Индийский поход. Махараджа

Глава 10

Я раздвинул руками голубую водяную стену, тут же превратившуюся в высоченные зеленые стебли просо с золотыми плюмажами, закрывающими солнце. В полусумраке этого растительного безумия не было видно ничего, кроме спелых метелок с колосками и неподвижно застывших мягких сочных листьев. Они касались моего обнаженного тела — ласково и нежно, как руки Нур.

Куда идти?

Двинулся, как обычно, вперед — без осознанной цели. Разгребал в стороны стебли, будто плыл в океане, но поле, на которое попал, казалось, не имело ни конца, ни края.

Незамеченная вовремя кочка заставила споткнуться. Я уперся рукой в землю и, когда поднял глаза, то уткнулся глазами в высокий трон, скорее кресло с высокой спинкой, украшенное пластинами из потемневшего серебра. Что-то подтолкнуло меня взгромоздиться на него. Уселся. Трон будто был сделан под мою фигуру — руки удобно улеглись на подлокотники, плечам не мешала прямая спинка, сиденье не вызывало дискомфорта. Лишь ноги хотелось пристроить иначе, они никак не могли найти нормальной опоры, соскальзывали. Я посмотрел вниз и оцепенел, почувствовав, как кожа покрылась мурашками. Стопы опирались о человеческие головы, торчащие из земли. Как я их сразу не заметил?

Легкий порыв ветра заставил закачаться просяные стебли — они терлись друг о друга, издавая шорох.

Шорох? Стебли? Из-за них вынырнуло желтовато-зеленое с черными кольцами змеиное тело с круглой, покрытой щитками головой. Огромная королевская кобра! Мои ноги будто приросли к земле, а руки — к подлокотникам, ноги — к головам, хотелось сорваться и убежать, но трон вцепился в меня, не отпуская.

Змея зашипела и принялась подниматься. Ее голова с двумя кривыми бледно-розовыми зубами, с которых капал иссиня-черный яд, и узким раздвоенным языком нависла над моей головой. Прямо перед лицом закачался раздутый капюшон с золотой чешуей.

— Атаман! — свистящим угрожающим шепотом окликнула меня кобра, шурша своими чешуйками.

— Он мой! — раздался грозное шипение с противоположной от моей головы стороны.

Я скосил глаза — точно такая же кобра, только более темного цвета, раскачивалась, готовясь атаковать.

— Пошла прочь, Марьяна!

— Да провались ты, Нур!

Огромные змеи бросились друг на друга, сцепились в схватке, с клыков полетели капли яда, и одна отлетела на мою обнаженную руку, оставляя на ней горящий след…

Я проснулся и зашипел, как кобры в моем сне, — вдоль предплечья красовалась свежая царапина. Чертов Барсик решил поиграть и хорошенько так меня «пометил». Оттолкнул его от себя. «Котейка» изобразил, что собирается атаковать. Поиграть ему захотелось среди ночи! Я подхватил его на руки, встал с кровати. Чтобы не беспокоить посапывающую Нур, двинул на веранду, аккуратно вернув на место плотную сетку, которая закрывала наше ложе. Москиты, будь они неладны! Приходилось от них прятаться, но под пологом было нечем дышать.

Мы ночевали в деревне факиров, в доме, любезно предоставленном нам хозяевами. Обычная индийская хижина — нечто вроде кухни с печью и спальная комната с выходом на открытую террасу под широким навесом — она опоясывала хижину со всех четырех сторон.

Ночь еще не сдала своих позиций, на востоке лишь слабо пробивался бледный свет. Джунгли жили своей тревожной жизнью, заставляя ежиться от доносящихся от них прохлады и угрозы.

Я уселся на высокую ступеньку, прижимая к груди и поглаживая Барсика. Он уже успокоился и тихо посапывал.

Да уж, неслабый сон мне приснился. Марьяна — ладно, но змеи… Классический посттравматический шок после вчерашнего укуса. Слава богу, он оказался так называемым «сухим» — то ли кобра успела потратить свой яд, то ли просто пугала. Всего ущерба — две маленькие ранки на ноге, которые я тут же залил араком, найденном в казацких торбах. Так бывает, объяснили мне факиры. Лишь один из четырех, укушенных королевской коброй, погибает, причем, за считанные часы — очень быстро наступает паралич дыхания. Не просто выбросить эту историю из головы. Очень непросто. Сколько еще она будет возвращаться ко мне — в снах, мыслях? Тут явно есть какой-то подтекст… Но какой?

— Ты как, мое сердце? — раздался сзади голос той, без которой невозможно представить дальнейшую жизнь. Нур присела рядом и потерлась щекой о плечо. — Я вчера чуть не умерла от страха.

— Я тоже, — признался и обнял ее свободной рукой, прижав к себе крепко-крепко. — Давай забудем о том, что случилось. Было да прошло, хорошо? Лучше расскажи мне о Майсуре.

— Что рассказать? — задумалась принцесса. — У нас было большое, процветающее княжество. Лучшее в сравнении с маратхской Конфедерацией. Но мой отец слишком положился на французов. Представляешь, он даже поставил посреди двора шест и водрузил на него красный якобинский колпак, когда к нам прибыли посланцы революции. Потом, правда, одумался.

Я тихо рассмеялся.

— Да, лозунг «смерть тиранам» — это не то, что рассчитываешь увидеть во дворце падишаха. Почему он проиграл англичанам?

— Его предали, я уже говорила. Мира Садик, Мира Надим — запомни эти имена. Но все гораздо сложнее. Отец терзался угрызениями совести от того, что его войны с маратхами и инглиси привели к массовой гибели людей. Голод! Вереницы живых скелетов, бредущих под палящим солнцем к Серингапатаму в поисках не риса, а хотя бы воды, в которой его варили. Картины их мучений так и стоят перед моими глазами (1).

— Да, беда с едой — это, пожалуй, худшее, что нас ждет. Я потому и поспешил увести армию из Бенгалии. В противном случае мы бы просто съели Калькутту. И как накормить солдат — это тоже вопрос вопросов. Я потому и не раздуваю их численность — можем запросто с голода передохнуть, если увеличим ее хотя бы вдвое. Да и санитарные потери замучают — нужны будут большие госпитали, повозки…

Принцесса одобрительно сжала мое запястье.

— Другая беда — это касты, — неожиданно сообщила она. — Ты же понимаешь, что никогда кшатрии не будут сражаться бок о бок с шудрами. Они и тебя еле-еле терпят и бегут совершать омовение сразу после встречи. Лицемеры. Про брахманов Бенгалии говорят: лучший овощ для них — это рыба.

Я непонимающе посмотрел на Нур.

— Рыбу им нельзя есть точно также, как и мясо.

— Понятно. Ты так легко осуждаешь ваш общественный уклад…

— Ты забыл, что я посещала Францию? Мы много потом говорили с отцом о бедах Майсура. И про сложное политическое устройство, про карликовые княжества, про то, как сложно найти действительно грамотных управляющих…

Из джунглей донесся одинокий крик шакала. Ему вторил лай сородичей — рассвет близок, они собирались на охоту. Мы оба непроизвольно вздрогнули, Барсик заворочался, я успокаивающе принялся его гладить, разомкнув объятья.

— Как ты хочешь распорядиться деньгами? — спросила Нур, недовольно поведя плечами.

— О, у меня на них большие планы! Я постоянно спрашиваю себя: у индийских махараджей несметные богатства под рукой, почему же не им, а англичанам все время удается подкуп?

— Я не знаю, — честно призналась принцесса. — Вроде бы отец никогда не был скуп со своими людьми. Но все же они продались.

— Тебе знаком термин «перевернуть шахматную доску»?

— Чатуранга для двух игроков? — уточнила Нур.

Я кивком подтвердил ее догадку, но мысль свою не развил. Она задумалась над тем, что осталось недосказанным. Ну же, Нур, я верю в тебя!

Она злорадно засмеялась.

— Хочешь отплатить инглиси их же монетой?

— А зачем, по-твоему, я потащил с нами в поход Лохматого Паука?

Нур прижалась губами к моей щеке. Потом шепнула на ухо:

— Ты прирожденный махараджа!

Я довольно хмыкнул, но тут же был положен на обе лопатки.

— Во сне ты несколько раз произнес женское имя, — она с трудом выговорила слово «Марьяна». — У владетеля Индостана должно быть много жен. И детей! Хочешь казачку второй, я не возражаю.

Уставился на Нур в полном обалдении. Какая женщина! Что еще она выкинет?

Я вспомнил о шутке казаков, подаривших мне ружье на свадьбу:

— Брак у тебя, вашбродь, крепким теперь будет. Штуцер есть, мишень жене на лбу нарисовал. Если что не так…

Нет, ребята, винтовка мне не нужна, чтобы жить с Нур в полном согласии. А Марьяна… Плохо с ней вышло, чего уж скрывать. Мы в ответе за тех, кого приручили. Или не только приручили?

В джунглях повторился шакалий лай — стая уже нашла первую жертву. Я обнял свою принцессу свободной рукой, даря ей тепло и ощущении защиты.

Летний дворец в Серингапатаме, 14 апреля 1802 года.

Он родился в семье Уэсли, но старший брат Ричард, став маркизом, посчитал родовую фамилию недостаточно аристократичной и потребовал поменять ее на Уэлсли. Как-будто дополнительная «л» придаст роду нового лоску. Артур не возражал, ведь в то время он во всем зависел от титулованного родственника. Отныне ситуация изменилось. Пока он оставался в тени брата, генерал-губернатора, Артур чувствовал себя скованным незримыми цепями, теперь же он был предоставлен самому себе — лишь от него зависело, удастся ли отстоять честь семьи Уэсли-Уэлсли.

Никто не знал, что он конфиденциально дал Ричарду много ценных советов и сумел, например, удержать его от преждевременного нападения на Типу Султана. Или не путаться под ногами, когда армия — это чудовищная машина, порожденная его энергией — отправилась покорять Майсур три года назад. Все заслуги молва приписала, естественно, генералу Харрису, но сведущие люди знали, кто создал колоссальный и разнообразный обоз, состоявший из 200 000 маркитантов, 120 000 буйволов, изрядного количества верблюдов, ослов, коней и слонов. Без провианта, взятого в поход, ничего бы не вышло, ни одного алмаза или рубина не досталось бы победителям — легкая кавалерия Типу Султана создавала перед армией Почтенной компании полосу выжженной земли.

Став губернатором Серингапатама, Артур пользовался репутацией человека, который неистощим по части измышления всякой пагубы на врагов Почтенной компании в Майсуре, как уверяли его сослуживцы. Столь высокая оценка являлась не только неприкрытый лестью. Многие офицеры Компании стремились попасть под его начало. В случае с Уэлсли следовало признать, что Фортуна не всегда слепа: Артур многому научился, служа в Индии, и даже выработал свой стиль полководца — крайне агрессивный, но педантичный. Он смог его отточить, сражаясь с поднявшим восстание разбойником по имени Дундия Вао. Этот бандит, которого по недомыслию освободили из тюрьмы Типу Султана, объявил себя Повелителем Двух Миров и собрал 40 тысяч отщепенцев, таких же, как он сам. Уэлсли гонялся за ним по всему Майсуру, имея 5 кавалерийских и 8 пехотных полков, включая 4 европейских, и в конце концов настиг и бесстрашно атаковал в землях маратхов, наплевав на дипломатию. Оборонявшихся было в четыре раза больше, но это их не спасло — все завершилось тем, что драгуны 19-го полка доставили своему командующему изрубленное на куски тело Вао.

Все это — и военные таланты, и выдающиеся способности администратора, у которого все выплаты производились точно в срок, а вся провинция Майсур не смела даже пикнуть, и несокрушимая твердость, и удача победителя — дарило надежду англичанам, проживающим в Индостане, на то, что страшный сон по имени казак-рюс растает без следа, стертый с лица земли войсками Уэлсли-младшего. В колониях хватало генерал-майоров, амбициозных, воинственных и пустоголовых, но все верили только в сэра Артура. Даже несмотря на столь сокрушительное падение его брата, еще сохранившего пост генерал-губернатора, но утратившего уважение всех сотрудников Ост-Индской компании.

— Значит, ты утверждаешь, что они выступили? — Уэлсли-младший хищно раздул ноздри своего удивительно крупного для столь узкого лица орлиного носа.

Прибывший кавалерийский офицер-раджпут ответил без колебаний:

— Так точно, сэр! Наш эскадрон посчитали обузой для обороны Форта-Уильям и отправили на юго-запад Бенгалии. Когда пришла весть о падении Калькутты, я решил разведать планы врага, предполагая, что на столице президентства все не закончится.

— Похвальная инициатива, — одобрительно промолвил сэр Артур, не подавая виду, что раздражен видом офицера — его коническим шлемом с подвижной носовой пластиной, желтой курткой с геометрическими темными узорами, нашивкой на правом рукаве, лохматой бородой. Обычная форма туземной кавалерии, но генерал считал строгий уланский синий мундир с красным пластроном (2), принятый в королевской кавалерии, образцом для подражания, а эти средневековые наряды наемников-раджпутов его бесили.

— Благодарю, сэр! — вежливо поклонился сипай и продолжил доклад. — Первыми выступили соединенные силы индусов-мятежников — большая армия, которую называют Отрядом Черного Флага. Ее возглавляет атаман Питер-сахиб, урус-казак, женившийся на принцессе Нур из семьи Типу Султана…

— Что ты сказал? Повтори, — сэр Артур вздрогнул, чистые голубые глаза впились в смуглое лицо сипая. — Урус-казак женился на моей бывшей пленнице, превращенной в заложницу?

— Так точно, сэр!

Уэлсли-младший задумался, не позволив себе поддаться гневу. Перебрав все возможные варианты, он остановился на одном, самом правдоподобном. Выскочка из далеких татарских степей, удачливый, как ему рассказывали, наемник, нацелился на трон раджи Майсура, который англичане подарили малолетнему отпрыску из династии бывших правителей-маратхов Серингапатама. Его нашли в зенане, женской половине дворца Типу Султана, — несчастным, никому ненужным и живущим впроголодь. Почести, которые ему воздали победители падишаха, тот почет, которым его окружили, напугали ребенка больше, чем прозябание в чулане. Если раньше он мог затеряться в толпе наложниц своего венценосного тюремщика — а их было немало, одних похищенных европеек набралось под две сотни, — то теперь он был на виду и во всем слушался указаний губернатора, дрожа от страха.

«Русский решил, что мальчишке не место на троне Типу Султана невероятной стоимости?» (3)

— Куда они отправились? — строго спросил Уэлсли.

— Они не скрывали, что идут на Хайдарабад.

— Они не скрывали… — задумчиво повторил генерал, сразу догадавшись, что Питер-атаман бросил ему вызов. «Встретимся под Хайдарабадом!» — вот что означало это зашифрованное послание.

— Отряд Черного Флага насчитывает более 20 тысяч солдат, — не дожидаясь вопроса сообщил сипай.

— А урус-казаки?

— Они задерживаются в Калькутте, — тут же последовал ответ.

«Что бы это значило? — принялся гадать губернатор. — В любом случае, нельзя относится к тем, кто разбил Лейка и взял неприступную твердыню, Форт-Уильям, как к обычным разбойникам, коими являются все, предложившие свой меч махараджам маратхов. Этот Питер-атаман — червяк на крючке, которого забросили перед моим носом? Или я что-то не знаю? В любом случае, нужно действовать так, чтобы спутать вам, пришельцам с севера, все карты. Ждете меня под Хайдарабадом? А что если я окажусь там раньше вас и даже далеко на северо-восток от него? Думаете, я не успею вас опередить? Наивные, история захвата Серингапатама, когда мы тащились как улитки, давно в прошлом».

— Что с сипаями бенгальского президентства? — уперся взглядом в наемника генерал.

Раджпут неуверенно ответил:

— Несколько полков сдались на милость победителей. Под страхом смерти они влились в Отряд Черного Флага.

— Сипаи на стороне врага? — изумился генерал и по-новому взглянул на раджпута.

Офицер неохотно подтвердил.

— Разве у них был выбор, сэр?

Холодная, презрительная мина губернатора свидетельствовала лишь об одном: у сипаев выбор был, однозначный — погибнуть в честь Почтенной компании. Иное немыслимо.

Генерал встал из-за стола. Подошел к ростовому зеркалу и оценил свой вид, водружая на голову треуголку. Длинный красный мундир его бывшего 33-го полка, белые панталоны, идеально начищенные высокие сапоги, внушительная сабля с эфесом из литого серебра в позолоченных ножнах. Поседевшие из-за перенесенной индийской лихорадки виски и никакой пудры на коротко стриженных волосах — она вредит здоровью, а принятые в армии правила пусть катятся к черту!

— Ступайте за мной, — приказал Уэлсли и направился на выход из роскошного кабинета, расписанного сценами сражений индусов с англичанами.

Он жил и правил Майсуром в летнем дворце Типу Султана — единственном месте на острове Серингапатам, где в окружении персидских садов можно было сносно существовать в дикую индийскую жару. Военный трофей, это изысканное двухэтажное зданием из тика, камня и гипса, украшенное позолотой и варварскими картинами в индийском стиле, достался генералу по праву завоевателя. Он не хотел жить внутри крепости, где каждая улица, каждый дом и камень напоминали об убийствах, грабеже и насилии. Внутри стен, которые до сих пор хранили следы английских ядер, а пробитая брешь так и не была заделана — сознательно, на тот случай, если когда-то придется снова штурмовать Серингапатам. Ежедневно, в восемь часов утра он выходил из своей резиденции на плац между крепостью и летним дворцом и принимал торжественный развод караула, в котором участвовали все подчиненные ему войска — королевский полк (увы, не шотландцы!), три полка из собранных со всей Европы наемников и девять полков сипаев майсурского и бенгальского президентств, не считая кавалерии, туземной и европейской. Все то, чем он командовал раньше и чем успела его подкрепить Ост-Индская компания, еще не успевшая оценить степень угрозы. «Заберете у правителя Хайдарабада наемников-арабов», — утешил его директор Бенгальского президентства, поделившийся лишь двумя полками уланов.

«Чертов скряга, выйди на поле боя, и посмотрим, чего ты стоишь! Впрочем, у меня под рукой, — думал сэр Артур, — 14 тысяч солдат. Вполне достаточно, чтобы выбить дух из атамана Питера, если не дать ему соединиться с генералом Платовым».

Его мысли тут же перескочили на предстоящие разговоры с туземными зерноторговцами-бриньярами — на рис, муку, дал, маш, конфеты, гхи, масло, бетель, табак, чай и зелень (4). На все то, без чего его полки не смогут совершить быстрый марш на северо-восток. Под палящим солнцем. «Водоносы! Нужна армия водоносов», — напомнил себя генерал, не обращая внимания на следовавшего за ним по пятам сипая-кавалериста.

Развод караула часто сопровождался экзекуцией — солдатам постоянно следовало напоминать живыми примерами о дисциплине. Три года назад сэр Артур развесил на каждой улице столицы Типу Султана английского пехотинца или сипая, чтобы прекратить мародерство. Потом он составил для Мадрасского правительства «Правила совершения правосудия в форте и на острове Серингапатам» на 12 страницах и в 29 разделах. С тех самый пор недели не проходило без того, чтобы на плацу кого-то не лишали жизни в строгом соответствии с его инструкциями. Но сегодня он решил нарушить собственноручно начертанный порядок.

— Дьявольский ветер! — приказал он обер-офицеру, назначенному командиром команды армейских экзекуторов. — Гарнизонная виселица сегодня отдохнет.

Молодой энсин побледнел и, не посмев оспорить приказ, побежал готовить страшную процедуру (5). К пушкарям, еще не знавшим, какое испытание выпало на их долю, что пришла минута заряжать орудия.

По завершению торжественной церемонии на плац притащили троих осужденных. Трех сипаев, единственная вина которых состояла в навете сержанта, обвинившего их в подстрекательских речах. Их волокли на плац, привязав руки к брусьям. Все трое исходили диким криком. Обычно азиатцы меланхолично относились к физическому наказанию и даже к смерти через повешение — очередная череда перерождений или мусульманский рай, смерти они не боялись. Но не в это раз. Перспектива быть разорванным на куски и похороненным в общей яме-могиле с париями или оказаться в мусульманском раю без головы отключила все тормоза.

Сэр Артур внимательно наблюдал за офицером-раджпутом, доставившим ему столь важные сведения. Сипай оставался невозмутимым, пока осужденных привязывали к пушкам с холостыми зарядами. Он не дрогнул и глазом, когда прозвучал приказ «Пли!», когда поочередно раздались выстрелы, когда куски тел разлетелись перед орудиями, когда головы казненных, оторвавшись от туловища, взмыли в воздух по спирали. Лишь в момент, когда пушкари, злобно ругаясь, принялись собирать кровавые ошметки, сваливая их на большой кусок джутовой циновки, офицер, прибывший из-под Калькутты, позволил себе заскрежетать зубами.

«Что и требовалось доказать», — удовлетворенно сказал себе сэр Артур.

— Полковник, — отойдя в сторону от сипая-раджпута, окликнул он зеленого, проблевавшегося командира королевского полка. — Разместите сотню кавалеристов, прибывших из Форта-Уильям, за пределами гарнизонных казарм. Ночью возьмете своих людей и перебьете всех до единого бенгальцев.

Сэр Артур не знал, что своим приказом разрушил одну из оперативных комбинаций атамана Черехова. Все его мысли в данный момент сводились к грезам, навеянным книжонкой маркиза де Сада «Жюстина и ее добродетели». Он в красках представлял себе, как принцессу Нур будут насиловать его солдаты-победители, не стесняя себя в любых проявлениях жестокости.

(1) По подсчетам историков войны Типу Султана унесли жизнь восьми миллионов человек.

(2) Пластрон — в данном случае это не галстук особого типа, а большой нагрудник с двумя рядами пуговиц.

(3) Трон Типу Султана стоил столь баснословно дорого, что захватившие его англичане были вынуждены распродать его по частям.

(4) Гхи — топленое масло, дал — дробленые сушеные бобы, маш — мелкие светло-зеленые бобы, в еде используется как лущеные, так и пророщенные.

(5) Энсин — младший обер-офицерский чин, соответствующий званию лейтенанта.