Курсант Сенька

Глава 2

Высушив одежду и выпив чай с мёдом, я попрощался с товарищами и отправился домой. К счастью, я знал дорогу, а точнее, её знал тот, кому когда-то принадлежало это тело. Выходит, парень умер, а моя душа и разум переселились в его оболочку? Ох, до сих пор с трудом в это верится — нужно изрядно напиться, чтобы принять такую реальность. Но какой у меня выбор? Остаётся лишь прожить жизнь, которая мне теперь досталась.

Прежде всего, нужно увидеть свою семью и разобраться в ситуации. Я брёл по улице, засунув руки в карманы брюк. Вдали пыльную дорогу пересекло стадо блеющих овец, а из-за поворота донеслись крики встревоженных гусей. Навстречу мне выбежали двое парней в серых пиджаках и кепках. Один держал какой-то мешок, и оба явно спасались бегством. Поравнявшись со мной, они молча сунули мне в руки мешок и скрылись в переулке.

Сначала я растерялся, но, заглянув внутрь, увидел яблоки. Явно краденые — вскоре из-за поворота появилась пожилая женщина в длинной юбке и застиранном ситцевом платке, размахивающая тростью.

— Ах, паразиты! Кто украл мои яблоки? — причитала она.

Морщинистая старушка заметила меня с мешком и, прищурившись, заковыляла в мою сторону.

— А ну, Семёнов, что там у тебя? — прозвучал её недовольный голос.

— Яблоки, похоже, ваши, — спокойно ответил я. — Давайте помогу донести их до дома?

Она заглянула в мешок и сердито посмотрела на меня.

— Конечно, мои! — воскликнула она, выхватив мешок. — Ты что же, Сенька, сволочь эдакая! Ограбил старую женщину, а теперь издеваешься, предлагая помощь? Я твоему отцу всё расскажу — он тебя так выпорет, что неделю сидеть не сможешь!

— Я не крал ваши яблоки, баб Нюр, — ответил я невозмутимо, понимая, что выпороть себя никому не позволю. — Это сделали другие и подкинули мне мешок. Но я их накажу, не беспокойтесь.

— Думаешь, я настолько стара, что поверю в эту чушь? — её лицо исказилось от презрения.

— Верить или нет — решайте сами, — я пожал плечами. — Я сказал правду и сейчас разберусь с настоящими виновниками.

— И кто же это сделал? — баба Нюра прищурилась.

— Не скажу, — доносчиком в новой жизни я становиться не собирался.

— Ишь какой хитрый, как змея! — пригрозила она морщинистым кулаком с проступающими синими венами. — Что же с тобой делать? Если так хотелось яблок, попросил бы — я бы дала. Зачем красть? Ведь ты уже взрослый парень, не маленький.

— Не крал я их, — невозмутимо ответил я и, развернувшись, направился в переулок, где скрылись воришки.

Я запомнил их лица и попытался вспомнить имена. Кажется, они тоже учились в местной школе и слыли хулиганами. Но я не пошёл к ним домой — в памяти всплыло их излюбленное место для курения папирос «Беломорканал» — чердак заброшенного дома у озера. Через переулок как раз можно было выйти к берегу — озеро находилось совсем рядом с деревней.

И я не ошибся — подходя к дому, заметил дым из разбитого чердачного окна. Наверх вела деревянная лестница.

— Эй, вы! Выходите, поговорить надо! — свистнул я им.

Наружу вынырнули две наглые физиономии — одна веснушчатая, вторая с пожелтевшими от табака зубами.

— Ты чего тут разорался, Семёнов? Храбрецом себя возомнил, раз от старухи сбежать сумел? — они оба хрипло расхохотались.

— Сейчас и проверим, кто из нас храбрый, — усмехнулся я. — Спускайтесь, сейчас вам рожи начищу!

Они переглянулись, не сразу поверив моим словам. Но, затушив «Беломорканал», сползли вниз, спрыгнули на землю и закатали рукава выцветших ковбоек.

— Тебе что, Сенька, жить надоело?

— При чём тут жизнь? — я холодно улыбнулся. — Вы, видимо, за убийство в тюрьму загреметь захотели? Так нельзя, парни, молодые ещё. Я просто предлагаю по-спортивному всё решить. Поставлю вам пару фингалов и отпущу, чтобы больше глупостями не занимались и старушек не обирали.

— Жека, глянь, Семёнов-то вообразил себя бойцом, — ухмыльнулся желтозубый.

Телосложение у меня, конечно, не как у тяжеловеса, но я прекрасно помню всю технику и думаю, что с таким набором мышц с этими двумя как-нибудь справлюсь. Я тоже закатал рукава своей клетчатой рубашки и даже успел сделать быструю разминку, пока Жека с Кириллом растерянно переглядывались.

— Ну что, воровать у бабушек больше не будете? Или будете? Отвечайте!

— Ты вот сейчас где стоишь, там и ляжешь, — харкнул на землю желтозубый Кирилл.

А мне стало смешно — вспомнил, сколько раз в прошлом отправлял всех соперников в нокаут. У меня ни одного поражения не было, а противники попадались непростые и именитые. И теперь мне какой-то сопляк-курильщик угрожает! Хотя сам я тоже не во взрослом теле, но знания и опыт никуда не делись. И этот бедолага даже не догадывается об этом.

— Если сказал, то делай! — поторопил я его.

Он ухмыльнулся и двинулся на меня вместе с Жекой, а конопатый выдал.

— Ну чё, Сенька, щас мы тебе бока намнём, чтоб не умничал!

В прошлой жизни я бы просто развернулся и ушёл. Но тут, в теле семнадцатилетнего пацана, кровь закипела — к тому же мы с ними одного возраста. Да и нельзя в деревне слабину показывать — заклюют.

— Ребят, вы чего? Двое на одного? — я отступил на шаг, принимая стойку. Тело само вспомнило — левая нога чуть вперёд, вес на носках, кулаки прикрывают лицо.

— Гляди-ка, Жека, он, похоже, сам уже струсил! — Кирилл замахнулся своей лапищей.

Удар пошёл широкий, деревенский — я его за версту увидел. Нырнул под руку и тут же коротким джебом в солнечное сплетение. Результат не заставил себя ждать — Кирилл охнул и согнулся пополам.

— Ты чё творишь⁈ — Жека кинулся на меня, размахивая руками, словно ветряная мельница.

Я сделал шаг в сторону, пропуская его мимо себя, и легонько подтолкнул в спину. Жека, не ожидавший такого манёвра, полетел лицом прямо в траву.

— Ах ты, гад! — Кирилл уже отдышался и снова ринулся на меня.

На этот раз он замахнулся правой, но я поставил блок и провёл классическую двойку — левой в корпус, правой в челюсть.

Не в полную силу, конечно, но Кирилл всё равно осел на землю, глядя на меня ошарашенными глазами.

— Ты где так научился? — прохрипел он, держась за челюсть.

Жека тем временем поднялся и был взбешён до предела.

— Убью, гад!

Он бросился на меня сзади, но я развернулся и встретил его апперкотом. Глаза его закатились, и он снова рухнул на траву.

— Слушай, Кирилл, — я подошёл к его товарищу, протягивая руку, — хватит глупостями заниматься. Воровство — путь в никуда. Так и загубите свои жизни, парни. Вон, в колхозе работы полно, платят прилично.

Кирилл смотрел на меня с недоумением, но руку не принял и поднялся сам. Я же просто пожал плечами и побрёл домой, как ни в чём не бывало. Странная штука — жизнь… Вроде и не стремился я снова стать молодым, а вот поди ж ты — и силы есть, и опыт прошлой жизни при мне. Может, в этот раз всё сложится иначе?

Ноги сами привели меня к дому. Захожу в нашу избу, а там всё как прежде (воспоминания всплывали на ходу) — половицы скрипят, печка пышет жаром. Мать у стола картошку чистит, руки в земле, фартук застиранный, но опрятный. На стене — ковёр с оленями, гордость семьи, батя его купил, когда премию на ферме получил. Рядом — телевизор «Рубин-714», самодельная антенна из проволоки торчит, а на нём фотокарточка, где я ещё мальчишкой в пионерском галстуке.

Изба наша — небогатая, но добротная. Две комнаты да кухня. Во дворе — стайки со скотиной, баня по-чёрному, огород соток пятнадцать. Живём как все в нашей Берёзовке. Только я порог переступил, а батя уже тут как тут. Здоровый, словно медведь, в майке-алкоголичке, руки в мозолях, на плече полотенце.

— Явился, голубчик! — гаркнул он. — Где пропадал до сих пор? У Витьки Косого небось опять в шашки резался?

— Да я это… на речке был, — мямлю я, ещё не привыкнув к своему новому отцу в этой жизни.

— На речке он был! — передразнил батя. — А в стайке кто управляться будет? Свиньи не кормлены, корова мычит! Скоро в училище поедешь, а с хозяйством справляться не научился!

— Не кричи ты на него, Пётр, — вступилась за меня мать в белом платочке. — Сейчас поест и пойдёт.

— Какое поест⁈ — батя аж побагровел. — Сначала дело, потом еда! Не соберём его в дорогу, если так дальше пойдёт.

Я стою как громом поражённый. Военное училище? Опять⁈ В прошлой жизни отец тоже меня в военное пихал. И что теперь? Я здесь, в восьмидесятых, и всё по новой?

— Иди давай, не стой столбом! — подтолкнул меня батя к двери.

Выхожу во двор, а в голове мысли роятся — «Это что, карма такая? В прошлый раз военное было, а теперь снова туда? Может, это знак какой?» Черт! Я с досады пнул землю. Какая-то злая ирония судьбы!

Хотя, что толку злиться… Раз уж так складывается, надо готовиться! С сегодняшнего дня начну тренировки, чтобы нарастить мышечную массу. Ну а пока…

Я машинально захожу в стайку, а там вонь — хоть топор вешай! Свиньи хрюкают, навоз горой. Хватаю вилы, начинаю чистить. Потом завариваю корм, разливаю воду по корытам. Тело помнило, что делать и где что брать. Но только повернулся к выходу — наш козёл Снежок шмыгнул под ноги! Я на навозную кучу — бултых! Лежу весь перемазанный, а козёл стоит, бородой трясёт, словно насмехается, паршивец!

— У, рогатый чёрт! — прикрикнул я. Да уж — здесь мне не ринг, тут соперники похитрее будут.

Кое-как отчистился и поплёлся в другую стайку. Мама уже там, ловко доила корову, и молоко звонко струилось в алюминиевый подойник.

— Сенька, — говорит она мне, — ты телятам молока отнеси, да кошкам плесни в блюдце.

Я всё сделал, как велела — накормил всю живность. Притомился немного, но впереди ещё тренировка — откладывать нельзя, раз через месяц поступление. Выбежал за околицу, где никто не увидит, и давай отжиматься. Раз, два, три… На тридцатом задохнулся. Потом приседания, потом бег вокруг деревни. Вернулся домой уже в сумерках, взмокший, но довольный. За стол сел — и давай мясо уплетать. Картошку, хлеб — всё подчистую смёл. Батя с матерью переглядываются.

— Ты чего это как волк голодный? — удивляется мать. — Будто неделю не кормили!

— Растёт парень, — хмыкает батя. — В военном-то кормить будут похуже нашего.

А что я сделаю? Мне белок нужен для мышц, и как бы там ни питался раньше Сенька, я теперь после тренировок буду мясо уминать за обе щеки. После ужина забрался в свою комнатушку. Кровать железная с панцирной сеткой, на стене — плакат с Высоцким и вырезка из «Советского спорта» про боксёра Валерия Попенченко. На тумбочке — старенький приёмник «Океан-209», книжка «Как закалялась сталь» и фотография нашего класса. А в углу гантели самодельные из металлических блинов, запылённые от долгого бездействия. Но с завтрашнего дня они без дела валяться не будут…

Лёг на кровать, а пружины взвыли, как безумные. Смотрю в потолок и думаю — «Ну, держись, училище! Я снова дойду до конца и, может, тогда узнаю, почему именно военное…»

И только глаза прикрыл — ночь пролетела, как миг. Петухи разорались, словно на пожар. Я подскочил с кровати, аж пружины взвизгнули. Глянул в окошко — солнце только-только из-за леса выглядывает, а уже светло. Эх, благодать! Потянулся сладко и решил — пора! Нечего валяться колодой, когда такое утро!

Натянул старые треники болоньевые с вытянутыми коленками, майку-алкоголичку и выскочил во двор. Роса под босыми ногами — холодная, аж зубы сводит, но это же закалка! Побежал вдоль околицы, мимо покосившихся заборов, мимо палисадников с пышными георгинами. Бабка Нюра уже с эмалированным ведром у водоколонки стояла, заметила меня.

— Ты чего, как оглашенный, носишься спозаранку?

— Тренируюсь, баб Нюр! — крикнул я на бегу, не останавливаясь.

— Чего это? Чтобы с яблоками быстрее удирать? — усмехнулась она.

— Я не воришка, баб Нюр! Я для поступления в военное готовлюсь, — бросил на ходу и помчался дальше.

Обежал деревню по кругу — три километра, не меньше. Вернулся во двор, весь взмокший, но довольный. А потом, как и обещал себе, достал гантели и начал качаться. Жим, разводка, бицепс — всё как в журнале «Физкультура и спорт» показывали.

Затем отжимания — пятьдесят раз без передышки. И приседаний сотню отбарабанил. После устроил «бой с тенью» — прямо как Валерий Попенченко на Олимпиаде в Токио. Левой, правой, нырок, уклон! Апперкот, джеб, хук! Чувствую — пот градом льётся, майка хоть выжимай, но это всё для дела!

А в этот момент из дома выглянула мать и всплеснула руками.

— Сенька, ты чего как конь взмыленный? Иди, помоги лучше со скотиной управиться!

Делать нечего — побежал в стайку. Корова Зорька мычит, дойку просит. Свинья Машка в загородке хрюкает, курицы квохчут. Обо всех позаботиться надо, чтобы было что к столу подать. Я быстро управился — коровку подоил, свиней накормил, курам пшена насыпал. Впервые, кстати, всем этим занимался, но получалось неплохо благодаря опыту и воспоминаниям этого самого Сеньки.

— Ну ты, Сенька, прямо как заведённый сегодня! — удивлялась мать. — Носишься куда-то, словно на пожар спешишь!

Я лишь улыбнулся в ответ и пошёл завтракать. Мамка на стол поставила молоко парное в глиняной кружке, пироги с мясом и картошку. Я как сел, так всё и смёл подчистую. Три пирога умял, молока две кружки выхлебал.

Мать только глаза вытаращила.

— Ты чего ешь, будто неделю голодал? Раньше так много не ел!

— Мам, мне силы нужны! — говорю. — Я к поступлению готовлюсь, спортом занимаюсь. В военное училище пойду, там знаешь, какие нормативы?

— Молодец, сынок, — она улыбнулась и погладила меня по голове. — Ну, давай, старайся.

И едва мать это сказала, слышу — калитка скрипнула. Смотрю в окно — Борька идёт, дружок мой. Худощавый такой, с непослушным чубчиком набок.

— Здорово, Сенька! — кричит с порога. — Чем занимаешься?

— Да вот, только завтрак закончил, — отвечаю.

— Слушай, — Борька хитро прищурился, — сегодня в клубе танцы. Пойдёшь вечером? Говорят, девчонки из соседней деревни приедут. И музыка будет — обещали пластинки крутить! Поставят что-то из ВИА!

— А почему бы не пойти? Конечно! — отвечаю. — Только мне ещё потренироваться надо.

— Ну давай, качайся, деревенский Жаботинский! — усмехнулся Борька. — До встречи!

Помахав ему, я ещё раз пробежался перед вечером, потом во дворе на самодельном турнике повисел — подтягивался, пока руки не отнимались. Решил и баньку растопить. Натаскал воды из колодца, дров наколол, затопил. Пока баня разогревалась, пошёл берёзовый веник запарить.

Ох, и хороша банька по-чёрному! Жар такой, что дух захватывает! Забрался на полок, охаживаю себя веником — только шлепки разносятся. Плесну ковшиком на каменку — и шипение по всей бане! Пар такой густой, что глаза слезятся. Красота! А после — в кадку с холодной водой! Аж дыхание перехватило! Вот это жизнь! Здесь я словно заново вкус к жизни ощутил после долгих лет.

Чистый, распаренный, вернулся домой. Достал из шкафа свой парадный наряд — джинсы-варёнки (батя выменял их в городе у фарцовщика на трёхлитровую банку самогона), рубашку с отложным воротником, а поверх — олимпийку «Адидас» с тремя полосками (не настоящая, конечно, но издалека не отличишь). На ноги — начищенные до блеска кроссовки «Два мяча».

Батя глянул на меня и нахмурился.

— Куда это ты вырядился? Какие танцы? Тебе скоро поступать!

— Да пусть сходит, Пётр! Что ты? — вступилась за меня мать. — Последние деньки перед учёбой, пусть развеется!

В клуб же я пришёл, когда уже стемнело. Наш деревенский клуб — это бывший амбар, переделанный под дом культуры. Внутри — дощатая сцена, зал со скамейками вдоль стен, а посередине — танцпол. Над входом — плакат «Добро пожаловать на вечер отдыха молодёжи!». Потолок украшен бумажными гирляндами, а в углу — проигрыватель «Вега» с колонками и самодельный дискотечный шар, обклеенный кусочками зеркала.

Девчонки все нарядные — кто в платье с воланами, кто в юбке-колоколе. Причёски — «химия» на голове, начёсы такие, что страшно спичку поднести — вспыхнет! У всех голубые тени до бровей, яркая помада, накрашенные ресницы.

Смотрю, а мои дружки уже тут. Борька-худощавый, Макс-кудрявый и Миша с квадратным подбородком. Миша, как всегда, курит, но на этот раз «Opal», пускает дым колечками.

— Явился, не запылился! — Макс хлопнул меня по плечу. — Думали, не придёшь, спортсмен!

— Как не прийти? — говорю. — Последние дни гуляем!

— Ну что, пацаны, кто куда в конце лета? — Миша затянулся папиросой.

— Я в военное, — твёрдо отвечаю. — Уже документы отправил.

— В сельхозтехникум, — вздохнул Борька. — Отец говорит, механизаторы всегда нужны. Буду на тракторе работать.

— А я в торговый, — подмигнул Макс. — Там девчонок полно, да и с продуктами проблем не будет!

— Ну а я никуда, — Миша выпустил дым. — На завод пойду, к дяде Васе в цех. Там и общежитие есть, и зарплата достойная.

Но тут зазвучал медляк и я, обернувшись, заметил у стены Ленку, бывшую одноклассницу. В голубом платье, с завитыми волосами, она стояла, опустив глаза.

— Пойду приглашу, — говорю ребятам и направляюсь к ней.

— Потанцуем? — спрашиваю, протягивая руку.

Ленка улыбнулась и кивнула. Положила руки мне на плечи. Я обнял её за талию — тоненькую, словно берёзка. От неё пахло духами, кажется, «Красной Москвой» — такие были у моей мамы. Мы медленно кружились по залу и я думал — «Эх, как хорошо! Лето, молодость, вся жизнь впереди!»

Так что я танцевал долго и на полную катушку и уже не считал, какой по счёту у нас был танец с Ленкой. Она, разрумянившаяся, прижималась ко мне, а я чувствовал, как колотится её сердце. Но всему хорошему приходит конец. Взглянув на часы «Электроника» — мне их подарили на день рождения в прошлом году, — я понял — почти полночь, а мне завтра чуть свет на тренировку.

— Ленка, я пошёл — мне завтра рано вставать, — говорю ей.

— Ну, Сень, ещё хоть разочек, а? — она захлопала своими огромными глазами, но я был непреклонен.

— Не могу, красавица. Может, потом увидимся, — чмокнул её в щёку и направился к выходу.

Вышел из клуба, а ночь какая! Звёзды над головой — как в том планетарии, куда нас возили в пятом классе на экскурсию от пионерской дружины. Свежий воздух после клубной духоты аж кружил голову. Иду себе, размышляю о завтрашней тренировке. Вдруг слышу свист — противный, с издёвкой.

— Гля, пацаны, кто к нам пожаловал! Сенька! — Жека вынырнул из-за угла клуба, а за ним ещё пятеро головорезов. Среди них и Кирюха — первостатейная гнида.

Я сразу понял — засада. Это они пришли мстить за то, что я их тогда знатно отделал.

— Чё, Жек, память короткая? Ещё добавки захотел? — я приготовился, встав в стойку.

— Ты, Сенька, борзый стал, — Жека сплюнул под ноги. — Щас мы тебя уму-разуму научим.

Они начали обходить меня кругом. Шестеро на одного — вот ведь крысы! Но я не из пугливых…

— Эй, шелупонь! — кричу. — Что, один на один слабо? Только толпой и можете?

— Заткнись! — Жека первым бросился на меня.

Я увернулся и засадил ему прямой в нос. Смачно хрустнуло, Жека взвыл и отскочил, зажимая руками хлынувшую кровь.

— Ах ты, падла! — двое других кинулись ко мне.

Одному я сходу заехал в солнечное сплетение, но второй достал меня по рёбрам. Больно, зараза! Однако я устоял и ответил коротким в челюсть.

— Что, суки, не ожидали? — хриплю я, а сам понимаю — долго не продержусь.

— Держи его, держи! — орут они.

И тут Кирюха, подонок, выхватил финку. Лезвие зловеще сверкнуло в свете уличного фонаря.

— Ну что, Сенька, попрыгаешь теперь? — процедил он с ухмылкой, а в глазах застыла ледяная ярость.

— Финку достал? Совсем мелочишься, Кирюха, — бросил я, не отрывая взгляда от лезвия.

Он сделал выпад — я отпрянул. Ещё один — снова мимо. Сбросив олимпийку, я быстро скрутил её жгутом. Кирюха бросился вновь — я увернулся и хлестнул его курткой по руке. Резким движением обмотал куртку вокруг его запястья, дёрнул изо всех сил, заломил руку, и нож упал в траву.

— Ааа, сука, руку сломаешь! — завопил Кирюха.

— Будешь знать, как с ножом на людей бросаться! — я отшвырнул нож подальше в кусты.

И тут, словно в кино, услышал знакомые голоса.

— Сенька! Держись, братан!

Это Борька с Максом и Мишкой из клуба вышли. Заметив происходящее, они ринулись на помощь. Началась настоящая деревенская драка. Боря с разбегу снёс одного из Жекиных приятелей, а Макс сцепился с другим. Миша же, здоровенный как бык, раскидывал парней, будто котят.

— Получай, гад! — кричал Борька, осыпая ударами спину поверженного противника.

— Сень, ты как? — Миша подскочил ко мне с разбитой губой.

— Нормально, — кивнул я, хотя рёбра нестерпимо ныли.

Но вдруг вдалеке — рокот мотора. УАЗ-469 участкового Петровича! Кто-то, видимо, настучал.

— Атас, пацаны! Мусора! — заорал Кирюха.

Мы все бросились врассыпную. Схватив олимпийку, я рванул через кусты. Позади раздался лай — это Мухтар, овчарка участкового.

Бегу ночью, над головой звёзды рассыпаны, как в каком-то фильме. Сердце колотится, в боку колет, а в голове мысль — «Чего я, собственно, бегу? Я же только защищался. Не я первый начал». Но тут же одумался — «Ну его к чёрту, этого участкового. Начнёт протоколы писать, родителей тревожить. А мне это надо?»

Перемахнул через забор Степановых, пробежал огородами и выскочил на свою улицу. Отдышавшись и поправив одежду, пошёл домой как ни в чём не бывало. Да, «весёлая» жизнь у меня намечается, это точно. Но ничего, прорвусь — и не таких обламывали…