Лебёдка аэронавта

Глава 30

Шпиль Альбион, хаббл Лэндинг, таверна «Черная Лошадь».

Бенедикт принес выпивку, как только бармен махнул им, и мастер Ферус с явным энтузиазмом схватил свою довольно большую кружку пива и сразу опрокинул ее.

— Боже, — покачала головой Гвен. — Я совершенно уверена, что джентльмены так не набрасываются на напитки.

Ферус опустил кружку и вытер пену с верхней губы, сияя.

— Действительно, не набрасываются. К счастью, у меня нет качеств, определяющих джентльмена и поэтому не нужно беспокоиться о джентльменском поведении. — Он махнул своей пустой кружкой бармену и сказал: — Еще, сэр Бенедикт!

Бенедикт, который только что сел, слегка улыбнулся старику, а затем, не протестуя, снова поднялся к барной стойке и вернулся обратно с огромными кружками в каждой руке и поставил их обе перед Ферусом.

Старый эфиромант лучезарно улыбнулся.

— Человек, который планирует наперед. Предвидение, всегда предвидение, это лучшая черта любого значимого человека.

— Я просто надеялся, что смогу пробовать свое пиво, прежде чем снова придется идти, — сказал Бенедикт и демонстративно глотнул из своей кружки. — Как твой чай, кузина?

— Вполне сносный, — ответила Гвендолин, но все-таки добавила в него солидную порцию меда, помешала его и отпила. Даже едва теплый чай был чаем, слава богу, и чем-то, что казалось нормальным среди всех странных событий последних нескольких дней.

— Мастер Ферус… пару слов.

Ферус осушил вторую кружку, тихо, довольно скромно рыгнул и улыбнулся ей.

— Да, дитя?

— Вы же не собираетесь лишаться здравого смысла безо всякой на то причины?

Он прищурил глаза и взглянул на Бенедикта проницательным заговорщическим взглядом.

— А она не промах, не так ли?

— Несмотря на то, что все хотят так думать, не промах, — согласился Бенедикт с вежливым тоном. — Мне кажется, ей нравится, когда все считают, что она слишком поглощена собой, чтобы замечать все, что происходит вокруг нее.

— Либо так, либо пусть считают, что я бездушная. Как мама, — сказала Гвен. — Я просто не смогу заставить себя опуститься до такого уровня.

Ферус глубокомысленно кивнул.

— Нет, не такая как ваша мать. Не могу этого допустить. — Он перехватил третью по счету кружку поудобней и улыбнулся. — На самом деле, вы совершенно правы, мисс Ланкастер. Есть причина моего безумия. Ну. Этого конкретного безумия, во всяком случае.

Он снова надолго приложился к кружке, хотя на этот раз не прикончил ее за один присест.

— И что это? — поторопила его Гвен.

— Вы должны понимать, что мы делаем, — сказал Ферус, — или это будет казаться бессмыслицей.

— Мы? Вы имеете в виду эфироманты?

— Именно, — сказал Ферус, подавив очередную отрыжку. — Многое, из того что мы стремимся достичь, происходит так же… как интуиция, можно сказать. Мы затрагиваем силы, которые другие не могут ощущать.

— Вы имеете в виду эфир?

Ферус чрезмерно преувеличенно помахал рукой. — Это упрощает чудовищно сложную концепцию до голого ядра, но да именно его. Мы ощущаем силы эфира. Большинство людей ощущает, в той или иной мере, хотя и редко это понимают.

— Уверена, я не знаю, о чем вы говорите, — сказала Гвен.

— На самом деле знаете, — возразил Ферус. — Ваш наруч, например.

— И?

— Что вы чувствуете в нем?

— Ничего особенного, — ответила Гвен. — Слегка прохладный кристалл в моей ладони, как и всегда.

— Строго говоря, мисс, это не так, — сказал Ферус. — Если бы вы поместили термометр и сравнили температуру кристалла с температурой вашего тела, вы бы обнаружили, что они почти точно совпадают.

Гвен нахмурилась.

— Уверяю вас, сэр, он ощутимо холодней.

— Это не так, — упорствовал Ферус. — То, что вы чувствуете, является эфирной энергией, проходящей через кристалл. Но ваши ощущения… ваш мозг не был уверен, что делать, когда вы впервые столкнулись с этим явлением. Замечательная штука, мозг, но если происходит сбивающий с толку сбой, он всегда пытается помещать новые вещи в знакомый контекст и узнаваемую обстановку. Таким образом, ваш мозг, по-видимому, столкнувшись с этим новым ощущением, решил, что он может обозначить его «холодным» и жить поживать дальше. И вы далеко не единственная — это одна из наиболее распространенных реакций на первое прямое воздействие интенсивного поля эфирной энергии.

— На моем наруче кристалл покалывает, — кивнул Бенедикт. — Похоже на ощущение, когда засыпаешь на руке, и она немеет. Хотя я раньше никогда не слышал, чтобы это объяснялось в таких терминах, мастер Ферус.

— Это звучит как бессмыслица, — сказала Гвен. — Что-то либо холодное, либо нет, сэр.

— Ага, — воскликнул Ферус, указывая на нее пальцем. — Я и не подозревал, что вы интересуетесь философией! Прекрасно!

— Прошу прощения, — удивилась Гвен. — Я не упоминала философию.

— Разве? — ответил Ферус. — Вы только что слышали, как сэр Бенедикт подтвердил, что его опыт с оружейным кристаллом значительно отличается от вашего собственного. Существует только одна реальность; это правда, но вы оба испытываете разные ощущения. Чем старше вы становитесь, я думаю, тем яснее вы понимаете, что вселенная похожа на зеркало, мисс Ланкастер.

— Чем именно?

— Тем, что оно отражает гораздо больше смысла, чем вы, вероятно, осознаете.

— Бред. Если я смотрю на голубое платье, то вижу голубое платье. Тот факт, что смотрю на него, не изменяет цвет.

— Ага — сказал Ферус, поднимая палец. — Но предположим, что то, что вы видите синим — это тот же оттенок, смотря на который сэр Бенедикт видит зеленый.

— Но этого не происходит, — парировала Гвен.

— Откуда вы знаете? — ответил Ферус. — Вы видите с глазами сэра Бенедикта? И если да, то я хотел бы узнать этот секрет.

Гвен несколько раз моргнула.

— То есть, вы утверждаете, что, когда я вижу синий, он видит зеленый?

— Не совсем так. Он видит синий цвет, — сказал эфиромант. — Но свой синий цвет. Не ваш.

Гвен нахмурилась. Она открыла рот, чтобы снова возразить, подумала и сжала зубы.

— И если у Бенедикта такое свойство, тогда, возможно, у всех остальных тоже?

Бенедикт засмеялся в кружку.

— Ты должна признать, что это многое бы объяснило в эстетических вкусах Дома Асторов.

— Фу, — содрогнулась Гвен. — Да, эти люди просто не могут правильно подбирать свой гардероб.

— Так вот, — сказал Ферус, еще раз приложившись к кружке. — Цвета нечто совершенно простое и относительно второстепенное. Что, если другие фундаментальные аспекты жизни кажутся совершенно разными для остальных? Что, если их ощущения тепла и холода отличаются? Что, если они ощущают удовольствие или боль по-разному? Что, если, в их глазах, гравитация тянет объекты в сторону, а не вниз? Как мы узнаем разницу, а? В конце концов, мы все научились называть одни и те же явления определенными именами с того момента, когда мы были маленькими. Мы могли видеть окружающее совершенно уникальным и удивительным и могли быть совершенно не осведомлены об этом.

— Это звучит в высшей степени неорганизованно, — сказала Гвен. — Я уверена, что Бог Всемогущий не создал бы мир и его жителей в такой неустойчивой форме.

— Ага! — просиял Ферус. — Вот, вы уже и философ! Очень много разумных людей прошлого выдвигали аналогичный аргумент.

— Настоящий вопрос, конечно, в том, — вставил Бенедикт, — почему это важно. В конце концов, у нас, похоже, есть общая система отсчета для синего, и когда она говорит «синий», я знаю, о чем она говорит, даже если мой синий, на самом деле ее зеленый.

— Это важно, потому что это философия, — ответил Ферус с выражением тайной мудрости. — Если бы все философы серьезно относились к таким вопросам, как ваш, сэр Бенедикт, они бы свернули свои занятия философией, не так ли?

Гвен потягивала чай, нахмурившись еще сильней.

— Но… Я конечно не говорю, что согласна с вашими утверждениями мастер Ферус, но давайте предположим, что вы правы, ради продолжения дискуссии.

— Давайте предположим, — согласился Ферус.

— Тогда это означает что… во всех практических смыслах каждый из нас живет в своей собственной… Вселенной-Шпиле, не так ли? Воспринимая все это по-своему.

— Продолжайте, — сказал Ферус.

— Ну, — сказала Гвен, — если это так, мне кажется совершенно удивительным, что нам удалось установить хоть какое-либо общение.

Ферус выгнул бровь.

— Быстро учитесь, мисс Ланкастер, очень быстро. В самом деле. Когда мы связываемся с нашими собратьямии-смертными, происходит нечто совершенно замечательное. И, возможно, когда-нибудь, когда мы все будем усердно работать над этим и перестанем истреблять друг друга, мы, может даже, увидим глазами друг друга, — просиял он. — На данный момент, я полагаю, нам придется только выводить прекрасные умозаключения. Пища для размышлений. Он осушил третью кружку очередным глотком и помахал, прося добавки.

Бенедикт прокашлялся.

— Мастер Ферус, боюсь, мы отклонились от исходной цели.

— Разве?

— Зачем вы напиваетесь? — мягко спросил юноша.

— О! — сказал Ферус. Он протянул Бенедикту пустую кружку. — Вас не затруднит?

— Думаю твоя очередь, кузина, — просто сказал Бенедикт.

Гвен вздохнула и принесла еще пару кружек для эфироманта.

— Прекрасно, — сказал Ферус и снова глотнул. — Восприятие эфирной энергии меняется от разума к разуму, как вы, сэр Бенедикт, и продемонстрировали своими оружейными кристаллами. И если кто-то изменяет свой разум, это также изменит характер их восприятия. Это позволит мне воспринимать эти энергии способами, которые обычно мне недоступны.

— Вы напиваетесь, — медленно произнесла Гвен, — чтобы ощутить эфирную энергию по иному?

Ферус торжественно поднял кружку.

— Думайте об этом, как о защитных очках для мозга, а не для глаз.

Бенедикт нахмурился, пригубив пиво.

— Думаете, что сможете почувствовать кристаллы оружия аврорцев?

Ферус снова махнул рукой.

— Нет, нет, таких вещей очень много, это будет похоже на поиск иголки в барже с иголками.

Гвен бездумно повертела чашку в руках.

— Думаете, здесь есть еще один эфиромант? И вы решили… изменив свой разум, вам будет легче найти его?

Ферус кивнул, его голову слегка мотнуло.

— Высший балл. — Он допил еще одну кружку, и на этот раз его отрыжка была довольно громкой. — Предположение.

Бенедикт внезапно рассмеялся.

— Если бы вы почувствовали его, он почувствовал бы вас. Еще и поэтому вы изменяете свой разум, чтобы уменьшить его шансы.

Ферус с громким стуком поставил пустую тару на стол.

— Проницательно, сэр, действительно проницательно. — Он посмотрел на дно своей кружки. — Хотя, признаюсь, я не изменял свой разум настолько основательно уже очень давно.

— Почему? — спросила Гвен. — Я имею в виду, почему вы считаете, что здесь есть такой же человек, как и вы?

— Это сложно, — сказал Ферус. — Или, во всяком случае, я припоминаю, что это так.

— Аврорский флот, — задумчиво сказал Бенедикт. — Их атака была точной. Как будто у них был какой-то маяк, показывающий им где можно прошмыгнуть через туман. Может эфиромант управлять такими вещами, сэр?

— Я полагаю, — сказал Ферус.

Гвен отставила чашку.

— И вы уже… изменили разум достаточно, чтобы найти этого человека?

Ферус неуверенно посмотрел на нее, а затем на свою кружку. — Кажется, нет. Но это, видимо… вопрос расстояния… думаю. Если мы подойдем поближе, я пойму это…

— Вот почему вы связываетесь с местными кошками, — сказала Гвен. — Чтобы понять откуда начинать поиски.

— Время, — сказал Ферус. — Времени на поиски уже нет.

Он на мгновение закрыл глаза, и Гвен подумалось, что он внезапно стал выглядеть на несколько лет старше и предельно утомленным.

— Знаете, времени никогда не бывает достаточно.

Гвен обменялась хмурыми взглядами с кузеном.

— Сэр?

Ферус покачал головой. Он глотнул из кружки и снова поставил ее.

— Полагаю, самое время притормозить.

Гвен кивнула и почувствовала облегчение.

— Такое потворство своим желаниям может быть опасным, сэр. Что теперь?

Ферус вздохнул, не открывая глаз.

— Теперь мы подождем.

— Разве это мудро, сэр? — вежливо спросил Бенедикт. — Вы говорили у нас мало времени.

— Как и всегда, — сказал Ферус. — Боюсь, на данный момент, это все, что мы можем сделать. Устраивайтесь поудобнее.

Гвен и Бенедикт снова обменялись взглядом, и Гвен твердо кивнула.

— В таком случае, — сказала она, — я попрошу по-настоящему горячего чая.