Аквилон. Маг воды. Том 4

Глава 13

Капитан Ильинская открыла рот для очередной гневной тирады. Но тут произошло нечто совершенно неожиданное.

Марья Воробьёва решительно оторвалась от своей семьи. До этого момента она стояла в объятиях мужа метрах в двадцати от нас, крепко прижимаясь к его плечу и обнимая дочь другой рукой. Теперь в её движениях появилась какая-то пугающая целеустремлённость, словно она приняла важное решение и ничто не могло её остановить.

Она направилась прямиком к трупам пиратов.

Я машинально попытался преградить ей путь. Всё-таки это не самое подходящее зрелище для женщины, которая только что пережила плен и едва не погибла вместе с дочерью. Но замер, увидев её лицо.

Оно исказилось не от отвращения или страха, как можно было бы ожидать. На нём читалась чистая, неподдельная ярость.

Марья подошла к первому трупу. Это был тот самый пират с наколками, покрывающими его руки от плеч до самых запястий, которого я пощадил утром, проследив до лагеря. Она остановилась над ним, перевела дыхание, а затем со всей силы пнула мёртвое тело прямо под рёбра.

Удар получился настолько сильным, что труп качнулся.

— Вам нужны свидетельские показания, капитан? — голос Марьи звенел от напряжения. — Что ж, у меня есть для вас самые подробные показания. Вот этот мерзавец, — она снова пнула труп, на этот раз ещё сильнее, — ударил веслом по голове моего мужа, когда тот пытался защитить нас. Я до самого последнего момента думала, что Степан мёртв, что я осталась одна с дочерью на милость этих нелюдей. Впрочем, милости от них ждать не приходилось.

Не давая никому опомниться, она перешла ко второму трупу. Без малейших колебаний нанесла такой же яростный удар.

— А вот этот подонок схватил меня за волосы и выволок из нашей лодки, когда я пыталась закрыть собой Настеньку. Он говорил своим дружкам, что я ещё достаточно молода и хороша собой, чтобы выгодно продать меня как живой товар. Вы понимаете, что это значит? Вы вообще представляете, что ждало меня и мою дочь?

Третий труп получил свою порцию посмертного возмездия.

— А этот… этот просто схватил мою двенадцатилетнюю дочь и закинул её на плечо, как мешок с мукой. Она кричала, звала меня, а они хохотали. Они все только хохотали, вы слышите?

Марья развернулась к Ильинской всем корпусом, встала, упёрев руки в бока. В этот момент в ней было что-то первобытное и жуткое в своей правоте.

— Какие вам ещё нужны показания, капитан? — её голос стал тише, но от этого только страшнее. — Где вы были со своим патрульным катером, когда эти нелюди нападали на мирных путешественников? Где была хвалёная речная стража, когда они тащили меня и мою дочь в свой грязный лагерь, а мужа бросили умирать в воде?

Ильинская открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла его обратно. Румянец начал медленно сползать с её лица, оставляя болезненную бледность.

Марья ещё не закончила.

Она указала на меня решительным жестом, даже не оборачиваясь в мою сторону.

— Этот человек, спас нас от смерти или участи, которая может быть хуже смерти. Он один сделал то, что должна была сделать стража. И если понадобится, я готова дать любые показания под присягой, перед любым судом. Хотите, я скажу, что видела своими глазами, как эти мерзавцы перестреляли друг друга из собственных жезлов в пьяной драке. Хотите, поклянусь, что они сами бросились в воду и утопились от угрызений совести.

Она сделала шаг к капитану, потом ещё один. Марья была ниже Ильинской почти на полголовы, но в этот момент казалось, что она возвышается над молодой девушкой в форме.

— А если вы сейчас посмеете преследовать нашего спасителя или попытаетесь его задержать, то ответьте мне на простой вопрос. Чем вы тогда будете лучше этих подонков? На чьей стороне окажется речная стража. На стороне мирных граждан или на стороне формальностей и мёртвых бандитов?

Наступила абсолютная тишина.

Только волны лениво плескались о песчаный берег. Даже ветер, кажется, затих, чтобы не мешать этой сцене.

Ильинская стояла, словно громом поражённая. Её веко мелко подрагивало, и я не мог понять по какой причине. От едва сдерживаемой ярости или от чего-то совсем другого.

А потом её лицо свело гримасой.

Она резко развернулась на каблуках, движение получилось порывистым, совсем не военным, и почти бегом бросилась прочь от нас в сторону густых зарослей камыша. Её форменные сапоги нелепо проваливались в мягкий песок, но она упрямо продолжала почти бежать.

Явно стремилась как можно быстрее скрыться от наших взглядов.

Степан Воробьёв медленно подошёл к жене и осторожно обнял её за плечи, словно боясь, что она снова вырвется.

— Марья, милая, зачем ты так… — начал он мягко, но она перебила его.

— Надо же было кому-то сказать правду, — её голос вдруг надломился, и вся ярость словно выдохлась из неё разом, оставив только усталость. — Просто надо было, понимаешь? Иначе я бы не смогла дальше жить.

Она обмякла в объятиях мужа. Настенька тут же прижалась к матери с другой стороны, обнимая её тонкими руками.

Я перевёл взгляд на заросли камышей, куда сбежала капитан Ильинская.

Похоже, её картина мирасейчас дала трещину. Некоторых это может сломать, другие становятся сильнее. Но еще никому в такой момент не помешала помощь.

— Сейчас вернусь, — бросил я остальным через плечо и неспешно направился к камышам.

Песок мягко скрипел под моими ступнями. По мере приближения шуршание становилось отчётливее.

Теперь я мог различить приглушённые всхлипы.

«Данила, там тётя воду из глаз льёт!» — встревоженно забулькала в моей голове Капля. — «Зачем она воду тратит?»

«Знаю, малышка. Люди так делают, когда им плохо».

«Глупо! Если грустно, нужно нырнуть поглубже! Зачем свою воду тратить⁉»

«Люди не могут нырять так глубоко, как ты, малышка. У них другие способы справляться с эмоциями».

«Неправильные способы»,— философски заключила Капля.

Возможно, она была права. Но мне всё равно предстояло разбираться с последствиями человеческой воды из глаз.

Камыши расступились неохотно, шурша сухими стеблями о мою куртку, единственное, что я успел на себя накинуть выйдя из воды. За ними обнаружилась небольшая природная полянка. Уютный карман между густыми зарослями и невысокой песчаной грядой, словно сама природа создала это укрытие для тех, кому нужно побыть в одиночестве.

Капитан Ильинская стояла спиной ко мне в самом центре этого естественного убежища, её плечи мелко подрагивали.

Я остановился у края зарослей, давая ей несколько мгновений собраться с мыслями. Впервые в жизни она столкнулась с жестокой реальностью своей службы, и этот опыт явно оказался совсем не таким, как рисовало её юношеское воображение в стенах академии.

Она не обернулась. Возможно, стыдилась своих слёз, а возможно, просто надеялась, что незваный гость развернётся и уйдёт, оставив её в одиночестве. Но я не мог уйти, хотя и понимал её желание остаться одной.

Нужно было решить эту проблему сейчас, пока эмоциональный порыв не превратился в холодную обиду и желание выместить свою слабость на окружающих.

Я подошёл медленно, стараясь не делать резких движений и давая ей время привыкнуть к моему присутствию. Мои шаги по влажному песку были почти беззвучными, но она всё равно почувствовала приближение. Плечи напряглись, словно готовясь к удару. Остановившись в шаге от неё, я осторожно положил руку на её плечо.

Она дёрнулась от прикосновения, как от удара током, и резко обернулась.

Её лицо выглядело беззащитным и детским. Веки припухли, нос покраснел, губы мелко подрагивали, словно она вот-вот снова разрыдается.

В этот момент стало окончательно ясно, насколько она молода, едва ли ей исполнилось девятнадцать.

Вся её напускная строгость, официальность, старательные попытки выглядеть грозным блюстителем закона, всё это оказалось не более чем маской неопытной девушки, которая отчаянно пыталась соответствовать своему званию.

— Я… я просто… — она попыталась что-то сказать, но голос предательски сорвался на всхлип, — Я просто хотела всё делать правильно! Точно по инструкции, как нас учили в академии! Хотела помогать людям, защищать мирных граждан от преступников…

Слёзы полились с новой силой, струйками стекая по щекам и капая на воротник мундира. Она попыталась вытереть их рукавом, но это только размазало тушь, превратив её лицо в трагическую маску.

— Это моё первое самостоятельное патрулирование, понимаете? — слова вырывались торопливо и сбивчиво, словно она боялась, что я прерву её или уйду, не дослушав. — Самое первое! Меня только неделю назад назначили на этот участок, а тут сразу восемь трупов, и эта несчастная женщина с её ужасными рассказами, и я… я никогда раньше не видела столько мёртвых людей разом! В академии нас учили заполнять протоколы, следовать процедурам, соблюдать субординацию, но никто, никто не предупредил, что будет так… так страшно и мерзко, и что я буду чувствовать себя такой беспомощной!

Она всхлипнула особенно, и вдруг — совершенно неожиданно для меня и, судя по мгновенному румянцу на её щеках, для себя самой — сделала неуверенный шаг вперёд и уткнулась лицом мне в плечо, отчаянно разревевшись.

Я осторожно обнял девушку одной рукой, стараясь, чтобы жест получился успокаивающим и дружеским. Другой рукой я полез в карман и достал платок. Привычки человека благородного происхождения оказываются полезными в самых неожиданных ситуациях.

— Возьмите, пожалуйста, — сказал я, осторожно отстраняя её от себя и протягивая платок. — Вытрите слёзы. Всё не так страшно, как кажется.

Она взяла платок дрожащими пальцами, а затем, вытащив из кармана формы небольшое зеркальце принялась с его, помощью приводить себя в порядок.

— Я… простите меня, — она подняла глаза. — Это совершенно непрофессионально с моей стороны. Абсолютно недопустимое поведение для офицера стражи. Я не должна была, тем более перед гражданским лицом…

— Вы не должны извиняться за то, что вы человек, — мягко остановил я её самобичевание. — И вы не виноваты в том, что произошло сегодня. Более того, вы прибыли на место происшествия удивительно быстро, учитывая, что речные пираты обычно нападают в местах, далёких от патрульных маршрутов. Вы хорошо выполняете свою работу для человека с недельным опытом самостоятельной службы.

Она подняла на меня покрасневшие глаза, в которых читались одновременно надежда и недоверие.

— Вы… вы правда так думаете? Но я же ничего не сделала! Эти люди мертвы, а я даже не знаю, как правильно оформить протокол на такое количество трупов!

— Послушайте меня внимательно, — я говорил спокойно и размеренно, глядя ей прямо в глаза. — Сейчас у вас есть выбор, и от него зависит очень многое, не только для вас, но и для тех людей, которые ждут нас на берегу.

Она слушала, затаив дыхание.

— Вы можете действовать строго по протоколу, который вас учили соблюдать в академии. Задержать всех нас для дачи показаний, вызвать следственную бригаду из Синеозёрска, устроить долгое и мучительное разбирательство с допросами, очными ставками, экспертизами. Это займёт весь день, возможно несколько дней, и в итоге следователи придут к тому же выводу, к которому можно прийти прямо сейчас — речные пираты мертвы, их жертвы спасены, справедливость восторжествовала. Но за эти недели семья Воробьёвых будет вынуждена снова и снова переживать кошмар того что случилось с ними, давая показания разным чиновникам.

Я сделал паузу, позволяя ей осмыслить сказанное.

— Или вы можете поступить так, как подсказывает вам совесть и здравый смысл. Собрать показания свидетелей прямо сейчас, пока их воспоминания свежи и не искажены временем. Осмотреть лагерь пиратов, я подробно объясню вам, как туда добраться по протокам. Убедитесь, что я не обманываю вас насчёт произошедшего там. А потом напишете в рапорте правду, но такую правду, которая будет милосердна ко всем участникам этой истории. К семье Воробьёвых, которые пережили достаточно ужаса и заслуживают покоя. К вам самой, потому что успешное завершение первого серьёзного дела без лишней бюрократии, это отличное начало карьеры. И да, ко мне тоже, потому что у меня есть важные дела в Трёхречье, и я не могу позволить себе застрять здесь на неопределённый срок.

Она молчала, нервно покусывая нижнюю губу, и я видел, как в её голове идёт мучительная борьба между вызубренными инструкциями и простым человеческим состраданием.

— Кроме того, — добавил я, решив окончательно склонить чашу весов, — с нами едет квалифицированный врач, доктор Светлова. Пострадавшие нуждаются в профессиональной медицинской помощи, особенно Степан Воробьёв, у него почти наверняка сотрясение мозга от удара веслом по голове. Мы даём вам слово чести, что доставим их в Трёхречье к лучшим лекарям. Но для этого нужно, чтобы вы позволили нам отправиться в путь как можно скорее.

— Но мне нужно и лагерь обследовать, чтобы подтвердить показания, и проследить, чтобы пострадавшие благополучно добрались до города… — она растерянно развела руками. — Я не могу разорваться на две части!

— Именно поэтому самое разумное будет, это разделить обязанности, — я улыбнулся ей ободряюще. — Вы выполняете свой служебный долг, проверяя место преступления. Мы выполняем человеческий долг, доставляя раненых к врачам. Каждый делает то, что у него получается лучше.

Она снова закусила губу, потом глубоко вздохнула и выпрямилась, пытаясь вернуть хотя бы подобие официального вида. Получилось не очень убедительно. Сложно выглядеть грозным представителем закона с красными от слёз глазами. Но попытка заслуживала уважения.

— Смотрите, господин Ключевский, вы мне обещали, — она старалась говорить строго, но голос предательски дрожал. — Если что-то случится с ними по дороге, если они не доберутся до Трёхречья в целости и сохранности, я… я вас найду и привлеку к ответственности по всей строгости закона!

Она осеклась, осознав некоторую абсурдность своей угрозы, и вдруг добавила совсем тихо, почти шёпотом:

— Спасибо вам. За понимание, и… и за платок.

— Оставьте его себе, — сказал я. — думаю, он вам еще пригодится.

Мы вышли из камышей почти одновременно, но совершенно по-разному. Ильинская шла впереди, старательно выпрямив спину и подняв подбородок, каждый её шаг был подчёркнуто официальным, словно она маршировала на параде перед начальством.

Она успела кое-как привести себя в порядок. Получилось не идеально, но хотя бы лицо больше не напоминало траурную маску.

Я шёл следом неспешно, давая ей возможность восстановить авторитет в глазах окружающих.

Надя присела на корточки и доставала какое-то средство из своего саквояжа для Марьи Воробьёвой. Видимо, успокоительное.

Она встретилась со мной взглядом, и я едва заметно кивнул ей, показывая, что проблем не будет. Она слегка нахмурилась, видимо не слишком доверяла излишне эмоциональной для свой должности стражнице.

Ильинская поднялась на свой катер, и вернулась одним из стражников. Тот принес с собой кожаный планшет с зажимом для бумаг.

Вместе они принялись достаточно быстро и ловко опрашивать семейство Воробьевых. В привычной деятельности к ней быстро вернулось самообладание. Вера задавала вопросы, а её подчинённый стенографировал.

Тем временем, я отошёл чуть в сторону, к кромке воды, где тихо плескались мелкие волны. Нужно было решить вопрос с награбленным имуществом, причём так, чтобы это выглядело естественно.

«Капля, малышка, мне нужна твоя помощь», — мысленно позвал я.

«Капля слушает! Что Капле сделать?» — она тут же отозвалась, и я почувствовал её присутствие совсем рядом, в воде у моих ног.

«Помнишь все те блестящие вещи, которые ты собрала в пиратском лагере?»

«Конечно! Капля всё спрятала у себя! Золотые колечки, серебряные цепочки, красивые камушки! Капля молодец!»

«Ты молодец. Но сейчас нужно вернуть некоторые из них. Те, которые смогут узнать владельцы. Украшения с гравировками, обручальные кольца, амулеты с русалочьими камнями, которые делала жена купца. Монеты оставь, их всё равно не опознать и хозяевам не вернуть».

«Но… но это же наши блестяшки! Капля их нашла!» — в её голосе послышалась обида.

«Я знаю, малышка. Но эти вещи принадлежали хорошим людям, которых обидели плохие дяди. Мы должны вернуть их. Это правильно».

«Ладно», — она сделала вид, что вздохнула, и на поверхности воды появились пузырьки. — Но монетки Капля оставит?'

«Монетки твои. И русалочьи камни тоже, кроме тех, что в готовых амулетах».

«Хорошо! Капля сделает! Куда положить?»

Я огляделся и заметил в трофейной пиратской лодке старую холщовую сумку, небрежно брошенную под сиденьем.

«Видишь ту сумку в лодке? Незаметно положи вещи туда. Только осторожно, чтобы никто не увидел».

Следующие несколько минут я делал вид, что рассматриваю горизонт и проверяю крепления на нашем катере. Краем глаза наблюдал, как вода у пиратской лодки едва заметно заколыхалась, и сумеа слегка округлилась, словно в неё что-то добавилось.

Я сам до конца не понимал, как Капля это делает. Это была не магия в обычном понимании, а какое-то изначальное свойство духа стихии.

Когда Ильинская закончила опрос семьи Воробьёвых и перешла к Волнову, который кратко подтвердил, что видел возвращение спасённых, я подошёл к пиратской лодке и «случайно» заметил суму.

— Капитан Ильинская, — окликнул я её. — Кажется, здесь что-то есть.

Она подошла быстрым шагом. Я поднял сумку и открыл её, изображая удивление.

— Похоже на награбленное имущество, — сказал я, высыпая содержимое на песок.

На солнце заблестели золотые и серебряные украшения, несколько колец с гравировками, женские серьги тонкой работы, и, что самое важное, с десяток амулетов с русалочьими камнями в серебряной оправе, каждый уникального дизайна.

— Мои амулеты! — Степан Воробьёв бросился к нам так быстро, что чуть не упал, всё ещё пошатываясь от последствий удара. — Это работа моей жены!

Он поднял один из амулетов дрожащими руками, рассматривая его так, словно не верил своим глазам.

— И кольца… Господи милостивый, наши обручальные кольца! — он схватил два простых золотых кольца. — Марья! Марья, смотри!

Его жена подбежала, и Степан надел кольцо ей на палец с такой нежностью, словно они снова стояли перед алтарём. Марья расплакалась, но на этот раз это были слёзы радости.

Ильинская смотрела на меня с нескрываемым изумлением, явно пытаясь понять, откуда взялась эта сумка, и почему её не заметили раньше. Я пожал плечами с самым невинным видом.

— Должно быть, пираты сложили сюда вещи перед своим побегом, — сказал я спокойно. — В суматохе я не сразу заметил.

Она прищурилась, явно не веря ни единому слову, но сказать что-то при свидетелях не решилась. Просто кивнула.

«Видишь, малышка? Мы сделали хорошее дело. Эти люди так рады вернуть свои вещи», — мысленно похвалил я Каплю.

«Люди странные! Льют воду, когда грустно, и льют, когда радостно. Как вы сами понимаете, когда вам что?»

«С опытом приходит», — уклончиво ответил я.

Тем временем Ильинская закончила составлять опись возвращённого имущества и вернулась к трупам пиратов, которые всё ещё лежали ровным рядом на песке.

— Нужно позаботиться о телах, — сказала она, больше себе, чем окружающим. — В такую жару…

Она достала свой боевой жезл. Прошла вдоль ряда тел, остановилась в центре и подняла жезл вертикально вверх.

— Всем отойти на несколько шагов, — скомандовала она.

Мы послушно отступили. Ильинская закрыла глаза, сосредотачиваясь, и начала плавно водить жезлом в воздухе, выписывая сложный узор. Воздух вокруг неё похолодал. Резко и ощутимо, словно кто-то открыл дверь в ледник.

От жезла начал исходить голубоватый туман, медленно расползающийся по земле как утренний морозец. Когда он достиг первого трупа, по телу пробежала волна инея, превращая кожу в подобие воска. Туман полз дальше, накрывая тело за телом, и каждое из них покрывалось тонкой ледяной коркой.

Но это было только начало.

Ильинская резко опустила жезл, почти воткнув его в песок, и от точки удара во все стороны разбежалась настоящая волна холода — видимая глазу, как рябь на воде. Она накрыла все восемь тел одновременно, и температура упала так сильно, что наше дыхание начало превращаться в пар.

Трупы застывали на глазах. Не просто покрывались льдом — промерзали насквозь, превращаясь в ледяные статуи. Конечности, застывшие в неестественных позах смерти, теперь стали твёрдыми как камень. Одежда превратилась в хрупкую ледяную корку. Даже песок вокруг тел покрылся изморозью.

— Теперь их можно транспортировать, — сказала Ильинская, убирая жезл. — Они сохранятся до Синеозёрска для опознания и захоронения.

Стражники с патрульного катера принялись таскать тела пиратов. Быстро и сноровисто.

— Грузите аккуратнее! — прикрикнула Ильинская. — Это всё-таки тела людей, пусть и преступников.

Пока стражники занимались погрузкой, она подошла ко мне.

— Господин Ключевский, объясните, пожалуйста, как добраться до пиратского лагеря. Мне необходимо провести осмотр места происшествия.

Я подробно описал маршрут по протокам. Какие ориентиры искать, где сворачивать, как не пропустить замаскированный вход в заводь. Она внимательно слушала, делая пометки и изредка задавая уточняющие вопросы.

— Что ж, полагаю, на этом наше с вами взаимодействие завершено, — она неожиданно протянула мне руку для рукопожатия. — Доставьте господина Воробьёва и его семью в Трёхречье в целости. Это всё, о чём я прошу.

— Даю слово, — ответил я, пожимая её руку.

Пальцы у неё были холодными, последствие магии льда.

Вскоре с борта катера на воду спустилась небольшая шлюпка.

Она с характерным гудением движетеля отошла от берега, направляясь к протокам. Патрульный катер последовал за ней, держась в десятке метров позади.

— Ну что ж, — сказал Волнов, первым нарушив молчание. — Пора и нам двигаться. До Трёхречья ещё путь неблизкий.

Рассадка по судам прошла с некоторой суетой. Степан Воробьёв попытался было направиться к своей лодке, но покачнулся на третьем шаге, и Надя властно взяла его под локоть, а Марья подхватила под второй.

— Никуда вы не поплывёте в таком состоянии, — сказала наш медик тоном, не терпящим возражений. — У вас явное сотрясение мозга, возможно, лёгкой степени, но это не повод геройствовать. В катер господина Ключевского, пересаживайтесь живо!

Степан попытался возразить, но Марья решительно поддержала доктора.

— Слушайся, милый. Хватит с тебя на сегодня злоключений.

В итоге вся семья Воробьёвых разместилась в нашем катере. Степан полулежал на корме, опираясь спиной на мягкие подушки. Марья села рядом с мужем, не выпуская его руку из своей, словно боялась, что стоит отпустить, и он снова исчезнет. Настя примостилась у ног матери, положив голову ей на колени. Девочка молчала с самого возвращения из плена, только крепче прижималась к родителям.

Надя устроилась напротив своих пациентов, открыв саквояж. Достала маленький фонарик на цепочке, медицинский артефакт с крошечным светящимся кристаллом внутри.

— Следите за огоньком, господин Воробьёв. Только глазами, голову не поворачивайте.

Пока она проводила осмотр, проверяя реакцию зрачков и задавая простые вопросы вроде «какой сегодня день» и «сколько пальцев вы видите», я запускал движетель. Катер мягко отошёл от песчаной косы.

Волнов уже забрался в купеческую лодку Воробьёвых и теперь возился с управлением, бормоча что-то себе под нос. Плавучий дом был тяжёлым и неповоротливым, совсем не то, к чему привык старый лодочник. К тому же пираты утащили из движетеля русалочьи камни. Пришлось искать подходящие на скорую руку, но синхронизировались они неудачно.

Я подвёл свой катер ближе и бросил ему крепкий трос.

— На буксир возьму! — крикнул я. — Не стоит мучиться!

Волнов с облегчением принял трос и закрепил его на носу плавучего дома.

— И то правда! — откликнулся он. — Эта штука управляется как пьяный бегемот! Без обид, господин Воробьёв!

— Никаких обид, — слабо улыбнулся купец. — Мы выбирали дом, а не гоночную лодку. Нам нужно было место для жизни, а не для скорости.

Я дал плавный ход, чувствуя, как катер взял дополнительную нагрузку. Движетель загудел чуть громче, но тяга оставалась ровной, мои камни легко справлялись с двойным весом.

Река текла спокойно. По берегам тянулись заросли ивы, склонявшие длинные ветви к самой воде. Между ними виднелись редкие прогалины с песчаными пляжами, похожими на тот, что мы только что покинули. Вдалеке, на правом берегу, показалась небольшая деревушка, десяток домов с соломенными крышами, деревянный причал с парой рыбацких лодок.

— Это Камышовка, — пояснил Волнов, заметив мой взгляд. — Рыбацкая деревня. Хорошие люди, но бедные. Живут только рыбной ловлей да плетением корзин.

«Данила, смотри! Там дети играют!» — Капля забулькала радостно. — «Они бросают камушки в воду! Зачем?»

Действительно, на причале несколько босоногих ребятишек играли в «блинчики», запуская плоские камни по поверхности воды. Один особенно удачный бросок заставил камень прыгнуть раз восемь, прежде чем утонуть.

«Это игра такая, малышка. Люди любят играть с водой».

«Глупая игра. Камни должны лежать на дне, а не прыгать по воде. Это неправильно!»

Я усмехнулся её возмущению и повернулся к Степану, который уже выглядел получше. Румянец вернулся на щёки, взгляд стал более осмысленным.

— Расскажите о своём деле, — попросил я, больше чтобы отвлечь его от недавних переживаний. — Как вы занялись торговлей амулетами?

Лицо купца заметно оживилось.

— О, это целая история! — он даже попытался сесть прямее, но Надя предупреждающе покачала пальцем, и он остался в полулежачем положении. — Началось всё лет пятнадцать назад. Я тогда только-только встал на ноги как торговец, открыл небольшую лавку, стал торговать речным кварцем, который все русалочьими камнями называют. Всякой мелочью в основном. Крупные закупить редко удавалось.

Он замолчал, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям, и Марья мягко подтолкнула его локтем.

— Расскажи же про нашу встречу, не томи!

— Да, да… Так вот, стою я как то за прилавком, и тут подходит в лавку девушка. Молодая, красивая, в простом платье, но с такими умными глазами…

Марья покраснела и легонько шлёпнула мужа по руке.

— Не смущай меня при людях!

— Это правда же! — Степан повернулся к нам. — Она подошла и начала рассматривать камни с таким вниманием, словно это были не осколки за медяки, а настоящие сокровища. Потом достала лупу как у настоящего ювелира, и начала изучать каждый камушек. Выбрала штук двадцать самых мелких, которые я и даром готов был отдать, и говорит: «Эти подойдут».

— Для чего подойдут? — не удержалась от вопроса Надя, увлечённая рассказом.

— Вот и я спросил! — Степан рассмеялся, морщась от боли в голове, но не прекращая рассказ. — А она отвечает: «Для амулетов, конечно». Оказалось, Марья училась у старого мастера-ювелира, который делал особые обереги с русалочьими камнями. Не просто украшения, а настоящие амулеты: на поиск течения, чтобы на воде продержаться, или фарватер найти. Это у них семейное, от отца пененяла.

Марья подхватила рассказ, пока муж переводил дыхание.

— Я делала амулеты, но продавать не умела совершенно. Стеснялась навязываться людям, не могла торговаться. А Степан… — она посмотрела на мужа с нежностью. — Степан мог продать снег зимой и песок в пустыне. Он предложил партнёрство. Я делаю, он продаёт, прибыль пополам.

— А через полгода я предложил другое партнёрство, — добавил Степан с лукавой улыбкой. — Пожизненное. И вот, пятнадцать лет вместе, дочка растёт. На одном месте сидеть скучно. Так что зимой Марья амулеты делает, а я лавку держу. А как лето, так мы в путь отправляемся по всему побережью.

— Как же такие опытные путешественники к пиратам попались? — удивился я.

— Ходят слухи, что у пиратов свои люди в городе, — вздохнул купец. — Эти бандиты слишком точно знают, кто везёт ценный груз. Вот, например, месяц назад купец Золотарёв вёз крупную партию камней из Трёхречья. Напали именно на него, хотя в тот день по реке шло ещё пять барж.

— И власти ничего не делают?

— А что делать? — Степан развёл руками. — Речная стража патрулирует, но река большая, а лодок у них мало. А торговать тоже требуется. На одном месте не заработаешь. Вот и приходится рисковать.

Я задавал Воробьёву различные вопросы, но ничего полезного больше не узнал.

— Господин Воробьёв, вы говорили, что у вас пираты отобрали деньги. Сколько именно?

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Триста восемьдесят рублей. Наша выручка за неделю торговли. Но зачем вы…

Я отсчитал нужную сумму и протянул ему.

— Это ваши деньги. Нашёл их в пиратском лагере.

Степан смотрел на купюры так, словно не верил своим глазам.

— Но… но вы же спасли нас! Мы и так у вас в неоплатном долгу! Не могу я взять…

— Это не награда и не подарок, — твёрдо сказал я, вкладывая деньги в его ослабевшую руку. — Это ваша собственность, которую я возвращаю законному владельцу. Не заставляйте меня настаивать.

Степан едва не кинулся мне в ноги. Мы с Надей его еле еле удержали.

— Лучше отблагодарите меня другим способом, — предложил я. — Мы с доктором Светловой направляемся в Трёхречье за русалочьими камнями. Нам нужна крупная партия для специального проекта. Вы могли бы помочь с поставщиками?

Купец оживился:

— Разумеется! Я знаю всех добытчиков в городе. Смотря что вам нужно…

— Нам нужны камни среднего размера, — ответил я. — Но много. Очень много.

Степан присвистнул.

Я попробую договориться, — торопливо предложил он. — У меня остались связи, постараюсь выйти на поставщиков…

Река между тем делала плавный поворот, и вдалеке, за зелёной стеной прибрежных деревьев, начали проглядывать первые строения. Сначала отдельные рыбацкие хижины, потом более основательные дома, а затем…

Трёхречье открылось нам во всей красе.

Город располагался на месте слияния трёх рек — отсюда и название. Широкая водная гладь расходилась в три стороны, как трезубец Морского Владыки. На стрелке, где сходились потоки, возвышался старинный маяк из белого камня, хотя какой смысл в маяке на реке — загадка. Скорее, это был просто символ города.

Дома спускались к воде террасами, каждая следующая выше предыдущей. Нижний ярус — портовый квартал с причалами, складами, тавернами. Крыши здесь были дощатые, стены из простого серого камня. Средний ярус — торговый район, дома побогаче, многие с черепичными крышами красного цвета. А на самом верху, на холме — богатые особняки и официальные здания. Там даже виднелся шпиль какой-то башни с флюгером в виде рыбы.

Но больше всего поражало количество лодок. Их были сотни. От крошечных рыбацких плоскодонок до огромных грузовых барж. Они сновали по воде как водомерки, создавая сложный узор движения, в котором каждый каким-то чудом знал своё место.

— Красиво, правда? — сказал Степан с гордостью человека, считающего город почти родным. — Трёхречье может и не столица, но для речной торговли, это центр всего Озёрного края. Здесь можно найти всё, что душе угодно. Или продать всё, что не угодно, — он хитро подмигнул.

— А вон и Торговая пристань! — указал Волнов на длинный деревянный пирс, уходящий далеко в воду. — Там швартуются приезжие. Место стоит два рубля в сутки, грабёж чистой воды, но зато под охраной. Никто не полезет шарить по лодкам.

Я направил катер к пристани, лавируя между другими судами. Портовые служащие уже заметили нас. Один из них, толстый мужчина в засаленном фартуке, замахал руками, указывая на свободное место у дальнего конца пирса.

Катер мягко ткнулся носом в деревянный настил. Я заглушил движетель, чувствуя, как русалочьи камни постепенно успокаиваются…

Мы прибыли в Трёхречье.