Мастер Гравитации 5

Глава 1

Дворец Императора

— Ну что же, господа, кто готов поспорить, что сейчас сюда снова вломятся с отчетом о Добрынине? — насмешливо приподнял бровь Петр Александрович. — Кажется, я уже сбился со счета, в какой раз за сутки подобные вести к нам приносят гонцы.

Государь с самого утра был просто ошеломлен бесконечным потоком новостей: такого крутого поворота он никак не ожидал. Но под конец дня он уже воспринимал очередные доклады, как нечто обыденное. Мало того, советники, секретари, гонцы — все, не переставая, ломились к нему в кабинет, задыхаясь от спешки. А Император только слушал и размышлял… Слушал, размышлял — и при этом так и не мог никак разобраться в сути происходящего.

— Слушай, Никита Андреевич, — обратился Петр к крепкому и властному директору департамента канцелярии, который славился мощным Даром, — неужто Добрынин взял и сотворил все это? У этого парнишки и впрямь были на то силы? Или я чего-то не знаю?

— Ваше Императорское Величество, расследования в самом разгаре, и пока сложно строить четкие догадки, — почтительно отрапортовал седой Андреевич, облаченный в зеленую мантию, от которой развевались сильные энергетические потоки. — У нас мало сведений. Но известно, что Григорий Распутин находился рядом с Добрыниным и, похоже, помогал ему во время боя.

Петр Александрович махнул рукой, явственно показывая, что такой ответ без явных подробностей ему не по душе, и устало плюхнулся в свое кресло-качалку. Совсем непонятно стало, как дальше поступать. По самым свежим данным, на этой свалке угробили около тридцати аристократов, а сколько там полегло гвардейцев — и вовсе доподлинно неизвестно. Причем от самой свалки, принадлежавшей тоже одному из аристо, буквально камня на камне не осталось. Она ведь была огромных размеров, а теперь и упоминаний о ней словно нет. Естественно, у Императора масса вопросов, а ответов — кот наплакал.

В голове не укладывалось, как могло на столичных улицах разразиться столь масштабное сражение, после которого у убитых аристократов осталась целая армия родственников, желающих найти виновных и отомстить. У некоторых из тех покойных были еще и проблемы с неоформленным до конца наследством, и уже начались скандалы за их добро среди многочисленных родичей.

И только за этот первый день к Императору свалились горы прошений и жалоб: разберитесь, мол. Петр Александрович прекрасно понимал, что напряжение рекордное, а он не успел как следует подготовиться — все грянуло вдруг, как гром среди ясного неба.

— Похоже, есть всего два выхода: влезть в это и охладить их пыл, — пробормотал он вслух и собирался продолжить, но его прервал камердинер в белоснежных перчатках:

— И есть также ваши любимые отбивные, Ваше Величество, — добавил тот, как ни в чем не бывало. — Может, прикажете подать, чтобы мысли складывались яснее?

Император медленно перевел на него мрачный взгляд, выдержал немую паузу и процедил:

— Алексеевич, да я сейчас гвардейцам распоряжусь тебя на кол посадить за измену Империи!

Камердинер тут же побледнел и чуть было не испарился от ужаса, но быстро смекнул, что к чему. Рухнул на колени, разрыдался и принялся голосить:

— За что, государь-батюшка⁈ Я же никогда вас не предавал!

— Как же не предавал? — сурово отрезал Император. — А сейчас что делаешь? Мешаешь мне думать о серьезных вещах! — и, выдержав еще одну паузу, уже более мягко добавил: — Ладно, пусть отбивные принесут… но через часок.

— Конечно-конечно, — всхлипывая и стуча лбом о пол, камердинер быстро ретировался.

— Так на чем, господа, мы остановились? — Петр Александрович оглядел советников. — А, да. Надо либо вмешаться, либо… — ему опять не удалось договорить.

Едва Петр Александрович успел рот раскрыть, чтобы закончить свою мысль, как в просторные двери кабинета — а на самом деле куда больше смахивавшего на пышный зал для самых важных заседаний — ввалился очередной гонец из следственного комитета. Похоже, едва ли не в обмен на собственную шкуру, он принес экстренные вести.

— Ваше Императорское Величество, у нас появилась свежая информация, — выдал он на одном дыхании, одетый в черную водолазку и строгий пиджак. — В том бою на свалке участвовали два графа Муриных.

Услышав такое, Император, казалось бы, прилипший к креслу после последних новостей, с неожиданной резвостью выпрямился и буквально застыл в напряжении.

— Вы уверены? С чего вдруг эти двое решили влезть в такую сомнительную заваруху? — проговорил он хрипло, будто у него в горле застряла колючая иголка.

— Информация на сто процентов подтвержденная, государь, — отозвался служащий, склонив голову. — Ошибки тут быть не может.

Мгновенно лицо Петра Александровича побледнело, словно он наизусть вспомнил все проблемы, которые могут приключиться, когда появляются Мурины. Он медленно присел обратно на свое кожаное сиденье, точнее, даже рухнул, словно ноги у него совсем утратили силу. Взгляд его стал проницательным, а брови сошлись от сосредоточенности.

Про себя он, конечно, выругался и мысленно добавил еще пару крепких словечек в придачу. Ведь понимал: если сейчас промедлить хоть чуть-чуть, то Рода Муриных и Распутиных сцепятся друг с другом — и устроят такой фейерверк, что весело не будет уже никому.

— Слушайте меня внимательно! — он громко стукнул кулаком по подлокотнику, заставив присутствующих разом вздрогнуть. — Немедленно разверните информационную кампанию и представьте все в таком свете, будто Добрынину настойчиво подложили свинью его же должники, лишь бы не расплачиваться по счетам. Пусть у нас Добрынин с Григорием Распутиным выглядят чуть ли не невинными жертвами. Это ясно?

Собравшиеся — от секретарей в начищенных до блеска ботинках до советников со строгими лицами — дружно закивали головами. Император тем временем нервно тер подбородок, погрузившись в собственные тяжелые мысли.

Впрочем, подобная реакция никого не могла удивить. Роду Муриных давно приписывали амбиции, способные перетрясти всю столицу. Их Род был наравне с Распутинским. Петр Александрович на собственной шкуре чувствовал, что эти две могущественные семьи уже дышат друг другу в затылок, и одна маленькая искра способна взорвать город покруче праздника. Вот и оставалось ему только ломать голову, как бы не довести все до полного апокалипсиса. К тому же эти Мурины одни из главных его соперников за трон.

Прихожу в себя, а вокруг — милые медсестрички в коротеньких халатиках. Валяюсь, значит, на койке, пялюсь по сторонам в этой больничке и поражаюсь: все тут какие-то чересчур радостные, да и сама палата не похожа на стандартную больничную: повсюду букетики в вазах, а свет льется так ярко, что прямо хочется улыбаться.

Ну и я, понятное дело, тоже разулыбался. Но тут замечаю в углу всю мрачную Вику: лицо серое, будто она ночь напролет вообще не сомкнула глаз.

— Привет, Викуль! — поприветствовал её.

— Привет! — процедила она сквозь зубы, при этом на лице у нее явно читался прицел на какое-нибудь ехидное словечко.

Хотя, если задуматься, в ее глазах все могло выглядеть именно так трагично. Ведь для нее это реально серьезная ситуация, а для меня время пронеслось как-то на удивление быстро. Нет, я не проваливался в обморок и не терял сознания — такого точно не случалось. Просто все происходило невероятно интенсивно, как я и рассчитывал.

Кстати, новости о той самой битве на свалке разлетелись лучше слухов про бесплатные пирожки. Да и моментально туда примчались Распутины в полной боевой готовности. Ну а аристо со своими гвардейцами отреагировали предсказуемо: драпали оттуда, словно крысы с тонущего корабля, чего уж скрывать.

Я же до того активно отбивался от них, не подпуская ни на шаг к Грише, пока он лихорадочно пытался снова встать на ноги. Парню, честно говоря, и впрямь требовалось время, ведь он, считай, одной ногой уже был по ту сторону, на границе между жизнью и смертью.

Итак, если коротко, время на той свалке для меня пролетело абсолютно незаметно. Стоило мне там проторчать недолго, сразу понял: вот-вот нагрянут Распутины. Их появление просто ни с чем не перепутаешь… Сразу становится понятно, кто тут задает тон.

Но, скорее всего, о Гришиной беде они узнали не из чьих-то там уст, а благодаря их фамильному артефактному древу, висящему на стене. У некоторых обеспеченных Родов бывают такие — специальный камень там чутко сигналит, если кто-то из семьи на волоске от смерти.

И вот Распутины примчались на шести самолетах, способных сесть хоть на болоте, хоть на крышу сарая. Надо сказать, эти крылатые махины — новейшая разработка Империи, и выглядят они чертовски большими и сверхпросторными. А еще у них движки такие, что шмыгают и вращаются во все стороны, как будто жизнь им стала тесной и они постоянно ищут новый ракурс.

Весь этот отряд, вывалившийся из самолетов, конечно, напугал тех утырков, что на нас напали. Но тогда армия Распутиных рубиться не стала: их задание было прежде всего нас вытащить. Все логично: надо было Гришу из лап смерти выдернуть, а повоевать всегда успеется, если что.

Поэтому меня с Гришей мигом запихнули в самолет и повезли куда подальше. Я, разумеется, друга там бросать не планировал, хотя и сам уже вроде как наигрался в войнушку, ведь с ней сейчас точно можно подождать. Самое главное было посмотреть, как Гриша поправляется с каждым днем.

В самолете, к слову, я повидался с его старшим братом, Федором. Тот мужик суровый до невозможности: достаточно раз глянуть на его физиономию в любой момент, и ты ясно поймешь, что он, похоже, никогда с рождения не улыбался. В Роду Распутиных это вообще редкость, ведь семья у них хоть и влиятельная, при Императоре в почете состоит, но и более светская. А вот Федор, судя по всему, самый хмурый из них. Зато мужик вроде не гад, хоть и пересекались мы с ним до этого нечасто.

Я ему, естественно, выложил все, как есть: рассказал и про себя, и про то, что у нас творилось на свалке. Ну и, конечно, внутри волновался, чтобы не решили свалить всю вину на меня в случившемся.

А дальше получилось так, что очнулся я уже в больничке, точнее, в ультрасовременном госпитале. Здесь Гришу как раз и взялись поднимать на ноги, используя самые мощные способы лечения.

Я, понятно, остался сидеть у него в палате. Но параллельно там торчала целая куча элитных бойцов из Рода Распутиных. Почему? Да элементарно: мне теперь не доверяли, и никто не хотел рисковать повторно.

Короче, над Гришей тут же столпились лекари. Парень пару раз вообще вырубался по дороге сюда и уже в самой больничке тоже. Но потом, придя в себя, даже сумел коротко объяснить мне, как он в такую задницу угодил.

Оказывается, он снял в клубе какую-то горячую красотку и получил ее расположение едва ли не за секунды. Собственно, удивляться нечему: к Грише и без того девчонки липли, попробуй оторви их потом. Вдобавок, находясь с ней наедине, он получил то же самое сообщение, какое пришло и мне — якобы это я его на помощь зову. Было бы совсем дико и смешно, если бы он сам себя звал спасать.

Так вот, Гриша, понятное дело, помчался спасать меня, и эта девчонка была с ним. А когда Гриша достиг пункта назначения, попросил ее подождать где-то в сторонке. Но она ударила по нему со спины своим странным Даром, высасывающим из него силы. Вот и поймали нашего ловеласа на его самой любимой слабости — женских прелестях.

Когда же Гриша малость пришел в себя, его почти сразу выдернули на разговор с отцом, а вернее отца позвали к нему. Хотя назвать это «разговором» трудно: парень еще был никакой, походил на зомбака. Я ему тогда пробормотал, что с таким жутковатым видом на его чары ни одна барышня не поведется, так что пусть лучше старается наверстать здоровье. Хоть какая-никакая мотивация для быстрого восстановления!

— Кстати, пока дрых, тебе Дмитриевич звонил, — выдергивает меня из мыслей Вика и тычет в экран моего телефона. — Говорит, нужны деньги: на новую крышу и бассейн для прикрытия.

— Лучше б он себе новый мозг заказал, — вздыхаю я. — Какой толк от крыши, если она у него то и дело съезжает куда-то. Да и ты, смотри-ка, пасмурная сегодня. Что это за печаль-тоска у нас?

— А как тут не пасмурной быть, если любимый человек едва не отдал концы? — она коснулась пальцем нижней губы, словно в раздумье. — Может, в этом и кроется причина?

— Да ну, серьезно⁈ — я приподнимаюсь на койке и криво ухмыляюсь. — Значит, вся твоя показная неприязнь к Гришке — это был всего лишь спектакль? Нежность прятала, так сказать. Тогда непонятно, зачем со мной заигрывала. Вы, женщины, вообще существа загадочные. Но раз ты уже тут, почисть мне пару мандаринок, а? У тебя ногти длинные, легко справишься.

— Вообще-то речь шла о тебе, — Вика закатила глаза.

— При чем тут я? — развожу руками. — Это же Распутина чуть на тот свет не отправили. Со мной все в порядке. Да и само наличие меня в госпитале еще не значит, что я помираю. Честно говоря, мне больше хочется, чтобы ты мне мандарины почистила… А, ладно, к слову, что там у нас с мелкой? Книжки-грамотки штудирует?

В дом-то я не заезжал, но Дмитриевич мне регулярно докладывает. Тем более дом наш никто не трогал, а Викуля как раз появилась у нас, чтобы Машу забрать подальше от возможной заварушки. Спасибо ей на том.

— Да она в порядке, — Вика пожимает плечами. — Смотрит сериалы, надутой ходит, но в целом жива-здорова. Сначала, правда, чуть не подрались: Маша категорически рвалась на свалку, кричала, что там слишком много врагов. Пришлось трясти ее за плечи, как когда-то ты сам это делал, и объяснять, что ты не из тех, за кого надо сильно беспокоиться.

— Ну, звучит, конечно, сомнительно лестно, — я усмехаюсь и начинаю чистить мандаринку сам.

— Да я не обиду хотела нанести, — пытается разрулить Вика. — Просто ты у нас неубиваемый. И, чего уж там, если бы мы с Машей там нарисовались, ты бы нас сам потом по стенке размазал за такие «подвиги».

— Может, и так, — соглашаюсь я. Нехитрый занавес: еще и ей пришлось почистить мандаринку, но вместо благодарности она тянется ко мне губами. Я, само собой, не возражаю.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, я решил уточнить важный момент:

— Слушай, красотка, а зачем ты тогда сюда заявилась, если знала, что у меня все окей? Я же вам с Машей звонил напрямую из палаты, сказал, что раны нет. Ты сама же говорила, что подумала, будто я при смерти…

— Только сестру не ставь в известность, что я тут, — просит она. — А то укокошит меня сразу: мы как две дурочки успокаиваем друг дружку по очереди, убеждая, что ты все прекрасно просчитываешь и вывезешь любую ситуацию. И вроде привыкли, вроде понимаем — сам о себе позаботиться можешь. Но ведь это не убирает желания хотя бы изредка убедиться, что с тобой реально все хорошо, потому что мы тебя любим.

— Да понял я, понял, — предупреждающе улыбаюсь и обнимаю ее. — Но ведь я почти всегда на связи, можно же без лишних волнений обойтись. И вообще, красавица, спасибо, что отговорила Машку нестись на свалку. Я ей обещал иногда в курс дел вводить, но она должна понимать, что вмешиваться не надо, чтобы я на вас не отвлекался в ответственный момент.

— Маша уже всё поняла, — кивнула Вика. — Она у нас барышня впечатлительная, куда эмоциональней, чем ты. Думаю, долго дуться не станет: вероятно, уже и сама уяснила, что малость переборщила. Тем более с тебя ведь даже волоска не упало — так что скоро, чувствую, она ещё и шутить над этой ситуацией начнёт.

— Мне бы эти шуточки вообще боком вышли, — вздыхаю я. — От Машкиных шуток потом попробуй укройся, фиг получится. Но ты ладно, Викуль, жуй давай мандаринку и дуй домой, а то Маша реально вопросами завалит. Я пойду Гришу проведаю снова.

Я сопроводил её до дверей госпиталя, а она всё время караулила, не заглядываюсь ли я на медсестёр. Ну а смысл мне на них таращиться? Не мороженое же они, да и не холодец.

После напоследок помахал Викуле и рванул к Распутину: у него там батю вызвали, и если тот уже приехал, придётся ждать, пока они наобщаются за жизнь. Влетаю в палату — а там, как обычно, такая теснота из солдатиков, что ни шагу ступить, ни локтем взмахнуть. И тут же замечаю: у койки Гриши сидит его отец.

— Сначала она применила свой Дар и ослабила меня, а потом внезапно подкралась с уколом, от которого часть моих способностей временно отключилась, — с жаром продолжал мой товарищ, устремив на батю самый серьёзный взгляд.

Но тут я заявился, и в палате сразу повисла тишина. Отец Гриши метнул к моей персоне довольно мрачный взор.

— О, Добрыня, заходи, — Распутин махнул мне рукой, но как-то вяло: слаб еще. — Я как раз собирался о тебе заговорить, — затем повернулся к отцу: — Тебе следует кое-что о нём узнать.

Глава Рода Распутиных сидел непоколебимо, будто каменное изваяние, даже головой не кивнул в мой адрес. А я устроился на краешке Гришиной койки и зевнул. Ну, чёрт возьми, надо было позже зайти! И почему никто меня не остановил и не сообщил, что батя уже в палате? Может, Гришка нарочно что ли всю охрану предупредил, чтоб дать мне возможность вляпаться в неловкую ситуацию? Да обожает он, в общем-то, меня так подставлять, чего уж там.

— Собственно, именно поэтому меня и захватили, — продолжал вещать Гриша. — Они сказали, что хотят его подставить, якобы это Добрыня меня убил. А я уже ничего предпринять не мог, но видел, как Добрыня не отходил от меня ни на шаг, защищал меня до последнего.

И ведь чистая правда: те сволочи всерьёз вознамерились добить Гришку, чтобы он не донёс на них, иначе им была бы крышка. Однако батя Гриши и дальше меня игнорировал, только покачал головой, выслушивая сына, а потом обернулся к старшему — тому самому Фёдору, что маячил сзади:

— Фёдор, зови всех наших. Пусть готовятся, — голос у главы Роды звучал так, будто он уже видел все наперёд и сам сколачивал людям судьбы. — Видать, кое-кто совсем забыл, что из себя представляют Распутины. Мы ведь не только залатывать раны умеем, но и убивать можем.

Пока они переглядывались и бросались фразами, я обвёл глазами палату. Тут ремонт-то шикарный: прямо курорт, а не госпиталь. Хотя неудивительно: Распутины — владельцы, и своих они лечат бесплатно, как и тех, кто на них просто трудится.

В общем, а дальше я подумать не успел.

— Быстро доспехи врубайте! — заорал я на всю комнату и бухнулся животом на кровать, прикрывая Гришу собой.

И тут всё мгновенно пошло наперекосяк: в окно влетает ракета — бабах, взрыв!

Суетиться, паниковать — не мой конёк, действовать пришлось на автомате. Заметил проблему — решай, и всё. Хотя Гришу я собой прикрыл, но взрыв-то жахнул будь здоров!

Помещение начало рассыпаться по кускам, да ещё обломки разлетались со всех сторон, словно их целый рой. Один осколок таки задел мою щеку. А я ещё ухитрялся ухмыляться. И чего бы нет? Кажется, я недооценил мощь этого удара, потому что рушился уже не только сам этот блок, а, вероятно, весь госпитальный сектор. Пришлось включать мой Дар на полную катушку, чтобы Гришу не придавило, ибо мы проваливались всё ниже. Здание не выдержало такого дружеского привета. Уже почти в подвале оказались. Я скользнул взглядом на лицо Гришки.

— Твою ж мать, Гришаня, ты ж лекарь, а опять вырубился? Как такое возможно? — и ведь в третий раз, хотя я надеялся, что ему полегчало — батю-то он бодро успел проинформировать.

Да и ладно, чёрт с ним: вырубился, так вырубился. Да если бы я захотел, то спокойно бы вытащил и себя, и этого Распутина в отрубе из-под обломков прямо сейчас. Но, конечно, делать я этого не стану!

Дело здесь вовсе не в том, что он умолчал о роскошных местных медсестричках. Если бы я знал об этом заранее, то и заглянул бы сюда пораньше — и не только чтобы навестить «дырявого». Так я его прозвал из-за аккуратного пулевого отверстия в черепе. Но рассказывать ему, почему он «дырявый», я не собираюсь: хоть я и считаю себя сильным и ничего не боюсь, дураком всё же не являюсь.

В общем, вытаскивать нас отсюда я и не собираюсь, и вовсе не потому, что вредный или слишком принципиальный. Просто мне нужно сделать так, чтобы ситуация выглядела максимально тяжёлой, чуть ли не безнадёжной. И нет, у меня, разумеется, не поехала крыша, хоть кто-то и решил бы, что я спятил. Я просто предпочитаю, чтобы потом ко мне не было лишних вопросов. А я прекрасно знаю, что Род Распутиных — ребята серьёзные, за своих они горой стоят. Это ещё один аргумент, почему они настолько опасны. И тут не шутки — их член семьи, по сути, чуть не откинулся недавно, будучи рядом со мной.

Да, Гриша пытался втолковать отцу, что я его спас. Но хрен его знает, что там у главы семейства в голове. Возможно, он уже выстраивает какие-то хитрые теории обо мне. Вот поэтому я и продолжаю удерживать на своих плечах весь этот охренительно здоровый завал из этажей, который давит на нас в подвале. И я знаю: нас обязательно тут найдут, стопудово.

Мне также ясно, что тем, кто это учинил, придётся несладко. Да что уж там, подавляющему большинству народу, скорей всего, сильно достанется. Вот я и ухмыляюсь, словно выиграл огромный джекпот.

А завтра, когда Распутины возьмутся за работу, я тоже включусь в процесс — и, поверьте, без всякой маскировки. Будем разбираться по полной программе!