Индийский поход. Махараджа

Глава 4

Казаки, казаки… А ведь наши пути-дорожки тут, в Калькутте, разойдутся. Нет, я, конечно, дойду с вами до Бомбея и помогу всем, чем смогу. Но параллельно буду решать другие задачи. Слишком много на себя взвалил, чтобы вот так, за здорово живешь, отсюда уйти. Что мне делать в России, в родной станице, в отчем курене? Я там чужой, а здесь я… кто? Индийский Пугачев? Стенька Разин со своей княжной на струге?

«Ты станешь махараджей», — сказала мне Нур.

Пока во мне видят сильного и удачливого вождя, прирожденного лидера, но не Игрока. Пора это менять. Женитьба на Нур Инайят Хан — верный путь к успеху. Перейду в другую лигу. В политическую. Заставлю с собой считаться, прислушиваться к моим словам махараджей из маратхов, князей из Южной Индии. Пойдет совсем иная игра, чем простой мордобой со свинцовыми примочками. Я стану правителем — самым беспринципным правителем Индии, которого еще она не встречала. Я буду предавать, подкупать, рубить головы врагам, навязывать невыполнимые условия — точно так, как действуют англичане! У них есть чему поучиться, и как же хочется испытать их методы на них самих! Наверное, закричат: ой-ой-йой! Так нельзя! Это нецивилизованно! Не по-джентельменски! Ну так взгляните в зеркало и разглядите самих себя, а я помогу…

Слабый порыв ветерка взлохматил мне волосы, но я даже не заметил.

Безумие? Мечтаю о несбыточном? Но ведь вокруг полно примеров, когда удачливые авантюристы, вроде Мрачного Рейнхарта, мужа Бегум Самру, добивались высокого положения. Петр Черехов — царь царей! Обхохочешься!

Или все реально?

Город под ногами дышал сталью, стонами врагов и ожиданием моих приказов. Куда уж реальнее.

Я — часть огромного механизма, созданного моей волей, его мотор. На мне ответственность за жизнь десятков тысяч, доверившихся мне. И не только мне, а всему Войску. Всех тех, кто пошел с нами, поверив в справедливость. В праведное возмездие. Щедрые посулы — а мы не заигрались в благодетелей индусов? Их нельзя бросить, предоставить самим себе. Свобода Индии еще не завоевана! Это великая цель! Достойная, чтобы ради нее пожертвовать всем. А если в качестве награды рядом окажется любимая и желанная женщина…

«Черт! Куда-то не туда меня понесло. Холодная голова, Петя, холодная! Включай ее, а о бабах потом помечтаешь!»

И я включил на полную катушку, сцепив покрепче ладони на коленях и отключив слуховой аппарат от внешних раздражителей. Мозг, отточенный за долгие годы непростой армейской службы, за время которой и в штабах немало времени провел, тут же начал разбирать одну гигантскую задачу на мелкие составляющие, ставить правильные вопросы и выделять тех, кто на них мог дать ответ.

Как жениться на мусульманке Нур Инайят Хан? Спросить у Бегум Самру, которая заодно подскажет, как все устроить. И как совместить любовную страсть, религию и политику. Она точно знает! Ведь как-то она, будучи мусульманкой, вышла замуж за Мрачного Рейнхарта, то ли протестанта, то ли католика.

Когда объявлю о своем желании, о том, что не вернусь с казаками, какие последствия меня ждут? А ну как осерчают! С этим нужно идти к Платову. Непростой разговор меня ждет.

Как обезопасить тылы, что делать с Калькуттой? Вопрос слишком серьезный, чтобы решать с кондачка. Холкар, Синдия — вот с кем его нужно обсуждать. У меня забрезжили идеи, что им предложить, что потребовать, как можно все устроить. Свару маратхов из-за Дели нужно прекращать. Бенгалию — защищать изо всех сил. Тут мне в помощь еще одна фигура — освобожденный из английской тюрьмы Вазир Али-хан, 5-й наваб Ауда (1). Он и его жена, королева-невеста, Баху Богум-младшая — теперь мои должники. А еще мистер Брэддок по кличке Мохнатый Паук (спасибо Лакшми за подсказку!). Этот мне задолжал по полной. Наверняка, меня ждет немало интересных открытий, способных вызвать новую волну очищающего насилия.

Теперь Майсур. Женитьба на княжне Нур не превращает меня автоматически ни в раджу, ни в падишаха, коим провозгласил себя ее отец, ни в махараджу. Но где наша не пропадала: взять с меча власть над большой страной — это в порядке вещей для Индостана. Собственно, семейка Нур именно так ее и получила. У меня уже не отряд — будем называть вещи своими именами, в моем распоряжении целая армия. Главное — не дать ей развалиться после Калькутты и еще нарастить, благо что денег навалом. Радиша со своими индусами мой, гуркхи мои, с рохиллами нужно что-то решать. Как-то притянуть раджпутов, из коих набирают сипаев. А вот с казаками из моей сотни… Боюсь, они со мной только до Бомбея. Как нож в сердце, когда подумаю, что от меня могут уйти Козин и Зачетов, Назаров и Муса. Уйдут? Неужели предпочтут вернуться домой? А Марьяна? С Марьяной-то что делать???

Так, отставить сантименты! Об этом еще будет время погоревать или порадоваться. А сейчас нужно думать о том, как вытолкнуть побыстрее объединенную армию в поход на запад, на Артура Уэлсли. Разгромим его, и Майсур свалится мне в карман как попутная добыча — лишь бы маратхи не стали возбухать, когда скину с трона в Серингапатаме их родича, ставленника англичан.

Все упирается во время. На носу сезон дождей, нужно думать, как спасать порох. Нужны просмоленные брезенты, или что тут еще применяют? У кого бы спросить? Конечно, у Карпова.

А как ведутся боевые действия во время муссонных дождей и наводнений? Наверное, Нур мне ответит.

Нур, Нур, Нур…

Интересные перспективы ты мне открыла. «Женюсь, женюсь. Какие могут быть игрушки! И буду счастлив я вполне…», «Лучше жениться на сироте…» — память услужливо подсказала веселые варианты ответа. Смущаюсь? Ой, вот только не надо…

«Если-палки, волнение, как у юноши. Не ожидал от себя такого!»

Вскочил на ноги, мысленно влепил себе леща и отправился делать предложение. А чего тянуть-то? Муссоны близко!

Я спустился по винтовой лестнице, каждый шаг отдавался глухим эхом в тишине дворца. Босые ноги ощущали прохладу камня, контрастирующую с влажным жаром воздуха. Когда я приблизился к своим покоям, меня встретил донец-охранник, которого поставили у дверей на ночь. Молодой, лет двадцати, с еще не полностью оформившейся бородой, он старался держать ружье ровно, но его глаза выдавали нервозность. При виде меня он вытянулся, попытался отсалютовать, но его взгляд упорно скользил мимо моего лица, цепляясь за стену, за пол, за что угодно, лишь бы не встретиться с моими глазами.

— Ваше благородие, там… — начал он, запинаясь, глухим голосом, почти шепча. Он теребил пальцами ремень ружья, не осмеливаясь поднять голову. — Там шумно. Очень.

Я прищурился. Шумно?

— Нападение? Лазутчик⁇

— Нет, нет, но… Я не виноват… Как ее остановишь?..

Охранник мялся. Да что происходит⁈

Отстранив казака, я рванул дверь на себя. Она с глухим стуком распахнулась, обнажив картину, от которой у меня натурально полезли глаза на лоб.

Покои, еще недавно окутанные полумраком и тонким ароматом благовоний, теперь напоминали место битвы. Разбросанные по полу подушки, скомканные покрывала, опрокинутый столик с остатками фруктов — все это свидетельствовало о недавнем хаосе. И в центре этого хаоса, освещенные тусклым светом масляных ламп, сражались две женщины.

Марьяна, наша Марьяна, стояла в разорванном на груди бешмете, широко расставив ноги, ее обычно аккуратные черные косы разметались, а лицо раскраснелось от гнева. Одной рукой она тянула широкую прядь черных волос из прически Нур, а другой от нее закрывалась. Сама принцесса, полностью обнаженная, была не менее разъярена. Ее глаза, эти удивительные синие глаза, горели бешеным огнем, а на щеке уже проступал красный след от удара. Она не оставалась в долгу: ее тонкие, но сильные руки осыпали Марьяну пощечинами в попытке освободиться от цепкой хватки.

Обе раскрасневшиеся девушки, с растрепанными волосами, бешено ругались, и этот дикий многоголосый поток брани только усиливал абсурдность происходящего.

— Воровка! — кричала Марьяна, дергая Лакшми за волосы, пытаясь повалить ее на пол. — Забрала мое добро!

Нур, вцепляясь пальцами в косы Марьяны, выкрикивала на нескольких языках оскорбления, а заметив меня, перешла на арабский:

— Грязная шлюха, как она смеет меня касаться! Я принцесса дома Майсур!

Мой мозг, только что оперировавший категориями империй и исторических поворотов, теперь судорожно пытался переварить эту неприглядную реальность. Этот балаган, эта дикая схватка двух женщин, каждая из которых по-своему была мне дорога, — совершенно невыносимо. Хорошо хоть Нур не успела схватить мой кинжал — схватка могла закончиться кровью!

Я бросился вперед, вклинился между девицами, пытаясь их растащить. Марьяна, видимо, приняв меня за очередное препятствие на пути к цели, огрела меня локтем в грудь, от Лакшми тоже получил оплеуху.

— Прекратите! Немедленно! — рявкнул я.

Я схватил Марьяну за предплечье, а индианку — за локоть, отталкивая их друг от друга. Обе женщины, обессиленные, но все еще пылающие яростью, тяжело дышали, их груди вздымались, а взгляды метали молнии.

— Казнить ее! — крикнула Нур, раздувая ноздри, ее лицо было искажено гримасой ярости, а смуглое тело блестело от пота. Она указала на казачку, словно на прокаженную. — Она подняла руку на принцессу! За это положена смерть, атаман!

Марьяна, вырвавшись из моей хватки, плюнула в сторону Нур.

— Сундари! Проститутка!

Лакшми зарычала и обнажила зубы, уподобившись тиграм своего покойного отца.

— Марьяна, прекрати! Ты ошиблась! Очень ошиблась! Нур принцесса!

— Да какая она принцесса! — крикнула девушка. — Она самозванка! Окрутила моего казака!

Я почувствовал, как мои брови взлетели вверх. «Моего»? Это было что-то новенькое.

— Когда это я стал твоим? — удивленно спросил я, чувствуя, как внутри закипает гневное раздражение. Это была последняя капля.

— Она воровка! — обиженно высказалась Нур в адрес Марьяны. — Влезла в наши покои! Копалась тут в сундуках!

Я встряхнул головой, пытаясь прояснить мысли. Разбираться в этих бабских распрях, выяснять, кто там что у кого украл и кто кого окрутил, не было ни малейшего желания, ни времени. Мне нужно было немедленно развести их, иначе драка продолжится, и дело кончится куда хуже, чем клок вырванных волос и пощечины.

— Ты ждешь тут, — я тыкнул пальцем в принцессу, ее глаза все еще метали искры, но она, кажется, уловила решимость в моем голосе и чуть успокоилась. — А ты идешь со мной!

На губах казачки задрожала горькая улыбка.

— Провались она, твоя Нур!

Схватил Марьяну за руку. Она уперлась, пытаясь высвободиться, но я был решителен. С силой, от которой затрещали ее суставы, выволок ее, упирающуюся, из покоев.

Мы вывалились в прохладный коридор, оттащил ее от двери, но Марьяна не собиралась сдаваться. На меня обрушилась настоящая буря: слезы хлынули из ее глаз, горячие и обильные, как тропический ливень. Она начала осыпать меня упреками, ее голос переходил в надрывный вой, затем снова в слезы, еще более горькие и безутешные. Она обвиняла меня во всех смертных грехах, в предательстве, в измене, в том, что я забыл ее и променял на эту «индийскую подстилку». Ее слова, произносимые с такой искренней болью, могли бы растопить камень, но сейчас я был непробиваем. Мои нервы были натянуты до предела, и я понимал, что эту истерику просто так не прекратить. Она будет тянуться часами, если я не приму жесткого решения.

Мой взгляд упал на урядника гребенцов, стоявшего чуть поодаль. Тот, услышав крики, прибежал, понимая, что его присутствие может понадобиться, что нужно защищать его любимицу.

— Зачетов! — резко позвал я.

— Слушаюсь, вашбродь! — тот, вытянувшись по струнке, подошел ко мне, его лицо было непроницаемо, но я видел в его глазах нешуточное беспокойство.

— Караван с золотом для перевозки в ставку Платова готов?

— Так точно! На рассвете выходит, через три часа будет в датской миссии. А может и раньше.

— Отлично. Заберёшь с собой Марьяну и передашь ее полковнику Астахову, — я небрежно махнул рукой в сторону рыдающей казачки, которая, кажется, на секунду замерла, пытаясь осмыслить мои слова. — Скажешь, что я очень просил присмотреть за ней.

Марьяна, опомнившись, снова взвыла, ее причитания стали еще громче, еще отчаяннее. Она бросилась ко мне, пытаясь схватить за руки, умоляя, проклиная. Но я уже принял решение. Не слушая ее призывов, не обращая внимания на ее попытки ухватиться за меня, развернулся и решительно зашагал обратно к покоям. Понимая, что там, за этой дверью, меня ждет новая буря, возможно, менее шумная, но не менее разрушительная. Принцесса Лакшми, моя новая возлюбленная — моя невеста? — наверняка не простит такой дерзости.

Но я ошибался.

Когда я вернулся в комнату, меня встретила уже облачившаяся в сари девушка, успевшая даже чуть поправить прическу. Вместо упреков она спокойно улыбнулась, произнесла:

— Раз государственные думы, мое сердце, не дают тебе уснуть, давай обсудим ближайшие планы. У меня много мыслей насчет того, как все устроить.

Мнда… Вот тут-то я окончательно понял отличие обычной женщины от принцессы.

Богум Самру обосновалась в старом Форте-Уильям, в бывшем доме губернатора — двухэтажном красном особняке с белыми наличниками. Под ним находилась знаменитая «черная дыра Калькутты» — небольшая тюремная камера, где в жуткой тесноте полвека назад задохнулись или умерли от ран больше сотни англичан. Княгиню это соседство не смущало — наоборот, она находила в нем некую вселенскую справедливость. Так и сказала, когда угощала меня чаем по-персидски.

Мы устроились в миленькой гостиной, уже украшенной по- восточному, как любила м-м Иоанна — ковры и кальяны. И, конечно, ее новый фаворит, настоящий полковник, Аким Акакиевич Карпов, выступавший переводчиком.

Слуги в одних дхоти и тюрбанах разливали чай из высоких сосудов с длинными загнутыми носиками — тонкой струйкой почти с метровой высоты, не пролив ни капли. Получив свою порцию, требовалось зажать между зубами кусок сахару и пить чай через него. Как по мне, так чересчур приторно и невозможно разговаривать.

Когда с чаем было закончено и соблюдены правила вежливости, я наконец смог задать свой главный вопрос — как мне устроить брак с княжной-мусульманкой.

— Кто она, та, кто похитила сердце атамана Отряда Черного Флага? — не могла не спросить княгиня Иоанна.

Я честно во всем признался.

— О-ля-ля! — развеселилась Богум Самру. — Кажется, кому-то в Серингапатаме пришла пора собирать вещички. Неужто задумал восстановить империю Типу Султана? Можешь не отвечать, рыцарь, у тебя все написано на лице.

Она запыхтела кальяном, лукаво на меня поглядывая. Интригу нагоняла, старая плутовка!

— Коран строжайше запрещает браки между христианином и мусульманкой, — вылила на меня ушат холодной воды Богум Самру.

Я разволновался.

— А как же ваш брак, уважаемая госпожа? С вашим мужем, с князем Сардханы?

Очередная затяжка кальяном, новая хитрая улыбка.

— Успокойся, атаман! Это же Индия! Тут на все смотрят гораздо проще. Будь по-другому, при том количестве людей и верований мы бы погрязли в вечных кровавых религиозных распрях… Я заключила брак с Рейнхартом Сомбре по восточному обычаю, и никто и слова не сказал (2). С точки зрения веры моего мужа, наш брак ничего не значил. Но с точки зрения наших подданных, союзников и врагов, он значил очень многое. В любом случае мои права как законной наследницы княжества были обеспечены. А это самое важное. Я унаследовала власть — сперва как регент при малолетнем сыне, потом уже как полноправная правительница после мятежа. Ты знаешь эту историю, про Джорджа Томаса, которого ты прикончил по моей просьбе.

Я закивал, припомнив подробности. Мы немного пообсуждали еще «Восток дело тонкое» и некоторые нюансы свадебного обряда.

— Благодарю, госпожа! Вы показали мне свет в конце темного тоннеля.

Карпов был молчалив, хотя по нему было видно, что мой приход ему не в тягость, а в радость. Нет, весь наш разговор он переводил безропотно, но от себя не добавил и слова. Что-то его угнетало, но что? Зная о плане дальнейшей кампании, трясется, что навсегда расстается со своей любимой? Но что ему мешает просто остаться в Калькутте? В чем проблема? В конце разговора догадался.

— Дядя Аким, а ведь княгиня Иоанна католичка. Как же вы сочетаетесь браком?

Полковник повесил голову:

— То-то и оно, Петя. Головная боль моя. Не пылкий юноша уже, не вертопрах какой. Хотелось бы все честь по чести.

Богум догадалась о предмете разговора. Ласково приобняла страдающего Карпова и зашептала молитву. Он приободрился, словно черпал силы из ее чар.

— С верой — это не ко мне, Аким Акакиевич. Но кое в чем вам помочь могу, — поддержал я главного артиллериста Войска. — Нельзя Форт-Уильям просто так бросать. Держать его нужно изо всех сил. А это означает, что крепости нужен комендант. Лучше кандидатуры нам не найти, — я похлопал полковника по руке, и он догадался, о ком я говорю.

— Что-то ты крутишь, Петя, — удивился он. — Чем же это нам поможет? Жанка в свое княжество, а я здесь? За тысячу верст?

— Не нужно госпоже возвращаться домой. На Бенгалию ее поставим. Платов передаст ей титул назима, Холкар и Синдия возражать не станут, объявят ее навабом. Ваша любимая — дама с серьезным авторитетом.

Карпов перевел мои слова Богум Самру, и княгиня вспыхнула как девочка, глаза засверкали, открывающиеся перспективы вознесли ее в небеса. Одно дело быть княжной маленького удела с наемным войском, другое — огромный Бенгалии. Да тут можно так развернуться… Она внимательно, оценивающе заглянула в мои глаза. Ведьма! Догадалась, что я себе готовлю прикрытие тыла, а не просто хочу укрыть Бенгалию от англичан?

— Неужто согласится? — задал полковник риторический вопрос — сразу стало заметно, что княгиня Иоанна ухватится за такую возможность обеими руками. — Это что же получается? — принялся он рассуждать вслух. — В отставку придется подать? Я не ты, мне препонов чинить не будут.

— Не понял, — вскинулся я. — Чем я хуже?

— С Платовым поговори. От него все зависит, — уклончиво ответил полковник. — Без разрешения старшего командира жениться тебе нельзя. Хоть и по восточному обряду.

В датской колонии царила тишь да благодать, хотя здесь находилась главная ставка казачьего войска. Калькутта еще дышала ненавистью и страхом, а здесь, среди стриженых кустов и аккуратных домиков с большими французскими окнами в переплетах, степенно прогуливались обдуваемые ветерком с Хугли жители миссии — кое-кто под ручку с казацкими сотниками. Пока Англия, Франция и Голландия воевали, датско-норвежские купцы процветали. Деньги делались на всем — на перце, тканях, тайной перевозке товаров враждующих стран и даже на отмывании капиталов, накопленных вороватыми чиновниками Ост-Индской компании, названной по недоразумению Почтенной. Теперь подбивали клинья к казакам. На этих пройдох у меня были кое-какие виды, но сегодня меня ждал куда более важный и сложный разговор. С Платовым.

Застал его обедающим за столом в компании Дюжи, Грекова, Астахова и, как ни странно, Синдии с Холкаром. Махараджи сидели с растерянными лицами — не то из-за мяса, присутствующего на столе (очередное осквернение высшей касты как-никак!), не то — и скорее всего — из-за столь стремительного изменения всех политических раскладов. Оно не укладывалось в их голове, будущее в полном тумане. Как жить дальше, они не понимали.

— Проходи к нам, Петро, — обрадовался атаман моему визиту. Раскрасневшийся, в одной рубахе, он выглядел полностью восстановившим силы. — Золотишко от тебя прибыло — все чин чинарем. А мы тут курями на вертеле балуемся. Надоели эти карри, спасу нету. И пури вместо черного хлеба. Правда, острый горох ничего, под пиво сгодится.

Он схватил с блюда жареную курицу, разорвал ее руками напополам, одну часть бросил на свободную тарелку, а в другую с ожесточением вгрызся. Сок от сочной мякоти потек по подбородку.

— Вкуснотища! Хватай тарелку да пива себе налей, — он кивнул на выделенное мне угощение.

Я отказываться не стал. Забрал тарелку с половинкой курицы, нашел кувшин с мутным пивом и уселся полдничать. Никто и слова не сказал, что мне здесь не место, что чином не вышел. Все это давно в прошлом. До сражений на Ганге.

Некоторое время все усиленно работали челюстями. Индусы от мяса отказались и трескали нут горстями, запивая его пивом. С учетом того количества перца, коий добавили в блюдо, пенный напиток не мог не прийтись им по вкусу. Может повара специально так перчат, чтобы напились побыстрее? Хотя градус в пиве был так себе, с такого сильно не опьянеешь.

— С чем пожаловал? — поинтересовался атаман, разделавшись с курицей и вытирая лицо и руки салфеткой. — Рассказать, как Уэсли не догнал? Ну не догнал и не догнал — экая забота!

— С разным.

— Не строй загадочное лицо. Лучше послушай интересную историю.

Все знали, как Платов обожал выступать рассказчиком и тут же дружно поддержали его предложение.

История и впрямь оказалась не из банальных, но не военная, как все ждали, а из сферы культуры. Ее атаман выведал у датчан, теперь делился с нами. Лет десять-двенадцать назад в Калькутту заявился русский музыкант-скрипач Герасим Лебедев, задумавший необычное. Захотел он создать национальный Бенгальский театр. Изучал язык, местную поэзию, написал музыку к пьесе, а слова — местный поэт (1), нанял актеров и помещение для спектаклей. Первые представления прошли с успехом. В общем, крепил русско-индийские культурные связи, от чего англичане пришли в ужас.

— И что ж вы думаете? — хитро прищурившись спросил Матвей Иванович.

— Да говори!

— Разорили!

— Это как?

— А очень просто. Натравили на него стряпчих. И через судью оставили без гроша. Потом выгнали. Он отсюда с пустыми карманами убрался.

— Вот собаки! Поделом им! — раздались взволнованные голоса. — Поторопился Герасим с отъездом. Мы ему театр бы отдали. Британский. Их тут целых три штуки.

Да, Калькутта — город непростой. Тут не только торговля била ключом, не только кое-какая промышленность уже имелась, как, например, фабрика по производству фитильных мушкетов или судостроительные верфи, но и культурные учреждения функционировали, и образовательные. Как это все сохранить? Жалко, что Лебедев нас не дождался. Мне бы он пригодился.

Синдия и Холкар встревожились. Им помогли разобраться в случившимся переводчики, и тогда они присоединились к негодующим возгласам.

Я посчитал момент подходящим и выложил свои идеи насчет Калькутты, Богум Самру и Карпова. Что же касается двух вождей маратхов, предложил им перестать валять дурака, создать дуумвират и править совместно в Дели. Коллективно так сказать… Удивительно, но столь простая идея им в голову отчего-то раньше не пришла. Они обменялись понимающими взглядами и…вроде как, согласились. Для виду или взаправду — сказать трудно. Но лед явно тронулся. Совместный поход их крепко сдружил, как всем казалось. И к идее сделать Богум Самру навабом Бенгалии они отнеслись благосклонно — меньше поводов для конфликтов.

— Поднаторел ты, Петруша, в местных делах! Политик…

Атаман подшучивал надо мною, но было видно, что слушал с полным безразличием. Все его мысли были о грядущем новом походе. Пересечь субконтинент — это не к теще на блины сходить.

— Как же мы без Карпова? — подал голос Астахов.

— Хватает обученных артиллеристов, — отмахнулся Платов. — Хочет жениться на индианке, туда ему и дорога. Он же не наш, не казак. Подаст мне прошение об отставке — приму. А нам, пока мы до Бомбея будем добираться, без прикрытого тыла хана! Вцепятся нам в крестец англичашки да как начнут огнем ширять, ежели Калькутт отвоюют. С горелыми портками много не побегаешь!

Мы с атаманом явно мыслили в одном ключе. Решил, что момент подходящий обсудить и мои планы. Слухи о Нур Инайят Хан могли в любой момент достичь ушей отцов-командиров. И тогда придется оправдываться. Лучше сыграть на опережение.

— Матвей Иванович! Мне б с вами приватно пошептаться.

— Ну пойдем, коли охота.

Атаман встал из-за стола, потянулся и двинулся в соседнюю комнату, в салон, изящно отделанный зеленым шелком и с европейской мебелью, обитой такой же тканью. Удобные кресла манили присесть. В высокой клетке на жердочке сидел соловей — не исключено, что из Кабула, который славился певчими птицами. На стенах висели картины в резных позолоченных рамах. Если бы не деревянная рама под потолком с натянутой на нее тканью, которую качал слуга-панхвал, можно было бы подумать, что мы в Европе. В очень-очень богатом доме.

«Кучеряво живут датчане, — подумал я. — Нужно будет через них торговлю со Старым Светом построить. А с Новым — через американцев. Подскажу-ка эту идейку Иоанне. Без торговли тканями не выжить сотням тысяч ремесленников Бенгалии».

Атаман плюхнулся в кресло, с удовольствием взгромоздил ноги на подставку для ног и развалился в вольной позе.

— Надо пользоваться удобствами, пока есть возможность. В походе окромя барабана и седла ничего не будет. Знаешь, как такая конструкция прозывается? — спросил Платов, похлопав по ручке кресла, и, не дожидаясь от меня ответа, пояснил. — «Дюшес бризе», «разбитая герцогиня». Придумают же. Сидай напротив.

Я занял предложенное место и принялся рассказывать атаману свой план. Все честно, без утайки. От и до. И про свою цель, и про любовь. Как отцу родному. Или священнику на исповеди.

— Доложили мне уже, что привез ты в свои хоромы туземку-красавицу. И про скандалы под твоей крышей. Зря Марьянку обидел.

«Неплохо Дюжа работает,» — усмехнулся я, но потом мне стало не до смеха.

По мере моего рассказа чувствовал, как нарастает отчужденность, как болезненно среагировал атаман на мои планы жениться, на вытекающие из нее последствия.

— Нету моего согласия на твой брак! — огорошил меня атаман. — Ишь чаво удумал! В цари он захотел!

Я вскинул возмущено брови. И волком глянул на Матвея Ивановича! Хорошо же он меня отблагодарил!

— Не слишком любезно вы со мной, ваше превосходительство. Прошу простить мое недомыслие…

Здравый смысл подсказывал мне заткнуться, но меня несло.

Набежавшая на лицо тень мгновенно состарила атамана. Он вскочил с «разбитой герцогини», тяжело, всей грудью, вздохнул и ткнул в меня пальцем.

— Не смей мне тут изрыгать поносные речи! Давненько от тебя фортеля ждал. Все думал: ну, когда ж щенок в собачонку превратится и начнет меня за пятки кусать. Дождался. Теперь судить тебя будем! На казачьем круге.

(1) В реальной истории Вазир Али-хан, 5-й наваб Ауда, красавец-мужчина, в 19-летнем возрасте был захвачен в плен (выдан одним раджей) после подавления восстания в Бенаресе против англичан. Просидел в железной клетке в тюрьме Форта-Уильям 17 лет. Там же и умер не то от тоски, не то от болезни. Еще осталась жалость к несчастным инглиси, пущенным под нож?

(2) Все так и было, брак мусульманки-танцовщицы и наемника-христианина, мы ни слова не приукрасили. Кстати, в современной Индии браки мусульманок с представителями иных конфессий разрешены законом.

(3) Слова к пьесам музыканта-самоучки Герасима Лебедева писал бенгальский поэт Бхаратчандра Рэй.