Индийский поход. Махараджа

Глава 7

Калькутта, район Читпур-роуд, 28 марта 1802 года.

Город, построенный англичанами на берегу Хугли, породила торговля, и ее одной он жил, а несколько крупнейших рынков стали его сердцем. Кули-Базар, куда свозились все ткани Бенгалии и где приезжему купцу никак нельзя было обойтись без помощи бабусов, чтобы выбрать действительно качественный товар, базар Тиретта, итальянца, сбежавшего от правосудия и сумевшего преуспеть среди англичан, Лал-Базар, эта улица роскошных магазинов европейцев и граница между двумя цивилизациями, и разместившийся за ним Читпур-роуд — то место, куда в поисках справедливости спешил седобородый в неприметных бежевой рубахе-курте до колен, шальварах и тюрбане.

После пришествия завоевателей с севера ободранный Лал-Базар напоминал кошку, переболевшую лишаем. Разгромленные лавки, предлагавшие раньше дорогой заморский товар, зияли черными провалами и воняли пепелищем. Однако уличные торговцы вернулись на свое место в расчете заработать несколько пайсов — так пробивается новая шерсть, когда рубцуются язвы. Читпур-роуд, возникший на месте деревень и населенный исключительно индусами разной степени достатка, восстановился гораздо быстрее, что неудивительно — разве сложно вернуть на место примитивные циновки, игравшие роль боковых стенок, и навесы из тростника или плотной ткани?

Длинная и широкая улица, образуемая двухэтажными домами с выступающими балконами, полнилась народом, спешившим за покупками или занятым своими делами. Нищие попрошайки с выпирающими ребрами, прикрытые лишь обрывком джута, лысые кули в одной набедренной повязке, иссиня-черные и неизменно веселые, полуголые смуглые работники в белых дхоти и чалмах, крикливые зазывалы, лохматые и навязчивые, мусульмане, усатые и важные, статные красавцы-сикхи в высоких тюрбанах, с кинжалами-кирпанами на поясе и с дерзким вызовом в глазах, женщины, наряженные в сари ярких расцветок и обвешанные кучей цепочек и браслетов или закутанные так, что видны лишь черные очи, вцепившиеся, чтобы не потерять, в своих детишек — кого только не встретишь на Читпур-роуд!

Над улицей витал непередаваемый аромат Калькутты, в котором смешалось все — солнце, пыль, цветы, благовония, специи, уличная еда, смрад от Хугли, человеческий пот и буйволиная моча. Сперва в этой палитре запахов вступивший на Читпур-роуд отчетливее ощущал благоухание белых, желтых, оранжевых и красных цветочных головок — их продавали корзинами или в готовых гирляндах, которыми украшали гостей и статуи богов. Потом приходил черед пряному запаху гвоздики, корицы, тмина, кориандра, куркумы и особенно имбиря — он традиционно преобладал в калькуттском карри. Тут же, рядом с корзинами специй, прямо с повозок, продавали овощи и фрукты, сорванные с веток деревьев и кустов несколько часов назад.

Седобородый в курте неприязненно покосился на проталкивающуюся сквозь толпу группу белых воинов, пришедших с севера, — на казаков в высоких шапках из меха, с оружием на поясе. Кули, придерживая на плече палку с двумя пустыми плетеными корзинками, наперебой орали, бесстрашно хватая за руки этих ни на кого не похожих людей со свирепыми лицами:

— Бабу, возьми меня, я хороший бой!

Урус-казаки их не понимали, строили страшные рожи, хватались за рукояти своих сабель, но некоторые из них сдавались, и тогда весело улыбающиеся носильщики тащили их к тем хозяевам лавок, с кем имели договоренность. Что хотел купить на рынке северянин, не имело никакого значения, как и то, что такой несчастливец начинал сыпать яростными проклятиями. Если бы седобородый знал русский язык, он был бы искренне поражен, на что ругался урус-сахиб — тот ждал, что его отведут к продажной женщине, к «бабе», а вместо этого ему подсовывали безделушки из керамики. Но седобородый ничего не понял, да и вовсе не хотел разбираться в случившемся — у него была своя цель для похода на рынок, гораздо более важная.

Он прорвался сквозь ароматную завесу овощного рынка и очутился в нагромождении лавок, торговавших всех подряд — керамикой, изделиями из чеканной латуни, резной мебелью, поделками из сандалового, черного и красного дерева и из слоновой кости. Визитера все это многообразие товаров ручной работы оставило равнодушным. Он уверенно свернул в нужном месте и притормозил перед лавчонкой со священными статуэтками. Здесь был представлен почти весь пантеон индийских небожителей — танцующий Шива, прекрасная Апсара, синекожий четырехрукий Вишну с многоголовым змеем над головой, веселый толстяк Батей, пришелец из Китая, приносящий удачу, Ганеша — мудрый бог с головой слона, и, конечно, главная богиня города — Кали с ожерельем из человеческих черепов на шее и с мечом и отрубленной головой — в руках.

Хозяин лавки, крепкого телосложения усач, в таком же курте, как и на госте, только белого цвета, вежливо поклонился гостю. Как только тот плотно закрыл за собой дверь, манеры хозяина моментально изменились — малейшие следы подобострастия, принятого среди торговцев, исчезли без следа, на гостя сурово смотрел тот, кто привык приказывать, а не угождать.

— Что привело тебя ко мне, шамсиас Вишал?

Седобородый замялся.

— Несчастье, предательство, возмездие… — забормотал он, растерявшись перед лицом джемадара, руководителя тайной общины тхагов-душителей. — Я знаю, что мой низкий ранг не подобает называть имя будущей жертвы, но здесь особый случай.

Никто бы никогда не заподозрил в хозяине лавки главаря секты безжалостных убийц, последователей Черной матери, совершавших ритуальные человеческие жертвоприношения богине Кали по всей Индии. Обычный торговец — таких тысячи в Калькутте. И его подручные — бхутоты, которые имели право душить жертву, и шамсиасы, державшие ее за руки и за ноги, — также ничем не выделялись из толпы, об их страшном промысле не знали даже родственники. Клятва и страх возмездия намертво запечатывали рты. Община стирала кастовые различия, ритуалы с использованием гашиша возбуждали, но не это привлекало неофитов. Одни рассчитывали поживиться, ибо деньги жертвы перекочевывали в карманы убийц. Других влекла власть над смертью, ощущение избранности или врожденный садизм, жажда наслаждения муками удушаемого.

Счет убитым во имя Кали доходил до сотен тысяч, если не до миллиона — о тхагах знали, их боялись, и никто не смел бросить им вызов. Наоборот, власть имущие часто их использовали. Хозяин седобородого, главный бабус Калькутты Рамдулал Дей, иногда прибегал к их услугам. Так будущий шамсиас познакомился с хозяином лавки, проникся культом, прошел посвящение, получил «зуб Кали», железное навершие мотыги, с помощью которой закапывали тела убитых, и главное оружие душителей — румаль, шелковый платок длиной в «королевский локоть» (1).

— Прекрати мямлить и расскажи все как есть, — строго приказал лавочник.

Седобородый Вишал собрался с духом и поведал грустную историю крушения империи Бабу Рамдулала Дея. О том, как проклятый урус Питер обманул главу бании, отнял у него все сокровища и лишил жизни его, его сыновей и многих бабусов Калькутты.

Джемадар слушал, полуприкрыв веки. Когда седобородый закончил, главный тхаг широко распахнул глаза и с насмешкой спросил:

— Предлагаешь мне заняться любимцем Ганеши, столь ловко устраняющим все препятствия на своем пути? Нет слов! Слоноликий, то вверх, то вниз качающий головой, хранит этого человека, отгоняя от него злых духов (2). Все знают, что Питер, победитель инглиси, напоил молоком статую бога в Бенаресе и с тех пор ему сопутствует удача, будто он триста раз потер пузо Смеющемуся Будде.

Визитер оторопел. Не такого приема и не такого ответа он ждал. Он открыл было рот, чтобы доказать свою правоту, предложить денег, но раздался жуткий чмокающий крик ящерицы-геккона — безобидного существа, сидевшего под крышей, на почерневших балках, но способного до смерти напугать своим воплем.

— Знак! — поднял палец лавочник. — Это предупреждение! Не будет удачи тхагам, если они последуют твоему предложению. Ступай и будь на связи. Когда я решу, что пришло время выходить на охоту, тебя известят.

Растерянный седобородый выбрался на улицу и замер, не решаясь вклиниться в торговую толчею. Он в полном отчаянии шарил глазами по толпе, инстинктивно выискивая тех, кто мог бы ему помочь — по мелким деталям, известным лишь посвященным. Он не знал, что ему делать, где найти нужных людей — шанс, как ему казалось, был близок к нулю.

«Нужно покрутиться около ближайшего храма Кали. Братья из других сект, совершив убийство, приносят ей часть добычи. Быть может, мне повезет», — подбадривал себя шамсиас, понимая, что он хватается за соломинку.

Он пересек улицу и спустился к реке по извилистому грязному переулку к небольшому зданию храма, сложенному из потемневшего от времени лунного камня молочного цвета. Вишал потратил даром несколько часов, вглядываясь в лицо входивших и выходивших из храма.

Тщетно.

Понурив голову, он потащился обратно к Читпур-роуд.

Его внимание привлек окрик, раздавшийся в начале переулка. Трое солдат из Ауда, похожие на тех, кто охранял вместе с урус-казаками внутренние помещения Красного дворца, спускались к храму, грубо расталкивая встречных прохожих. На них не было формы, они были безоружны, лишь один нес в руках копье, но их халаты и косматые бороды уже примелькались в городе. Все знали, что это люди генерала Радиши и спешили убраться с их пути.

«Патруль? Маратхи отправили своих воинов охранять рыночный квартал?» — гадал седобородый, прикидывая, как ему справиться с этой троицей, если они заявились по его душу. У него был с собой хорошо спрятанный острый кинжал, и с его навыками бывалого воина можно было не волноваться за свою судьбу.

Седобородый тщательно скрывал от джемадара, что ему приходилось брать чужую жизнь сталью. Душители, убивая, никогда не проливали крови, но потом, когда жертва состоялась, они наносили порезы на тело, чтобы Кали быстрее вкусила подношение. Так что наличие кинжала не могло вызвать подозрений. Но смертоубийство клинком? Это было не по обычаю, категорически неприемлемо — даже самоубийство в случае поимки следовало осуществить с помощью самоудушения. Вишал этого не понимал, однако был вынужден притворяться невинной овечкой.

Он следил за главным в тройке, безумное лицо аудовца так и притягивало взгляд. Раздувая ноздри и пуча глаза, солдат замер у входа в боковой тупичок, не дойдя до Вишала несколько шагов. Из отнорка резко воняло мочой, туда бегали опорожнять пузырь все кому ни лень. На лице воина разлилось выражение, схожее с любовным экстазом.

Седобородый жадно впился глазами в солдата и понял, что у него появился шанс. Никто на свете не впадет в экстаз от запаха человеческой мочи — никто, кроме душителя со стажем. Когда убиваешь румалем, у жертвы часто случается непроизвольное мочеиспускание. Если счет твоих жертв перевалит за десяток, а ты вкладываешь в убийство всю душу, запах мочи начинает четко ассоциироваться с получением ярчайшего переживания, схожего с оргазмом.

«Неужели нашел?»

Вишал почувствовал, как заколотилось сердце, но взял себя в руки и принял беззаботный вид. Тройка солдат прошла мимо. Он последовал за ней, держась на расстоянии. Проследил, как они зашли в храм, бросили горсть рупий в миску для покупки черного петуха, который будет принесен сегодня в жертву. Когда главный — тот, что с безумными глазами — откинул полу халата, чтобы добраться до денег, седобородый снова убедился, что видит душителя. Из кармана на мгновение показался длинный белый платок, с завязанным узлом концом. Внутри узла непременно должна была находится серебряная монета — так легче захлестнуть шею жертвы румалем.

Троица — теперь бывший слуга Бабу не сомневался, что перед ним джемадар или бхутот и двое его подручных — покинула храм и направилась в ближайшую харчевню. Им подали простой желтый рис с куркумой на пальмовом листе и освежающий ласси. Они приступили к трапезе, сидя прямо на земле.

— Вы позволите вас отвлечь? — нахально поинтересовался Вишал, нависая над главарем.

Тот дернулся, но опустился обратно на землю, почувствовав сталь на своей шее. Его подручные грозно заворчали, готовые бросится на седобородого в любую секунду.

— Не стоит делать резких движений, — спокойно предупредил Вишал. — Я не стражник. И не мститель, которого наняли вас наказать. Я заказчик. Знаю, что вы тхаги — вы выдали себя. Но мне это на руку. Мне нужны ваши услуги. Как к тебе обращаться, джемадар?

— Меня зовут Бехрам, незнакомец, и ты ошибся, — ответил воин из Ауда, стараясь не шевелить головой. — Тебя ждут большие неприятности.

Седобородый скучным тоном перечислил, как вычислил убийц. И объяснил, что ему нужно. Когда он назвал сумму, которую готов заплатить, аудовец вздрогнул. Его алчность победила осторожность.

— Если ты не врешь…

Вишал бросил на кусок ткани, заменявший стол, тяжелый мешочек с монетами.

— Можешь посмотреть.

По знаку старшего, один из его помощников развязал завязки и проверил содержимое кошеля.

— Английские фунты! — пораженно воскликнул он.

— Сто фунтов стерлингов, что равно девятистам рупий, — подтвердил Вишал, убирая кинжал от шеи Бехрама. — Сделаете дело, и получите в три раза больше.

Главарь прокашлялся.

— Я Таг Бехрам, и я убил своими руками или присутствовал при удушении более двухсот человек. Но такой добычи еще не видел (3).

— Так ты душитель или пиндари-разбойник, притворяющийся тхагом? — решил уточнить Вишал, пораженный числом жертв этого человека. Хорошо были известны случаи, что обыкновенные бродяги с большой дороги маскировались под тхагов, нападая на путешествующих торговцев ради простой наживы.

— Не думай, незнакомец, обо мне плохо — все убийства были совершены в точном соответствии с ритуалом. Без пролития крови, при помощи моих шамсиасов, — он кивнул на сидевшую рядом парочку, ждавших решения вождя и готовых в любую секунду броситься на седобородого. — Тебе повезло, что нас встретил. Никто не смог бы пробраться в покои Питера-сахиба. Но мы сможем. И время сейчас самое подходящее.

Вишал удовлетворенно засмеялся, и нанятые им люди поддержали его не менее довольным смехом.

Я попался глупо, просто по-идиотски. Удар в спину, в ноги бросился человек, еще удар — и вот я валясь, как морская звезда на пляже. Мои руки схватил и тут же вытянул вперед один из нападавших, второй зафиксировал ноги, а третий быстро взгромоздился коленями мне на плечи и накинул мне на шею полоску шелковой ткани с узлом посередине. Вернее, попытался. Я тут же плотно прижал подбородок к груди, и удавки из платка не вышло — мерзавец давил и давил мне на губы и подбородок, бормоча какое-то заклинание и поминая вслух Кали. Железные пальцы впились в позвонки, и они опасно заныли.

Я оказался в чрезвычайно сложной и практически безвыходной ситуации. Шансы на успешное освобождение близки к нулю — противники действовали скоординировано и понимали, что делают. Моя позиция была крайне уязвима. Лежа лицом вниз, я не мог использовать ноги для мощного толчка, руки вытянуты и обездвижены, грудная клетка сдавлена, дышать трудно. Давивший на плечи не давал поднять корпус или перекатиться.

Мозг бойца, холодный, не поддавшийся панике, имея доступ к информации о множестве проведенных мною схваток и спаррингов, не только в секунду провел анализ, но и вывел решение. Единственный шанс — не сила, а внезапность, скорость и использование ошибок противников. Их нужно ошеломить, вывести из зоны комфорта, если таковой можно считать процесс отнятия у меня жизни. Цель номер один — тот, кто сидел на плечах. Он полностью лишал меня пространства для маневра. Не удавка, а скорее его вес — моя главная проблема. Если попытаться сместить его центр тяжести, появится крохотное окошко возможностей. Потом придет черед его помощников.

Кто они, понял сразу. Смотрел в молодости захватывающий фильм с Пирсом Броснаном «Душители», интересовался историей этих индийских ассасинов и был очень удивлен, когда понял, что создатели кинокартины ради логики сюжета по-крупному наврали. Душители никогда не нападали на свою жертву в одиночку, у них существовал целый ритуал, практически священнодействие, которое сейчас имел возможность примерить на себя. Тройка, душилы всегда действовали тройкой.

А еще они избегали крови!

Петя, это твой шанс!

Я несколько раз приподнял и с силой опустил голову, разбивая собственный нос о каменные плиты пола. Капли крови полетели в разные стороны, а струйки из ноздрей залили узел, давивший на губы.

Душивший меня тревожно закричал. Вытащил из-под моей головы свою шелковую удавку и принялся что-то быстро выкрикивать. Наверняка, он был в шоке от того, что я осквернил его орудие убийства, сломал привычный сценарий. Должен попросить кого-то из двоих подручных дать ему новый платок.

На ноги уменьшилось давление, седок заерзал на моих плечах, разворачивая корпус. Я тут же дернул тазом вверх, одновременно пытаясь резко подкрутить тело вбок, вправо.

Минимум микропространства выиграно. Поскольку хват ног ослаб, тут же согнул правую в колене, вырывая ее из захвата, и с силой ударил каблуком сапога в еще держащую меня руку, вырвав у противника крик боли. Как минимум, повредил ему запястье. Черт, где же охрана⁈ Или ее не было, не успела заступить на пост? Или уже задушена?

На этом мои успехи закончились. Седок вернулся на место, снова вдавил меня коленями в пол и, что особенно фигово, сумел накинуть старый или новый платок мне на шею. Я даже не успел позвать на помощь.

Планировал изобразить лягушку, оттолкнуться коленями от пола, чтобы продвинуться вперед и освободить руки. Но сейчас таким макаром лишь помогу быстрее себя задушить.

Пришлось снова стремительно крутануться — на этот раз влево. Седок потерял равновесие, одно его колено соскочило с моих плеч, давление на шею ослабло. Я смог втянуть немного воздуха, а мои руки, повинуясь вращению корпуса почти вырвались из захвата. Тут же попытался резко согнуть правую в локте, притягивая кисть к корпусу.

Получилось! Рука свободна!

Но что толку⁈ Тот, кому отбил или сломал запястье, всем телом навалился мне на ноги — подвывая от боли, но мне от этого не легче. Главный душила снова оказался за моей спиной и поспешил натянуть платок на моей шее, наплевав на текущую из носа кровь, а третий постарался вытянуть мою левую руку максимально вверх. Мои навыки борца были заточены на ударную технику или болевые приемы с использованием собственного веса или веса противника — применить их не было возможности, даже по тому, кто пыхтел за плечами, пытаясь меня задушить. Мне снова не хватало воздуха. Почувствовал, как перед глазами потемнело, счет пошел на секунды.

Но кое-что в загашнике у меня имелось. Я дотянулся до вражеской кисти и с силой вдавил палец в болевую точку между большим и указательным пальцами. Душила, привыкший к отсутствию сопротивления у своих жертв, оказался слабаком. Он громко закричал, ослабил давление на платок. Судорожно ловя ртом воздух, я усилил нажим, одновременно как бы вывинчивая левую руку из захвата.

Растерянность моих противников сыграла свою роль — смог вырвать руку, а потерявший ее плюхнулся назад, ибо тянул мое запястье, сидя на корточках. Тот, кто был сзади, отпустил платок и оттолкнулся от меня коленями. Используя вращение таза как рычаг, я сумел провернуть ноги. Теперь ничто не мешало перейти в контратаку на валявшегося на моих голенях, который словно играл роль тренера, помогающего ученику качать пресс. «Ученик» оказался неблагодарным — я с размаху ударил индуса ребром ладони по голове за левым ухом, сев на попу. Ноги освободить не вышло.

— Охрана! — завопил я что есть мочи, быстро прикидывая, как поступить дальше, чтобы выйти живым из схватки.

Очередная дурацкая позиция, но уже не столь безнадежная как раньше. Я сидел на полу, пытаясь сбросить полуоглушенного противника и следя глазами за двумя бородатыми мерзавцами. Главный душила тряс кистью и обводил комнату совершенно сумасшедшими глазами. Второй, потеряв мои руки, осторожно сдвигался к двери, рядом с которой валялось копье.

Мне надоели эти бои без правил. Неэстетично хлюпая кровавыми соплями, выхватил каму из ножен и острием показал обоим отойти в угол. И в ту же секунду душивший меня бросился вперед, будто решил уподобиться курице, спешащей на вертел, а его напарник счел за лучшее сбежать. Я сразу потерял его из виду, ибо мне снова пришлось отбиваться. Бородач с безумными глазами оказался не лыком шит. Он не собирался со мной драться — ловко уклонившись от кинжала, попытался через меня перескочить, чтобы убежать.

В этот момент распахнулась дверь.

— Вашбродь! — раздался знакомый голос.

Это был Муса. Откуда он взялся, выяснилось позже — конечно же, сбежал ко мне, поганец! — а в этот момент он, как всегда, оказался на высоте. Татарин решительно пробил ногой в грудину тому, кто пытался подобрать копье, и преградил путь бежавшему на него душиле.

— Не убивать! — закричал я, наконец-то вскакивая с пола.

Душила взвизгнул, заметался, бросился в дальний угол комнаты. Он накинул себе на шею испачканный в крови платок и, пока мы щелкали клювом, не понимая, что происходит, и вязали сбитого с ног Мусой, сумел себя задушить. Отправился в гости к Черной матери — туда тебе, падла, и дорога! Заждалась непутевого сыночка та, в чью честь назвали Калькутту!

(1) Королевский локоть — старая индийская мера длины, равная 40 ангуштам (32 дюймам или 81,28 см).

(2) Джемадар перефразировал строчку из древнего поэтического сборника Индии «Океан странствий», которая звучит так: «Да охранит вас слоноликий, то вверх, то вниз качающий головой, словно отгоняя сонмы злых духов». Смеющийся Будда или Батей (Хотей) — бог-весельчак, приносящий удачу.

(3) Таг Бехрам занесен в Книгу рекордов Гиннесса как один из самых массовых серийных убийц в истории. Действовал в Ауде, число его жертв варьируется от 125 до 931 человека в период с 1790 по 1840 гг.