Аквилон. Маг воды. Том 4

Глава 14

Торговая пристань Трёхречья встретила нас гвалтом и суетой.

Баржи, большие купеческие лодки и маленькие тупоносые плоскодонки сновали туда-сюда, создавая хаос, в котором каким-то чудом никто ни с кем не сталкивался. Пахло рыбой, дёгтем и речной водой.

Портовые грузчики орали друг на друга, торговцы спорили о ценах прямо на причалах, а чайки дрались за выброшенные рыбьи потроха.

Это еще нам повезло, что водоходы причаливали в другой стороне, поэтому стихийная ярмарка местных амулетов располагалась в стороне и мы сумели её избежать.

— Степан Кузьмич, я понимаю ваше желание отправиться домой, но… — Надя прикусила губу, профессиональная озабоченность боролась в ней с сочувствием. — Рана серьёзная. Нужен постоянный контроль, антисептическая обработка каждые четыре часа. В больнице будет надёжнее.

Купец сидел на лавке, привалившись к борту. Его лицо было бледным, но взгляд оставался упрямым.

— Дома мне… дома лучше будет, с семьёй рядом, — он слабо улыбнулся, дорога его сильно измотала. — У нас доктор хороший, Семён Игнатьевич Травников. Он меня знает, всю семью нашу лечит, не тревожьтесь, без внимания не останусь.

Марья прижималась к мужу, словно боялась, что он снова исчезнет. Дочка вцепилась в материнскую юбку и смотрела на отца широко распахнутыми глазами. После всего пережитого семья не хотела разлучаться ни на минуту.

— Хорошо, — принял я решения, видя что наш доктор колеблется между состраданием и долгом. — Но мы вас проводим и убедимся, что всё в порядке.

Надя с облегчением кивнула.

— Так, нам два экипажа требуется! — Волнов окинул площадь критическим взглядом, явно не доверяя сухопутному транспорту. — Эй, приятель в картузе! Швартуйся-ка сюда, дело есть!

Извозчики всегда были породой особой. Этот оказался типичным представителем своего племени: небритый, с хитрыми глазками и манерой задирать цену втрое при виде приезжих.

Волнов торговался с ним так яростно, будто речь шла не о паре рублей, а о целом состоянии.

— Да ты что, совсем берега попутал? — возмущался наш боцман, усы воинственно топорщились. — За такие деньги я тебе целую флотилию зафрахтую! Три рубля за две кареты, и ни копейкой больше!

— Так на хлеб не хватит, барин, — извозчик картинно вздохнул. — У меня семеро по лавкам, лошадь кормить надо…

— Ладно, четыре рубля, но чтоб без тряски довёз, — Волнов махнул рукой. — Раненый у нас человек.

Я не вмешивался. Похоже, торг доставлял огромное удовольствие обоим.

В конце концов они сошлись на разумной цене. первую карету сели Воробьёвы, во вторую забрались мы.

Кареты тронулись, громыхая по булыжной мостовой. Купеческий квартал в Трехречье оказался любопытным местом. Дома здесь теснились друг к другу, экономя драгоценные метры фасада, потому что налог в этом районе платили именно с ширины. Вывески пестрели над лавками: «Сукно и шерсть», «Пряности заморские», «Железный товар».

Дом Воробьёвых был узкий, как свечка. Весь первый этаж занимала лавка, сейчас закрытая по причине отсутствия хозяев.

Чуть поодаль виднелась арка с воротами, которая вела во внутренний двор. Туда мы и заехали.

— Настенька, милая, беги скорее, предупреди Феклушу! — Марья подтолкнула дочь к крыльцу. — Скажи, папа ранен, пусть готовятся!

Девочка сорвалась с места и помчалась вверх. Уже изнутри послышался её звонкий голос:

— Феклуша! Фрол! Папа дома! Папа ранен! Идите скорее!

Через несколько секунд из дома выбежала худощавая вертлявая женщина лет пятидесяти в переднике и с повязанным на голове платком. Следом вышел огромный мужик — настолько большой, что еле протиснулся в дверь.

— Ох, батюшки-светы! Степан-то Кузьмич! Да что ж это деется-то! — запричитала Феклуша, увидев, как Волнов помогает Степану выбраться из кареты. — Вчера только на рынке говорили. Купца Золотарёва ограбили до нитки, а теперь и наш-то! Фрол! Фрол, ты чего встал как пень посреди огорода? Не видишь, хозяину идти тяжело! Бери на руки-то, да в спальню неси! Осторожнее только, не трясти! Да не спеши, я простыни застелю свежие.

Фрол молча подошёл и подхватил Степана на руки так легко, словно тот был пушинкой.

— Ох, осторожнее, Фрол! — засуетилась Феклуша. — В дверь-то аккуратнее!

Мы прошли во двор, потом поднялись по узкой лестнице на второй этаж.

Фрол внёс хозяина в спальню и бережно опустил на кровать. Степан тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Ранение и дорога отняли у него последние силы.

— Чаю принести? Воды? А может, настоечки на травах? — засуетилась Феклуша, заглядывая то в лицо хозяина, то на Марью. — У нас в погребе есть та, что барыня сама делала, с мятой и зверобоем! Или бульончику? Я утром курицу разделывала, как раз бы…

— Феклуша, не суетись, — мягко остановила её Марья. — Лучше проследи, чтобы вещи из карет все забрали. И пусть Фрол за доктором сбегает.

— Ах, да! Конечно! Вещи! — Феклуша всплеснула руками. — Фрол! Фрол, глухая ты тетеря! Ты чего застыл? Беги за Семён Игнатьевичем! А то вечно тебя подгонять надо!

Фрол издал странный звук, то ли кашлянул, то ли фыркнул и тяжёлой рысью отправился выполнять поручение. Феклуша же помчалась вниз следить за выгрузкой вещей, на ходу причитая себе под нос.

Доктор явился на удивление быстро, видимо и правда жил недалеко. Минут через пятнадцать.

Невысокий, полноватый, с седой бородкой клинышком. Круглые очки на носу придавали ему вид учёного кота из какой-то сказки.

— Семён Игнатьевич Травников, городской лекарь, — отрекомендовался он, снимая шляпу. — Фрол сказал, что Степан Кузьмич ранен? Ох, до чего дожили…

— Напали на нас, Семён Игнатьевич, — Марья всхлипнула и прижала дочь к себе. — Если бы не эти добрые люди, не видать бы нам больше света белого…

— Так-так-так, голубчик, — доктор поставил саквояж на тумбочку. — Полежите спокойненько, сейчас посмотрим, что тут у нас… Дайте-ка взглянуть на рану.

Осмотр был тщательным и неспешным. Доктор снял повязку повязку, считал пульс, поглядывая на часы, заглядывал пациенту в глаза, оттягивая веки.

Феклуша суетилась рядом, предлагая то воду в тазике, то чистое полотенце, то ещё что-то. Доктор терпеливо отмахивался от её услуг.

— Кто обрабатывал рану? — спросил он, выпрямляясь и поворачиваясь к нам. — Работа превосходная, признаться никогда не видел такого.

— Я, — скромно ответила Надя. — Надежда Светлова, дипломированный доктор из Синеозёрска.

Брови Семёна Игнатьевича поползли вверх, он снял очки, протёр их платком и снова водрузил на нос, словно хотел получше рассмотреть Надю.

— Вот как! Коллега! Позвольте полюбопытствовать, где изволили обучаться?

— В столичной Академии. Выпуск прошлого года.

— Батюшки светы! — доктор всплеснул руками почти как Феклуша. — Выпускница столичной Академии! В нашем захолустье! Степан Кузьмич, голубчик, да вы понимаете, какая вам выпала удача?

Он снова повернулся к Наде, и в его глазах читалось искреннее восхищение профессионала, увидевшего работу мастера.

— Барышня, да после вас мне только рецепт выписать для порядка да повязку менять! Антисептическая обработка безупречная, в ране нет и намёка на речную инфекцию! Как вам это удалось, позвольте узнать?

— Я применила очищающие чары непосредственно в момент первичной обработки, — пояснила Надя.

— Великолепно! Просто великолепно! — доктор покачал головой. — Степан Кузьмич, будете жить и здравствовать, вот вам моё слово! Но! — он поднял палец вверх, — покой вам нужен абсолютный. Постельный режим минимум три дня. Бульон куриный, никакой тяжёлой пищи. И главное, никаких волнений!

— А работа? Лавка? — слабо запротестовал Степан.

— Лавка подождёт, — отрезал доктор. — Марья, проследи чтобы супруг твой с кровати не вставал. Если попытается в лавку сбежать, немедленно за мной посылай. Я ему такого страху нагоню, что неделю лежать будет.

— Ой, да я прослежу, — закивала Марья. — Без него управимся.

— Вот и славно, — доктор защёлкнул саквояж и взял шляпу. — Завтра с утра навещу с плановым осмотром. А вы, коллега, — он повернулся к Наде, — если в городе задержитесь, буду рад пообщаться. Не часто встретишь в провинции столичного специалиста. Может, поделитесь новыми методиками?

— С удовольствием, — улыбнулась Надя.

Доктор раскланялся со всеми, ещё раз наказал Степану лежать и отдыхать, и вышел. Марья проводила его до лестницы, обещая выполнить все предписания.

Когда шаги затихли, Степан посмотрел на нас с благодарностью в глазах.

Господа, я у вас в таком долгу, что и не знаю, как рассчитаться. Вы ведь за русалочьими камнями приехали, я правильно помню? Так вот — даю честное купеческое слово! Помогу со всем — и с поставщиками познакомлю, и цены выбью самые выгодные.

— Об этом поговорим, завтра, — сказал я спокойно. — Сейчас вам нужен покой, а нам пристанище на ночлег. Где в вашем городе можно остановиться приезжим?

Еще несколько минут нам пришлось отбиваться от предложения остановиться в доме у Воробьёвых. Не хотелось их стеснять, да и я предпочитал самостоятельность.

— «Серебряный якорь», на Гильдейской улице, — Степан наконец сдался и махнул рукой в сторону окна. — Там портье мой знакомый, Михаил. Скажете, что от меня, он вам сделает гильдейскую цену. Гостиница надёжная, с охраной, сейфы в номерах. Для приезжих купцов самое то.

— А таверна там есть хорошая? — оживился Волнов.

— Таверна там отменная! — закивал Степан. — «Якорь» называется, при гостинице. Кормят сытно, порции большие. Эль свой варят, хороший. И есть два зала — общий и гильдейский, для своих потише.

— Вот это дело! — потёр руки Волнов. — Самое время отметить прибытие.

Наконец мы оставили семейство своим домашним заботам и отправились искать гостинницу.

Феклуша проводила нас до ворот, не переставая тараторить.

— Спасибо вам, господа хорошие, низкий поклон! — тараторила она, семеня за нами. — За барина спасибо, за барыню с дочкой спасибо! Вот ведь как бывает — утром ещё всё хорошо было, а к вечеру… Я как раз утром на рынке была, курицу покупала, мне там Аксинья-торговка говорит — пираты, говорит, совсем озверели! А я ей — да что ты выдумываешь! А оно вон как обернулось! Фрол! Ты чего застыл? Проводи господ, покажи, где «Серебряный якорь»!

— Феклуша, — пользуясь отсутствием слуги, Надя спросила вполголоса, — а Фрол что, немой?

— Почему немой? — удивилась Феклуша. — Обычный. А чего ему болтать?

Фрол вышел из флигеля, степенно вздохнул и молча махнул рукой в сторону улицы. Жест был красноречивее любых слов. Он довел нас до угла, показал пальцем направление и, снова вздохнув на прощание, потопал обратно.

— Разговорчивый малый, — хмыкнул Волнов, глядя вслед удаляющемуся слуге. — Прямо душа компании!

— Зато Феклуша за троих наговорит, — улыбнулась Надя. — Бедный Фрол, наверное, потому и молчит — слово вставить некуда.

От дома Воробьёвых до гостиницы оказалось минут десять неспешным шагом. Мы шли по Гильдейской улице, широкой, вымощенной добротным серым камнем. По обеим сторонам стояли трёх и четырёхэтажные дома с чистыми фасадами и аккуратными витринами.

Не столица, конечно. Но и не та сонная провинциальная глушь, которую я ожидал увидеть.

Волнов шёл рядом, размахивая руками и комментируя каждый второй дом с энтузиазмом экскурсовода:

— Вон, видите, пристань? — Он ткнул пальцем в сторону канала, где у причалов покачивались баржи. — Грузовая. Баржи швартуются круглые сутки, движение приличное, не хуже чем в Синеозёрске. А вон там, за вторым мостом, якорная мастерская Колесникова. — Он говорил с видимым уважением, качая головой. — Хороший мастер, дельный. Якоря делает, хоть на флагманский бронеход ставь, не подведут.

Я кивал в нужных местах, поддакивал вполголоса. На самом деле прикидывал совсем другое. Город действительно жил торговлей. Поставки для производства тестеров наладить будет несложно. Нужно только найти подходящего продавца. Или нескольких. Конкуренция цены снижает, это всегда полезно.

Надежда шла чуть в стороне, молча. Смотрела по сторонам, но взгляд был рассеянный, отстранённый. Губы чуть сжаты, брови слегка нахмурены, будто о чём-то размышляла. Словно не так уж она и рада предстоящей встрече с подругой.

«Данила, смотри! Вода тут вкусная!»

Я понял, о чем она говорит. Близкие месторождения кварца, через которые наверняка проходили и все здешние потоки, насыщали эту воду энергией.

«Капля тут поплавает! Исследует!»

«Плавай. Только далеко не уплывай и ничего не трогай. Мало ли что.»

Гостиница показалась на углу с каналом. Четырёхэтажное здание из светлого камня, добротное, внушительное. Над массивными дубовыми дверьми красовался барельеф: якорь со скрещёнными вёслами, искусно вырезанный в камне. На крыше поблёскивал медью флюгер в виде корабля под парусами. Солидность чувствовалась во всём.

— Вот оно, — Волнов остановился, довольно потирая руки. — «Серебряный якорь». Я слышал о ней, когда дела в Трёхречье вёл. Хозяин, Пётр Саввич Крепкий, бывший купец. Толковый мужик. — Он кивнул с видом знатока. — Останавливаться, правда, не доводилось. Цены кусались.

Мы толкнули двери и вошли в вестибюль.

В фойе приятно пахло респектабельностью. Если принюхиваться, можно было почувстовать и воск для натирки полов, и дорогой табак и лакированное дерево.

Мраморный пол, белый с серыми прожилками, сиял чистотой. Вдоль стен тянулись панели из тёмного дерева, может, орех или морёный дуб. Потолок украшала лепнина, не вычурная, но искусная. В центре висела люстра на тридцать свечей минимум, сейчас горела только половина — экономят. Сразу видно купеческий дух

Солидная конторка с медными углами и кожаной столешницей занимала пространство напротив входа. За ней восседал портье, мужчина средних лет с аккуратными усиками, в чёрном сюртуке. Перед ним лежала раскрытая гроссбух в кожаном переплёте, рядом стояла чернильница из зелёного стекла с серебряной крышкой.

— Добрый вечер, господа, дама, — его голос оказался приятным баритоном. — Чем могу служить? Желаете остановиться в нашей скромной гостинице?

Скромной? Я хмыкнул про себя.

— Нам нужны три номера, — сказал я. — Желательно рядом, на одном этаже. Степан Кузьмич Воробьёв рекомендовал вашу гостиницу.

Эффект был мгновенным. Портье расплылся в профессиональной улыбке, усики приподнялись.

— Друзья Степана Кузьмича? О, это меняет дело! — он достал из-под конторки другую книгу, потоньше. — Михаил, к вашим услугам. Портье и, можно сказать, правая рука управляющего. Для друзей уважаемого купца у нас особые условия — гильдейская цена. Вы ведь, полагаю, приезжие? По делам к нам?

— Совершенно верно. Мы по торговым делам в вашем городе. Планируем задержаться как минимум на три дня.

— Понимаю, понимаю. Русалочьи камни, надо полагать? — Михаил понизил голос, придав ему доверительный оттенок. — Все теперь за ними едут, спрос растёт как на дрожжах.

Он раскрыл книгу, обмакнул перо в чернильницу.

— Итак, три номера… Позвольте узнать ваши имена для регистрации? Формальность, конечно, но закон есть закон.

— Данила Ключевский, — представился я.

— Надежда Светлова, — добавила Надя.

— Иван Волнов, — буркнул боцман, разглядывая картины на стенах. — Это что, исторические сцены?

— О да! — оживился Михаил. — Битва на Синем озере, тысяча триста второй год. Знаменитая победа нашего флота над северными пиратами. А вон та — взятие крепости Орлиное гнездо. Работы местных художников, принесены в дар нашей скромной обители.

Пока он говорил, его рука быстро выводила наши имена в книге каллиграфическим почерком.

— Так, записал… У меня как раз есть три прекрасных номера на втором этаже. Номера полулюкс, не самые дорогие, но весьма комфортабельные. Тихо, спокойно, соседи — солидные люди.

— И сколько это удовольствие стоит? — прямо спросил Волнов.

— Обычная цена — десять рублей за номер в сутки. Но для гильдейских — пять рублей. Это с завтраком, разумеется. Обед и ужин в нашей таверне — отдельно, но тоже со скидкой для постояльцев.

Волнов присвистнул, но промолчал. Цена была действительно приемлимой для такой гостиницы.

— Берём, — кивнул я, доставая кошелёк. — Вот пятнадцать рублей за первые сутки.

Михаил ловко пересчитал купюры, сложил их в кассовый ящик конторки. Звякнул колокольчик — механизм отметил поступление денег.

— Благодарю вас, господин Ключевский. Сдачи не надо?

— Оставьте себе, за хлопоты.

— Весьма признателен! — Михаил достал из ящика связку ключей, отобрал три. — Вот ваши ключи. Номера 205, 206 и 207. Бирки из слоновой кости, видите? У нас не простые деревяшки, всё солидно. Потеряете — штраф три рубля, так что берегите.

Вот так, по-купечески. За респектабельность тоже придётся платить клиентам.

Михаил довольно улыбнулся, продолжая говорить, будто читал по заученному списку:

— Прекрасно. Горячая вода у нас будет вечером с шести до восьми. В каждом номере есть встроенный сейф с комбинационным замком. Комбинацию можете установить сами, инструкция на внутренней стороне дверцы. — Он кивнул на шнур с кисточкой, свисавший у края конторки. — Если что-то понадобится, дёрните за шнур у двери в номере, прибежит лакей. Таверна работает до полуночи, если проголодаетесь.

Мы взяли ключи. Волнов тут же поднёс свой к глазам, разглядывая номер на бирке, и довольно хмыкнул:

— Два-ноль-семь. Хорошо. — Он повернулся к Михаилу с хитринкой в глазах. — В прошлый раз у меня был номер триста четвёртый, так вид на задворки был. Одни крыши. А тут, небось, на канал выходят?

— На канал, — подтвердил Михаил с лёгкой улыбкой. — Все три номера на втором этаже с видом на воду. Очень живописно, особенно вечером, когда огни зажигаются.

Мы поднялись на второй этаж. Ковровая дорожка глушила шаги, хорошая, плотная, не истёртая. Коридор широкий, стены обшиты тем же тёмным деревом, что и внизу.

Двери номеров массивные, добротные, с начищенными до блеска медными номерами и замочными скважинами. Из таверны на первом этаже доносился приглушённый гул голосов, чей-то громкий смех, звон кружек и лязг посуды. Запах жареного мяса и свежего хлеба щекотал ноздри, напоминая, что я так толком и не поел после того самого завтрака, прерванного пиратами.

— О, чую-чую! — Волнов потянул носом воздух, словно прочитав мои мысли. — Говядина с луком! И картошка жареная! И хлеб свежий! Господи, как есть хочется!

«Данила голодный? Капля чувствует!»

«Немного.»

«Капля тоже хочет кушать! Но у Капли нет рта. Это обидно.»

«Вот перекуси», — я отправил ей по нашей внутренней связи порцию чистой энергии.

«Ням! Ням! Вкусно! Даниле тоже надо покушать!»

«Обязательно, малышка»

Волнов первым сунул ключ в замок своего номера, распахнул дверь и заглянул внутрь. Лицо его просияло:

— О, отлично! — Он шагнул в номер, оглядываясь. — Кровать большая, и сейф есть! Даже сейф! Вот это по-купечески! — Обернулся к нам, хлопнул себя по бедру. — Господа, я, пожалуй, пойду вниз, в таверну. Надо же отметить благополучное прибытие! — Он подмигнул. — Данила, Надежда Андреевна, не составите компанию? По кружке эля?

Надя, стоя на пороге своего номера, обернулась с виноватой улыбкой:

— Простите, я не смогу, — ответила она. — Мне нужно переодеться и идти. Марина Гриневская прислала сообщение, приглашает встретиться в кафе. В восемь часов встреча, а уже почти семь.

— Конечно, идите, — кивнул я. — Не заставляйте подругу ждать. Мы с Волновым и сами справимся.

— Ещё бы не справились! — расхохотался боцман. — Я такую таверну за версту чую! Мне б только до стойки добраться, а там уж я своё возьму! Пойду проверю, так ли хорош их эль, как расхваливал Степан. Говорил — свой варят, по старинному рецепту. А вы, Данила?

Я посмотрел на свою дверь, За ней ждала кровать, тишина, покой. И целая куча пиратских трофеев, припрятанных Каплей в её невидимом кармане. Трофеев, которые нужно было разобрать, пересчитать и изучить.

— Знаете, Иван Петрович, — я повертел ключ в пальцах, — я, пожалуй, останусь в номере. Дорога утомила. Да и припасы доем, что с собой взяли. Не пропадать же добру.

Волнов понимающе хмыкнул, похлопал меня по плечу:

— Ну-ну, отдыхайте, молодёжь. — Усмехнулся. — А я пойду, послушаю, что в городе нового. В таверне всегда можно узнать, чем люди живут, какие дела-заботы.

Он помахал рукой и зашагал к лестнице, насвистывая что-то бодрое под нос.

Мой номер оказался точной копией соседних. Кровать под белым покрывалом, платяной шкаф, стол у окна, стул с высокой спинкой. На столе чернильница, перья, стопка писчей бумаги. Гостиница явно рассчитана на деловых людей.

В стене действительно был встроен сейф. Небольшой, но с хитрым замком — три диска с цифрами. Без кода не откроешь, а взломать… Я присмотрелся. Да, механизм сработает, если попытаться вскрыть силой. Умно сделано.

За окном уже совсем стемнело. По каналу скользили огни лодок, кто-то возвращался домой после трудового дня. В окнах напротив зажигались лампы. Город готовился к ночи.

Я задёрнул шторы и сел за стол.

— Ладно, Капля. Давай посмотрим, что ты там припрятала. Выкладывай добычу.

— Ура! — Капля радостно забулькала, голос в сознании был полон гордости. — Капля столько всего собрала! Блестяшки, камушки, бумажки! Капля молодец!

Я протянул руки над столом ладонями вверх. Закрыл глаза. Сосредоточился на знакомом ощущении связи с Каплей, на тонкой нити, которая связывала нас через магию воды. Почувствовал отклик: покалывание в кончиках пальцев, лёгкую прохладу, словно окунул руки в родниковую воду.

Воздух над столом дрогнул. Будто невидимая вода закружилась, образуя водоворот. Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как из пустоты начали материализовываться предметы.

Первыми посыпались монеты.

Медяки тяжело шлёпались на дерево, потемневшие от времени и воды. Серебро звенело звонче, мелодично, будто колокольчики. А следом сверкнули золотые: яркие, как маленькие солнца, они так и просились в руки.

Я методично раскладывал их по кучкам. Медь влево. Серебро в центр. Золото вправо.

Медяков набралось рублей на два. Мелочь, конечно, но и её не стоит выбрасывать. Серебра около пятидесяти монет. Уже приличнее. А золотых восемь штук. На каждую такую монету можно жить в гостиннице «Серебряный якорь» почти месяц.

Следующим из воздуха вынырнул кошелёк. Плоский, из промасленной кожи, с затяжкой на крепком шнурке. Пиратская заначка в водонепроницаемой упаковке.

Купюры разного достоинства и разной степени потрёпанности. Я разложил их стопками по номиналу, пересчитал дважды, чтобы не ошибиться. В общей сложности почти тысяча рублей.

Я не стал отдавать деньги патрульным. Если украшения можно идентифицировать и передать хозяевам, то монеты скорее всего конфискуют как улики, а после передадут в какой-нибудь государственный фонд.

Уж лучше я на них сделаю доброе дело, пущу их на то, чтобы остановить эпидемию.

«Дальше камушки! Много-много камушков! Красивые!»

Из воздуха посыпались русалочьи камни.

Сначала самые мелкие. Те, что были сняты с пиратских лодок. Размером примерно с грецкий орех, округлые, с матовой поверхностью. При ближайшем рассмотрении внутри каждого угадывались тончайшие трещинки, паутиной пронизывающие структуру. Я выкладывал их рядами на столе, прикидывая качество на глаз и на ощупь. Тридцать шесть штук. Заряд неполный, но вполне рабочий.

На создание тестеров сгодятся.

Потом пошли камни покрупнее. От размера куриного яйца до небольшого кулака. Десятка четыре, если не больше. Награбленное, судя по всему, с пассажирских судов и небольших торговых барж.

Я перекатывал камни в руках, рассматривая под светом свечи. В некоторых видны были мутные вкрапления. В других, наоборот, кристальная чистота. Ценность разная, но все пригодятся.

И наконец появились четыре крупных камня.

Я замер, глядя на них. Размером с солидный кулак взрослого мужчины. Тяжёлые, будто налитые свинцом. Внутри каждого переливалось слабое голубоватое свечение.

Либо пираты умудрились ограбить водоход, либо кто-то вез эту роскошь на продажу.

Такие камни жаль дробить для тестеров. Там нужны совсем небольшие осколки.

Так что лучше поискать легальный выход на продавцов.

«Данила, смотри! Эта штука светится! Она странная! Фу!»

Я поднял голову.

На столе, прямо между кучками камней, лежал предмет, которого секунду назад точно не было.

Кожаный планшет-футляр. Плоский, прямоугольный, чуть больше ладони. Кожа тёмно-коричневая, выделанная очень качественно.

По краям шла тиснёная окантовка. Растительный узор, очень тонкая работа: каждый листик, каждый завиток выполнен с ювелирной точностью. Застёжка из латуни, начищенная до блеска, с хитрым замочком.

Дорогая вещь. Очень дорогая. Что она забыла у речных пиратов? Тоже их трофей?

Сомневаюсь, и вот по какой причине. От планшета исходило слабое магическое свечение. Незаметное для обычного глаза, но я чувствовал его прекрасно. Защитное заклинание. И судя по ощущениям, не простое.

Я осторожно взял планшет в руки. Провёл пальцами по коже, ощущая не только текстуру, но и слои магии, наложенные на него. Закрыл глаза. Мысленно прикоснулся к защите, осторожно, как хирург прощупывает опухоль.

Сложная работа. Многослойная. Автор знал своё дело. Если попытаться открыть планшет грубой силой или обойти защиту неправильно, содержимое сгорит дотла. Буквально. Вспыхнет белым пламенем и превратится в пепел за пару секунд. Ловушка для любопытных.

Едва ли наши речные друзья утерпели бы и не полезли внутрь. В итоге получили бы небольшой «бум» и обожженные пальцы. И уж точно я бы эту вещь не увидел.

Что это означает? То что это не трофей. Эта вещь самих грабителей.

«Плохая штука! Кусается!» — возмутилась Капля.

— Именно поэтому и нужно посмотреть, что внутри, — пробормотал я, усаживаясь на стул поудобнее и кладя планшет на колени.

Откинулся на спинку. Закрыл глаза. Глубокий вдох. Выдох. Сосредоточился. Мир вокруг отдалился, превратился в размытый фон. Осталась только магия, пульсирующая в предмете на моих коленях.

Система похожа на тот артефакт, что я нашел в доме безымянного мага. Но там было проще, достаточно оказалось вытянуть энергию. Тут само прикосновение к контуру могло вызвать взрыв.

Я медленно, очень медленно начал вытягивать энергию из защитного заклинания. Ниточка за ниточкой. Разматывая его постепенно и ни на секунду не огслабляя контроля.

Свечение начало угасать. Первый слой защиты. Растворился, будто его и не было. Второй. Сложнее. Пришлось потрудиться, найти правильную последовательность. Третий. Ещё сложнее. Покалывание в воздухе постепенно слабело. Я чувствовал, как напряжение спадает, как заклинание теряет силу, как магическая структура рушится слой за слоем.

Ещё немного. Почти готово.

Последняя нить оборвалась. Свечение погасло совсем, будто задули свечу. Защита снята.

Я открыл глаза. Выдохнул медленно, стараясь выровнять дыхание. Пальцы слегка дрожали от напряжения. Работа была тонкая, требовала полной концентрации. Но получилось.

Откинул застёжку. Откинул крышку планшета.

Внутри лежало несколько листов бумаги. Я достал их, бережно, будто это были лепестки экзотического цветка. Развернул на столе. Подтянул поближе светильник.

На бумаге были записаны странные коды. Чернила свежие. Кто-то явно вёл эти записи недавно. На каждом листке отдельная надпись.

у18л3зол

в20бар8кам

д24б12кам

н25бар15зол

И таких еще десяток. Все по одному принципу. Буквы и цифры вперемешку.

Я нахмурился, вглядываясь в записи. Шифр. Это очевидно даже ребёнку. Но какой именно?

Я откинулся на спинку стула. Положил листы перед собой в ряд. Смотрел на коды, искал закономерности, пытался нащупать логику.

Первая буква в каждой строке. «У», «в», «д», «н». Всего четыре варианта. Что бы это значило? Утро, вечер, день, ночь.

Да. Время суток. Слишком просто, чтобы быть ошибкой.

Цифры сразу после буквы. Восемнадцать, двадцать, двадцать четыре, двадцать пять. Это… даты? Числа месяца? Да, похоже именно так. Календарные числа.

Дальше снова буквы. «Л», «бар». Сокращения, очевидно. Тип судна? Лодка, баржа. Логично.

Ещё одна цифра. Три, восемь, двенадцать, пятнадцать. Количество охраны? Или размер экипажа? Там где «л», цифры маленькие. Где «бар», всегда двузначные. Сходится.

Последние буквы. «Зол», «кам». Золото, камни. Тип груза.

Примитивно? Согласен. Только я не думаю, что пираты сильно беспокоились о секретности. Скорее это даже не шифр, а кодировка. Возможность уместить больше информации в коротком сообщении.

Картина начала складываться. Медленно, но верно.

— Расписание нападений, — пробормотал я вслух. — Они знали заранее. Кто поплывёт, когда, с чем и сколько людей будет на борту.

Утром восемнадцатого числа пойдёт лодка. Три человека. Груз — золото.

На рассвете двадцатого — баржа. Восемь человек. Груз — русалочьи камни.

И так далее.

— У них информатор в городе, — сказал я, медленно складывая листы обратно в аккуратную стопку. Голос прозвучал тихо, но в пустой комнате показался громким. — Кто-то сливает информацию. О рейсах, грузах, количестве охраны. Всё, что нужно знать для удачного нападения.

«Плохие люди! Эти бумажки пахнут плохими людьми!»

— Да, — кивнул я, глядя на планшет, лежащий на моих коленях. — Очень плохими.

Пираты мертвы. Я сам убил их всех. Но информатор жив. Он где-то здесь, в городе. И я не могу быть уверенным, что эта шайка у него единственная.

Кафе «У трёх мостов» нашлось без труда. На углу Мостовой площади, точно как описывала Марина в своём письме. Модерновый фасад с огромными окнами от пола до потолка. Через стекло виднелись огни и силуэты посетителей. Три моста через пересечение каналов, каменный, деревянный и новый металлический, сходились как раз напротив входа.

Колокольчик над дверью звякнул, когда Надежда вошла. Пахло кофе, ванилью и чем-то сливочным. Светлый полированный камень пола украшала инкрустация из тёмно-синих волн. Изящные столики на тонких ножках словно парили над ним. Диванчики цвета морской волны выстроились вдоль окон.

Надежда осмотрелась. Посетителей было немного, две молодые пары, несколько одиноких читателей с книгами и две пожилые дамы коротали время за партией в шахматы.

— Наденька! Сюда!

Марина Гриневская махала рукой от углового столика с лучшим видом на мосты.

Она была верна себе. Модное платье лилового оттенка с множеством оборок. Сложная причёска с завитками и шпильками, на создание которой ушел не один час.

Марина вскочила, бросилась навстречу, порывисто обняла, окатив запахом чуть приторных духов.

— Как я рада! Садись, садись! — Марина буквально втиснула Надежду на диванчик. — Ты похудела! Опять работаешь без отдыха? Ах, это так на тебя похоже! Надо спать больше, от несыпа портится цвет лица.

Слова лились потоком, не оставляя места для ответа.

— Представляешь, какая здесь скука после столицы! Нет ни одного приличного портного. Платье приходится заказывать по каталогам. И пойти совсем совсем некуда, — Марина закатила глаза. Это единственное приличное кафе во всём городе, представляешь? И то, эклеры у них не такие, как в столице у мадам Дюбуа. Помнишь мадам Дюбуа? Её профитроли! Как мы сбегали с лекций, чтобы успеть, пока их не разобрали!

Марина вдруг прыснула смехом, забыв про свой образ светской дамы, и Надя расхохоталась вместе с ней.

В этот момент она простила подруге все её обычные выкрутасы и поняла, как сильно соскучилась. Не только по Марине, но по своей прежней, студенческой и беззаботной жизни в который самой страшной трагедией кажется не сданный зачёт.

Появилась официантка — пожилая женщина в крахмальном переднике. Кивнула Марине как старой знакомой.

— Что будете заказывать, барышни?

— Нам два кофе со сливками и… — Марина даже не взглянула на Надежду. — Что там сегодня из пирожных?

— «Облако», «Медовая роса» и «Ягодная корзинка», как всегда только три вида.

— «Облако»? — Марина поморщилась. — Ну хотя бы это. Два «Облака», Марфа.

Официантка удалилась, и новости снова полились с энергией горного потока, неудержимого и бурного.

— А помнишь Елизавету с аграрного факультета? Я так и знала, что она выйдет за этого зануду Петрова! Свадьба была в прошлом месяце. Платье было ужасное! Хорошо, что ты не видела. А Катерина с нашего курса? Выскочила за графа! Правда, ему уже под шестьдесят и он лысый, но всё же граф! А мы с тобой вместо этого прозябаем в этой глуши. Скажи, как ты борешься со скукой?

— Да мне не скучно, — удивилась Надя.

Она принялась рассказывать о своих исследованиях, о практике. О тестерах, ради создания которых они и приехали в Трехречье.

Марина отмахнулась рукой, на которой блеснули три тонких золотых браслета.

— Ах, милая, ты такая романтичная! Поехала в провинцию спасать мир! Хотя могла бы остаться в столице. Тебе прочили блестящее будущее. Нет, в тебе определённо нет житейской хватки. Ну ничего, я о тебе позабочусь. Теперь ты в надёжных руках.

Принесли кофе. Пирожные оказались воздушными эклерами с заварным кремом. Марина откусила кусочек, снова поморщилась.

— У мадам Дюбуа крем был нежнее. Ах да! — она вдруг хлопнула себя по лбу, но самым изящным жестом. — Чуть не забыла! Завтра у нас дома приём. Небольшой, только свои. Ты обязательно должна прийти! Я всем рассказывала, что моя подруга из столицы приехала! Сама Надежда С…

— Светлова, — остановила её Надя. — Я Надежда Светлова.

— Не понимаю, что за глупый маскарад, — Марина надула губы. — Ещё в Академии не понимала, для чего это нужно.

— Чтобы там оценивали мои знания, а не титул, — ответила Надя.

— Пф-ф-ф, — закатила глаза Марина.

Похоже, что они спорили по этому поводу не первый раз.

— Всё равно, мы тебя завтра очень ждем! — продолжила она. — МамА, будет в восторге, она всегда о тебе спрашивает.

— Приду, — согласилась Надя. — Только я буду не одна, а с… — она чуть помешкала, подбирая слова, — с коллегой.

Марина замерла с поднесённой ко рту чашкой. Серо-зелёные глаза сузились, но тут же снова заблестели весельем. Она фыркнула.

— Коллега? Здесь? Милая, вряд ли тут среди местных найдутся достойные спутники.

Марина была в ужасе. Бедная наивная Надя связалась с каким-то провинциалом. Нужно срочно её спасать.

— Но знаешь что? — Марина вдруг оживилась. — У меня для тебя будет сюрприз! Один наш общий знакомый тоже в городе. Ты не поверишь, кто!

Надежда напряглась. Общий знакомый? Из академии? Кто мог оказаться в Трёхречье?

— Кто же?

— Завтра увидишь! — Марина прижала палец к губам. — А то сюрприза не получится. Завтра с утра созвонимся, не можешь же ты пойти в таком виде! — она окинула критическим взором Надино дорожное платье.

— Почему нет? — удивилась Надя, — у вас там что, бал планируется?

— Ты мне завтра сама спасибо скажешь! — заявила Марина, извлекая из сумочки изящные золотые часики на цепочке, — Ой, уже десятый час! МамА будет волноваться. Муа, муа, — она так же стремительно обняла Надю, чмокнув в обе щеки. До завтра!

Надя осталась одна. Она не спеша допила кофе и расправилась с эклером, размышляя, как сообщит Даниле, что он приглашён на званый ужин.

«Марина с её придирками будет похлеще пиратов», — мысленно улыбнулась она.

Впрочем, на счёт Данилы она не переживала. Казалось, его вообще ничто не может выбить из колеи. Куда больше её смущал «сюрприз», обещанный Мариной. И чем дальше, тем тревожней ей становилось.