться, но…

Ну-ка стоп, нахер! Собраться!

— Не-а, — ответил я. — Не пойдёт. Дебет с кредитом не сойдётся, мы ведь это уже обсуждали.

Объясняю: чем дольше круиз, тем дороже его можно продать. И это весьма кстати, потому что собственных денег у нас нет. Ни на продукты, ни на что. Внутреннее убранство «Ржевского» до сих исполнено в стиле то ли бомжацкого минимализма, а то ли позднего постапокалипсиса. И исправлять такое положение дел я собирался как раз на предоплату пассажиров.

То есть заранее собрать со всех денюжку, остановиться в Питере, привести теплоход в порядок и отчалить. В лучшем случае чего-нибудь заработать, а в худшем выйти в ноль и наработать опыт. Но зато потом… пото-о-о-ом! Сесть, подумать, учесть все косяки и пустить второй круиз в плюс.

Причём в плюс охренительных размеров! Тут речь о десятках миллионов идёт, если я всё правильно просчитал. Но чтобы всё срослось сейчас нам действительно нужно плыть далеко.

Да! Сперва у меня проскочила мысль предложить Маргарите Сидельцевой войти в долю в качестве соучредителя. Отщипнуть денежек из воровского общака, сделать всё красиво и заработать сразу же. Но… во-первых, что-то у меня с соучредосами не ладится. А во-вторых, Погоняло уже связался с питерскими и закинул им удочку. И те, насколько я понял, заинтересовались. А это сейчас главней всего, от этого наша жизнь зависит.

Так что заднюю давать нельзя.

— Взял мяч — х***ь! — сказал я. — Делаем всё, как задумали изначально, а с аномальщиной я что-нибудь придумаю. Итого: вы с Яков Санычем пока что готовьте юридическое сопровождение, закажите дорого-богатый лендинг, напишите вкусную презентацию и запускайте продажи как можно скорее. А мы через недельку, если ничего не произойдёт, доберёмся до Петербурга и начнём подготовку. Всем всё ясно?

— Как скажешь, Вась.

Ну конечно, как скажу. Это ведь моё имя сейчас на кону.

— Ладно, — сказал я. — Держите в курсе и до связи, — с тем и отключился.

Отключился, чуть переварил новую реальность, а потом пошёл на палубу. Рядом с Пушкино мы стояли уже час с небольшим. Пришвартоваться опять не получилось, — слишком мелко, — и опять «Ржевский» болтался в нескольких десятках метров от причала.

Так что провизию нам доставляли на моторных лодках. В современном мире, где курьер спешит доставить даже одну несчастную порцию плова за двести с небольшим рублей, наш заказ для пушкинских супермаркетов оказался крупным оптом и жирным жиром. Работяги продавцов сгружали коробки с провизией на лодки местных рыбаков, те за свой интерес перевозили груз к «Ржевскому», а тут его уже принимали наши матросы.

Ну а за тем, чтобы всё прошло без косяков и нагибалова, следили Миша и Агафоныч. Оба сейчас стояли на пристани. Кудыбечь с квадратной головой и паром из ушей сверял целую стопку накладных с действительностью, а барон Ярышкин играл с котятами.

Видать, портовая кошка, — если, конечно, можно назвать эту утлую набережную «портом», — совсем недавно принесла приплод. А может быть даже не одна кошка. А может и не две. Не понимаю отсюда сколько там этих котят собралось, но явно больше десятка. Совсем ещё малыши; должно быть ещё в ногах путаются. Хитрый бомж-барон приманил их какой-то консервой, втёрся в доверие, и теперь тискал, тискал, тискал.

Прямо вот горстями сгребал пушистых, зарывался в них носом, обжимал и разве что не жонглировал…

«Всё Тыркве расскажу», — связался я с Агафонычем по мыслесвязи.

«Ой, отстань».

«Ты же не собираешься тащить их на теплоход?»

«Не собираюсь», — коротко и, как мне кажется, вполне честно ответил Ярышкин. — «Но треской печени на пару дней обеспечу, тут уж не обессудь. Слишком уж они милые».

Да и хрен с ним. От нас не убудет. И кстати… насчёт печени трески. Закупиться посудой, сковородками, кастрюлями и всяким таким прочим было несложно. А вот холодильников у нас на борту как не было, так и нет. Зачем покупать домашние бытовые холодосы, чтобы потом их продавать? Нам ведь профессиональное оборудование нужно. Камеры, да плюс мини-бары по каютам.

Так вот… к чему это я и причём тут печень? А всё к тому, что наш рацион на ближайшие дни в основном состоял из консервов, круп, макарон и прочей непортящейся снеди. Как-нибудь переживём, ничего страшного.

Зато с гигиеной и водой почти наладилось! В свою бытность единственным членом экипажа «Ржевского», Еремей Львович мылся либо при помощи вёдер, тазиков и такой-то матери, либо оставлял вместо себя Катю и быстренько бегал до дома. Заполнять цистерны для одного себя ему было ни к чему.

Но боцман Петя, — золотой человек, вот чесслово, — уже чекнул всю систему. Проверил работу насоса, выкинул шланг за борт, накачал речной воды, прогрел её в бойлерах и уже даже почти пролил всю застоявшуюся в трубах ржавчину. Обещал к прибытию в Рыбинск прочистить всё окончательно и уже там набрать то, в чём действительно можно мыться.

Так что сегодня ещё чутка повоняем, а там и заживём как люди. В перспективе, конечно, было бы круто переоборудовать замкнутую систему водоснабжения на проточную. Ведь аристо, которых мы собираемся катать, явно любят водные процедуры и в пути это будет нас задерживать — тут набери, там набери. Но всему своё время.

— Василий Викторович, а вино куда складывать? — подошёл ко мне один из матросов с двумя коробками в руках.

— Давай, наверное, на склад.

— А где у нас склад?

— Пойдём, покажу.

Забрав у парня одну из коробок, я повёл его внутрь «Ржевского». От входа с нижней палубы и сразу направо, к двери напротив бронированной каюты. И в этот же самый момент:

— Уа-а-а-а-а! — сладко зевая, из бывшего золотохранилища вылез Таранов.

Вот оно как. А я и не знал, что немец с нами плывёт. Пригрелся тут по ходу, проспал отплытие и вообще не в курсе происходящего вокруг. Сейчас Ваня был одет в белую пижаму и колпак для сна, — ему бы ещё свечу на блюдце, и можно смело в диснеевских мультиках сниматься.

— О, Фасилий! — резко оживился он, едва завидев меня. — Ты таше не предстфляешь, што за сон мне сефодня снился!

— Эротический? — предположил я.

— Нихт! Пророщеский! У меня такое пыфает! — Таранов задумался. — Пыть может, прабабка федьма финовата? Не фашно! Слушай!

Ване приснилось, что он таки исполнил своё высшее предназначение на этой грешной земле и сварил пиво, которое покорило весь мир. Причём не абы что; не какой-нибудь летний ссаноподобный лагер, а томатный гозе…

— … но не опычный! Из аномальнофо сырья! О-о-о-о! Их бин плат, Фасилий, он лечил потун!

— Чо лечил?

— Потун!

— Чо?

— А-а-а-а-ай! — разозлился Ваня. — Ферфхлюхтер катцен яммер! Как это пудет по-руссиш⁈ Прастничный откат! Блювовочка! Болезнь перепела!

— Похмелье, что ли?

— Та! — Таранов подпрыгнул от радости и захлопал в ладоши. — Похмелье! Тощно! А вкус у нефо! М-м-м-м! Фантастиш, Фасилий! Претставь себе…

Ох, ядрёна мать. Таранову бы ремарки для меню писать, уж до того вкусно рассказывает. Короче… во-первых, по задумке Таранова в его гозе добавлялся не томатный сок, а водичка из-под овощного салата. Вот эта вкуснющая подсоленная вьюшка, за право макнуть в которую хлебушек порой сражается вся семья. И чтоб томат, и укропный дух, и кинзяшная свежесть, и нотка кунжута где-то вдалеке. Это во-первых. А во-вторых, в чудо-пивас Таранова по идее шёл рассол из-под фаршированных анчоусом оливок.

И вот тут невольно поверишь в дар ясновидения…

— О! — вскрикнул Ваня, когда один из матросов потащил мимо нас коробку как раз с такими вот оливками. — Фот с этими!

Согласен, что на слух оно, может быть, очень не-очень. Но я вполне живо представил себе вкус подобного пойла и у меня реально брызнула слюна. С похмелья навернуть баночку чего-то подобного было бы весьма недурственно. Прямо вот в три глотка. Гык-гык-гык.

А уж если оно действительно бесследно лечит все симптомы бодуна, как это расписал Таранов, то цены такому пиву не будет. Озолотимся, блин, и никаких ресторанов не надо.

— Ну ты занимайся, — похлопал я Ваньку по плечу. — Дерзай там, стремись, старайся. Если что-то понадобится, сразу говори.

— Нушны аномальные томаты!

Так… ещё одно совпадение; не прошло и часа с тех пор, как я согласился на аномальный гастротур. Таранов реально экстрасенс что ли?

— Я попробую достать, — пообещал я, а затем в общих чертах рассказал Ване про наше вынужденное путешествие и предполагаемый круиз. Настроение у немца стало ещё лучше; глазки загорелись, ручки зачесались. Вот уж кому точно хорошо живётся на борту «Ржевского»…

— Последняя! — крикнул снизу рыбачок и кинул боцману Пете коробку с персиками в сиропе. — Всё!

А следующая лодка уже везла от пристани Агафоныча с Мишей. К моему немалому удивлению, безо всяких котят. Часть матросов складировала припасы, часть растаскивала по каютам раскладушки, а баб Зоя с Настей Кудыбечь подрядились заправить бельё аж на весь экипаж. А судя по урчанию старенького дизеля, Еремей Львович был готов отчалить в любую минуту.

— Вась, ты только не злись, — едва поднявшись на борт, первым же делом сказал Мишаня.

Ну и как после такого сразу же не напрячься?

— В мебельном была акция два плюс один. Мы с этим уродом на телефоне друг друга неправильно поняли, и теперь у нас есть двадцать лишних раскладушек. Отменять было бы долго, а мы вроде как спешим.

Ну и как после такого сразу же не выдохнуть? Велика беда. По сравнению с Сидельцевым и прочими грядущими злоключения, это вообще не стоит внимания.

— Да брось ты, — отмахнулся я. — Давай лучше перекидывайся в китель и погнали готовить, пока команда не взбунтовалась. Кстати, а где кителя?

— Где-то, — пожал плечами Мишаня. — Ты же принимал, тебе виднее.

Долго спецодежду искать не пришлось. Несколько чистеньких беленьких поварских курток лежали в коробке с вафельным полотенцем и прочей бытовой химией. Тут же на складе мы цепанули продукты, подняли их на камбуз и начали переодеваться.

Я переоделся.

Кудыбечь переоделся.

А вот на Гио китель сходиться отказался наотрез. Да и та одежда, которую мы заказали ему в Пушкино, тоже не пришлась впору. Ну большой мальчишка вымахал, ну чо теперь с ним делать?

Футболка игриво приоткрывала волосатый грузинский пупок, шорты даром что застёгнутые заканчивались сильно выше колена, и Гио в этом своём амплуа производил стойкое впечатление великовозрастного дебила. Ему бы ещё кепку с пропеллером и круглый разноцветный леденец в руку. Никто из матросов даже близко не походил на него комплекцией, у «сухопутных» с собой запасных вещей не было, и пришлось бабе Зое шить для человека-грузина тунику из простыней. Благо ещё, что у Буревого на бортике был припрятан швейный набор.

— Апполон, — прокомментировал Мишаня явление Пацации на кухню. — Давай, вставай, херачь капусту…

Капуста с морковкой шла на витаминный салат. На первое мы наварили жирный рассольник с перловкой, а на горячее нынче был рис с жареным бедром индейки, — мясо мы всё-таки взяли, но на раз, чтобы сожрать его пока не пропало.

Просто, короче говоря, без изысков.

Да, велик был соблазн сделать из индюхи шашлык, но Еремей Львович строго-настрого запретил разводить на борту теплохода открытый огонь. По итогу ужин был готов где-то на полпути к Дубне, останавливаться в которой мы не собирались. Накормили экипаж, поели сами и на сытый желудок все тревоги дня как будто бы немного отлегли.

— Хорошо, — констатировал факт Мишаня.

А дальше что? А дальше общим собранием было принято решение немного выпить. А тут ещё и вечереть начало, так что душа запросила. На небе зажглись яркие загородные звёзды, мимо по берегу проплывали тоскливо-милые деревушки, ещё и Миша со своей гитарой…

Ну и вот. Устроились мы, конечно же, на палубе. На самом носу «Ржевского», на «запасных» раскладушках. Еремей Львович с внучкой и та часть команды, которая сегодня ночью была не при делах, конечно же, присоединились.

И хорошо так стало. И так душевно. Не попойка, а именно что посиделки. Квартирник эдакий. Точнее теплоходник. Гитара по кругу, вино без перебора, речные байки, анекдоты, смех. На холостом ходу, «Ржевский» шёл по течению сквозь неподвижный тёплый воздух и низко-расстеленный туман. А ещё, — внезапно! — через целые орды светлячков. Я и не знал, что их в нашей полосе может быть так много.

И волшебство какое-то вокруг витало. Не магия, — пыщ-пыщ, — и не мана эта задротская, а именно что волшебство. Настоящее. Дедморозовое какое-то; навзрыд детское.

— Не новое, а заново, — улыбаясь самой себе с закрытыми глазами, пропела Настя Кудыбечь.

— Один и об одном, — вторил ей тихий разговорный бас мужа.

— Дорога — мой дом, и для любви…

Воздух даже не думал холодать, однако много кто уже вытащил на палубу одеяла. Для уюта, так сказать; вместо пледов. Под одним из таких одеял сидели и мы с Буревой. Кареглазка сама пришла ко мне, и сама прижалась, молчаливо зафиксировав начало отношений. И хорошо. После сюрреалистичного свидания, дубль два вышел просто сказочным. Как надо. Такое на всю жизнь запомнится, уверен.

На соседней раскладушке, слушая пение родителей, клевали носом Ярик, Ростик и Славик. То слева от нас. А справа тем временем расположились Гио с Ритой и Агафоныч.

— Прольются все слова, как дождь, — подвыл Гио со слезами на глазах и сгрёб обоих в могучие шерстяные объятия. — И там, где ты меня не ждёшь…

Рита, понятное дело, прижалась к своему мужику. А вот Ярышкин сперва чуть посопротивлялся для приличия, но потом всё-таки уронил голову на волосатую грудь Пацации и тоже зашептал:

— Ночные ветры принесут тебе прохла-А-ду…

Час? Два? Да хер его знает сколько времени прошло. Никто его сейчас не считал, никому это было не нужно. Ну а потом случился первый поцелуй. Стоя напротив, мы с Катей долго улыбались друг другу, но в конечном итоге всё же разошлись по каютам. Негласно решили закрепить сказочность сказки ещё хотя бы ненадолго.

Вино легло на треволнения дня самым седативным образом. Не опьянило, а именно что расслабило, так что я провалился в сон стоило мне лишь коснуться подушки. И несмотря ни на что, будущее виделось мне сплошь в ярких солнечных тонах. И верилось мне, что всё будет. А то, что будет — будет зашибись…

Дон-дон-дон-дон! — я аж с раскладушки подскочил. — Дон-дон-дон-дон!

Для коммуникации со встречными судами Буревой как правило использовал теплоходный гудок. Хриплый такой, будто старый морж с ангиной. Но вот конкретно сейчас почему-то звонила рында, а стало быть, это сигнал для своих.

— Кхм-кхм, — откашлявшись, я первым же делом высунулся в иллюминатор.

Ночь. Темнота. Где-то справа уходят в туман огни большого города. То ли Калязин прошли, а то ли Углич. Мимо по коридору, — двери-то у меня в каюте нет, — молча промчались два матроса. Ещё один мелькнул в иллюминаторе. И если это не кипишь, то я не Вася Каннеллони. А кипишь в такой час не к добру.

Твою-то мать!

Неужели Сидельцев? Я-то думал, что после Дубны эта тварь до нас уже не дотянется, да только не тут-то было!

Дон-дон-дон-дон!

— С-с-с-сука, — наскоро одевшись, я выбежал из своей каюты и рванул наверх…