Прихожая оказалась ещё хуже, чем показала Капля. В её детском восприятии это была просто тёмная комната с какими-то вещами, разбросанными по полу. В реальности же передо мной открылась настоящая свалка человеческого отчаяния.
Старые вещи громоздились вдоль стен беспорядочными кучами, словно их владелец просто бросал их туда, где они падали, и больше никогда к ним не возвращался.
Порванная одежда, которую жалко выбросить, но невозможно больше носить, валялась вперемешку со стопками бумаг, пожелтевших от времени.
Над всем этим хаосом забытых вещей висел толстый слой пыли, похожий на серый погребальный саван.
Мы прошли по коридору, стараясь не задевать стены, с которых сыпалась штукатурка. Половицы под ногами скрипели и прогибались так угрожающе, что приходилось ступать осторожно.
Дверь в кабинет была приоткрыта, и оттуда тянуло застоявшимся воздухом, пропитанным винными парами. Я толкнул створку ногой, не желая прикасаться к липкой от грязи дверной ручке.
Комната оказалась на удивление большой, метра четыре на пять. Видимо, это была главная комната в доме, та самая, где хозяин проводил большую часть своего времени.
На полу валялись десятки пустых бутылок, создавая настоящее минное поле из стекла. Бутылки из-под дешёвого вина соседствовали с водочными, тут же можно было увидеть пару пивных и даже одну из-под коньяка, видимо, оставшуюся с лучших времён.
Письменный стол представлял собой настоящий хаос из бумаг, наваленных друг на друга без всякой системы.
И наконец, на продавленном диване, больше похожем на руины, чем на место для отдыха, лежал человек, которого мы искали.
Густав Штайнер выглядел значительно старше своих тридцати восьми лет. Волосы слиплись в неопрятные космы, торчащие в разные стороны. Лицо имело нездоровый землистый оттенок, который бывает у людей, давно не видевших солнечного света и питающихся одним алкоголем.
Глубокие морщины избороздили лоб и щёки, придавая ему вид человека, пережившего слишком много для своего возраста. Недельная щетина с проседью покрывала впалые щёки и подбородок.
Одет он был в то, что когда-то, видимо, было добротным сюртуком из плотной шерсти. Теперь это была жалкая тряпка, порванная в нескольких местах.
Штайнер храпел с громким присвистом, который прерывался время от времени невнятным бормотанием.
«Дядя спит?» — поинтересовалась Капля.
«Можно сказать и так», — мысленно ответил я.
Инженер был пьян в стельку. Пора его будить.
«Капля поможет!» — обрадовалась моя спутница. — «Сделать большой всплеск?»
«Достаточно небольшого», — усмехнулся я
Я создал в воздухе водяной шар, собрав влагу из сырого воздуха.
Шар получился размером с крупный апельсин, идеально круглый и холодный как лёд. Я подвесил его точно над лицом спящего инженера, и щёлкнул пальцами.
Вода взорвалась холодным фонтаном. Штайнер дёрнулся, закашлялся, забился в приступе паники.
Глаза распахнулись мгновенно, но взгляд оставался мутным. Несколько долгих секунд он тряс головой, пытаясь понять, где находится и что происходит. Наконец его взгляд сфокусировался на нас, двух незнакомцах, стоящих посреди его кабинета.
— Кто… кто вы такие? — голос был хриплым и срывающимся. — Как вы вошли в мой дом?
— Дверь была открыта, — спокойно соврал я, наблюдая за его реакцией. — Мы хотим поговорить о том, что происходит в шахте братьев Жилиных.
При упоминании шахты Штайнер вздрогнул всем телом. Он попытался встать с дивана, но ноги не держали его. Видимо сказывалась смесь алкогольного опьянения, слабости от старых ран и животного страха, который я видел в его глазах. Он покачнулся и рухнул обратно.
— Я ничего не знаю! — это был почти крик, срывающийся на визг. — Уходите отсюда! Убирайтесь из моего дома немедленно!
Интересная реакция для человека, который только что проснулся и увидел незнакомцев в своём жилище. Обычный человек сначала спросил бы, кто мы такие и что нам нужно. Вместо этого он пытается оправдаться.
Пришло время показать мой главный козырь.
Я достал из сумки коробочку и поднял её так, чтобы Штайнер мог хорошо её разглядеть. Латунный корпус блестел в тусклом свете, пробивающемся через грязное окно.
При виде прибора с инженером произошла удивительная метаморфоза. Он попытался отползти назад, но спинка дивана не дала ему отступить дальше. Тогда он буквально свалился с дивана на пол, приземлившись на четвереньки среди пустых бутылок. На четвереньках он пополз прочь от меня, пока его спина не упёрлась в стену.
— Как… — его губы тряслись так сильно, что он едва мог выговорить слова. — Откуда у вас это? Как вы смогли это найти? Это невозможно!
— Сначала объясните, что это за устройство, — я медленно поворачивал коробочку в руках, делая вид, что изучаю механизм.
— Это не моё! — его выкрик был полон отчаяния. — Я не создавал эту вещь! Я не хотел, чтобы всё так получилось! Я никогда не планировал, чтобы люди пострадали!
Я сделал вид, что собираюсь повернуть тумблер включения, и Штайнер издал почти животный вой ужаса:
— Нет! Не включайте это! Умоляю вас, не трогайте тумблер! Вы не понимаете, что может произойти!
Вот теперь можно было поговорить по-настоящему. Я присел на корточки рядом с ним, держась на достаточном расстоянии, чтобы не чувствовать запах перегара. Но я был достаточно близко, чтобы смотреть прямо в его глаза.
— Густав, — мой голос стал тихим и спокойным, как у врача, разговаривающего с пациентом. — Никто не собирается вас обвинять или наказывать. Мы просто хотим понять, что произошло в шахте. Расскажите всё по порядку, с самого начала.
Штайнер сидел на полу, прислонившись спиной к стене и обхватив колени руками. Он раскачивался взад-вперёд, как делают маленькие дети, когда им страшно. Несколько долгих секунд он молчал, то ли собираясь с мыслями, то ли пытаясь протрезветь усилием воли.
— Мой отец… — наконец начал он голосом настолько тихим, что мне пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать. — Карл Штайнер… Вы когда-нибудь слышали это имя?
— Нет, — покачал я головой, — расскажите.
— Он был изобретателем, нет более того! — воскликнул инженер. — Он был гением!
Штайнер вытер лицо грязной рукой, размазав грязь ещё больше, но, кажется, даже не заметил этого.
— Все думали, что визгуны это просто твари, которые жрут русалочий камень, как крысы жрут зерно в амбаре. Никто не задумывался, почему они это делают и как находят залежи. Отец изучал их годами, проводил эксперименты, наблюдал за их поведением. И он выяснил удивительную вещь: они общаются между собой при помощи звуковых сигналов. Они используют эти сигналы, чтобы созывать сородичей к богатым месторождениям.
Он сделал паузу, сглотнул с трудом, словно в горле у него застрял комок, и продолжил:
— Отец создал это устройство на основе своих исследований. У него два режима работы. Первый режим имитирует призывные сигналы визгунов, приманивая их к определённому месту. Второй режим генерирует частоты, которые визгуны не переносят, заставляя их бежать прочь.
— Именно это и делает прибор? — уточнил я. — Но зачем их подзывать?
— Сначала отец хотел избавиться от визгунов как от обычных вредителей, — инженер горько усмехнулся. — Но затем у него появилась мечта. Добыча руды без всяких рабочих. Представьте себе: можно было бы использовать визгунов как живые буры! Направлять их к нужным жилам, заставлять выгрызать породу именно там, где нужно, а потом просто собирать их панцири!
Штайнер снова замолчал, и на этот раз пауза длилась дольше. Он закрыл лицо руками, и его плечи задрожали.
— Но отец не рассчитал мощность прибора. Или, может быть, не учёл, как далеко распространяется сигнал. В шахте «Северная звезда» он включил режим приманки, чтобы продемонстрировать инвесторам возможности устройства. Визгуны пришли. Но не десяток и не сотня. Тысячи. За считанные минуты они сожрали столько породы, сколько обычная артель вырабатывала бы за месяц…
— Мать честная! — охнул Волнов.
В отличие от меня, он ещё не видел визгунов в действии.
— Конструкция шахты не выдержала, — продолжал свой рассказ инженер. — Опорные балки, лишившись породы вокруг, не смогли удержать своды. Обвал. Семнадцать человек оказались погребены под тоннами камня. И мой отец… Его тело так и не нашли. Он остался где-то там, под обломками своей мечты…
— И что потом? — спросил я, хотя уже догадывался о продолжении этой печальной истории.
— Нашу семью затравили, — в голосе Штайнера появилась злость, старая, въевшаяся в душу, как грязь въедается в кожу. — Судебные иски посыпались один за другим. Семьи погибших требовали компенсаций. Владельцы шахты подали в суд за уничтожение имущества. Всё, что у нас было, всё имущество, сбережения, всё ушло на выплаты. Но и этого оказалось мало. Мать не выдержала. Врачи сказали, что она умерла от сердечного приступа через год после катастрофы. Но я знаю правду. Она умерла от горя и стыда. От того, что не могла больше выносить косые взгляды и шёпот за спиной.
Он поднял голову и посмотрел на меня глазами, в которых горела старая обида человека, у которого отняли всё.
— Мне было тринадцать лет. Тринадцать! Меня отправили в приют для сирот. Знаете, каково это, быть сыном «убийцы Штайнера» в приюте? Но я выжил. Я выучился, стал инженером, как мой отец. Я хотел восстановить его честь, доказать всем, что он не был убийцей, что он просто ошибся в расчётах!
— И что пошло не так? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
— Фамилия, — он выплюнул это слово, как что-то горькое. — Штайнер. «Сын убийцы Штайнера». Везде, куда бы я ни приходил устраиваться на работу. Как только узнавали мою фамилию, сразу же находились причины для отказа. Только братья Жилины приняли меня.
Он снова замолчал, потянувшись к ближайшей бутылке в надежде найти хоть каплю спасительного алкоголя, но она оказалась пустой. Он с отвращением отбросил её в сторону.
— А потом я начал пить. Это началось постепенно, сначала рюмка для храбрости перед спуском в шахту. Потом две. Потом… И братья уволили меня. При всех рабочих! Выставили как последнего вора и пьяницу!
Штайнер вдруг засмеялся. Это был горький, надрывный смех человека, которому уже нечего терять.
— Вора! Они назвали меня вором! Да, я взял пару осколков русалочьего камня. Крохотные кусочки, не больше ногтя. А они выставили это так, будто я обворовывал их годами! «Вор и пьяница».
— И вы решили отомстить, — я произнёс это как констатацию факта, не как вопрос.
— Я хотел, чтобы они поняли, каково это! — его голос сорвался на крик отчаяния. — Каково это, когда у тебя отнимают всё! Я хотел, чтобы их шахта остановилась, чтобы они разорились, как разорилась моя семья! Чтобы их дети познали ту же нищету, что познал я!
Штайнер ткнул трясущимся пальцем в коробочку, которую я всё ещё держал в руках.
— Я пробрался в шахту ночью, когда сторож спал. Установил прибор в самой глубокой точке, там, где самые богатые жилы русалочьего камня. Включил на режим приманки. Я думал, визгуны просто напугают рабочих, может быть, покалечат одного-двух. Шахта остановится на пару недель, братья потеряют деньги, поймут, каково это…
Он снова закрыл лицо руками, и на этот раз я услышал явные рыдания.
— Но они начали калечить людей по-настоящему. Не просто царапины, а страшные раны. Как тогда, в шахте отца. История повторилась. Проклятие Штайнеров продолжается…
— Вы пытались это исправить? — спросил я, хотя шрамы на его теле уже дали мне ответ.
Он кивнул, не поднимая головы.
— Когда я узнал о первых серьёзно раненых, о том парне, который потерял ногу… Я протрезвел мгновенно. Побежал обратно в шахту, хотел выключить прибор, забрать его. Но визгунов там уже было слишком много. Они набросились на меня, как только я вошёл в штольню…
Штайнер стянул с плеча рубашку, показывая глубокие рваные шрамы, которые едва успели затянуться.
— Я еле выбрался живым. А прибор остался там, в глубине. Продолжает работать, приманивать всё новых и новых тварей…
В этот момент старые часы, стоящие в комнате, вдруг ожили. Семь ударов, потом ещё один, половинный.
Я встал с корточек, оглядываясь на циферблат. Половина восьмого вечера. Через полчаса начинается званый ужин, куда я обещал сопровождать Надю.
Волнов заметил мою озабоченность.
— Нам уже пора ехать?
— Да, скоро нужно будет уезжать.
В этот самый момент произошло то, чего я не ожидал. Штайнер вскочил на ноги с проворством, удивительным для человека в его состоянии. В его глазах полыхнуло безумие.
— Стойте! — завопил он. — Никто не уйдет отсюда! Вы тоже хотите обогатиться с помощью прибора? Я вам не позволю!
Не дожидаясь ответа, он выкрикнул что-то на незнакомом мне языке.
— Zerfall und Sturz!
И потолок рухнул на нас.
Это было похоже на то, как если бы кто-то дёрнул за невидимые нити, опутывающие всё здание. Каждая балка, каждое перекрытие, каждая несущая стена содержали в себе магический символ, годами дремавший и ждавший команды.
Весь дом оказался одним огромным магическим конструктом, державшимся только силой заклинания. И сейчас этот конструкт получил приказ разрушиться.
Потолочная балка переломилась с звуком пушечного выстрела. Массивный дубовый брус, который держал перекрытие десятилетиями, раскололся пополам, и обе половины начали падать вниз. У меня была доля секунды на принятие решения.
Водяной щит возник вокруг нас с Волновым мгновенно. Я выжал всю доступную влагу из воздуха, из отсыревших стен, даже из пропитанных вином половиц под ногами.
Вода сгустилась в сферу диаметром около трёх метров, уплотнившись до консистенции желе.
Не идеальная защита от тонн падающего камня и дерева, но единственное, что я мог создать за то мгновение, которое у нас оставалось.
Первый удар пришёлся прямо по верхушке сферы. Половина балки врезалась в водяной купол, и я почувствовал, как структура щита прогнулась, но выдержала.
Второй удар последовал сразу же за первым: огромный кусок кирпичной кладки с верхнего этажа обрушился на щит сбоку. На этот раз в водяной сфере появилась трещина, тонкая, но заметная. Я вливал в неё всю энергию, что у меня была, но тонны камней выбивали её быстрее, чем я мог восполнить.
— Данила, что нам делать? — заорал Волнов, хватаясь за мой рукав.
— Держитесь рядом и не двигайтесь! — крикнул я в ответ, концентрируясь на поддержании щита.
Дом рушился с пугающей быстротой. Магия, которая десятилетиями удерживала прогнившие балки и осыпающиеся стены, исчезла в одно мгновение, и теперь ничто не мешало зданию превратиться в груду обломков.
Потолок кабинета провалился полностью, открыв вид на второй этаж, который тут же начал сыпаться вниз. Я увидел покосившуюся кровать из какой-то спальни, старый шкаф, который раскололся пополам при падении, выплёвывая истлевшую одежду, чей-то сундук с распахнувшейся крышкой.
Штайнер стоял посреди этого хаоса с раскинутыми руками, запрокинув голову, и смеялся.
— Как мой отец! Я умру точно так же, как мой отец! Под обломками своего творения! И вы умрёте со мной! Никто не получит проклятое наследие Штайнеров! Оно будет погребено здесь навсегда!
Массивный камень от печной трубы рухнул прямо на него. Штайнер даже не попытался увернуться или защититься. Смех оборвался на полуслове. Через секунду на то место, где он стоял, обрушилась остальная часть потолка, погребая инженера под обломками.
Водяной щит трещал по всей поверхности. Каждый новый удар падающих обломков добавлял новые трещины, и я чувствовал, как структура начинает разваливаться. Ещё несколько секунд, и защита рухнет.
— Ложитесь! — крикнул я Волнову, сам падая на пол и утягивая его за собой.
В тот момент, когда мы оказались на полу, щит окончательно рухнул. Вода потеряла форму и обрушилась на нас холодным потоком, мгновенно промочив насквозь. И сразу же следом посыпались камни. К счастью, они уже не падали с высоты, а просто осыпали нас.
Грохот продолжался ещё несколько секунд, которые показались вечностью. Потом наступила тишина.
Я попытался вдохнуть и закашлялся. Воздух был насыщен пылью настолько густо, что дышать было почти невозможно.
Пришлось наполнить воздух водяной взвесью. Она очистила пространство от пыли, и я наконец-то смог вздохнуть.
— Иван Петрович? — позвал я. — Вы живы?
Несколько секунд тишины, потом раздался приглушённый кашель где-то справа от меня.
— Жив… вроде бы… — голос был слабым, но в нём не слышалось паники. — Только придавило чем-то.
— Не двигайтесь. Сейчас я что-нибудь придумаю.
«Капля!» — позвал я мысленно. — «Ты здесь?»
«Капля здесь! Капля жива! Данила! Данила в беде! Данила под камнями! Капля спасёт Данилу! Капля вытащит!»
Её голос в моей голове звучал на грани паники, но она держалась. Моя маленькая храбрая помощница.
«Умница. Спокойно. Нам нужна твоя помощь. Можешь осмотреться? Найти путь наверх?»
«Капля может! Капля полезет наверх и посмотрит!»
Я почувствовал, как она устремилась вверх, легко просачиваясь между обломками там, где человек не смог бы протиснуть даже руку.
Для неё, существа из чистой воды, не существовало непроходимых препятствий. Она могла стать тонкой, как нить, и протечь через мельчайшую щель.
Несколько томительных секунд ожидания, потом её голос снова зазвучал в моей голове:
«Капля нашла выход! Два метра вверх и немного влево! Там большие камни лежат друг на друге, но между ними есть щели! Капля может их раздвинуть!»
«Отлично. А что с инженером? Штайнером?»
Пауза. Когда Капля снова заговорила, её голос звучал приглушённо.
«Дядька мёртвый. Совсем-совсем мёртвый. На него большой камень упал, прямо на голову. Потом ещё много камней. Он теперь плоский, как блин».
Что ж, Густав Штайнер сам выбрал свою участь. Он хотел умереть как его отец, под обломками собственного творения, и получил желаемое. Жаль только, что попытался утащить с собой и нас.
«Хорошо, Капля. Теперь слушай внимательно. Мне нужно, чтобы ты сделала проход для нас. Протиснись между камнями на пути наверх, в самое узкое место. Потом превратись в шар и начни медленно увеличиваться. Понемногу, осторожно. Раздвигай камни, создавая проход».
«Капля поняла! Капля сильная! Капля раздвинет все камни! Капля спасёт Данилу и дядьку с усами!»
Я почувствовал, как она начала работать. Сначала ничего не происходило, потом послышался тихий скрежет. Камни начали двигаться, сдвигаясь под напором расширяющегося водяного шара. Это был медленный процесс. Она должна была действовать аккуратно, постепенно расширяя проход.
Я мог бы попытаться раскидать эти завалы водными плетями или гидроударом, но это создавало риск нового обвала. Лучше двигаться постепенно. Да и удержание щита почти полностью истощило мой резерв. Шутка ли, когда на тебя рушится целый дом!
Сверху посыпалась каменная крошка, потом мелкие камешки. Наконец, тонкий луч света пробился через завал. Настоящий свет, не тусклое свечение Капли, а вечерний свет с улицы.
— Вижу свет! — воскликнул Волнов. — Мы спасены!
Но предстояло ещё выбраться. Когда камни сдвинулись достаточно, чтобы освободить меня от груза, я понял, что всё моё тело представляет собой сплошной синяк. Каждое движение отдавалось болью в рёбрах, спине, ногах. Но кости были целы, а остальное заживёт.
— Волнов, можете двигаться?
— Сейчас попробую… Ох, чёрт! Вроде бы да, могу. Только всё болит.
— За мной. Полезем наверх.
Карабкаться через острые обломки оказалось тем ещё удовольствием. Каждый камень, казалось, имел острые грани, специально предназначенные для того, чтобы рвать одежду и царапать кожу. Путь в два метра занял целую вечность. Или так мне показалось. Каждый сантиметр давался с трудом.
Но вот, наконец, я высунул голову из завала. Вечерний воздух, пусть и пыльный от поднятой обвалом взвеси, показался слаще любого вина.
Ещё несколько усилий, и я выбрался полностью, помогая следом вылезти Волнову.
Картина вокруг была впечатляющей и печальной одновременно. На месте трёхэтажного дома теперь высилась груда обломков высотой метра три, не больше. Кирпичи, доски, куски мебели, обрывки одежды, всё перемешалось в чудовищном хаосе разрушения. Из-под обломков торчали ножки перевёрнутого стола, край какой-то картины, разбитое зеркало, отражающее вечернее небо десятками осколков.
Из окон соседних домов выглядывали люди, привлечённые грохотом обвала. На улице уже начала собираться толпа зевак.
— Что случилось? Что за грохот был? — кричал какой-то мужчина.
— Дом рухнул! Сам по себе рухнул! — отвечала ему женщина с нижнего этажа соседнего дома.
— Как это сам по себе? Может, взрыв был? — вмешался третий голос.
— Какой взрыв, дурак? Не было никакого взрыва! Дом просто сложился, как карточный домик!
— А там люди были? Кто-нибудь видел?
— Вроде бы старый Штайнер там жил. Пьяница несчастный.
— Так ему и надо! Сколько раз говорили, что дом вот-вот развалится!
Я осмотрел себя и ужаснулся. Моя крепкая куртка и брезентовые брюки уцелели. Но все они были грязными и оборванными. Лицо в грязи. Волосы, как я чувствовал, стоят дыбом и белы от штукатурной пыли, делая меня похожим на привидение.
Волнов выглядел не лучше. Его седые усы от пыли побелели ещё больше, на лбу красовалась ссадина, из которой сочилась кровь.
«Капля, быстро! Собери все документы и бумаги, какие найдёшь в развалинах! Особенно из кабинета Штайнера!»
«Капля поняла! Капля найдёт все бумажки! Капля принесёт Даниле!»
Она снова нырнула в завал, и я мысленно следил за её продвижением. Она текла между обломками как живая вода, проникая в самые недоступные места. Через минуту, которая показалась очень долгой, она вернулась.
«Капля всё нашла! Но там ещё мёртвый дядька под камнями. Его тоже вытащить?»
«Нет, оставь его. Городская стража разберётся, когда приедет».
В этот момент с ближайшей колокольни начали бить часы. Медленные, размеренные удары разносились по вечернему городу. Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь.
Восемь часов вечера.
Надежда Светлова стояла у парадного входа в особняк Гриневских, и с каждой минутой её тревога росла. Часы только что пробили восемь ударов, а Данилы всё не было.
Вечернее платье лазурного цвета из переливающегося шелка идеально сидело на её стройной фигуре. Декольте было украшено тончайшим кружевом, которое мадам Жирардо пришивала собственноручно. Светлые волосы были собраны в высокую причёску. На плечах лежала лёгкая кашемировая шаль, больше для изящества, чем для защиты от вечерней прохлады.
Рядом с ней стояла Марина Гриневская в платье изумрудного цвета. Её губы были поджаты, а лоб пересекала морщинка недовольства. Марина в очередной раз достала изящные дамские часики на золотой цепочке и покачала головой.
— Восемь часов, Надя! — её голос звучал с нескрываемым раздражением. — Ровно восемь часов! Все гости уже внутри! Слышишь, музыка играет? Твой кавалер даже не соизволил появиться!
Из открытых окон второго этажа действительно доносились звуки струнного квартета. Званый ужин в доме Гриневских начался без них.
Лакей в парадной ливрее у дверей старательно делал вид, что не замечает барышню с подругой, хотя его любопытные взгляды то и дело скользили в их сторону.
— Может, что-то случилось? — Надя нервно теребила в руках маленькую бархатную сумочку. — Данила не из тех, кто опаздывает без причины. Он всегда пунктуален.
Марина фыркнула.
— Ох, милая, не обманывай себя. Мужчины все одинаковы, поверь моему опыту. Пойдём, я обещала тебе сюрприз! Знаешь, это даже к лучшему, что он не появился!
— Марина, я его подожду, — Надя выпрямила спину и подняла подбородок с той решимостью, которая не допускала возражений.
— Ждать мужчину у всех на виду? У дверей дома? — Марина всплеснула руками. — Это дурной тон, моя дорогая! Что подумают мои родители? Что скажут гости?
— Пусть думают что хотят, — перебила её Надя, хотя щёки её слегка порозовели. — Я беспокоюсь. Вдруг с ним что-то случилось? Он не мог не прийти просто так.
Марина уже открыла рот для очередной колкости, когда послышался грохот колёс по мостовой. По Дворянской улице неслась пролётка, и по тому, как возница погонял лошадь, было видно, что спешат изо всех сил.
Пролётка резко остановилась прямо перед парадным входом в особняк Гриневских. Из неё выскочила высокая фигура в безупречном костюме.
— Прошу прощения за небольшую задержку, дамы, — Данила остановился перед ними и поклонился с непринужденной галантностью. — Рад приветствовать вас в этот чудесный вечер.