Лекарь в мире ЗОМБИ 5

Глава 18 Шоу для богов

— Какое, к чёрту, предложение? — процедил я, вцепившись в подлокотники кресла. — Я должен что-то сделать для вас после того, как вы превратили мой мир в настоящий филиал ада?

Ксалфа изучала меня с холодным любопытством естествоиспытателя, рассматривающего букашку под микроскопом. Её идеальное лицо не выражало ни сочувствия, ни раскаяния — только отстранённый аналитический интерес.

— Ты не понимаешь масштаба происходящего, — она сложила длинные пальцы домиком. — Твоя эмоциональная реакция основана на ограниченном восприятии ситуации.

— Тогда объясни, — я подался вперёд, чувствуя, как энергия пульсирует под кожей, готовая вырваться наружу при первой возможности. — Объясни так, чтобы я понял. Что происходит на самом деле?

Ксалфа секунду изучала меня, затем её тонкие пальцы скользнули к браслету на запястье. Воздух между нами заискрился, и комната погрузилась в полумрак. Пространство заполнилось светящимися точками и линиями — голографическая проекция Земли, медленно вращающаяся в воздухе. Её поверхность покрывали разноцветные пятна, пульсирующие в неровном ритме, словно язвы на теле умирающего.

— Проект «Эволюция» — самый масштабный эксперимент в нашем секторе галактики за последние три тысячи циклов, — начала Ксалфа, приближаясь к проекции. Её рука прошла сквозь голограмму, заставляя изображение мерцать. — Мы отбираем планеты с потенциальными видами и ускоряем их естественное развитие. В случае с Землёй — через контролируемую катастрофу.

Я смотрел на цветные пятна, пожиравшие континенты — красные, зелёные, синие, жёлтые. Россия была преимущественно зелёной, но вокруг Красного Села расползалось чёрное пятно, как гангрена на теле живого организма.

— Ты говоришь «мы», — я сделал шаг к голограмме. — Кто вы такие?

— Мы Консорциум, — в её голосе прозвучала нотка гордости. — Объединение самых продвинутых видов галактики. Вы бы назвали нас… богами.

— И вы развлекаетесь, уничтожая целые планеты?

— Не уничтожаем, а трансформируем, — поправила она. — Это не развлечение, а научный проект с практическими целями.

Я обошёл голограмму, разглядывая пульсирующие точки. Планета под моими пальцами казалась такой маленькой, такой уязвимой.

— Всё это не объясняет главного, — я встретился взглядом с её нечеловеческими глазами. — Как я вернулся во времени? Я умер, Ксалфа. Я помню это до мельчайших деталей. Помню, как подорвал себя вместе с толпой мертвецов у бетонной стены. Помню вспышку, раскалённую волну огня, пожирающую моё тело. Как кожа плавилась и отслаивалась, как лёгкие обугливались от невыносимого жара. Я сгорел заживо, превратившись в головешку. Так как, чёрт возьми, я снова здесь?

Что-то неуловимо изменилось в её лице — тень напряжения, промелькнувшая и исчезнувшая. Она коснулась своего браслета, словно проверяя что-то.

— Тебе пока слишком рано об этом знать, — она ответила после долгой паузы. — Скажу лишь, что ты не единственный, кто получил… второй шанс.

— Значит, это вы вернули меня? Вы — те, кто за всем этим стоит? — я шагнул ближе, пытаясь разгадать выражение её лица.

— Не мы, — она покачала головой с лёгкой усмешкой. — В этой… игре каждый занимает своё место. Есть инвесторы — те, кто финансирует проект и получает выгоду. Есть Кураторы — те, кто разрабатывает сценарии и отвечает за отдельные эксперименты. Мы, Арбитры — лишь надзиратели, а не игроки. Я здесь, чтобы обеспечить соблюдение правил и предотвратить ситуации, угрожающие целостности эксперимента.

Ксалфа сделала плавный жест рукой, и голограмма планеты увеличилась, фокусируясь на Северной Америке, где преобладали янтарно-жёлтые точки.

— Здесь фракция Халликс тестирует вариант, где носители вируса сохраняют сознание, — продолжила она размеренным тоном лектора. — Люди получают регенерацию и выносливость мертвецов, но остаются разумными.

В центре голограммы появилось изображение человека с серой кожей и полыхающими жёлтым глазами. Его грудь была разворочена, обнажая переломанные рёбра и пульсирующие внутренние органы. Но он стоял прямо, сжимая в руках оружие, и его взгляд горел сознательной ненавистью.

— Не самый практичный подход, — поморщилась Ксалфа. — Слишком много побочных эффектов: психозы, неконтролируемый каннибализм, постоянная агония. Но выживаемость… по-настоящему впечатляет.

Карта сместилась к Азии, где преобладали голубые и фиолетовые узоры, соединённые в сложную сеть.

— Консорциум Сияние делает ставку на телепатические способности, — пояснила она. — Создаются целые поселения с коллективным разумом. Один псионик контролирует тысячи носителей.

Голограмма показала группу людей с чёрными венами, образующими симметричные узоры под кожей. Их движения были идеально синхронизированы, будто они являлись частями единого организма. В центре стоял тощий подросток с абсолютно чёрными глазами, из которых густой струйкой стекала смолянистая жидкость.

— Эффективно, но расточительно, — прокомментировала Ксалфа. — Выживает только один из сотни заражённых. Остальные просто перегорают, не выдержав ментальной нагрузки.

При переходе к Южной Америке карта вспыхнула ярко-красным.

— Непредвиденная мутация, — голос Ксалфы стал напряжённым. — Вирус Таламидов смешался с местной флорой и создал гибридные формы.

Изображение заполнилось кошмарным видением: огромные существа, больше похожие на ходячие деревья, чем на людей. Их тела покрывала толстая кора, из-под которой сочилась мутно-зелёная жидкость. Где-то в глубине этих монстров угадывались человеческие черты — глаза, конечности, фрагменты лиц — словно люди были поглощены и переварены этими чудовищами, но не до конца.

— Твою мать, — пробормотал я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Это…

— Нам даже пришлось вмешаться, чтобы сдержать их распространение, — кивнула Ксалфа. — Но ситуация остаётся… проблематичной.

Проекция сместилась к Австралии, которая светилась зловещим багрово-красным.

— Полигон Эмпатикус, — продолжила Ксалфа. — Здесь тестируется полное подавление сострадания при сохранении рационального мышления.

Я застыл, глядя на голограмму. Картины сменяли друг друга, показывая разные аспекты жизни поселения.

На центральной площади проходило что-то вроде суда. Молодая женщина, истощённая и окровавленная, стояла перед советом из трёх человек. Один из них говорил на английском, но странным образом я понимал каждое слово — Ксалфа, должно быть, как-то транслировала мне перевод. Женщину обвиняли в том, что её ресурсный вклад в общину оказался ниже затрат на её трехмесячное содержание. Без ненависти, без гнева, её приговорили к изгнанию. Просто открыли ворота и вытолкнули безоружную в кишащий мертвецами мир. Никто даже не попытался за нее заступиться.

Другая сцена: семья за ужином. Отец спокойно сообщал детям, что их мать не вернулась с вылазки и объективно шансы на её возвращение стремятся к нулю. Поэтому он уже договорился о новом партнёрстве с женщиной из соседнего блока. Дети кивали, продолжая есть. Ни слёз, ни вопросов.

Ещё кадр: группа подростков проходила что-то вроде инициации. Их поставили в круг и заставили драться друг с другом. Не до смерти — но до полной неспособности сопротивляться. Они атаковали друг друга без злости, без азарта — просто как шахматисты, рассчитывающие ходы на несколько вперёд.

— Они перестроили всё общество на принципах абсолютной рациональности, — пояснила Ксалфа. — Детей с малых лет оценивают по потенциальной полезности. Стариков, чей вклад меньше потребления, не содержат. Половые связи регулируются исключительно с точки зрения генетического разнообразия.

Новая сцена: врач сообщал молодой паре, что их новорождённый ребёнок имеет врождённый дефект. Без колебаний, без слёз родители кивнули, когда врач забрал младенца. Они уже обсуждали дату следующей попытки зачатия.

— Их язык тоже изменился, — Ксалфа включила звук. — Слушай.

Я услышал разговор двух мужчин. Они обсуждали план зачистки территории от мертвецов, но их речь звучала странно. Никаких эмоциональных восклицаний, метафор, шуток. Только факты, цифры, вероятности. Язык, лишённый всего человеческого.

— Даже дети в этом обществе адаптированы, — продолжила Ксалфа.

На экране группа детей лет десяти тренировалась с ножами. Один из них порезался — достаточно глубоко, чтобы кровь хлынула на пол. Ни слёз, ни паники. Мальчик просто зажал рану и продолжил упражнение.

— И знаешь, что самое интересное? — Ксалфа развернула перед нами детализированную статистику, висящую в воздухе. Графики, диаграммы и числа, от которых перехватывало дыхание. — Их выживаемость в 2,7 раза выше, чем в любом другом поселении на планете. Посмотри на эти цифры: смертность при вылазках — 3%, потребление ресурсов на человека — минимальное, производительность — максимальная. У них нет депрессии, нет паники, нет иррациональных самоубийств. Никто не идёт на бессмысленный героизм, никто не жертвует собой ради других, никто не тратит драгоценное время на слёзы и горе.

Она провела рукой по воздуху, и появилась проекция будущего: через пять лет, десять, пятьдесят. Обычные человеческие поселения медленно угасали, а эти — разрастались, колонизировали новые территории, восстанавливали технологии.

— Расчёты неумолимы, — продолжила Ксалфа с каким-то холодным восхищением. — То, что вы так цените — любовь, сострадание, сопереживание — всё это роскошь, непозволительная в условиях выживания вида.

Я всматривался в диаграммы, плавающие в воздухе, но, честно говоря, не понимал и половины отображаемых данных. Символы, графики, обозначения — всё выглядело чуждым, нечеловеческим.

Ксалфа проследила за моим взглядом и внезапно поморщилась, словно заметила что-то неприятное.

— Впрочем, не всё так идеально в этом эксперименте, — она указала на один из графиков с резко падающей красной линией. — Вот главная проблема Эмпатикуса. Они рациональны, организованы, но псионические способности у них развиваются крайне слабо.

— Почему? — я заинтересовался, вспомнив, как сильно моя ярость усиливала Поглощение.

— Действие Сафара — а именно он даёт людям псионические способности — сильно завязано на эмоциональном фоне носителя, — пояснила Ксалфа. — Мы обнаружили, что без эмоционального триггера псионические способности развиваются медленнее и остаются значительно слабее.

— То есть, нужны сильные чувства? — я невольно вспомнил, как пульсировала тёмная энергия, когда меня охватывала ярость или страх.

— Именно, — кивнула она. — Любовь, ненависть, страх, отчаяние — все эти эмоции как катализатор для псионических способностей. Без них… — она сделала неопределённый жест. — Псионики Эмпатикуса технически достигают высоких уровней, но их реальная мощность в бою оставляет желать лучшего. Они… эффективны, но не впечатляющи. Поэтому эксперимент, скорее всего, будет признан неудовлетворительным, несмотря на высокую выживаемость.

— Они просто перестали быть людьми, — я не мог скрыть отвращения и странного страха, поднимающегося изнутри. — Там, в Австралии… это уже не мы, а что-то другое… что просто носит человеческую оболочку.

— Я бы не была так категорична, — возразила Ксалфа. — Они эволюционировали и перешли некоторую грань. Но эволюция — сложный процесс, и иногда приходится жертвовать одними качествами ради других. В перспективе ста лет планомерного развития менно эта модификация человека могла бы стать доминирующей на планете.

— Почему только «могла бы»? — я поймал её взгляд. — У них же есть сто лет на развитие, как ты сказала. Разве этого недостаточно? Со временем они могут найти способ компенсировать недостаток эмоций.

На долю секунды что-то промелькнуло в её глазах — странная тревога или беспокойство, но тут же исчезло.

— У нас нет ста лет, — сказала она тихо, почти себе под нос, а затем, словно спохватившись, добавила громче: — Результаты нужны в гораздо более сжатые сроки. График эксперимента… жёсткий.

— Почему нет ста лет? — я схватился за эту странность. — К чему вы готовитесь?

Ксалфа отвернулась, буквально стирая голограмму Австралии взмахом руки.

— Мы отклонились от темы, — её голос снова стал холодным и отстранённым. — Тебе не нужно знать детали долгосрочного планирования. Сосредоточься только на том, что узнал. Каждый континент — своя версия эксперимента. И все они сходятся в одной точке — создании идеального солдата.

Я почувствовал, как внутри нарастает волна протеста, но не успел возразить.

— Если ты не примешь мое предложение, вас ждет та же участь, что и этих, — она резко взмахнула рукой, и изображение сменилось картой Африки, покрытой серыми и черными пятнами.

— Контрольная группа и кладбище неудачных экспериментов, — в её голосе звучало презрение. — Здесь мы позволили процессам идти естественным путем, без вмешательства. Результат… предсказуем.

На мгновение появилось изображение выжженной саванны, буквально усеянной человеческими костями. Сквозь марево жара я различил бесконечные орды мертвецов, бродящих по пустошам. Тысячи и тысячи обычных зомби — истощенных, с гниющей плотью, слепо бредущих в никуда. Они просто слонялись среди костей и руин, натыкались друг на друга и продолжали своё бессмысленное движение. Без живых людей они превратились в вечно голодную массу, обреченную бродить по выжженной земле, пока их тела окончательно не иссохнут.

— Без нашего контроля вирус просто уничтожает всё живое, — продолжила Ксалфа. — Это не эксперимент, а предупреждение. Просто напоминание, что произойдет с вашим видом без нашего… руководства.

Наконец, карта вернулась к Европе и России.

— А эта зона специализируется на индивидуальных псионических способностях, — Ксалфа указала на мерцающую область. — Танки, Лекари, Телекины… вы, кажется, так их называете… каждый со своим уникальным даром. Моя задача как Арбитра — следить за соблюдением протоколов и вмешиваться только при серьезных отклонениях.

Я смотрел на карту, пытаясь осмыслить масштаб происходящего. Вся планета превратилась в гигантскую лабораторию, где нас, людей, использовали как подопытных крыс.

— Зачем всем этим фракциям такие эксперименты? — спросил я, борясь с нарастающей яростью. — Какая польза от всей этой бойни?

Глаза Ксалфы блеснули.

— Они ищут идеальных солдат для межгалактического конфликта. Существ, способных выжить в самых экстремальных условиях и обладающих уникальными боевыми качествами. Я лишь слежу за соблюдением правил этого… соревнования.

Я присмотрелся к карте и заметил, что некоторые области пульсируют ярче других, особенно места скопления людей — такие, как Красное Село.

— Почему одни области светятся сильнее других?

Ксалфа усмехнулась, и в этой усмешке было что-то нечеловеческое.

— Ты задаёшь правильные вопросы, Тёмный Лекарь, — она сделала паузу. — Что ж, пора узнать всю правду. Области ярче светятся там, где больше… инвестиций.

— Инвестиций? — я нахмурился.

— Наш эксперимент привлекает огромное внимание во всей галактике, — она расправила плечи. — Если уж проводить исследование с таким размахом, почему бы не извлечь из этого дополнительную выгоду? Всё происходящее здесь транслируется на сотни миллиардов экранов по всей вселенной. Ваши жизни, ваши сражения, ваши трансформации — высокорейтинговое развлекательное шоу для представителей разных рас.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное.

— То есть… вы превратили нашу борьбу за выживание в грёбаное реалити-шоу? — прорычал я.

— Именно, — бесстрастно кивнула Ксалфа. — Ваши жизни транслируются в прямом эфире. На вас делают ставки, как на скачках или в спортивных состязаниях. Особенно на «возвращенцев» — таких, как ты.

— Возвращенцев? — переспросил я, вспоминая синекожего урода из своего видения.

— Каждый «возвращенец» — это результат крупной инвестиции, — объяснила она. — Когда особо интересный участник погибает, его спонсор может вложить средства в… назовём это «временной коррекцией». Шанс переиграть события, попытаться другой сценарий. Конечно, это не дёшево, но потенциальная отдача стоит затрат.

Моя рука непроизвольно сжалась в кулак. В памяти внезапно всплыло видение синекожего существа из моего странного полубреда после контакта с Сафаром. Его слова о том, что он «вложил слишком много ресурсов» в меня, теперь обрели пугающий смысл.

— Значит, этот синекожий ублюдок из моего видения — мой… инвестор? — процедил я сквозь зубы. — Он заплатил, чтобы вернуть меня, и теперь делает на меня ставки?

На мгновение в глазах Ксалфы промелькнуло что-то похожее на удивление.

— Ты видел своего Куратора? — она быстро восстановила бесстрастное выражение. — Интересно… Но да, можно сказать и так. Твой инвестор вложил значительные средства в твоё возвращение. Он верит в твой потенциал. Ты… особенный экземпляр.

Я не выдержал. Ярость вырвалась наружу раскаленным потоком, затопила сознание до краев и я с глухим рыком бросился на Ксалфу, выставив вперёд руки, заряженные тёмной энергией Поглощения. Споры клубились вокруг моих пальцев черным смерчем, готовые вытянуть жизнь из чего угодно, до чего смогут дотянуться. Я хотел увидеть, как её идеальное лицо сморщится и иссохнет, как эти нечеловеческие глаза потускнеют и западут, превращаясь в пыль.

Но не успел я сделать и двух шагов, как невидимая стена ударила меня с силой бетонной плиты. Тело застыло в воздухе, будто погруженное в янтарь. Каждая мышца, каждый нерв, каждая клетка кричала от напряжения, но я не мог сдвинуться ни на миллиметр. Даже моргнуть не получалось. Воздух в легких превратился в раскаленное железо, но вдохнуть новый я не мог.

Тёмная энергия билась внутри, ища выход, но натыкалась на невидимый барьер. Я чувствовал, как она разъедает меня изнутри, не находя выхода. Словно проглотил гранату с выдернутой чекой, и теперь она взрывается в желудке, разрывая внутренности.

Ксалфа даже не шелохнулась. Она смотрела на меня, как энтомолог на жука, пришпиленного к доске — с холодным интересом и лёгким раздражением. Никакого страха, никакого напряжения. Только спокойная уверенность существа, для которого я был не опаснее насекомого.

— Примитивная реакция, — она склонила голову набок, изучая меня, как музейный экспонат. — Впрочем, ожидаемая. Забавно наблюдать, как вы, люди, цепляетесь за иллюзию собственной значимости.

Она сделала шаг вперёд, и теперь её лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Я мог разглядеть каждую пору безупречной кожи, каждый оттенок в её нечеловеческих глазах. От неё пахло чем-то металлическим и одновременно сладким, как разогретая на солнце медь.

— Если тебя это утешит, ты можешь прямо сейчас выйти за ворота базы и позволить мертвецам сожрать тебя, — произнесла она с ледяным спокойствием. — Это, безусловно, разочарует твоего инвестора и принесёт ему значительные убытки. Он потеряет… — она задумалась, словно производя какие-то расчеты, — около трёх миллиардов кредитов. Весьма существенная сумма даже для существа его положения.

Она обошла меня по кругу, как хищник, оценивающий добычу.

— Но это будет детский поступок, Макар. Бессмысленный и показательно бесполезный. Ты умрёшь, а эксперимент продолжится. Ты никому не поможешь, ничего не изменишь, просто исчезнешь — как мелкая, незначительная деталь огромного механизма. Твою сестру всё равно используют как передатчика. Твоих друзей всё равно заразят. Красное Село всё равно падёт. Ты просто… выпадешь из уравнения. И никто, кроме твоего разочарованного инвестора, этого даже не заметит.

Она щёлкнула пальцами, и невидимые оковы исчезли. Я рухнул на пол, как марионетка с обрезанными нитями. Колени подогнулись, ноги не выдержали веса, и я рухнул на холодный бетон. Воздух со свистом ворвался в лёгкие, и я закашлялся, хватая ртом кислород, как выброшенная на берег рыба.

— Или ты можешь принять реальность и стать её частью, — продолжила Ксалфа, глядя на меня сверху вниз. — Использовать ситуацию в своих интересах. Спасти тех, кто тебе дорог. Стать сильнее. Эволюционировать. В конце концов… — её голос стал тише, почти интимнее, — ты уже умирал однажды. И что это принесло?

Она повернулась к голограмме и увеличила изображение Красного Села. Вокруг зелёной точки поселения пульсировало чёрное пятно, медленно, но неумолимо пожирающее его. Словно раковая опухоль, расползающаяся по здоровой ткани.

— Видишь это? — Ксалфа указала на тёмное пятно. — Это распространение иной версии вируса, созданной стариком. Его случайное ментальное внедрение дало ему доступ к технологиям, недоступным для вашего вида. Он создал нечто, что не должно было появиться на этой стадии эксперимента. И теперь оно распространяется.

Я поднялся на ноги, чувствуя, как боль от падения быстро исчезает благодаря регенерации.

— Что будет с Красным Селом?

— Без моей помощи, — она повернулась ко мне, — через 36 часов Красное Село перестанет существовать. Инфекция поглотит всех ваших. И не только их — заражение распространится по всему континенту. Я предлагаю спасение, а ты думаешь о человеческой гордости?

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошёл Тарн. За ним, как на невидимом поводке, следовала Диана. Её руки и ноги были скованы какой-то невидимой силой, но глаза пылали яростью. Волосы растрепались, на скуле виднелся свежий синяк, а из разбитой губы сочилась тонкая струйка крови.

— Сука инопланетная, — прошипела она, глядя на Ксалфу. — Отпусти меня, и я покажу тебе, на что способен настоящий Танк.

Тарн даже не взглянул в её сторону, словно она была неодушевлённым предметом.

— Процедура завершена, — произнёс он своим странным, вибрирующим голосом. — Данные извлечены и проанализированы.

— И? — Ксалфа подняла бровь.

— Твои опасения подтвердились, — Тарн сделал жест рукой, и в воздухе появилась новая голограмма. — На севере формируется крупное скопление заражённых с улучшенной версией вируса. Они концентрируются вокруг объекта, похожего на старый военный бункер.

Изображение показывало заснеженный пейзаж, посреди которого виднелись полуразрушенные бетонные конструкции. Вокруг них кишела огромная масса людей — сотни, если не тысячи. Все они двигались с неестественной синхронностью, словно части единого организма.

— Среди них обнаружена особь с необычными показателями, — продолжил Тарн. — Возможно, это один из «передатчиков».

Изображение приблизилось, фокусируясь на одной фигуре в центре толпы. Я узнал её сразу же, даже через зернистую голограмму, даже на таком расстоянии.

— Виталина, — выдохнул я, чувствуя, как сердце пропускает удар.

Моя сестра стояла в центре скопления зараженных, но выглядела иначе, чем остальные. Чёрные вены под её кожей образовывали не хаотичные узоры, а симметричные, почти геометрические линии. Её глаза светились ярко-синим, как сапфиры, а вокруг тела клубилось нечто, похожее на ауру — туман, пульсирующий и меняющий форму.

— Передатчики — это непредвиденный, но крайне ценный результат эксперимента, — пояснила Ксалфа, глядя на изображение. — Они могут переносить способности от одного псионика к другому, создавать гибридные формы даров. Представь себе Танка, способного использовать Поглощение, или Телекина с регенерацией Лекаря. Потенциал практически безграничен.

— Именно поэтому старик представлял такую угрозу, — добавил Тарн. — Он случайно обнаружил технологию, позволяющую создавать Передатчиков. Если бы он полностью овладел этими знаниями, равновесие эксперимента было бы полностью нарушено.

Диана, которая внимательно слушала, несмотря на своё положение, фыркнула.

— И вы ожидаете, что мы в это поверим? — она дёрнулась в своих невидимых оковах. — Зачем вам вообще наша помощь, если вы такие всемогущие?

Ксалфа бросила на неё холодный взгляд.

— Мы Арбитры, а не игроки, — повторила она. — Нам запрещено напрямую вмешиваться в ход эксперимента, кроме случаев угрозы его целостности. Мы можем корректировать отклонения, но не полностью менять ход событий.

Она снова повернулась ко мне.

— Вот моё предложение, Тёмный Лекарь, — её голос стал деловым, лишённым эмоций. — Ты отправляешься на север, нейтрализуешь источник улучшенного вируса и спасаешь передатчика. В обмен я обеспечиваю антидот для Красного Села и… разблокирую твой потенциал.

— Потенциал? — я прищурился.

— Ты даже не представляешь, на что способен, — Ксалфа улыбнулась, и в этой улыбке было что-то хищное. — Сафар, который ты получил от старика, — лишь жалкая подделка настоящей формулы. Я могу дать тебе доступ к гораздо большей силе.

Я мельком взглянул на Диану. Её лицо выражало недоверие и тревогу, но она поймала мой взгляд и едва заметно кивнула. Она понимала, что выбора у нас нет.

— Стань вселенской знаменитостью и сверхсуществом или умри бесславно со всеми, кого любишь, — подытожила Ксалфа. — Выбор за тобой, Тёмный Лекарь.

Я смотрел на голограмму своей сестры, окружённой толпой зараженных. На чёрное пятно, пожирающее Красное Село. На Диану, скованную невидимыми путами. Весь мир превратился в чудовищный балаган, где моя жизнь и жизни всех, кого я знал, были лишь развлечением для инопланетных ублюдков.

Но сейчас не время для гордости. Слишком многие жизни стояли на кону.

— Я согласен, — произнёс я, глядя прямо в глаза Ксалфе. — Но после того, как спасу сестру и наших людей, мы с тобой и твоими хозяевами ещё поговорим. По-другому.

Её губы изогнулись в снисходительной улыбке.

— Жду с нетерпением, — она кивнула. — Ты не разочаровываешь, Тёмный Лекарь. Твой инвестор будет доволен.