В Пруссии
Дарья Добрынина стояла на террасе, окидывая её ледяным взглядом. Её синие глаза устремились на грузчиков, которые должны были доставить заказанные ею вазы.
— Где мои вазы? — голос Дарьи звенел, как натянутая струна, смешивая капризность с угрозой.
Два мужика в серых мятых костюмах и болотного цвета сапогах переглянулись между собой.
— Вазы? Тут, графиня, небольшая загвоздка вышла, — ответил один из них.
Дарья топнула каблуком и потребовала немедленно распаковать груз. Она отказывалась подписывать акт приёма, пока не проверит содержимое, ведь в прошлый раз ей подсунули совсем не то.
Грузчики со вздохом перевернули коробку, и на пол с грохотом высыпались сверкающие бирюзой и золотом осколки.
— ЭТО ЧТО⁈ — Дарья отпрянула, впиваясь ногтями в дверной косяк.
— Ваши вазы, — буркнул второй грузчик, разглядывая потолок. — В пути, видать, потрепались.
Графиня лихорадочно выдернула из сумочки пачку купюр, разорвала их в клочья и швырнула в лица грузчиков.
— Получайте тогда свою оплату за такую доставку! — прошипела она. — И чтоб духу вашего здесь не было!
Позади раздался голос мужа Валерия, который жевал зубочистку, прислонившись к дверному проёму.
— Вот куда деньги уплывают, — заметил он. — Теперь ясно, почему многие курьеры нас в чёрный список внесли.
— Солнышко! Эти просто криворукие… — начала оправдываться Дарья.
Но Валерий перебил её:
— А зачем тебе, вообще, вазы? Последний букет я тебе дарил, когда Мария в школу пошла.
Сзади донеслись приглушённые хрипы — грузчики давили смех ладонями.
— Вот именно! — Дарья вспыхнула, скинув с плеч норковую накидку. — Эти вазы для декора!
— Ты бы еще унитазы для декора купила, — Валерий махнул на нее рукой. — И без того есть куда деньги девать. Я считаю, что предметы должны служить по своему прямому назначению.
— О, тоже мне умник выискался! — графиня скривила губы. — А кто две недели спит в кабинете, а не со мной?
— Я постоянно занят работой, — муж резко схватил её за локоть. — Сейчас важнее — новости из Российской Империи. Ладно, пошли…
— Эй, а как же расчёт? — заныли грузчики, собирая клочья с пола.
Дарья, переступая порог, лихо вскинула руку с торчащим средним пальцем. Валерий фыркнул:
— Теперь ясно, откуда у Машки бунтарский ген. А ты всё «будь леди» ей твердишь!
— Отвяжись! — она дёрнула плечом, но шла рядом. — У меня нет никакого настроения с тобой разговаривать.
Однако граф знал, как вывести жену на разговор: достаточно было показать ей последние новости из Российской Империи, которые она ещё не видела. Именно это он и хотел обсудить с ней.
Усадив Дарью на кожаный диван в гостиной, он начал пролистывать ленту новостей на планшете, показывая ей несколько видео. Он заметил, как её лицо изменилось: она побледнела, рот открылся от удивления, словно ей не хватало воздуха, а глаза расширились.
Он понимал, как она отреагирует: всё-таки она любила сына. Он тоже любил его, но гораздо меньше, чем она, и не мог простить многих вещей. Валерий был тем человеком, который не терпел непослушания, а Добрыня слишком часто шёл против правил.
Из-за этого глава Рода начал испытывать обиду и на Марию: она стала вести себя не просто капризно, а почти так же, как её брат. Но Мария — это другое… Она — будущее их Рода: для неё всегда будут найдены поблажки. Но сейчас нужно было поговорить об этом с женой.
— Ты должна была узнать об этом как можно раньше, — сказал Валерий, положив руку ей на плечо. — Добрыня сам сделал свой выбор. Никто его не заставлял. Он обрел силу — это хорошо, но вот разумом так и не обзавёлся. Мы старались помочь ему и предложили неплохой вариант…
— Довольно! — резко прервала его Дарья, взмахнув рукой и сбросив с плеча руку мужа.
Пока она тревожно думала о своём сыне, граф продолжал тихим голосом объяснять ей, что после гибели Добрыни всё достанется Марии. Это было главное… Ей всё равно придётся выйти замуж за нужного их семье аристократа, чтобы тот мог считаться наследником.
— Дорогая, ты ведь понимаешь, что это конечная точка… Добрыню уже не спасти… — произнёс Валерий в конце. — Он был упрямым, и таков печальный исход — это его выбор. Никто не мог на это повлиять.
Слёзы хлынули по щекам Дарьи. У неё не осталось сил спорить с мужем; в этот момент она поняла: он прав. Их сыну уже ничем не помочь спастись от гибели.
При свете фонаря и ночной подсветки я разглядел гербы на плащах этих Одаренных придурков. Рода у всех разные, но вряд ли тут сливки общества — главы кланов обычно по телеку мелькают, а этих рож я в глаза не видел.
Выходит, мои враги наконец сплотились и отправили ко мне своих «сильных» родственников. Ну а чё — самим-то пачкаться в тюрьме не комильфо, верно?
— Я с ним разберусь! — самый храбрый из магов на вид шагнул вперёд, скинул капюшон и ухмыльнулся. — Пока он тут на коленях трясётся, с ним управится даже Лунный остроглаз!
Всё ясно: этот тип из Призывателей. У меня был такой Род в списке тоже. Он хлопнул ладонями, ляпнул три слова на древнем наречии — и вуаля: передо мной материализовалось «кровожадное существо».
Хотя если честно, оно выглядело милашкой: пушистый синий комочек с розовыми ушками-лопухами. Зубки — крохотные, но острые, как пилы. Такими за пару секунд до косточки обгладает.
— Мррраф? — промурлыкал остроглаз, игриво наклонив голову.
Из того, что я о нём слышал, главное — не давать подходить. Убивает со скоростью света. Я не стал ждать… Хлоп! — и лужа крови забрызгала сапоги Одаренных.
— Какого хрена твоя зверушка лопнула⁈ — рявкнул маг сбоку. — Ты, слабак, вообще что делаешь?
— Заткнись! — Призыватель бросил на него взгляд, от которого бы замёрзла лава. — Всё сделал по инструкции! Может, тварь что-то не то сожрала в своём измерении.
Я бы добавил: «Её грохнула гравитация», но эти дебилы всё равно не поверят.
— Пацаны, — зевнул я, почесав затылок, — я вообще-то спать собирался.
Рванул с места, чтобы схватить Призывателя за шею — и тут в меня полетело копьё изо льда. Увернулся, едва не свернув себе шею.
— Серьёзно? — фыркнул я, разглядывая ледышку, торчащую из стены. — Ты же сильный маг льда, а только копьями кидаться умеешь?
— А он прав, — засмеялись остальные, тыкая пальцами в мага льда.
Тот задумчиво почесал затылок и вздохнул, а затем из его руки вырвалась воронка из сверкающих сосулек.
— Да ну нахер! — вырвалось у меня, когда из воронки повалили солдатики.
Целая армия ледяных коротышек с острыми штыками. В детстве я был бы таким очень рад, но только если б они не пытались меня нашинковать.
Да, звучит по-дурацки — очковать от ледяных солдатиков, которых вроде как можно раздавить как виноград. Но не всё так просто. Во-первых, они живые, хоть и изо льда. Во-вторых, быстро бегают. В-третьих, камера уже забита ими под завязку, а их всё пуляет из магической воронки. Ещё минута — и они забьют всё под потолок. Так и задохнуться можно под их верещание: «Убить великана!». И да, главное: они были чертовски злющими.
— Убить великана! — запищал главарь в ледяной короне, размахивая саблей-сосулькой.
Я тут же расплющил его сапогом. И начался полный хаос… Мелкие твари лезли под рубаху, карабкались по спине, тыкали штыками, куда ни попадя. Главное: один гадёныш умудрился всадить штык мне в пятку, и я чуть не заорал от боли. Но хватит быть подушечкой для булавок. Врубил защиту — солдатиков начало плющить в блин. Я их пинал, швырял о стены, а их ледяные черепушки трескались, как ёлочные шары. Но солдат всё ещё было много, будто их клепают на конвейере. Тогда я решил ударить по источнику и разнёс воронку мага льда. Сосульки разлетелись на осколки, а вся ледяная мелочь рассыпалась в пыль.
— Кстати, парни, — отдышавшись, я зырнул на Одаренных, — я надеюсь вы с собой виски принесли? Потому что льда теперь на всех хватит.
Мои враги были в лёгком ауте: по их раскладам я должен уже умереть, а не сражаться. Им было сложно это понять, а мне уже всё поднадоело.
— Ты так и не просёк до конца, что сейчас умрешь? — спросил у меня самый длинный из них. — Успей попрощаться со своими мыслями о прошлом, потому что твой путь окончен.
Он оказался магом крови. Как я понял? Всё просто: у меня из глаз хлынула кровь. Затопил все мои руны своим Даром и обошёл их.
— Знаете… — пока кровь текла по моим щекам, я злобно рассмеялся. — А с меня хватит! Живыми из вас отсюда никто не свалит… Паркур! Погнали!
Разогнав своё тело и разбежавшись, я подпрыгнул и мощно вмазал одной ногой по стене. Все пялились на меня, а я с любопытством наблюдал, как ничего не произошло: стены здесь мастерили на совесть. Но трещина всё же пошла потом и довольно шустро. Она пошла вверх. И как оказалось потолки в камерах сильно уступают стенам. Большой бетонный пласт отвалился сверху и расплющил Одаренного Крови. Теперь он больше смахивал на мага Крови — пусть только внешне. Однако долой черный юморок: в следующую секунду кое-что поменялось.
Мои враги, перестраховываясь, активировали ещё один уровень защиты. Меня тут же припечатало к полу, будто на меня навалилась многотонная плита. Руки и ноги словно приклеились намертво. Короче, эта система использовала гравитацию, чтобы распластать меня по полу. Мы с ней прям напарники!
— Теперь мы тебя на ремни порежем! — оскалился маг льда, присев рядом на корточки и доставая кинжал. — Эту систему ты уже не обойдёшь.
Это было выше моих сил: я рассмеялся, а затем легко поднялся на ноги. Челюсти врагов отвисли. Утерев пот со лба, я сказал:
— Ой, мужики, с вами смешно! — но быстро стал серьезным. — Вы собрались удержать меня моей же стихией? — щёлкнув пальцами, я захлопнул железные двери за их спинами. — Это чтобы не сбежали, — пояснил я. — Я же сказал, живыми вам не уйти.
Выставив руки вперёд, я притянул двоих сразу. Схватив одного за ногу одной рукой, а второго — другой, я пару раз со всей дури шмякнул их об пол. Но сперва раскрутил для скорости. Сломав им хребты, я выпустил их из рук. Тут же из стен в меня полетели живые лианы. Они сковали меня полностью: руки, ноги. Но эту дичь я уже проходил, и даже не понял, чего всё так слабенько.
Но потом дошло: главный прикол был не в этом… Одарённый фанатик флоры выпустил передо мной здоровенный цветок, похожий на венерину мухоловку. У него была огромная пасть из лепестков, а еще он лязгал зубами. Его пасть склонилась надо мной, и тьма поглотила меня…
Позже
Сильные маги Москвы стояли полукругом, ожидая, когда плотоядный цветок растворит тело Добрынина в своей кислоте и выплюнет его череп.
— Слушайте, может, потом заедем в кафешку и поедим вместе? Отметим, так сказать, дело, ведь мы с вами больше не соберемся, — предложил Одаренный Воды. — Вы вроде мужики нормальные, а то мне сначала не хотелось идти сотрудничать с другими Родами.
— Я за! — поднял кто-то руку. — Нормальная идея: сегодня почти ничего не ел.
— Я тоже не против, но сначала надо довести все до конца и показать его останки на обозрение.
Еще кто-то вздохнул, и они продолжили ждать. Лепестки цветка продолжали пульсировать.
— А долго вообще ждать-то? — посмотрел на часы лысоголовый темный маг.
— Обычно все крайне быстро кончается: кислота очень сильная, — заверил всех Одаренный природник.
Но минуты шли за минутами, а обглоданная растением черепушка так и не появлялась. Однако перемены все же наступили: цветок стал рыгать, и создавалось впечатление, что его вот-вот вырвет.
— Это нормально? — нахмурился кто-то, указывая на плотоядное магическое растение.
— По правде говоря, не видел такого никогда, — смутился природник и напрягся.
В следующий миг все стихло, и маги насторожились, прислушиваясь. Цветок и вовсе перестал шевелиться. Эта неясность уже начинала выводить присутствующих из себя.
— Я… Я проверю, — рука у природника немного дрогнула, и он двинулся поближе к цветку, осторожно ступая.
И довольно быстро вздрогнул от неожиданно громкого звука: так мощно и протяжно рыгнуло растение. А Добрыня в этот момент, как только оно раскрыло свою пасть, вылетел из него, словно при помощи левитации.
Все это произошло крайне быстро, но пафосно. У Добрыни были скрещены руки на груди, а ноги расставлены на ширине плеч. Взлетев в таком виде вверх, он молниеносно откинул руки назад, как бы готовясь к прыжку. Его ноги согнулись в коленях, и он приземлился на одного из своих врагов. Но создавалось такое впечатление, что на того приземлился не человек, а как минимум самолет: Одаренный умер на месте с многочисленными переломами.
Кровь на полу и зловещая улыбка на лице Добрынина, на котором не было и следа от воздействия кислоты, не могли не шокировать. Один из магов даже, обхватив свою голову, завизжал при виде всего этого. А кто-то схватился за свое сердце и прислонился к стене, чтобы не упасть. Но это происходило только в первое мгновение… Одаренные были сильны и понимали, что их больше, да и основная их часть была далеко не из трусов. У самых смелых лица были невозмутимы… Почти…
— Хочешь играть по-крупному, Добрынин? — ухмыльнулся один из них. — Я тебе это устрою.
— Я только за! — согласился с ним Добрыня. — Только сначала кое-что прихвачу.
Добрыня протянул руку и притянул к себе гравитацией артефактный меч одного из врагов. И в тот же миг началась настоящая резня, сопровождаемая криками ужаса и боли.
Призыватель, один из магов, на всякий случай активировал свои защитные руны. Затем он призвал магического волколака-убийцу с горящими красными глазами, надеясь, что тот поможет одолеть разбушевавшегося Добрыню. Но испуганный оборотень, едва взглянув на кровавое побоище в камере, забился в угол и жалобно завыл. Между воем порой проскальзывали человеческие слова:
— Выпустите меня отсюда! А-о-у! Помогите! Я всего лишь мирный оборотень! А-о-у!
Призыватель совершенно охренел от подобной реакции. Ведь волколаки славились своей неудержимой агрессией и полным отсутствием страха. Если уж они брали след, то никогда не отступали. Но размышлять об этом времени не было. Да и вообще всем магам сейчас было не до трусливого оборотня. Схватка с Добрыней продолжала бушевать во всю силу, требуя полной концентрации.
Дворец Императора
Глеб Михайлович, раскрасневшийся от быстрого бега, подлетел к камердинеру, который стоял у входа в баню с важным видом.
— Государь там? — спросил советник.
— Петр Александрович парится, — сухо ответил камердинер.
— Мне нужно срочно с ним поговорить, — Глеб Михайлович попытался пройти, но камердинер кивнул, и стражники преградили ему путь копьями.
— О каких срочных делах может идти речь, если государь сегодня пьет беленькую? — камердинер щелкнул себя по шее пальцами. — Он приказал, чтобы его никто не беспокоил, и я не собираюсь нарушать этот приказ.
Глеб Михайлович, обычно светский и мудрый человек, в этот момент не сдержался и резко ответил:
— Слушай меня внимательно. Ты у нас что, секретарем личным заделался? Иди лучше за уборкой следи и проверяй, как слуги свою работу выполняют, а в наши государственные дела не суйся.
Советник схватил за грудки камердинера, который испуганно на него покосился.
— Хорошо-хорошо, — быстро залепетал он. — Только я вас предупреждал.
— Вы знаете, что мы с Императором почти друзья, — строго посмотрел советник на стражников. — Так что отойдите в сторону. Я скажу ему, что мне пришлось на вас надавить.
Но стражники его не пустили, потому что приказ государя — это закон. Они точно также не дали бы войти в баню даже его родному брату, не говоря уже о каком-то советнике.
— Ваше Императорское Величество! — Глебу ничего не оставалось, как начать орать во весь голос, чтобы Император услышал его и вышел сам. — Убивают, помогите! У меня важная информация!
Стражники носились за ним, чтобы заломать руки и связать, но он ловко удирал от них, несмотря на возраст, бегая вокруг баньки. Вскоре дверь распахнулась, из глубин повалил густой пар, и на траву прямо босиком ступил Император, обмотанный полотенцем и в банной шапке с вышитым гербом Империи.
— Прекратите, орлы, — расхохотался раскрасневшийся то ли от жара, то ли от хмеля государь, приказывая стражникам отстать от его верного советника.
— Слава Богу, государь, — запыхавшись, приблизился к нему тот. — Все пытаюсь вам донести, что Добрынина задержали и сейчас, по нашей информации, будут убивать. И как же нам быть в таком случае: вмешаться или нет?
Услышав это, Император подошел к кадке с чистой водой рядом и окунулся туда с головой. Он долго не выныривал, и все уже начали волноваться. Но когда он вынырнул, то обтерся полотенцем и попросил свою трубку.
Император курил молча и покачивал ногой, устроившись на шезлонге во дворе. Глеб послушно ждал, когда правитель все обмозгует: тот не любил, когда ход его мыслей прерывают.
Но с ответом государь затягивать тоже не стал. Поднявшись с места, он положил руку на плечо своему верному советнику и сказал:
— Нет, Глебка, мы останемся пока в стороне и подождем… Тут скорее Распутины вмешаются: Добрынин стал слишком полезен для них в последнее время.
Верный советник не стал спорить с государем, а лишь обсудил нюансы сложившегося положения. Они мирно и беззаботно продолжили беседу на эту тему, но затрагиваемые вопросы были важными и серьезными, да и хмель вскоре полностью выветрился из правителя.
Несмотря на внешнее спокойствие, мысли советника метались от любопытства. Он сам до конца не был уверен, вмешаются ли Распутины, и обдумывал момент, когда им лучше вступить в это дело.
После беседы Петр Александрович отпустил своего советника, а сам, немного отдохнув, отправился в кабинет поработать. Засиделся он допоздна, поэтому утром хотелось еще понежиться в постели. Потягиваясь так и эдак, у него не было никакого желания выбираться из-под одеяла. Император даже прогнал лакеев, принесших ему ранний завтрак в постель. Потому он слегка удивился, когда кто-то вновь осмелился постучать в двери его покоев. Но тут в щель протиснулась голова, и все стало ясно — такое себе мог позволить без особого страха только советник.
— Государь, не велите казнить: я знаю, как вы не любите, когда кто-то пытается потревожить вас разговорами с утра пораньше, пока вы не отведаете кофе, но у меня такие новости, что даже не знаю, как сказать, — и судя по выражению его лица, он действительно не знал, как преподнести информацию, в которую ему самому с трудом верилось.
— Говори как есть, но только кратко, и убирайся отсюда, пока я добр, — уселся в кровати Петр Александрович и, подложив себе под спину подушку, зевнул.
— Хорошо, попробую кратко, — у советника часто заморгали глаза, и весь его мозг напрягся от усиленного мыслительного процесса, чтобы скомпоновать все это в несколько слов. — В общем, Распутины не успели помочь Добрынину — это раз. Но ему уже не надо помогать — это два. И тюрьмы для аристократов больше не существует — это три, — в конце он стал вглядываться в лицо государя, чтобы понять, вышло ли у него подать информацию достаточно кратко.
— Ну и новости с утра… — Петр Александрович словно с неожиданным приливом бодрости встал с кровати, и по его лицу проскользнула легкая улыбка.
Имение Распутиных
— Да снимите с меня этот чертов доспех! — прыгая на месте, ворчал один из дядьев Григория.
Все они только вернулись после битвы и мечтали лишь об отдыхе. Сейчас Распутины выглядели совсем не как аристократы. Мимо своего дяди пронесся на полной скорости Григорий с рассеченной раной на щеке, которая уже начала затягиваться благодаря его Дару.
— Гришка, откуда у тебя еще силы бегать? — удивился дядя. — Куда ты так стремглав несешься?
Но тот даже не обратил на него внимания. Упав на колени, он проскользил по гладкому полу на своих наколенниках и подлетел к отцу, который сидел на ступенях лестницы, переговариваясь с другим сыном.
— Отец! — Гриша вцепился в его ногу руками. — Я только что залез в телефон и знаешь что? Добрыню посадили в тюрьму для аристократов. Он за решеткой без оружия, без своих людей. Ты понимаешь, что это может значить? На нем нет никакой вины, за которую его можно было бы посадить. Это какая-то подстава. Я уже написал юристу, но думаю, что там нужен далеко не юрист сейчас.
— Хотят убить его в тюрьме, вот и все, — спокойно произнес глава Рода с понимающим видом. — На этот раз ему не отвертеться.
— Отец, только не говори, что мы снова поедем воевать, — вмешался с кислой миной другой сын, сидевший рядом. — Я больше не могу…
— Да ладно тебе, Степка, — граф задорно улыбнулся. — Может и воевать не придется, все обойдется. Просто съездим, посмотрим, как обстановка. Добрыня все-таки друг твоего брата и нам тоже здорово помогает с нашими делами. А своих не бросают! Разве не слышал про это?
— Только хватит разговоров! Умоляю вас! — Григорий сцепил руки. — Поехали быстрее: у меня какое-то хреновое предчувствие.
— Когда до моих лет дорастешь, станешь спокойнее относиться ко всему, — вздохнул отец и поднялся с места. Он объявил своим родичам, что, кажется, намечается еще одно дело.
Такой новости мало кто обрадовался, и их можно было понять. Но все знали, что интересы Добрынина совпадают с их интересами, а значит надо помочь. Во всяком случае, как сказал глава Рода, так они и делали. В этой семье отец Григория действительно был для всех авторитетом, даже для него самого.
Все расселись по машинам и, пока ехали к месту, успели перекусить и вздремнуть, чтобы хоть как-то восстановить силы после сражений. Всех в первой машине разбудил голос водителя:
— Господа, приехали!
Распутины медленно раскрывали слипшиеся веки, но Григорий, будучи на нервах, не спал. Он молча смотрел в окно. Казалось, он впал в ступор и не реагировал ни на что.
Но его отец, проснувшись, посмотрел в окно, потом на водителя, а затем снова в окно.
— Ты чего нас так рано разбудил? — спросил он у водителя. — Я же просил привезти нас к тюрьме для аристократов.
— Но, мой господин, это и есть тюрьма, точнее, то место, где она должна быть. Я хорошо знаю город, и вам это известно. Да вы даже если не верите, посмотрите на карту в телефоне, — затараторил в свою защиту водила.
Граф Распутин немного поморщился, поглядел по сторонам и понял, что место действительно то: та же улица и те же здания напротив. Вот только вместо тюрьмы — руины, как после бомбежки.
Присвистнув, Распутин-старший выругался вслух, а потом обратился к сыну:
— Гришка, ты что-нибудь понимаешь? Или это у меня в глазах мерещится?
Гришка сидел неподвижно, уставившись широко раскрытыми глазами на руины. Он практически не моргал, полностью погруженный в свои мысли. Отец попытался привлечь его внимание, помахав рукой перед лицом, но Гришка никак не отреагировал.
— Охренеть! — граф, ударил себя руками по коленям, не в силах больше выносить это напряжение. — Такими темпами скоро придется каждый день с утра делать ставки, жив или мертв сегодня Добрынин. Попробуй-ка догадаться…
Временем ранее
Виконт Фёдор Тарасович с самого юного возраста отличался колоссальной силой и всеми считался многообещающим магом. Его родня гордилась тем, что он стал могущественным некромантом, но судьба внесла свои коррективы.
Фёдор за свою жизнь загубил немало душ — и далеко не все эти смерти были хоть как-то оправданы войной. Он жил по собственным правилам, не слушал никого и поступал, как хотел. За жестокость и непредсказуемость его считали безумцем: никому он не давал второго шанса.
Много лет стража пыталась его поймать, но Тарасович был слишком хитёр. Отряд за отрядом погибали, пытаясь арестовать его, и виконта это только развлекало. В конце концов его всё же схватили и упрятали за решётку. Фёдор любил повторять, что никакая тюрьма его не удержит, и грозился жестоко отомстить предателям.
Он свято верил в принцип: «Если ты силён — делай что хочешь, а не то, что навязывают другие». Пятнадцать лет в заточении не сломили его. Всё это время он вынашивал план побега и думал о мести. Даже глубокой ночью вынимал из стены маленький камень и царапал на нём какие-то заметки.
И вот как раз в одну из таких ночей его тёмные мысли прервали жуткие крики и сотрясение земли. Стены начали трескаться. Дверь камеры исказилась и вылетела с такой силой, что Фёдору пришлось пригнуться. По коридорам завыла сирена, а сбоку текла алая струйка крови.
Фёдор попытался вспомнить последние события. Совсем недавно сюда привезли какого-то здоровяка-аристократа. Заглянув за угол, он увидел его камеру — картина была настолько страшной, что даже Тарасовича передёрнуло.
Собраться с мыслями времени не было: потолок и стены ужасно грохотали, обваливаясь вокруг. Тюрьма была огромной, и выбраться из неё живым теперь казалось почти невозможным. Но Фёдор, полный решимости, понял, что промедление смерти подобно — и бросился бежать.
Бежал он, задыхаясь от поднявшейся пыли и чувствуя, как бешено стучит сердце. Вокруг всё рушилось, и он почти не понимал, куда свернуть. Но даже в этом хаосе до него вдруг дошло: оказывается, его сила никуда не годится, если сравнивать с тем, кто устроил весь этот ад.