Глава 15

— Этого тоже сюда! — услышал я крик Буревого, поднимаясь на вторую палубу. — Давай-давай! Заходи к своему дружку, не стесняйся! А теперь не двигаться! Никому не двигаться, ** вашу мать! И даже не вздумайте ко мне приближаться!

Осилив лестницу и выскочив в коридор, я увидел, что Еремей Львович опять взялся за старое. Точнее, за багор. Именно им он назидательно колол воздух прямо перед собой и угрожал кому-то, кто сейчас находился в каюте.

Лазутчики? Неужели люди Сидельцева умудрились попасть на судно прямо на ходу? Такое реально возможно? Ач-чорт! Плохо! Но хорошо, что их уже обнаружили. Обнаружили и даже успели обезвредить, если я всё правильно понимаю.

— Оп! — внезапно меня бортанул плечом боцман Петя. — Извини! — и бегом промчался мимо, в сторону капитана.

Домчался и передал Еремею Львовичу из рук в руки какой-то предмет… какой-то… э-э-э… до боли похожий на электробритву. Или не похожий? Или это она и есть?

Вж-ж-ж-ж! — ну да, точно, триммер. Буревой проверил его на предмет зарядки, а потом всё так же угрожая багром присел на корточки.

— Я положу его здесь, — сказал он и действительно положил бритву на порог. — Подходите, берите, и даже не вздумайте выкинуть какой-нибудь фокус!

Ну тут уж и я наконец дошёл до каюты, а внутри…

— Еремей! — от возмущения Агафоныч аж ногой топнул. — Прекрати весь этот цирк немедленно! — пробуравил капитана взглядом, а потом: — Ай, блин, — запустил пальцы в волосы и начал остервенело чесаться.

Рядом с бароном стоял Гио. И тоже, к слову, чесался. Пока Агафоныч будто шелудивый пёс драл за ухом, человек-грузин до кучи ещё и мохнатую грудь пятернёй наяривал.

— О! — воскликнул Агафоныч, едва заприметив меня в пролёте. — Вася! Вась, скажи ему!

— Да, Василий Викторович! — парировал Буревой. — Скажи ИМ!

— Вась, да он одурел совсем! — подключился Гио. — Из ума выжил, чесслово!

А Еремей Львович тем временем:

— Эть! — ловко ухватил Тыркву, которая попыталась пробежать мимо него к хозяину, и поднял рассол-терьершу на руки. — Не ходи к ним, собаченька. Не ходи, моя хорошая. Не нужно тебе туда…

— Да что тут происходит-то⁈ — не выдержал я.

Тут же из соседней каюты вышла баб Зоя. Причём почему-то со шваброй, с черенка которой свисало одеяло.

— О! Вась, и ты проснулся? А у нас тут вон чего творится.

— Стригущий лишай, — нахмурившись, сказал Буревой. — Судя по скорости инкубации аномальный. Страшная зараза. Лечится проще чем обычный, зато переносится быстрее. Если мы сейчас этих троих не обреем и не обольём с ног до головы уксусом, то к утру все будем ходить чесаться. А я в свою очередь буду обязан сообщить на берег об эпидемиологической ситуации на борту и нас ни один порт не примет. Образумь своих друзей, Василий Викторович. Пусть по доброй воле стригутся, иначе моей команде придётся применить силу…

— Н-да…

— Василий Викторович, ну ты же повар. Должен понимать, что к чему.

— Н-да-а-а-а…

«Ну что ты, бедолага?» — мысленно спросил я у Агафоныча. — «Натискался с котятами?»

«Вась, я волосы больше десяти лет растил! Я ими баб завлекаю, дескать, романтик и дохера тонкая натура! Я не буду бриться, вот хоть убей меня! Пойми по-человечьи, а⁈»

«А что, есть какие-то другие варианты?»

Больше сенсей мне ничего не отвечал. Лишь одарил грозным взглядом, да начал фырчать громче прежнего.

Так… как оказалось, спал я всего-ничего, — часа полтора от силы. А ещё, как оказалась, не вся команда разошлась спать после тусы на носу. Его благородие Владимир Агафонович недопил до желаемой кондиции, а потому разыскал на складе… простите, в трюме… разыскал, короче говоря, в трюме бутылочку водчеллы и баночку маринованных груздей, а затем пожаловал со всем этим добром на капитанский мостик. К Буревому. Решил устроить старческо-мужицкий тет-а-тет. Посидеть, иначе говоря, выпить и поговорить по душам.

И всё вроде бы шло как нельзя лучше, но по ходу разговора Ярышкин начал яростно чесаться.

Тут же всплыл эпизод с бездомными котятами. Тут же был поставлен диагноз. Тут же было проведено расследование на предмет того, кто ещё мог заразиться от нулевого пациента. И тут же матросы «Ржевского» ворвались в каюту к Маргарите Витальевне Сидельцевой. Спасли её буквально в последнюю секунду — заразный человек-грузин уже собирался начать распускать ручищи.

Почти всё постельное бельё, к которому прикасались лишайные уже было стащено в кучу на палубу, а сами бедолаги вот они — заперты в импровизированном лепрозории.

— Ребятки, ну ладно вам! — сказала баба Зоя, проходя мимо со шваброй. — Ну что теперь-то? Жизнь продолжается! Отрастут ваши волосы гуще прежних!

— Брейтесь! — рявкнул буревой и на манер пистолета пнул триммер вглубь каюты. — Я сказал «брейтесь»!

* * *

Вот никак не домотаться до этого лета; нету ни единой причины. Что весна выдалась на славу, что теперь день ото дня всё краше и лучше становится. С ночи ведь тепло! Рассвет едва забрезжил, чайки что-то орут в вышине, «Ржевский» взрезает искрящую воду. По правому борту лесная красотища, по левому так вообще — до самого горизонта гладь Рыбинского водохранилища. И свежо так, что аж голова кружится.

— Э-э-э-эээх! — потянулся я в могучем зевке.

Потянулся, отхлебнул ароматной кофеюхи и уже было собрался идти готовить завтрак, но решил немного задержаться. Ещё чутка покайфовать и поглазеть по сторонам. Тем более, у меня тут на палубе такая колоритная компания собралась.

Агафоныч просто потешный чудак. У него и раньше морда лица возвышенно-чувственная была, но вкупе со своим хвостом он походил скорее на какого-нибудь барда сиречь менестреля. Теперь же, — с лысиной, — ну вылитый, сука, сыроед с кружка кундалини.

А с Гио так вообще обоссаться можно! Ему же не только голову стричь пришлось, но и грудь, и плечи, и даже руки. Гладенький теперь везде, как младенчик. А в этой своей простыне вообще выглядит как грёбаный евнух на страже гарема. Или свирепый, сука, мавр. Или вообще порноактёр. У-у-у-уф… я его как первый раз увидел, думал уже не разогнусь. Вместо скручиваний на пресс наржался сегодня прямо вот от души.

Ещё и Рита удивила. В ней тоже произошли кое-какие преображения, но… нет! Бриться наголо в солидарность со своим мужиком она не стала, чай не сумасшедшая. Но почему она сегодня решила нацепить на себя целую кучу ювелирки.

Как цыганка, чесслово. Надела массивные золотые серьги, сразу три разномастных ожерелья и нацепила по кольцу на каждый палец, — а на некоторые даже не по одному. А хотя… может, это она общак на себе таскает, чтобы уж наверняка не спёрли? Сумки сегодня в «золотохранилище» Таранова перетащили, так что вполне может быть. И может быть, весь этот её обвес стоит в разы дороже налички из сумок? Насчёт взрывных экспериментов Иогана Михайловича я её предупредил и несколько раз проверил, что меня поняли. Но пока цех не работает всё равно решили оставить деньги там.

— Ладно, — хлопнул я человека-грузина по плечу. — Работа не ждёт. Погнали…

Обещали экипажу трёхразовое питание, значит за базар нужно отвечать. Сегодня отделаемся легко: глазунью пережарим, консервированную ветчину по тарелочкам разложим и хлебушка из запасов раздадим. А на каши потом, чуть позже перейдём. Когда остановок долго не будет.

И к слову, об остановках.

В Рыбинске придётся задержаться на несколько часов, а то и до вечера. Из Мытищ мы уплывали впопыхах, — я бы даже применил к этому действу термин «упёрдывали», — а потому никто не был толком готов. С провизией мы как-то справились — это да. А вот личных вещей не было ни у кого. Ни запасной одежды, ни той же, элементарно, зубной щётки.

Так что на стоянке весь экипаж пойдёт шопиться. Своих я уж как-нибудь сам обеспечу, а вот морякам… речникам? Короче, команде Буревого я сегодня решил выдать аванс. Только Еремей Львович предупредил быть осторожней. Слушок по «Ржевскому» прошёл, что часть матросов хочет выйти и больше не войти.

Претензий — ноль! Какие-то драки оборотней, какие-то бандюки, блин, пожары, погони, условия проживания опять же. Ну не подписывались люди на такое и если часть вдруг уйдёт, то я не буду в обиде. Но и кинуть меня на деньги, отработав всего пару дней, не разрешу.

Как не разрешу? Ой! Не смешите менталиста. Я же их всех насквозь вижу… отпущу с зарплатой за два дня плюс стоимость билета до Москвы. Пускай там потом думают себе, что хотят.

— Приятного аппетита, ребят! — мы с Гио вынесли последние порции завтрака в зал-ресторан. — Налегайте-налегайте, обед нескоро будет!

И в тот же самый момент «Ржевский» загудел. Где-то впереди появился Рыбинский шлюз. Ещё немного и будем на месте…

* * *

Ну слава тебе яйцы! Хоть где-то удалось нормально причалить, и не изобретать способа сойти на берег. По нормальному, блин, человеческому трапу мы сошли прямо в город и тут же оказались на длиннющей красивой набережной. Кованая оградка, скамейки, зелень, свежий асфальт. Разве что велосипедные дорожки не размечены, но так это я так… брюзжу. По-московски бешусь с жиру.

А на самом-то деле хорошо, блин!

Красота!

И мост красивый где-то вдали, и трёхэтажные дома в купеческом стиле на первой линии, и сама набережная. А идёт она, если я ничего не путаю, через весь город. Вот только город покамест спит. Солнце едва над горизонтом показалось, прохожих нет, автомобильный трафик тоже молчит.

— Мы по делам, — сказал Мишаня и повёл за собой жену вместе с сонными сыновьями; куда-то прочь от Волги, со знанием дела, уверенно так.

Ну по делам, так по делам. В голову к «своим» я лазать зарекался, так что пускай шуруют раз надо. Матросы тоже разбрелись кто куда. Пятеро ушли окончательно, остальные, — сорян за тавтологию, — остались. Статистика не плохая. Статистика мне нравится. Стало быть, остальные двадцать пять членов экипажа достаточно отбиты на голову, чтобы продолжать плавание после всего того, что видели. А с такими людьми теперь хоть куда.

Приятно, блин.

Баб Зоя уже делала фотографии для чата подъезда, Байболотовы в нерешительности глазели по сторонам, а Ваня Таранов искал в телефоне контакты местных пивоварен. За время стоянки я пообещал ему купить для цеха «хоть што-нипуть», если он это «што-нипуть» найдёт самостоятельно. Может и правда чудодейственный гозе сварит?

Ладно…

Так! Эти там, те здесь, Катя с дедом и боцманом мозгуют дальнейший маршрут, мадам Сидельцева со своими парнями уехала в ближайший травмпункт подлатать Диетолога, а вот лысое братство сходить на берег отказалось. Федула губу надула. Разобиделись, бедолаги, на весь мир, и сказали, что всё необходимое закажут доставкой к теплоходу.

Их право! Заставлять никого не собираюсь. Я же планирую подождать открытия первых магазинов и сделать всё по-человечески.

— Ба, мож прогуляемся пока? — спросил я.

— Не-не, Вась, — отказалась бабушка, глядя в телефон. — Ты иди, мне тут пишут.

— Пацаны? — обратился я к Байболотовым.

— Ну… Пойдём, — пожал плечами Мансур. — Веди, братан, мы тут впервые.

Выбрав направление, мы с братьями-казахами двинули в сторону моста. Решили, что с него с него наверняка красивые виды открываются и пошли. Так вот… шли мы, значит, шли, и тут вдруг пришли. Прямо посередь набережной, на ковриках для йоги, так что не объехать и не обойти, восседала целая толпа барышень.

Разных барышень, очень разных. Были тут и реальные фитоняши, и барышни за сорок, и совсем уж почтенные матроны. В большинстве своём толстенькие, — пышечки такие, — но все как одна одухотворённые. Сидели в позе лотоса, подставив лицо первым лучам солнца, и чего-то мычали на своём, медитативном.

А прямо перед ними стоял хрен в лосинах. В обтяжечку прям, так что весь срам по контуру виден. А ещё в розовой майке, куче фенечек на руках и с хвостом, — как у Агафоныча до недавних пор. Гуру, стало быть.

И вот…

Не знаю, кой-чёрт меня дёрнул, но решил я этого гуру менталкой просканировать.


Вжух!

Пары фритюра бьют в лицо. Ноги от усталости уже каменные, руки обожжены и тоска такая на душе из-за того, что завтра платёж по кредитам, а зарплату задерживают уже вторую неделю. Ядрёныть! Так мы же коллеги! Повар же!

Вжух!

Самое яркое воспоминание Матвея, — так звали мужика. Вот прямо самое-самое яркое, ярче детских:

— Отпустии-и-и-и-и-и! — поёт он, врываясь в кабинет директора с ноги. — И забу-у-у-удь! И не будет больше слё-ё-ё-ёз! — и кидает ему на стол заявление об увольнении. — Ни-ба-юсь я ничо уже-е-е-е-Э-э! Пусть, б***ь, чо-то-та-а-а-а-ам! Холод всегда мне был по душе, — заканчивает он, пьяненько хихикает и спустя несколько минут уходит с кухни навсегда.

Вжух!

Первые шаги в качестве духовного гуру. Матвей тщательно шерстит сеть, смотрит что сейчас модно и что «хавает пипл». Выписывает себе в тетрадочку основные понятия, покупает лосины, придумывает сценический образ. Отныне он не Матвей, а Мэтью.

Вжух!

Шаг за шагом, год за годом, Мэтью собирает в Рыбинске свою паству. Стоит отдать мужику должное, делом он занялся весьма безобидным. Не сектант. Не жигало. Не отморозок, чтобы травить своих «учениц» БАДами сомнительного происхождения. Так чисто, отдушина для тех, кто сам хочет обмануться.

Вжух!

Дорогой гостиничный номер. Синий Матвейка хохочет и делает «шёлкового ангела», — это как снежный, только на шёлковых простынях вместо снега. В каждой руке у него по пистолету для денег. Купюры летят к потолку, а затем осыпают Мэтью.

Вжух!

А вот тут начинается беда… все основные и бОльшая часть неосновных потребностей закрыты. Некоторые люди в таких условиях предпочитают жить и радоваться. Хобби себе находят какое-нибудь или прут дальше чисто из интереса — посмотреть, как высоко можно подняться? А вот другие сходят с ума.

Как товарищ Мэтью, например. Скука, деньги, просаженая к чёртовой матери дофаминовая толерантность и отсутствие адекватного круга общения сделали своё дело и постепенно он пришёл к эзотерике. Про само существование эзотерики в мире, где каждый второй владеет магией, размышлять можно долго… наверное. Но как по мне — это косяк всех человеков, которые всегда и везде хотят быть Особенными, Избранными и вот-это-вот-всё…

Короче! Эта падла в лосинах на полном серьёзе планировала создать секту последнего дня имени себя любимого. Собрать наложниц, уйти в подземелье и сойти с ума окончательно…

Вжух!


Надо бы отрезвить человечка. Кхм… план созрел моментально. Причём это был план из того рода планов, которые приходят в голову сразу и целиком. Звёзды так сошлись, и даже додумывать ничего не нужно.

Во-первых, я вычеркнул из памяти Мэтью всю эту хрень про секту. Да, смело и можно даже сказать «грубо». Но мы здесь всё-таки проездом, так что можно творить бардак и не скупиться на использование своего дара. Так… Во-вторых, на вершине топа мыслестрочек я будто бы гвоздями приколотил мысль о том, что пора бы уважаемому Мэтью жениться и завести детей. Погодок. Пятерых. Если сдюжит, то у него тупо не останется времени думать о вечном и страдать хернёй.

Ну и в-третьих… доброе дело я походя сделал. Излечил лидера секты от самого себя и спас его последовательниц. Так что теперь нужно и о себе подумать. Чего до Питера порожняком ехать, если можно по-лёгкому срубить бабла? При этом не делая никому ничего плохо, а даже наоборот.

— Говори по-китайски, — шепнул я Ержану.

— Чо?

— По-китайски говорю говори.

— Говоришь говорю говоря… чо?

— Хунь-суан-ча-а-а-ай! — старший Байболотов оказался посмышлёней. — Суши-арига-то-о-о!

— А, — догнал Ержан и тоже присоединился к кривляньям. — Чин-чан-чун! Мама-мыла-раму!

— Громче…

— Мама-мыла-чай-хунь-чо-о-ой!

— Ой, — одна из сдобных барышень в лосинах резко открыла глаза. — Прошу прощения, молодые люди, разрешите поинтересоваться.

— Да-да, мадам, — улыбнулся я, чуть замедлив шаг.

— Вы из Китая?

— Эти господа из Китая, — кивнул я на Байболотовых. — А ваш покорный слуга всего лишь переводчик.

— Как здорово! — не без кряхтения, женщина высвободилась из лотоса и поднялась с коврика.

Мэтью напрягся так, будто ему чищенный корень имбиря в задницу вставили. Но сказать что-то поперёк явно ссыковал. На нём-то розовая маечка, а мы… ну… выглядим как те, кто может сломать хлебало человеку в розовой маечке, причём именно что за розовую маечку.

— Мы с мужем очень любим китайскую культуру! — продолжила барышня. — Позвольте представиться, Карина Семёновна Губарева, баронесса.

— Очень приятно, Ваше благородие. Василий Каннеллони.

— Ох. А скажите, Василий, эти господа здесь в каком качестве? Туристы или по бизнесу?

Ты ж моя хорошая! Всю работу за меня сделала!

— Ни то и ни другое, — я окончательно остановился и теперь старался говорить как можно громче. — Господа Ер Жи и Ман Си — монахи из школы Шао-Линь. Прибыли в Российскую Империю, чтобы преисполниться мудрости великого духовного наставника Ярыш-Ага.

— Ох, — у барышни отлетели брови. — Шаолиньские монахи? Приехали сюда? Наставляться⁈

— А как же! Ярыш-Ага, — развёл я руками, мол, всё понятно.

— Впервые слышу.

— Уверен, что так оно и есть. В сети о нём стараются не писать. Великий мудрец, что путешествует по нашей необъятной Родине на теплоходе. Вот он, кстати! — я указал на нос «Ржевского». — Вон, видите⁈ Вон стоит Ярыш-Ага, а рядом его верный апостол…

Да, при этих словах Агафоныч смачно харкнул за борт, но первое впечатление уже было произведено. Впечатление от самого барона Ярышкина и огромного грузинского охранника гарема в простыне. Ну колоритно же! Ну здорово!

— Кстати! В Рыбинске мы забираем несколько человек на…

Духовный, сука, ретрит! Ах-ха-ха-ха! Аскеза! Полная! Раскладушки, миска риса на день и обет молчания! Хотите с нами до Питера, девчат⁈ Будет весело, отвечаю!

— … в городе мы пробудем до вечера, так что думайте. Честь имею, — с тем я ещё раз поклонился барышням и перекошенному Мэтью, а затем мы с шаолиньскими монахами мерно двинулись прочь…

* * *

Время шло. Магазины открылись и за беготнёй по ним я как-то совершенно позабыл про утренний эпизод с духовным ретритом. Так что к звонку со скрытого номера я отнёсся очень и очень настороженно, — Сидельцев в отличии от Ярыш-Ага не покидал мою голову ни на минуту.

— Алло, — ответил я, одновременно показывая большой палец очередному наряду вышедшей из примерочной баб Зои. — Слушаю вас.

— Василий Каннеллони, — заговорил со мной грубый мужской голос. — Это ты?

— Это я. А вы…

— Губарев моя фамилия. Его Благородие барон Губарев. Понимаешь, почему я тебе звоню?

— По правде говоря не совсем.

— Скажи-ка, дружок, это ты с моей женой сегодня утром общался?

Так…

Технически, до теплохода мы доберёмся быстро, и даже такси брать не придётся. Правда… вот уж не ожидал я, что даже на этой стоянке умудрюсь вляпаться так, что придётся спасаться бегством. Мэтью! Падла! Неужели обиделся⁈

— Бабуль, быстрее, — прошептал я, прикрыв телефон ладонью. — Пожалуйста, — а голос в трубке тем временем уже перешёл на рёв:

— Это ты решил увезти мою жену хер знает на чём, хер знает куда и хер знает насколько?

— Да, — сказал я, на самом деле отвечая на вопрос Баб Зои о том-де, идёт ей платье или не идёт, но-о-о… вышло так, как вышло.

На какой-то момент в трубке воцарилась тишина, а затем:

— Золотой ты человек, Василий Каннеллони! — рассмеялся барон Губарев. — Скажи, куда и сколько перевести…

Загрузка...