Летние каникулы пролетели, словно их и не было вовсе. Казалось, еще вчера я стоял на пыльной остановке в Березовке, сжимая материнскую руку и ловя отцовский взгляд, а сегодня уже шагаю по знакомым коридорам училища.
— Семенов! — голос ударил в спину, как хлопок ладони. Обернулся, а там Леха Форсунков волочит потрепанный чемодан, весь какой-то осунувшийся, но глаза блестят по-прежнему.
— Ну что, деревенский, истосковался по нашей казарменной романтике?
— Еще как! — рассмеялся я, хлопнув его по плечу так, что тот качнулся. — А ты где все лето прохлаждался? Родители на дачу не вывозили?
— Куда там, — Леха махнул рукой, будто отгоняя муху. — Отец рубанул — раз в военные подался, так и ишачь как мужик. Все лето на заводе спину гнул, токарем подрабатывал. Руки до сих пор помнят станок.
К нам подтянулись Пашка Рогозин и Колька Овечкин. Пашка выглядел так, словно его только что разбудили — глаза мутные, волосы торчком. А Колька, наоборот, светился, как начищенная пуговица.
— Парни! — Колька потер ладони, аж искры полетели. — Я так истосковался по нашим занятиям! Дома совсем закис, мать с утра до ночи на картошку гоняла.
— Ну да, Овечкин, — Пашка усмехнулся криво, — ты у нас спортивная машина. Тебе бы только носиться да скакать.
— А что в этом плохого? — Колька вскинулся, как петух. — Лучше твоей физики с математикой, от которой мозги плавятся.
Так переговариваясь, мы устроились в привычной казарме. Второй курс — уже не салаги, знаем все закоулки, все капризы начальства. Но расслабляться нельзя — программа давит все сильнее, как пресс.
И уже на следующий день занятия накрыли нас, как лавина. Первой парой — физика у майора Павлова. Он вплыл в аудиторию своей неторопливой походкой, бросил на стол потрепанный конспект и окинул нас взглядом, от которого хотелось съежиться.
— Товарищи курсанты, — голос его резал воздух, — надеюсь, за лето вы не растеряли знания о законе Ома и расчете сопротивления проводника?
— Семенов, выручай, ты же у нас мозговитый, — Леха толкнул меня локтем так, что ребра заныли.
— Сам шевели мозгами, — прошипел я. — Не грудной младенец.
Майор поймал наш шепот, как рыбак — рыбу на крючок.
— Курсант Форсунков! Расскажите-ка нам о зависимости сопротивления от температуры.
Леха взволнованно вскочил.
— Товарищ майор, при повышении температуры сопротивление… э-э-э… растет?
— Правильно, но звучит неуверенно, как мычание теленка. Садитесь! Курсант Семенов, дополните ответ товарища.
Я поднялся, чувствуя, как все взгляды впиваются в спину.
— Товарищ майор, сопротивление металлических проводников увеличивается с ростом температуры по линейному закону. Причина — усиление колебаний атомов кристаллической решетки.
— Вот так надо отвечать. Четко, как автоматная очередь. Садитесь!
После физики же нас ждала радиационная, химическая и биологическая защита. Подполковник Черенков — человек, от которого веяло стальным холодом. Он объяснял устройство противогаза ГП-5, рассказывал о поражающих факторах ядерного взрыва так, словно сам их видел.
— Товарищи курсанты, вбейте себе в головы раз и навсегда — ваша жизнь и жизнь подчиненных висит на волоске от того, насколько крепко засядут в мозгах эти знания. Войны это — не романтика с пулями и снарядами. Это химическая смерть, биологическая зараза, радиоактивный ад на земле.
— Товарищ подполковник, а сколько времени защитного действия у противогаза ГП-5? — Колька взметнул руку, словно штык на атаку.
— Дельный вопрос, курсант Овечкин, — подполковник кивнул с одобрением. — При концентрации отравляющих веществ не выше пороговой — до шести часов беспрерывной работы.
В общем грызли мы гранит науки, как могли. А после обеда нас ждала огневая подготовка — мое любимое дело. Капитан разложил на столе автомат и принялся объяснять устройство, чтобы мы повторили все хорошенько.
— Семенов! — рявкнул он. — Покажите товарищам неполную разборку автомата.
Я подошел к столу, взял автомат — металл еще хранил тепло от предыдущих рук. И пальцы заработали сами — отделил магазин, извлек пенал с принадлежностями, снял крышку ствольной коробки. Возвратная пружина с направляющим стержнем, затворная рама с затвором, газовая трубка со ствольной накладкой — все летало в руках, как в замедленном кино.
— Время? — бросил капитан сержанту.
— Тридцать две секунды, товарищ капитан!
— Сойдет, Семенов, но можно резвее. Кто следующий?
Пашка пошел к столу, но руки у него тряслись — почти минута мучений. Леха же справился за сорок пять, а Колька — за тридцать восемь.
— Рогозин, — капитан смерил Пашку взглядом, от которого тот сжался. — Вам тренироваться и тренироваться. Автомат должен разбираться вслепую.
— Есть, товарищ капитан! — Пашка вытянулся, но голос дрогнул.
А вот уже следующий четверг нам врезался в память, как осколок — физподготовка. Старший лейтенант объявил войну — полоса препятствий на время, командами.
— Товарищи курсанты, сегодня взводы идут стенка на стенку. От каждого — четверка лучших. Полоса — ров два с половиной метра, забор два метра, стенка с проломами, лабиринт, колодец, балансир. Время — от старта первого до финиша последнего. Кто быстрее — тот и прав.
Нас — меня, Леху, Пашку и Кольку — сколотили в команду. Против нас выставили Витьку Сомова, Гришку Белова, Толика Жукова и Андрея Макарова — ребят крепких.
— Парни, — я отвел наших в сторону, — думать надо головой. Колька, ты прыгаешь, как блоха — тебе ров. Леха — забор твой. Пашка, ты худой — тебе лабиринт. А я беру стенку и балансир.
— А может, по-другому? — Леха почесал затылок. — Давайте все вместе, друг дружке поможем.
— Ерунда! — Колька махнул рукой. — Только время потеряем. Сенька правильно мыслит — каждый за свое дело.
— Товарищи курсанты! — рявкнул старший лейтенант. — К старту!
Мы выстроились у линии и соперники тоже заняли позиции. Витька Сомов что-то шипел своим, глаза горели, как у волка.
— На старт! Внимание! Марш!
Колька сорвался с места, как пуля. К рву — разгон, прыжок — чисто, без касания. Я же рванул к стенке. Деревянная громадина метра три высотой, два пролома — один на уровне груди, второй почти под самым верхом. Я протиснулся сквозь нижний пролом, рывком поднялся и одолел верхний. Оглянулся — соперники дышали нам в затылок, но все равно шли почти вровень.
Леха уже летел к забору. Разогнался, оттолкнулся — и вцепился в верхний край мертвой хваткой. Подтянулся, перекинул ногу, спрыгнул на ту сторону.
— Давай, Пашка! — рявкнул я.
Пашка нырнул в лабиринт. Самое поганое препятствие — проползти по узким щелям между досками, не задев ни одной. Но он прошмыгнул быстро. А теперь моя очередь — колодец и балансир. Колодец зиял ямой в два метра с узким горлом наверху. Прыгнул вниз, оттолкнулся от дна — и вцепился в край. Подтянулся, да выкарабкался.
Балансир же — пятиметровое бревно на полутораметровой высоте. Одна ошибка — и полетишь вниз. Встал на бревно, пошел быстро, но осторожно, руками ловя равновесие.
— Семенов, быстрее! — орал Колька. — Догоняют!
И правда — команда соперников шла совсем рядом. Витька Сомов уже выбирался из лабиринта.
Я добрался до конца балансира, спрыгнул. Теперь финишный рывок — всей командой.
— Вместе! — крикнул я.
И мы рванули к финишной черте. Сердце билось как отбойный молоток, в боку кололо, но мы не сдавались. Соперники бежали рядом — отставали на полкорпуса, не больше.
— Давай, давай! — подбадривал старший лейтенант.
Пересекли финиш почти одновременно с соперниками. И все согнулись пополам, хватая ртом воздух.
— Время первой команды — три минуты двадцать две секунды! — объявил сержант с секундомером. — Время второй — три двадцать четыре!
— Ура! — заорал Леха. — Победа!
— Тише! — одернул его старший лейтенант. — Товарищи курсанты, обе команды показали достойные результаты. Победила первая команда. Но я заметил ошибки. Курсант Форсунков, при преодолении забора вы коснулись земли рукой после приземления. Нарушение техники безопасности. Курсант Овечкин, прыгая через ров, приземлились слишком близко к краю — тоже небезопасно.
— Есть, товарищ старший лейтенант! — отчеканили мы хором.
— Теперь разбор, — продолжил офицер. — Что помогло первой команде победить?
— Товарищ старший лейтенант, — поднял руку я, — мы заранее распределили препятствия, исходя из возможностей каждого.
— Правильно, Семёнов. Это и есть тактическое планирование, — старший лейтенант кивнул с одобрением. — А что скажете о работе второй команды?
Витька Сомов вскинул руку, словно пружина сработала.
— Товарищ старший лейтенант, мы действовали врозь! Каждый сам за себя, никто друг другу не помогал.
— Именно. В бою такая ошибка — прямая дорога на тот свет. Зарубите себе на носу — успех команды рождается только из слаженности. Один за всех — все за одного. Не красивые слова, а закон выживания.
После занятия же мы ещё долго разбирали полёты наших соперников.
— Видели, как Толик Жуков на балансире плясал? — Пашка аж подпрыгивал от возбуждения. — Еле удержался, чуть башкой об землю не приложился!
— А Гришка Белов в лабиринте застрял намертво, — подхватил Колька, — пришлось задом наперёд выползать и заново лезть.
— Парни, — Леха вдруг стал серьезным, — давайте каждый день после занятий дополнительно пахать? Хочу на следующих соревнованиях забор брать как танк!
— Давайте, — согласился я. — Только учёбу не забывайте. Завтра контрольная по физике, послезавтра зачёт по РХБЗ. Завалите — и никаких соревнований.
— Чёрт! — Пашка схватился за голову. — Я же к контрольной вообще не готовился! Семёнов, выручай, разберём задачи?
— Само собой. После ужина садимся.
И вечером мы сгрудились в казарме, разбирая физические задачи. За окном сгустилась тьма, а в коридоре мерно стучали сапоги дежурного сержанта.
— Смотри сюда, Пашка, — я ткнул пальцем в формулу. — Здесь работает закон Джоуля-Ленца. Количество теплоты в проводнике равно квадрату силы тока, умноженному на сопротивление и время.
— Откуда квадрат-то берётся? — Пашка таращился на формулы, как баран на новые ворота.
— Из закона Ома выводится. Мощность — это напряжение на ток. Напряжение — ток на сопротивление. Подставляешь одно в другое — вот тебе и квадрат.
— А-а-а! — Пашка просиял, словно лампочка загорелась. — Дошло! Спасибо, Сенька!
Колька же в это время корпел над учебником РХБЗ, что-то яростно записывая в тетрадь.
— Слушайте, — он оторвался от книги, — а вы в курсе, что противогаз надо надевать за девять секунд? По нормативу на «отлично».
— Да брось ты! — Леха фыркнул. — За девять секунд? Я и за полминуты еле-еле справляюсь.
— Серьёзно говорю. Вот, чёрным по белому — «отлично» — 9 секунд, «хорошо» — 10, «удовлетворительно» — 12.
— Значит, завтра на занятии будем долбить норматив, — решил я. — А сейчас отбой — вставать рано.
Мы убрали учебники, привели в порядок тумбочки и улеглись. За окном завывал ветер, а где-то вдали протяжно гудел товарняк. Я же лежал в темноте и думал о прошедшем дне — о победе в соревнованиях и о завтрашней контрольной. Даже не верится, что это все теперь стало таким важным для меня. Но я имею то, что имею и не намерен уже это терять. Когда умираешь, а потом возвращаешься к жизни, то в голове что-то щелкает. Начинаешь ценить жизнь, что ли…
А еще я понял, что военное училище — это не просто учёба, а настоящая кузница характера. И осознал я это, почему-то, лишь в этой жизни…
Афган
Солнце выжигало каменные ребра Гиндукуша, превращая БТР-70 в адскую печь. Рядовой Кирилл Козлов стер соленый пот и затянулся последней сигаретой из пачки. До довольствия еще семь дней тянуть.
— Козлов, завязывай дымить, — рыкнул старшина Петренко, перехватывая оружие поудобнее. — В горах кислорода кот наплакал, а ты легкие добиваешь.
— Но, товарищ старшина, — Кирилл смахнул пепел. — После вчерашней мясорубки в кишлаке нервы к чертовой матери.
— Нервы? — старшина оскалился. — А Димка вообще глаз не сомкнул, всю ночь на посту торчал как столб.
Дмитрий Макаренко и правда был никакой — глаза красные, как у кролика.
— Да что вы, товарищ старшина… — голос дрожал. — Мать письмо прислала. Урожай нынче богатый, а я здесь…
— Завязывай ныть! — пулеметчик Григорий Захаров дернул пулеметную ленту к ПКМ. — Нам сейчас главное — живыми слинять отсюда.
В этот момент Толик Усевич, как всегда колдовал над рацией, ловил командный пункт.
— Товарищ старшина! — Усевич поднял голову от рации. — Приказ от комбата. Через час — марш-бросок на высоту 3234. Разведка засекла душманов.
— Понял, — Петренко кивнул. — Рахмон!
Рахмон высунулся из люка механика-водителя. Узбекское лицо в машинном масле и пыли.
— Слушаю, товарищ старшина!
— Заводи железо. Через час рвем к тридцать четвертой.
— Есть!
Рахмон нырнул в утробу БТР. Двигатель взревел, как раненый зверь. А Кирилл раздавил окурок подошвой. В груди что-то холодное шевельнулось — звериное чутье, которое за время проведенное в этом аду научилось чуять смерть за версту.
— Товарищ старшина… — голос осип. — Не слишком ли часто нас в горы гонят? Вчера кишлак утюжили, сегодня высоту брать…
Петренко впился в него взглядом.
— Думаешь, большая заварушка намечается?
— Не знаю. Но нутром чую — будет мясо.
Через час же колонна из трех БТР-80 потянулась серпантином горной дороги. Кирилл сидел в десантном отделении, крепко сжимая автомат — он казался единственной опорой. Рядом ерзал Димка, нервно теребя лямки разгрузочного жилета «Афганка».
— Кирилл… — произнес Димка, — а вдруг мы отсюда не выберемся?
— Выберемся, — Козлов посмотрел на товарища. — Обязательно. Твоя Катька дома ждет, забыл?
— Катюха… — лицо Макаренко просветлело. — Клялась ждать до дембеля. Говорит, выйдет за меня замуж, как только вернусь.
А БТР вдруг резко клюнул носом — Рахмон ударил по тормозам так, что всех швырнуло вперед.
— Товарищ старшина! — голос механика-водителя прорезал гул двигателя. — Дорога перекрыта!
Петренко припал к триплексу смотрового прибора, всматриваясь в каменные завалы впереди.
— Толик, подними командира колонны!
И Усевич заработал на Р-123М как заведенный.
— Первый, первый, я третий! Проход заблокирован, жду указаний!
— Третий, высаживай десант, — прохрипело из динамика. — Проверить завал. Возможна засада — будьте готовы.
— Есть! — Петренко развернулся к бойцам, и Кирилл увидел в его глазах стальную решимость. — К высадке готовься! Кирилл, Димка — идете со мной в разведку. Гриша, ПКМ на изготовку — прикрываешь. Толик, держи связь железно!
Выскочили они из брони — и сразу в лицо ударила горная тишина. Злая, давящая, словно перед грозой. Даже ветер замер. В горах было слишком тихо — и горные козлы попрятались.
— Товарищ старшина, — Димка едва слышно прошептал, — мне эта тишина не по душе.
— Мне тоже, — Петренко сплюнул. — Кирилл, обходи завал слева, я беру справа. Димка, здесь остаешься — прикрываешь отход.
Козлов пополз между камнями, стараясь слиться с серым гранитом. Завал был слишком ровный, слишком правильный — явно дело рук. Он уже готовился подать условный сигнал, когда в расщелине скалы блеснул металл.
— Засада! — рявкнул он и нырнул за валун.
Горы ожили адским огнем — пули взвизгивали рикошетами, каменная крошка посыпалась градом. Душманы били из засидок — автоматы, РПГ-7, может, даже ДШК где-то притаился.
— Гриша! Поливай по скалам! — Петренко строчил короткими очередями, перебегая от укрытия к укрытию.
ПКМ Захарова заговорил басом, выплевывая длинные очереди в сторону противника. Но духов было много, и высота — за ними.
— Толик! Поддержку! Живо! — старшина орал, не переставая стрелять.
Усевич прижался к валуну, вцепившись в микрофон.
— Первый, первый! Попали в засаду! Высота 3234! Поддержка нужна немедленно!
— Третий, понял! Поддержка через двадцать минут!
— Двадцать минут! — передал радист.
— Дохрена! — выматерился Петренко. — Держимся любой ценой!
РПГ-шка ахнула рядом с Димкой. Парень взвыл и схватился за ногу — осколок полоснул по бедру и кровь потекла сквозь порванную ткань.
— Димона зацепило! — Кирилл пополз к товарищу, пули выщербливали камни над головой.
— Царапина… — Макаренко стиснул зубы, но лицо стало восковым. — Ничего страшного…
Кирилл наскоро перевязал рану бинтом из индивидуального пакета.
— Держись, брат! Наши скоро подтянутся!
Но духи чуяли — времени в обрез. Огонь стал плотнее, злее. Готовились к решающему броску.
— К отражению атаки готовься! — командовал Петренко. — Гриша, патроны береги — стреляй наверняка!
— Понял, товарищ старшина! — он перевел оружие на одиночный, целясь в каждую мелькнувшую тень между камней.
И первая волна захлебнулась под его огнем, но душманы — не дураки. Быстро перегруппировались, начали заходить с флангов, как волки.
— Козлов! — рявкнул старшина, сплевывая пыль. — Видишь зеленые халаты слева? Не дай сукам зайти в тыл!
Козлов развернулся, автомат заколотил короткими очередями. Один из моджахедов кувыркнулся, остальные припали к земле, но ползли дальше — упрямые, как тараканы.
— Патроны на исходе! — заорал Димка, лихорадочно меняя рожок.
— И у меня! — отозвался Кирилл, чувствуя, как пот заливает глаза.
Гриша расстреливал последнюю ленту, пулемет раскалился докрасна. Толик отстреливался из пистолета — его автомат заклинило от проклятого песка. Но вдруг небо прорезал знакомый рев — турбины «Грачей». Два Су-25 выскочили из-за хребта, как ястребы на охоте.
— Авиация! — завопил Усевич, голос сорвался от радости. — Наши идут!
— Всем лечь! Обозначить позиции! — Петренко выхватил сигнальную ракету, руки дрожали от напряжения.
Красная звездочка взвилась в небо. Летчики поняли — развернулись и обрушили на душманов ад из НУРСов и тридцатимиллиметровых снарядов. Горы взревели. Камни летели, как шрапнель, а крики моджахедов тонули в воющем металле.
— Теперь наша очередь! — рявкнул старшина, вскакивая. — В атаку!
Они поднялись и понеслись вперед, добивая деморализованного противника. Кирилл бежал, стреляя на ходу, адреналин жег вены, заглушая страх и усталость. И бой оборвался так же резко, как начался. Уцелевшие душманы растворились в расщелинах, оставив мертвых товарищей кормить воронов.
— Доклад о потерях! — Петренко обводил взглядом своих бойцов, считая живых.
— Димка поцарапан, — доложил Кирилл, утирая кровь с разбитой губы. — Остальные на ногах.
— Рахмон! — крикнул старшина в сторону БТР.
Из люка показалась окровавленная башка водителя.
— Жив, товарищ старшина! — выкрикнул механик-водитель, морщась от боли. — Осколок в плечо угодил, но машина на ходу!
— Молодец! — Петренко резко развернулся к радисту. — Толик, бей в эфир — задача выполнена, завал ликвидирован, потери минимальные.
Усевич застрочил в рацию и через минуту поднял голову.
— Товарищ старшина, приказ — возвращаемся на базу. Вертушка с ранеными уже в воздухе.
Когда же они загружались в БТР, Димка прижался к Кириллу.
— Спасибо, что помог.
— Да брось ты, — Козлов закурил дрожащими пальцами. — Мы же клялись — все домой вернемся. Все до одного.
Гриша тем временем молча возился с пулеметом, но Кирилл видел — у того руки ходуном ходят. Даже железные парни ломались под этим прессом.
— Мужики, — старшина заговорил, когда БТР рванул с места, — сегодня фарт был с нами. А завтра опять в пекло полезем. Запомните раз и навсегда — мы сюда приехали не подыхать. Мы здесь для того, чтобы дело сделать и домой вернуться. Живыми и здоровыми.
Кирилл уставился в бронированное окошко на проплывающие скалы. Каждый день здесь — как экзамен. На прочность, на братство, на готовность подставить грудь за товарища. И пока они держались кучей, пока прикрывали спины друг другу — шанс увидеть родную землю оставался. БТР грохотал по серпантину, уносясь от места боя. А Кирилл мечтал только об одном — провалиться в сон и забыть этот чертов день хотя бы на несколько часов…