Индийский поход. Махараджа

Глава 9

Ранним утром, когда предрассветная мгла еще цеплялась за пальмовые рощи, а воздух был напоен тяжелым ароматом увядающих лотосов и утренней прохладой, войско выступило из Калькутты. Оставшиеся позади укрепления Форта-Уильям, теперь уже полностью зачищенные, казались призраками на горизонте, такими же туманными, как и мои собственные планы. Я вел своих людей, предводитель не просто Отряда Черного Флага, а целой армии освобождения Майсура. На душе было непривычно легко. Пусть Матвей Иванович и пропесочил меня принародно, отняв сотню, но, в конце концов, дал зеленый свет нашим с Нур замыслам и даже казаков вернул.

Сначала шли вполне приличными грунтовыми дорогами, потом они постепенно исчезли — остались одни направления, настоящие лабиринты в зарослях просо выше моей головы. Войско словно растворялось в этом золотисто-зеленом растительном океане, пока не попадались редкие бедные деревни, где жители, испуганные нашим грохочущим шествием, прятались в хижинах. Но увидев строгий порядок армии, а не толпу бандитов, добродушные крестьяне и их смуглые жены с черными, намазанными кокосовым маслом волосами выходили наружу, принося на показ фрукты и молоко. Иногда они кричали «Слава руси!» или «Слава Нур!» — местные каким-то образом уже узнали о нашем с Лакшми «крестовом походе» против инглезов и их ставленников в Майсуре и Хайдарабаде.

Отряд представлял собой впечатляющее зрелище. Впереди шли гуркхи, их кукри поблескивали на утреннем солнце, их низкорослые, но крепкие фигуры двигались с неумолимой решимостью. За ними следовали раджпуты в алых мундирах, стройность их была достойна лучших европейских армий. Длинная колонна корпусов Радиши еще не могла похвастать такой выправкой, но люди старались и уже не напоминали орду дикарей. А замыкали шествие рохиллы, их кони фыркали, всадники с длинными джезайлами за плечами покачивались в седлах, а сопровождавшие их зембуреки казались приветом из прошлого, когда армии Великих Моголов были непобедимы.

Я ехал во главе этой странной процессии, рядом с Нур, которая теперь постоянно держалась возле меня, демонстрируя свою выдающуюся роль. Она была одета в лехенга-чоли цвета изумруда, отделанное золотом, и ее присутствие, царственная осанка вдохновляли индийцев и заставляла казаков с недоумением смотреть на меня. Некоторые из моих бывших донцов, теперь под командованием Козина, также были в авангарде — я не рискнул идти без разведки.

Казаки… Я был несказанно рад их возвращению, смущало лишь одно. На первом же привале, пробившись через столпотворение у главного шатра, ко мне несмело приблизился Лукашка, гребенский казак. В руках он нес сверток.

— Вашбродь, не серчайте, — обратился он, немного заискивая. — Пишкеш вам к свадьбе принес, не побрезгуйте (1).

Я принял сверток, развернул — в нем скрывался высокий пирог, усеянный мелкими шишечками из теста.

— Сладкий каравай! С фруктой сушеной, с изюмом, — нахваливал дар Лукашка. — В Червленой таким всегда жениха с невестой одаривают, а они «шишечками» гостей потчуют.

— В Червленой, говоришь? Марьяна пекла?

— Она самая, — не стал отнекиваться молодой казак.

— Как она? Горюет?

— Не разсуслилась (2).

— Привет ей от меня передай. Да скажи, что не забыл.

Я демонстративно отломил кусок пирога и отправил в рот, хотя мелькнула мысль, что пирог мог быть отравлен. И тут же ее подавил: Марьяна не такая!

— Хорош каравай! — сообщил, дожевав, и хитро прищурился. — Тебе что пообещала за роль посланника? Поцелуй? Аль что поболе?

Лукашка смущенно отвел глаза — меня уколола иголка ревности.

«Спятил, Петро? Третий день женат, а уже на сторону смотришь?»

— Нур! — позвал я свою принцессу. — Нам тут гостинчик передали. Хочешь русского сладкого угощения?

Мы двигались на юго-запад, оставляя позади зеленеющие, но влажные равнины Бенгалии, с ее бесконечными рисовыми и просяными полями, каналами и деревнями, прилепившимися к берегам рек. Каждый шаг был борьбой с удушающей влажностью, которая проникала под одежду, заставляя ее липнуть к телу. Небо, чистое поначалу, постепенно затягивалось серыми, низкими тучами, предвещавшими скорое начало муссонов. Мы спешили. Нужно было миновать как можно больше рек, прежде чем они, раздувшись от дождей, станут непреодолимыми преградами.

Когда мы пересекли границу Бенгалии и вступили на земли Ориссы, ландшафт изменился. Низменности уступили место холмам, покрытым густыми мокрыми тропическими лесами. Воздух стал еще тяжелее, напоенный запахом прелой листвы и диких цветов, а звуки джунглей — стрекот цикад, крики обезьян, победный рык тигра, невидимые шорохи — стали постоянным фоном нашего движения. Реки, впадавшие в океан, были многочисленны и своенравны, каждая требовала строительства временных мостов или долгих, изнурительных переправ. Люди уставали, порох отсыревал, но мы продолжали торить себе тропу, стремясь к намеченной цели — к Хайдарабаду, резиденции низамов (3) и главному центру алмазодобычи Индии, который жестко контролировали англичане.

Но муссоны оказались быстрее, мы опоздали буквально на неделю. На третий день пути через Ориссу, когда армия только начала подниматься на плато Чота-Нагпур, где сезон дождей приходится на лето, небо разверзлось. Тропический ливень обрушился на нас с такой силой, что, казалось, рушится само небо. Дороги превратились в бурлящие потоки грязи, леса — в непроходимые стены мокрой зелени, сквозь которую невозможно было пробиться. Армия, преодолевшая всего треть пути до Хайдарабада, застряла — вернее, «утонул» ее немалых размеров обоз. Апрель, а уже льет как из ведра.

Я стоял под шатром, слушая барабанную дробь дождя по плотной ткани, и смотрел на раскисший лагерь. Вода стояла повсюду, лошади чавкали в грязи, люди пытались укрыться, разводя дымящиеся костры под навесами. Дни затянувшегося простоя. Мое первоначальное раздражение сменилось прагматизмом. В такой ситуации нечего было сетовать. Я приказал использовать вынужденный простой для тренировок. Раджпуты и гуркхи, теперь объединенные в новые бригады, совершенствовались в строевых приемах, упражнялись в штыковом бою, заодно вдалбливая в индусов Радиши азы пехотных формаций и перестроений, рохиллы учились сражаться как легкая кавалерия, способная маневрировать даже в таких условиях, а офицеры оттачивали взаимодействие. Моя армия должна стать универсальной машиной для войны в Индии, в любую погоду, в любой, самой сложной местности.

Однажды вечером, когда дождь на мгновение стих, а воздух, хоть и оставался влажным, был пронизан свежестью, Нур подошла ко мне. Я сидел у небольшого костра, разглядывая трофейную английскую карту и размышляя о дальнейших маршрутах. Провести армию к Хайдарабаду — это не баран чихнул. Тут нужно все тщательно спланировать.

— Мое сердце, не стоит растрачивать свое время на бесплодные карты, — Лакшми опустилась рядом, ее тонкие одеяния едва касались моей руки. — У меня есть предложение, которое не терпит отлагательств.

— Говори, Нур, — я поднял на нее глаза.

— Мой отец, великий Типу Султан, был не только воином, но и предусмотрительным правителем. Он имел много врагов, и знал, что однажды может потерять все. Поэтому он позаботился о своем роде. На юго-западе, в предгорьях, есть места, где он спрятал «приданное» моей семьи.

Я покачал головой. Мне было сейчас совсем не до сокровищ.

— И что же это за «приданное»?

— Мое наследство, Петр. То, что позволит нам построить новую империю.

— Дороги непроходимы.

— Нам не нужна вся армия, мой атаман. Небольшой, быстрый конный отряд. Казаки, твои телохранители. Всего несколько десятков человек. Я знаю дорогу, где ливни не так размыли дороги, а когда доберемся до плато, помчимся как ветер.

Я поглядел на ее горящие глаза, на тонкие, но сильные руки, которые теперь лежали на моем плече. Ее уверенность была заразительна.

— Ладно, Нур. Снаряжайся. Завтра на рассвете.

Утром, отделившись от основной армии, которая продолжала свои тренировки под руководством генерала Радиши и полковников, мы двинулись на юго-запад. Нур, верхом на белом коне, вела нас за собой, ее взгляд был сосредоточен, а осанка исполнена царственного достоинства, хотя холодные капли дождя барабанили по спине, заставляя ежиться.

По мере того, как мы углублялись в предгорья, лес редел, влажность отступала. Джунгли еще не были до конца пройдены, зато тучи остались позади. Лианы обвивали стволы деревьев, создавая живые стены, сквозь которые пробивались редкие лучи солнца. Воздух был наполнен ароматами незнакомых цветов, смешанными с запахом земли и воды. После нескольких часов пути Нур, не сказав ни слова, повернула коня в сторону, указав рукой на едва заметную тропу.

— Здесь, мой атаман, — промолвила она и поделилась секретом. — Мой отец иногда отдыхал в этом месте, когда ездил на тайные переговоры с владетелем Ориссы. Он был нашим тайным союзником, и на границе его княжества отец устроил тайники. Но до них еще нужно ехать несколько дней. Привал нам не помешает.

Мы пробились сквозь плотную завесу зелени, не такую мокрую, как ближе к океану, и перед нами открылась картина неземной красоты. В просвете между деревьями, словно драгоценный камень, сияло небольшое озерцо в обрамлении изумрудной зелени, его воды были настолько чистыми, что отражали небо, создавая иллюзию бездонной синевы. Над ним, с отвесной скалы, низвергался мощный водопад, разбиваясь о камни внизу мириадами брызг, которые переливались на солнце радужными ореолами. Воздух здесь был свеж и прохладен, напоенный влагой и запахом цветущих растений. Скалы и подножия деревьев вокруг были укрыты густым, ярко-зеленым мхом, а на берегу озера расцвели незнакомые мне цветы, их лепестки казались бархатными и светились в полутени.

— Рай, — прошептал я, спешившись. — Настоящий рай.

— Отдых для тела и души, мой любимый, — Нур улыбнулась, и эта улыбка, полная нежности и соблазна, была предназначена лишь мне одному.

Козин расставил дозоры, и мы, вдвоем, оставив свиту в лесу собирать валежник для костра, подошли к озеру. Вода была теплой и нежной, обволакивающей тело. Я погрузился в нее, чувствуя, как усталость покидает мышцы, а прохлада очищает мысли. Нур, сбросив свои одежды, вошла следом, ее смуглое тело, влажное и блестящее, казалось высеченным из темного мрамора. Она подплыла ко мне, и мы обнялись.

За стеной воды, создаваемой водопадом, куда не долетали взгляды дозоров, мы предались нашей страсти. Шум падающей воды заглушал стоны, а брызги ласкали разгоряченную кожу. В этом уединенном уголке мира, защищенные от любопытных глаз и невзгод, мы на мгновение забыли о войнах, политике, будущем. Были только мы, наши тела, слившиеся в едином танце, и древняя, первобытная магия этого места. Я целовал ее кожу, пахнущую дикими травами и водой, губы, грудь. Ее пальцы впивались мне в спину, а дыхание обжигало мое ухо, когда она шептала что-то на хинди, слова, которых я не понимал, но смысл которых был ясен без перевода. Момент был настолько чистым, настолько совершенным, что казалось, само время остановилось. Мир за пределами водяной завесы перестал существовать.

Наутро, освеженные и полные новых сил, мы продолжили наш путь. Через два дня, преодолев еще несколько холмов, мы добрались до неприметной деревушки, которая, казалось, жила своей особой тревожной жизнью. Жители выбежали нам навстречу и принялись о чем-то умолять. Худощавый седой старик в белой набедренной повязке, местный староста, повалился мне в ноги.

— Один из двух их колодцев, не главный, но в засуху без него никак, около него бродит леопард-убийца. Спустился с гор, убил уже троих. Они просят о помощи, — пояснила мне Нур. — Нам тоже нужен этот колодец. Придется вмешаться.

— Людоед? — усмехнулся я, почувствовав, как в груди зародилось знакомое чувство вызова. — Ну что ж, проверим, насколько этот дьявол силен и чья воля окажется крепче.

Я жестом подозвал к себе нескольких казаков. Зачетов, Назаров, еще двое крепких донцов — они тут же встали рядом, их лица выражали готовность к любому моему приказу, будь то бой или охота на зверя в джунглях. Мы зарядили винтовки и отправились к колодцу. Деревенские, движимые любопытством, позабыв о страхе, поплелись за нами.

Чем ближе мы подходили, тем отчетливее слышался не грозный рык, а надрывный скулеж, громкий и отчаянный — из-под земли. Сверху колодец казался бездонным, его горловина была словно раскрытая пасть, поглощающая свет. Его стены были сложены из больших, грубо отесаных камней, покрытых мхом и редкими полусгнившими лианами. В глубине, куда едва проникали лучи солнца, царил мрак, казавшийся почти осязаемым. Из колодца веяло прохладой, сыростью, затхлой водой и чем-то еще — духом хищного зверя и мокрой шерсти. Я крикнул посветить и в сполохах факела увидел удивительную картину. В середине колодца плавал труп большого леопарда пузом кверху. Судя по соскам — самка. Рядом на выступающем еле-еле из стены камне сидел котенок.

— Провалился детеныш, мать пыталась спасти да издохла, — заключил Козин с оттенком жалости или сожаления. — Слышал я, что самка леопарда после трех месяцев начинает выводить детенышей на охоту. Видать, не уследила. Полезла спасать и…

Я с интересом всмотрелся в котенка. Его шерстка, покрытая такими же пятнами, как и у матери, была еще мягкой и пушистой, но уже начинала приобретать характерную жесткость дикого зверя. Крохотные ушки прижаты к голове, словно он пытался спрятаться от шума мира. Леопард был совсем маленький, едва больше домашнего котенка. Он пищал, тонко и жалобно, словно маленький сверчок, потерявший свой путь в огромном мире джунглей. Его тонкие усики подергивались, когда он пытался принюхаться, но не находил привычного запаха молока и тепла, лишь запах смерти и холода.

— Вот она, ваша людоедка, — произнес я, повернувшись к деревенским, чей страх и недоверие все еще витали в воздухе. — Утонула. А ее детеныш остался один.

Местные жители, увидев труп и услышав мои слова, забормотали, их страх постепенно уступал место изумлению и жалости. Они не ожидали такого исхода, их представления о могучем людоеде были разрушены жестокой реальностью. Некоторые из них, женщины и дети, начали тихо плакать, видя беззащитного детеныша в столь ужасном положении.

Я вновь заглянул в колодец. Крохотное тельце зверька содрогалось от холода и голода, отчаянно ища тепла и защиты. Неожиданно для себя я почувствовал прилив нежности, какой-то странной, почти отцовской симпатии к этому брошенному созданию. В его беспомощности была своя, дикая красота, и в этот момент я принял решение, не поддающееся логике, но казавшееся мне единственно верным.

— Заберу его себе, — сказал я, оглянувшись на казаков, чьи лица отражали смесь интереса и опасения.

Козин, который до этого молчаливо наблюдал, удивленно поднял бровь, но не задал вопросов, лишь вопросительно покосился на Нур, словно ища в ее глазах подтверждение моему безумию.

— Петр, куда? Это же дикий зверь, — раздался голос Лакшми. — Это детеныш. Он не виноват в своей судьбе. Вытащим, выкормим и отпустим.

Нур подошла ближе, ее взгляд был прикован к колодцу, затем она недоверчиво посмотрела на меня, словно пыталась прочесть мои мысли, найти в них хоть крупицу здравого смысла.

— Леопарды не поддаются воспитанию, Петр, если только не взяты от сосцов матери. Их природа не изменится. Даже если ты выкормишь его с руки, он будет видеть в тебе не хозяина, а добычу, когда вырастет. Это заблуждение — думать, что можно сломать дикий дух.

— Судьба этого котенка в моих руках, Нур. Я принимаю этот вызов. Мне нужен такой талисман. Символ моей удачи. Нашей с тобой победы. Я назову его Барсик!

— Барсик? — переспросила Нур.

— Барсик⁈ — захохотали казаки.

— Зря смеетесь. Когда он вырастет, он все вам припомнит.

Мое решение было твердым и окончательным, не подлежащим обсуждению. Казаки уже начали ослаблять кольца веревки, которую мы использовали для переправ через реки, чтобы спустить меня вниз. Я быстро привязал один конец к поясу, а другой передал Зачетову и Назарову. Они крепко ухватились за нее, готовясь спустить меня в темноту колодца, откуда доносился теперь лишь слабый писк.

— Муса, дай мне фонарь!

Татарин, повинуясь, протянул мне небольшой масляный светильник. Его свет, дрожащий и слабый, едва проникал в глубину колодца, создавая причудливые тени на влажных стенах, делая их похожими на древние, забытые лица.

— Держите крепче! — скомандовал я, перекидывая ноги через край колодца и начиная спускаться, стараясь не напугать леопардика еще больше.

Стены были скользкими, покрытыми тонким слоем мха и пыли, но я крепко цеплялся руками и ногами за выступы, продвигаясь вниз. Запах сырости и разложения становился все сильнее, смешиваясь с едким запахом зверей. Наконец, мои ноги коснулись тела, плавающего на поверхности воды. Я подхватил котенка за шкирку. Детеныш был настолько ослаблен, что даже не фыркнул, не зарычал на меня.

— Поднимайте! — крикнул я, чувствуя, как веревка поползла вверх и мы медленно начинаем движение.

Казаки начали тянуть, а я прижимал детеныша к своей груди, чувствуя его дрожь, которая передавалась мне. В воздухе, над колодцем, собирались вечерние тени, но в моем сердце затеплился какой-то странный, новый огонек, обещающий нечто большее, чем просто символ удачи, нечто, что навсегда свяжет меня с этой дикой, удивительной землей.

— Нужно молоко, свежее мясо и кусок самой крепкой кожи. Принц Барсик проголодался, — приказал я, как только утвердился на ногах, не выпуская котенка из рук.

— Работа не закончена, мое сердце, — лукаво улыбнулась Нур. — Колодец! Нужно добраться до его дна.

Счастливые жители деревни споро приступили к работе. Они достали тело взрослого леопарда, принялись вычерпывать воду — до дна, насухо. Так распорядилась принцесса.

Работа заняла несколько часов. Когда колодец полностью осушили, Нур приказала разбить глиняный замок дна. Оказалось, в резервуар поступала только дождевая вода, питающего ключа не было.

Толстый слой утрамбованной глины скрывал какие-то плотно уложенные тюки. Золото? Сундуки? Не решаясь больше доверить работу крестьянам, я отправил вниз казаков.

Первый тюк из промасленной кожи содержал пакет из плотно связанных небольших цилиндров из жести сантиметров 20 длиной.

— Что это? — спросил я с недоумением, чувствуя, как брови удивленно поползли вверх. Совсем не этого ожидал!

Повертев в руках один из цилиндров, понял, что держу тяжелый металлический снаряд, весом не менее двух килограмм.

— Это же майсурские ракеты, — догадался я. — Только без бамбуковых оперений-направляющих. Как же они…

Нур, заметив мою реакцию, покачала головой и тихо засмеялась.

— Что, мой любимый, не золото? — ее голос был полон игривости. — Думал, атаман-сахиб сейчас набьет карманы? Это лишь первая часть, Петр. Самая важная. Мой отец знал, что одними деньгами империю не построишь. Нужно оружие, которое будет их защищать. В колодце несколько тысяч ракет. Инглезам хватит!

Я покачал головой, разглядывая «тубусы». Да, Типу Султан был известен своими ракетчиками, которые доставляли немало хлопот англичанам. Эти снаряды, хоть и примитивные по сравнению с европейской артиллерией, были эффективны, особенно при массовом применении. В чем мы уже имели возможность убедиться во время битвы с генералом Лейком.

— Мы возьмем их с собой, — решил я, уже прикидывая, как их можно использовать. — Но тащить все это…

— И не нужно, — Нур снова улыбнулась. — Оставь часть отряда здесь, для охраны. А мы двинемся дальше.

Мы оставили десяток казаков охранять ценный груз, а сами двинулись дальше, углубляясь в предгорья. Сытый Барсик спал у меня за пазухой, вцепившись в толстую кожу небольшого доспеха, нашедшегося в торбе одного из казаков. Путь стал еще более сложным, тропы исчезли, и мы прорубались через густые заросли, используя кинжалы. Спустя полдня пути мы добрались до небольшой, таинственной деревушки из нескольких глинобитных домов, накрытых крышей из соломы на бамбуковом каркасе, как вьетнамской шляпой. Каждая такая сакля стояла на высокой платформе, имеющей три больше ступеньки.

— Защита от змей, — подсказала мне Нур.

По спине невольно скользнул холодок — я недолюбливал пресмыкающихся гадов, но оказалось, что встречи с ними не миновать. Не только изображения кобр украшали дома — оказалось, в них жили факиры-заклинатели змей, служившие клану Типу Султана и его предкам.

Вскоре к нам вышли два высоких, худощавых мужчины в изношенных дхоти, с босыми ногами и голыми торсами. Их лица были покрыты ритуальными узорами, а на шеях висели ожерелья из зубов змей. Они принесли с собой большие плетеные корзины, из одной доносились характерные шуршащих звуки. Глаза заклинателей, темные и проницательные, остановились на Нур, а затем на мне.

Принцесса объяснила им нашу цель, и факиры, поклонившись, согласились следовать за нами.

Мы снова углубились в джунгли. С каждым шагом зелень становилась все плотнее, воздух — тяжелее, а свет — более тусклым. Лианы свисали с деревьев, как гигантские змеи, обвивая мощные стволы, а корни деревьев, толстые и извилистые, словно живые существа, цеплялись за землю. Мы шли по еле заметной тропе, снова прорубая себе путь, и вскоре потеряли всякую ориентацию в этом зеленом лабиринте.

Внезапно, сквозь густую листву, показались очертания чего-то монументального. Словно из самой земли, среди обилия лиан и древних деревьев, вырос храм, сложенный из темных базальтовых плит. Его стены были покрыты искусной резьбой, на которой, сквозь налет мха и лишайников, можно было различить изображения богов, мифических существ и древних символов. Приземистое здание было одновременно массивным и изящным, будто скала приняла форму святилища, а природа завершила тонкую работу.

— Храм Великой Кобры, — прошептала Нур, ее голос звучал непривычно тихо, почти благоговейно. — Легенда гласит, что его охраняет гигантская кобра, которая спит внутри, ожидая пробуждения потомков моего отца.

Факиры, шедшие впереди, остановились у входа, приложив руки к каменным стенам. Они что-то бормотали, их голоса сливались с шелестом листвы и близким шумом джунглей. От двери храма исходил тяжелый, дурманящий запах, смесь сырости, древности и чего-то еще, неуловимого и тревожного.

Мы вошли в храм. Внутри было прохладно и полумрачно, лишь слабые лучи света пробивались сквозь узкие щели в стенах под самым потолком, освещая пыльный воздух. Свод главного зала поддерживали четыре массивные колонны, разукрашенные сложными узорами. Среди них я различил изображения слонов, топчущих ногами лошадей — древний символ победы Индии над иноземными захватчиками. Посреди зала стояла небольшая безголовая статуя быка, его формы были обточены временем, а отсутствие головы придавало загадочный, почти зловещий вид. Потолок храма был украшен скульптурными изображениями цветов лотоса, их лепестки казались живыми, а стены — рельефными изображениями Шивы, Вишну и Брахмы со своими супругами, их лики были одновременно прекрасны и устрашающи.

Нур подошла к одной из стен, ее пальцы скользнули по рельефу Вишну. Она нажала на едва заметные точки, безголовый бык приподнялся, и с тихим скрежетом открылся потайной проход вниз. Оттуда потянуло холодом и резким запахом серы и земли. Но не только. Из прохода, словно ожившие тени, выползли змеи. Не одна гигантская кобра, как гласила легенда, а шесть более мелких, но не менее страшных — их чешуя блестела в тусклом свете, а капюшоны раздувались, в пастях торчали ядовитые клыки.

Факиры тут же начали действовать. Их флейты издали завораживающие, пронзительные звуки, которые, казалось, проникали в самую душу. Змеи, очарованные музыкой, замерли, их головы медленно покачивались в такт мелодии. Затем факиры выкрикнули гортанное «Бхай, бхай!», и змеи, словно повинуясь невидимой силе, начали отползать, освобождая проход.

— Теперь ты, мой атаман, — прошептала Нур, указывая вниз и зажигая светильник. — Наше сокровище ждет тебя.

Мы спустились по узкой, темной лестнице, в предбанник, под ногами хрустела старая змеиная кожа. Нур открыла сложным ключом замок в железной двери, распахнула ее, посветила фонарем. Внизу открылась небольшая комната, и я чуть не ослеп от увиденного. Пол был полностью выложен золотыми слитками, их блеск в свете факелов казался неземным. Вдоль стен стояли многочисленные сундуки, доверху наполненные драгоценными камнями — алмазы, изумруды, рубины, сапфиры, их сияние ослепляло. Даже мне, уже привычному после богатств Калькутты, все это казалось невероятным и фантастическим.

Я подошел к одному из сундуков и, не сдержавшись, запустил руку в груду драгоценных камней. Их холодное сияние будто обжигало пальцы. Я схватил небольшой, но тяжелый сундук, набитый исключительно алмазами, и, прижимая его к груди, направился к выходу. Мое сердце колотилось от жадности, от восторга, от осознания того, что теперь у меня есть не только армия, но и несметные богатства. Война — это деньги и еще раз деньги.

Поднимаясь по ступеням, я на мгновение отвлекся, замечтавшись о будущем. И это стало моей роковой ошибкой. Нога соскользнула, и я, едва удержавшись на ногах, случайно задел одну из кобр, которая, видимо, не до конца подчинилась заклинаниям факиров или просто оказалась более агрессивной. Мгновенно змея изогнулась, ее капюшон раздулся, и она, словно молния, атаковала. Я попытался защититься кинжалом, выхватив его из ножен, но было поздно. Острая боль пронзила мою ногу — я почувствовал, как ядовитые клыки вонзились в плоть. Я отбросил кобру прочь, ужас сковал меня, как холодные объятия смерти. Я знал — каждая секунда дорога. Плохо осознавая, что происходит, увидел, как Нур подала знак рукой. Один из факиров тут же припал к ране, начал высасывать яд. Сознание стало медленно уплывать.

(1) Пикшеш — подарок (гребенск.)

(2) Разсуслиться — разнюниться, расплакаться (гребенск.)

(3) Низам — титул правителя Хайдарабада, сокращенно от Низам-уль-мульк, «управляющий царством».