Глава 14
— К графу Неклюдову, — коротко бросил Кокорев кучеру, и наш экипаж повернул на Фонтанку.
Остаток пути мы провели молча. Надежда, окрылявшая нас по пути сюда, сменилась разочарованием. Кокорев сидел рядом, молчаливый и мрачный.
Граф, к счастью, был у себя. Вскоре мы уже сидели в его кабинете, пропахшем сигарами и дорогим парфюмом. Граф, лишь взглянув в наши лица, понял, что не стоит задавать лишних вопросов. Вошедший лакей бесшумно налил нам по бокалу отменного португальского хереса, предложил выкурить по трубке с вирджинским табаком.
— Угощайтесь, господа. Нынче такой табак — редкая вещь: в новом свете разгорается гражданская война, и поставки резко упали. Если что и везут оттуда, так это хлопок: без него, говорят, задыхаются ивановские ткачи!
— Слышал об этом! — подтвердил Кокорев. — Была бы у нас теперь железная дорога до Туркестана — мы бы нашими ситцами всю Европу завалили. А того лучше — работали бы со льном. Так нет — все из-за границы везут! И вот все у нас так: в свое не верим, а иностранцам везде дорога!
Тут Неклюдов, видимо, окончательно понял, что нас постигла неудача.
— Не получилось? — участливо спросил граф, заглядывая в глаза Василию Александровичу.
— Нет. Толкую же: не верит он, — мрачно пробасил Кокорев, осушив бокал одним махом. — В свой народ не верит. Говорит, денег у нас мало, а инженеров и вовсе нет. Утопия, мол.
— Так я и думал, — произнес Неклюдов, откинувшись на спинку кресла. — Я предупреждал вас, господа, что Главное общество — это настоящая крепость. Ее не взять нахрапом. Слишком много там завязано интересов, притом очень важных интересов!
— Но почему? — не выдержал я. — Мы привели вопиющие факты! Сенатская ревизия вскрыла хищения. Да и результаты говорят сами за себя: планы строительства не соблюдаются! Чего еще надо, чтобы открыть им глаза?
Граф, самолично подливая Кокореву еще хереса, криво усмехнулся.
— Факты, мой дорогой Тарановский, — это лишь один из аргументов в большой политике. И часто не самый веский. Вы упустили из виду одну, но главную деталь. Варшавскую железную дорогу.
Мы с Кокоревым переглянулись.
— Ее строительство завершается, — продолжает Неклюдов, закуривая тонкую сигару. — В конце года ожидается официальное открытие, хотя отдельные участки уже работают. Сам государь и его высочество придают этому огромное значение. Для них это не просто коммерческое предприятие. Это политика!
Произнеся это, он выпустил из легких кольцо ароматного дыма, затем продолжил:
— Подумайте сами: дорога на Варшаву — это возможность в считаные дни перебросить к западным границам целые корпуса. В Европе неспокойно, а в самой Польше, — понизил голос, — по данным жандармского управления, зреет новое восстание. Все это обнаруживает, что в такой момент железная дорога становится важнее любых денег. Она залог быстрой победы, гарантия уверенности империи. И сейчас, накануне ее ввода в эксплуатацию, вы предлагаете устроить грандиозный скандал, выгнать управляющих и начать все сначала? Никто на это не пойдет! Они закрыли глаза на хищения, лишь бы дорога заработала вовремя.
Мы с Кокоревым переглянулись. Так вот где собака зарыта! Все встало на свои места. Оказывается, его высочество спит и видит, когда ГОРЖД введет в дело стратегический объект, открывающий новую эру в снабжении армии, прикрывающей наши западные рубежи. Разумеется, вельможи будут пылинки сдувать со всяких там Рекамье и д’Онкло, лишь бы не повторить историю с Севастополем, который во время войны пришлось снабжать упряжками на волах!
Кокорев сокрушенно покачал головой, выпил и снова налил себе хереса. Я же молчал. В моей голове, привыкшей к анализу и поиску решения, шла лихорадочная работа. Если их главный аргумент — стратегическая значимость дороги, то именно по этому аргументу и нужно бить!
— Ваше сиятельство, — медленно произнес я, и оба моих собеседника удивленно посмотрели на меня. — А что, если эта дорога… не сможет исполнить свою задачу?
— То есть? — не понял граф.
— Мы говорим о финансовых злоупотреблениях, о хищениях. Но это все цифры в бумагах. А что, если в погоне за наживой и в спешке к сроку они допустили не только финансовые, но и технические нарушения? Серьезные такие, без дураков, нарушения, что делают дорогу небезопасной именно для той цели, для которой она и создавалась — для быстрой переброски тяжелых воинских эшелонов?
Идея, мелькнувшая в голове, начала обретать плоть.
— А что, если насыпь сделана из песка и размоется первым же ливнем? Что, если пути слабые и не выдержат артиллерийских орудий? А может быть, мосты построены наспех и могут рухнуть под тяжелым воинским эшелоном? Нам не нужно доказывать, что они воры. Это уже и так известно, да к тому же, пожалуй, неважно. Верховная власть готова это терпеть ради интересов империи. Значит, пойдем другим путем: нужно доказать, что господа концессионеры — бездарные строители и, может быть, даже саботажники. Нам нужно посеять в голове его высочества и у государя опасения, что эта дорога, их главная надежда, в решающий момент может вдруг превратиться в братскую могилу для целой армии!
Кокорев перестал пить и уставился на меня. В глазах его загорелся азартный огонь. Граф Неклюдов отложил сигару.
— Это… — протянул он, — это было бы сильно! Такие сведения изменили бы все. Но где их взять? Нужны специалисты, инженеры, которые смогут провести тайную ревизию.
— У нас они будут, — твердо ответил я. — Найдутся в России люди, которые за правое дело и за хороший гонорар согласятся проехать вдоль всех дорог и засвидетельствовать ее действительное состояние. И, если у нас будут на руках факты, изложенные в нужной форме, мы сможем ознакомить с ними кого следует. И что-то мне подсказывает, что тут можно такого нарыть, что у наших военных волосы встанут дыбом!
Отодвинув так и не тронутый мною стакан хереса, я многозначительно посмотрел на Кокорева, потом на графа.
— Они ждут этой дороги, как манны небесной. Так давайте сделаем так, чтобы они начали бояться этого больше, чем чумы.
План родился.
Идея, рожденная мной в графском кабинете, действовала как камень, брошенный в озеро. Круги разошлись, заставив моих собеседников очнуться от уныния. Кокорев, до этого мрачно смотревший в пол, выпрямился, и в его глазах снова зажегся азартный купеческий огонь.
— Техническая ревизия… — протянул он, поглаживая бороду. — Это, братцы, мысль! Ежели подтвердится, что дорога эта скверно выстроена и развалится под первым же поездом, тут уж никакие покровители не помогут! Тут о западных границ речь пойдет! Об армии!
— Именно, — подтвердил я. — Нам нужно создать документ, который ляжет на стол военному министру, а то и самому государю, да такой, что после прочтения они побоятся пустить по этой дороге даже порожнюю телегу, а не то что целый полк!
— Это все прекрасно, — вмешался граф Неклюдов, до этого молча слушавший нас. Потушив сигару в массивной пепельнице, он продолжал: — Полагаю, господа, вы на верном пути. Но одного отчета, даже самого убийственного, мало. Его можно положить под сукно, заволокитить в комиссиях. Чтобы он сработал, нужна гласность. Надобен общественный резонанс, да что там — скажу прямо, нужен скандал, господа. Громкий, оглушительный скандал!
Я с уважением посмотрел на Неклюдова. Ведь подобную идею и я выдвигал совсем недавно. И это прекрасно, что он ее озвучил, можно будет спросить совета.
Интерлюдия. XXI век. Москва.
Я тогда еще был зеленым молодым специалистом, только-только перешедшим из службы безопасности в кресло антикризисного управляющего. Для меня бизнес-войны все еще ассоциировались с крепкими ребятами в черных костюмах и разборками по понятиям. И Виктор Алексеевич, мой босс и наставник, терпеливо ликвидировал эти иллюзии, на конкретных примерах демонстрируя, как в этом мире большие мальчики действительно ведут серьезные дела.
— Вот, Серега, смотри и учись, — лениво протянул он, ткнув пальцем в разворот последнего номера газеты.
Там красовалась огромная, на полразворота, статья под хлестким заголовком: «Золото ценой жизни: экологическая катастрофа на приисках 'Эльдорадо-Золото»«. Я пробежал глазами текст. Красочные описания массовой гибели экзотических 'краснокнижных» птиц, отравленных сточными водами. Фотографии мутной, безжизненной реки. Комментарии возмущенных «независимых» экологов. Так-так. Похоже, у наших конкурентов проблемы. Причем рукотворные…
Заметив, что я закончил читать статью, Виктор тут же протянул мне «Коммерсантъ». Та же тема, но под другим соусом. «Цианидная угроза для амурского тигра». Статья была более строгой, деловой, с приведенными ссылками на выводы научных конференций и мнения авторитетных ученых. В ней сказано, что деятельность «Эльдорадо-Золото» уничтожает местную фауну, отравляя целый бассейн реки Амур, место обитания тигра — символа Дальнего Востока, столь распиаренного на телевидении и в прессе и так любимого нашим президентом….
Виктор протянул мне планшет.
— А вот это — для широкой публики, нынче, как ты знаешь, не читающей газет.
Экран пестрел заголовками новостных агрегаторов и популярных каналов: «ОТРАВИТЕЛИ!», «ОНИ УБИВАЮТ НАШУ ПРИРОДУ!», «КУДА СМОТРИТ ПРОКУРАТУРА⁈». Сотни репостов, тысячи гневных комментариев, интервью деятелей культуры. Короче, «информационный накат», можно даже сказать, цунами. И все на голову нашего бедного конкурента. Б***, да мне даже его жалко!
— Красиво, правда? — усмехнулся Виктор, отхлебывая свой эспрессо.
— Да, похоже, у кого-то начались крупные неприятности, — согласился я, впечатленный масштабом действа. — Проверки, штрафы, приостановка лицензии…
— Именно, — заметил он. — Вот, Сергей, это и есть результат инициированного нами «независимого экологического расследования». Не зря мы многие годы кормили этих бородатых активистов-природоохранников и держали на зарплате пару-тройку голодных, но зубастых журналистов. Сейчас у них праздник. А бизнесу «Эльдорадо-Голд» — конец. Прокуратура и Росприроднадзор теперь просто поселятся у них в офисе. Каждый день — новые требования, проверки, иски… Нет, ты не подумай — конечно, ничего еще не кончено. Прокуратуру и СК тоже придется еще «мотивировать», да и экологические экспертизы оплатить. Но главное дело сделано — пошла волна возмущения, дело приобрело огласку, и им уже не получится все «замотать». Короче, п****ц котенку.
Он откинулся в кресле и посмотрел на меня своим цепким, хищным взглядом.
— И очень скоро они задумаются о том, что пора бы им продать свой бизнес. Нам. По сходной цене. А если не задумаются — значит, им же хуже. Возьмем через управляемое банкротство. Еще и дешевле выйдет!
Он помолчал, а потом добавил, уже как бы для себя:
— Запомни, парень. В наше время в некоторых делах самое мощное оружие — это не стволы, не юристы, не связи и даже не деньги. Это пиар, влияние на общественное мнение. Тот, кто умеет в пиар, тот и выигрывает!
Урок Виктора Алексеевича не прошел даром.
— Вы правы, ваше сиятельство, — произнес я. — Нам нужно, чтобы об этом заговорили, чтобы сведения оказались в прессе!
— Вот именно! — подхватил граф. — И тут лучше действовать очень осторожно. Не всякий редактор возьмется за этакое дело!
А я с печалью вспомнил, что про местные печатные издания и журналистов знаю чуть менее чем ничего. Пришло время развеять тьму собственного невежества, погрузившись в злободневную публицистику Северной столицы.
— Ваше сиятельство, вы вращаетесь в высших сферах, знаете тут все. Соблаговолите подсказать — кто из журналистов имеет реальный вес? Чье слово способно дойти до самого верха, до министров, до кабинета государя?
Неклюдов на мгновение задумался, затем начал перечислять, загибая холеные аристократические пальцы.
— Ну-с, посмотрим! Фигура номер один, без сомнений, — господин Катков. Его «Московские ведомости» читает сам император. Катков мог бы взяться за это. Если предложить ему нашу историю о русских патриотах-промышленниках, сражающихся против вороватых и бездарных иностранцев, наносящих ущерб мощи России, — он явно вцепится в это дело! Его поддержка — это почти высочайшее одобрение. Но он, господа, хитер и осторожен: без железных доказательств и поддержки кого-то из министров он не станет рисковать совей репутацией.
Полюбовавшись нашими разочарованными физиономиями, граф загнул второй палец.
— Далее — так называемые славянофилы. Иван Аксаков и его газета «День». Эти с восторгом подхватывают идею о том, что наше, православное, почвенное московское купечество должно прийти на смену «бездуховному» западному капиталу. Это, господа, для них бальзам на сердце, любимая и давняя песня! Поддержка Аксакова обеспечивает нам симпатии национально настроенной части общества и дворянства. Это создало бы нужный фон…
Граф помолчал, подбирая слова.
— Но есть, господа, и другой лагерь — радикалы. Вот, скажем, «Современник» Чернышевского. Эти с превеликим удовольствием напечатают любой компромат на власть. Скандал будет оглушительным. Но это, господа, палка о двух концах. Связавшись с ними, вы сами попадете на подозрение Третьего отделения. Кроме того, великий князь наверняка оскорбится и, даже выкинув из Общества французов, может привлечь других «спасителей», проигнорировав ваши труды. А кроме того, как я наслышан, сам мосье Чернышевский ныне поселился в том самом Алексеевском Равелине, где недавно имели удовольствие отдыхать и вы, сударь, — отвесив в мою сторону шутливый поклон, закончил граф. — В общем, не рекомендую связываться с этими господами.
Затем граф вдруг стал очень серьезен: улыбку как ветром сдуло с его подвижного, выразительного лица.
— Но есть и еще один вариант…. Самый сильный, самый опасный, так сказать, «последний довод королей». Оружие, которого боятся все, от станового пристава до министра. Имя ему… он помедлил, держа паузу, затем немного торжественно произнес: «Колокол»!
Кокорев, слегка осоловевший от трех подряд стаканов хереса, удивленно поднял бровь.
— Да-да, Василий Александрович, вы не ослышались. Александр Герцен, лондонский эмигрант. Самый ненавидимый всеми вельможами и притом самый знаменитый журналист России! Его газета — это дамоклов меч, висящий над всей нашей бюрократией, кажется, он знает все и ни перед чем не останавливается. Оказаться героем публикации в «Колоколе» — это, я вам доложу, такое клеймо, которое уже ничем не стереть! Если передать ему материалы нашей редакции, скандал будет не всероссийский, а международный. Правительству придется реагировать, чтобы не потерять лицо перед всей Европой.
Я слушал его, и в моей голове выстраивалась целая стратегия информационной войны. Катков — для императора. Аксаков — для общества. А Герцен… Герцен — это ядерный фугас, который можно держать в запасе, пустив в дело в нужный момент.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, — сказал я. — Картина ясна. Мы начнем с Аксакова и попробуем пробиться к Каткову. Но на всякий случай…
Тут я сделал паузу, прикидывая, не отъеду ли за следующий вопрос обратно в Алексеевский равелин. Ладно, пофиг. Терять мне нечего. И, хоть в этом мире и принято говорить высочайшим особам лишь то, что им приятно, скоро его высочеству придется выйти из зоны комфорта.
И, глубоко вздохнув, задал последний, самый важный вопрос.
— Подскажите мне, граф: как можно выйти на этого Герцена? Как передать ему сведения, чтобы они гарантированно дошли до него, а источник остался в тени?