Курсант Сенька

Глава 15

В Березовке

Весна в деревне Березовке нагрянула, как всегда, врасплох — еще вчера Петр Семенов проклинал распутицу и месил сапогами грязь по колено, а сегодня уже скинул теплую одежду и вышел к коровнику в одной ситцевой рубахе. Солнце припекало так, что даже старая Мурка, колхозная кошка, растянулась на крыльце и блаженно жмурилась.

— Петр! — окликнула мужа Зина, высунувшись из окна их домика. — Ты чего это в исподнем по двору разгуливаешь? Люди смеяться станут!

— Да какие люди, Зинка! — отмахнулся Петр, поправляя на плече оцинкованное ведро с комбикормом. — Все на работе сидят. А кто не на работе, тот сам в исподнем ходит.

Зина фыркнула и скрылась в доме. А через минуту она уже семенила к ферме, неся в руках эмалированную кружку с парным молоком — привычный завтрак для мужа. На голове красовался новенький платок в горошек, что Петр привез из райцентра на прошлой неделе.

— Слушай, а где это наш Николай Иваныч запропастился? — спросила она, оглядывая пустой двор фермы. — Обычно к этому времени уже все стадо на выпас выгоняет.

— А-а-а, так ты не в курсе! — Петр лукаво прищурился и поставил ведро на землю. — Такая история приключилась! Весь колхоз уже третий день животы надрывает от смеха.

— Да что стряслось-то?

— Помнишь, на прошлой неделе к нам комиссия из района нагрянула? Проверять, как мы к весенним работам готовимся?

— Ну помню. И что дальше?

— Так вот, Николай Иваныч решил себя показать с лучшей стороны. Напялил новый костюм-тройку, начистил сапоги до зеркального блеска, даже усы подкрутил. Ведет комиссию по ферме, толкует про надои, про племенную работу. А сам весь важный, грудь колесом выпятил.

Зина присела на перевернутое ведро и приготовилась слушать. Петр у нее истории рассказывал мастерски — заслушаешься.

— Подходят они к загону с быками, значит. А там наш Борька стоит — помнишь, тот вороной красавец, что в прошлом году медаль получил?

— Помню, помню. Статный бык, породистый.

— Вот именно. Так Николай Иваныч и вещает комиссии — «А вот наша гордость, племенной производитель Борис Первый. Нрав покладистый, смирный, потомство от него уже полколхоза дает». И только он это выговорил, как Борька вдруг как заревет! Да так оглушительно, что у одного проверяющего кепка с башки слетела!

— Ой, быть не может! — рассмеялась Зина, всплеснув руками.

— Еще как может! Но это цветочки. Николай Иваныч, чтобы показать, какой бык послушный, решил его приласкать. Подходит к изгороди, протягивает руку, а Борька как цапнет его за рукав зубищами!

— Батюшки! А что потом?

— А потом началось цирковое представление! Борька тащит Николая Иваныча к себе в загон, а тот упирается изо всех сил и вопит: «Отпусти, Борька! Отпусти, милый!» А комиссия стоит столбом, глаза на лоб полезли. Один даже записную книжку обронил от испуга.

Зина тоже уже качалась от смеха, держась за бока.

— Еле-еле отцепили нашего заведующего от быка. Рукав весь в клочья, пуговицы по двору раскатились. А самое потешное — когда Николай Иваныч отошел от изгороди, Борька как замычит довольно и преспокойно пошел сено жевать, словно ничего и не было! Вот такие у нас дела творятся…

— А комиссия что?

— А комиссия записала в акте — «Животные проявляют повышенную активность и жизнерадостность». Представляешь?

А в этот самый миг к ним как раз подошел Николай Иванович Новопашин, заведующий фермой. На нем красовалась заплатанная рубашка в мелкую клетку, а правый рукав пиджака и впрямь выглядел изрядно потрепанным — словно кто-то основательно его пожевал.

— Над чем это вы тут заливаетесь? — спросил он с подозрением, прищурив глаза.

— Да так, Николай Иваныч, — невинно отозвался Петр, едва сдерживая усмешку. — Зинка интересуется, отчего это вы сегодня в рабочей одежде щеголяете. Я говорю — наверное, костюм в химчистку снесли.

Новопашин залился краской и пробурчал что-то неразборчивое под нос. И в ту же секунду из-за угла коровника выглянула голова Марии Михайловны Гусевой — местной сплетницы номер один и по совместительству, заведующей молочной кухней.

— Николай Иваныч! — заголосила она на всю округу. — А правда ли, что вас Борька чуть до смерти не напугал?

— Какой еще Борька! — взвился заведующий. — Никто меня не пугал! Это все бабьи сплетни!

— Да ладно вам, Николай Иваныч, — подмигнула Мария Михайловна, явно наслаждаясь моментом. — Вся деревня уже в курсе. Говорят, орали вы так, что даже в Малиновке слышно было.

— Я не орал! Я… я подавал команды животному!

— Какие такие команды? «Отпусти, Борька, отпусти»? — не унималась Гусева, довольная как удав.

Петр же с Зиной из последних сил сдерживали хохот. а Николай Иванович метал громы и молнии, но что поделаешь — в деревне новости разлетаются быстрее самого резвого ветра.

— Ладно, хватит языками чесать, — сказал он наконец, махнув рукой. — Работать надо, а не балагурить. Зина, как дела с дойкой?

— Все хорошо, Николай Иваныч. Надой вчера был что надо — 847 литров с утра настрогали.

— Молодец. А ты, Петр, телят проверил? Как там наша молодежь поживает?

— Проверил. Все здоровехоньки, жрут за милую душу. Только вот, Рыжуха опять из загона удирала. Третий раз за неделю ее по всей деревне гоняем.

— Это которая, рыжая-то телочка?

— Она самая. Башковитая больно. Щеколду научилась открывать.

— Надо будет навесной замок приладить, — задумчиво протянул Новопашин.

— А может, лучше Рыжухе по-человечески объяснить, что драпать нехорошо? — съехидничала Мария Михайловна. — Раз она такая смышленая.

— Мария Михайловна, — строго сказал заведующий, — у вас что, своих дел мало? Ступайте лучше молоко принимать.

И Гусева обиженно фыркнула и засеменила прочь, но не прошло и минуты, как ее голос уже разносился по всей ферме.

— Тамара! Тамарочка! Беги сюда, такую историю расскажу — закачаешься!

— Ну вот, — тяжело вздохнул Новопашин. — Теперь до самого вечера покоя не видать. Будет всем подряд про Борьку трепаться.

— А что, Николай Иваныч, — лукаво прищурилась Зина, — может, и впрямь стоило бы Борьке премию выписать? За трудовую активность?

— Зина!

— Да шучу я, шучу! — махнула она рукой. — Не сердитесь уж.

А в этот миг со стороны деревни донесся знакомый треск мотора. К ферме подкатывал видавший виды «УАЗик» цвета хаки — верный конь ветеринара Семена Кузьмича.

— Гляди-ка, Семен Кузьмич пожаловал! — просиял Петр. — Как раз кстати. Надо нашего Борьку поглядеть — не стряслось ли чего от переживаний.

Из машины выбрался поджарый мужчина в застиранном белом халате и черных резиновых сапогах. Семен Кузьмич Воробьев врачевал скотину уже два десятка лет и каждую живность в округе знал в лицо.

— Здорово, мужики! — поздоровался он, хлопнув дверцей. — Как житье-бытье? Слыхал, у вас тут цирк устроили?

— Семен Кузьмич, — простонал Новопашин, — только не вы тоже!

— Да ладно, Николай Иваныч, чего убиваться. Со всяким бывает. Помню, в молодости меня один жеребец так тряхнул — три дня потом ходил, как неваляшка. Зато теперь к лошадям подхожу с умом.

— А что с Борькой-то делать? — забеспокоился Петр. — Может, его осмотреть стоит?

— Непременно осмотрим. Только сперва расскажите толком, что стряслось.

И пока мужики толковали про быка, Зина направилась в молочный блок — время подходило к дойке. По дороге ей повстречалась соседка Анна Васильевна.

— Зинаида! — окликнула та. — Новость слыхала?

— Какую такую?

— Да про вашего Николая Иваныча! Болтают, будто он теперь с быками по душам беседует!

— Анна Васильевна, да где вы это все берете?

— А Мария Михайловна сказывала. Мол, Николай Иваныч Борьке такие речи заводил, что тот чуть слезу не пустил от умиления.

Зина покачала головой. В деревне сплетни разрастались с каждым пересказом, словно тесто на дрожжах.

— Слушайте, а правда, что на будущей неделе к нам артисты пожалуют? — поинтересовалась уже Анна Васильевна после.

— Какие еще артисты?

— Да из районного Дома культуры — концерт давать приедут.

— А, да, верно — объявление висит.

— Интересно, что покажут. Помните, в прошлом году певец тот приезжал? Как «Катюшу» выводил!

— Еще бы не помнить. Голос что надо был.

— А танцовщица! Такие коленца выделывала! Наш Степаныч так засмотрелся, что прямо с лавки грохнулся.

Женщины рассмеялись, вспоминая прошлогодний концерт. В деревне любая культурная программа превращалась в событие, о котором потом судачили до самой осени.

— А ваш Сенька, кстати, когда домой нагрянет? — спросила Анна Васильевна.

— На каникулах, как обычно.

— Парень славный у вас растет. В военном училище — дело серьезное.

— Да уж, гордимся мы с Петром. Письма исправно шлет, учится на совесть.

— Это хорошо, это правильно, что родителей не забывает.

А тем временем на ферме Семен Кузьмич осматривал Борьку, который мирно стоял в загоне и неторопливо пережевывал сено, изредка поглядывая на людей добрыми карими глазами.

— Животное совершенно здоровое, — заключил ветеринар, закрывая потрепанную сумку с инструментами. — Просто нрав у него озорной. Любит побаловаться.

— Озорной! — всплеснул руками Новопашин, с горечью оглядывая свой испорченный костюм. — Он мне весь выходной прикид изгадил!

— Николай Иваныч, — протянул Петр, прикуривая сигарету, — а может, это сама судьба намекает — хватит щеголять, пора рабочую робу надевать?

— Петр!

— Да ладно, шучу же!

Но тут вдруг со стороны деревни донеслись отчаянные крики. К ферме бежала Мария, размахивая руками словно мельница на ветру.

— Николай Иваныч! Петр! Беда стряслась!

— Что стряслось? — встревожился заведующий.

— Рыжуха! Опять драпанула! И не одна — трех телят с собой угнала!

— Как это угнала?

— А вот так! Щеколду отковырнула, и все четверо по деревне разгуливают! Уже у Степановых в огороде похозяйничали — всю рассаду в лепешку!

Петр хлопнул себя по лбу.

— Говорил же — навесной замок вешать надо!

— Поздно теперь замки навешивать, — махнул рукой Новопашин. — Беглецов ловить надо. Петр, хватай веревки, пошли.

— И я с вами, — вызвался Семен Кузьмич. — Любопытно взглянуть на эту вашу Рыжуху. Башковитая, говорите?

— Соображает лучше иных людей, — буркнул заведующий.

Мужчины отправились на поиски сбежавших. А Зина тем временем, управившись с подготовкой к дойке, решила заскочить домой — глянуть, не принес ли почтальон письмо. И точно — в железном ящике лежал конверт с дорогим сердцу почерком.

«Дорогие мама и папа! — читала она послание от сына. — Как дела дома? Как здоровье? У меня все в порядке. Учеба идет своим чередом, по строевой получил пятерку. На будущей неделе учения, так что письма может не быть. Не тревожьтесь. Ужасно соскучился по дому, по твоим пирогам, мама, и по папиным байкам. До встречи на каникулах! Крепко целую. Ваш Сенька».

Зина улыбнулась и бережно спрятала письмо в карман халата. Вечером обязательно покажет Петру.

А в деревне же уже разыгрывалась настоящая комедия. Рыжуха устроила форменный переполох. Сперва заглянули к Степановым в огород и основательно потоптали грядки с луком-севком. Затем направились к Ивану Ивановичу и подчистую слопали всю капустную рассаду, которую тот пестовал на подоконнике целых два месяца.

— Караул! — надрывался Иванович, размахивая тяпкой. — Разбойники проклятые! Бандиты четвероногие!

Но телята лишь весело мычали и потрусили дальше по деревне, оставляя за собой цепочку разорения.

Петр с Новопашиным и ветеринаром пустились в погоню за беглецами, но те оказались на диво проворными. Стоило мужчинам приблизиться, как Рыжуха подавала какой-то знак, и вся ватага мчалась прочь.

— Да это ж настоящий побег! — дивился Семен Кузьмич, тяжело дыша. — Организованный!

— Я ж говорил — башковитая! — пыхтел Петр, пытаясь поймать одного из телят.

Час гонялись они по всей округе, пока наконец не загнали беглецов. Но досталось всем — Петр угодил в лужу по колено, Новопашин порвал штаны, а Семен Кузьмич лишился халата — один из телят сжевал его наполовину.

— Ну и денек выдался! — тяжело вздохнул заведующий, когда телят загнали обратно в загон. — Сперва Борька со своими фокусами, теперь эти разбойники.

— Зато не соскучишься, — заметил Петр, отряхивая грязь.

— Тебе не соскучишься, а мне завтра в райком отчет строчить. Как объяснить, что у нас скотина бунтует?

— А вы напишите, что животные у нас инициативу проявляют, — подмигнул Семен Кузьмич.

Ну а к вечеру, когда солнце уже садилось за березовую рощу, жизнь на ферме вошла в привычную колею. Зина закончила дойку, Петр накормил телят, а Новопашин сидел в конторе и мучился над отчетом.

— Слушай, Петр, — сказала Зина, когда они шагали домой по знакомой тропинке, — а ведь интересно мы живем.

— Это верно. Скучать не приходится.

— Помнишь, в молодости все в город рвались? А теперь и думать не хочется.

— А на что нам город? Здесь и дело по душе, и народ хороший, и воздух — дышать можно. А там что? Одна беготня.

— Да и Сенька потом, когда вернется после армии. Может здесь решит остаться хотя бы на время…

— Поглядим. Молодежь нынче другая пошла — им подавай все новое.

— А может, и правильно. Пусть мир поглядит, себя покажет. А потом к родным местам потянет.

Дошли они так до своего дома — небольшого, но ладного, с палисадником, где уже проклевывались первые весенние цветы. Зина полной грудью вдохнула вечерний воздух, достала из кармана ключ и поняла, что сейчас свалится от усталости, как подкошенная. Но все равно улыбнулась мужу и пошла в избу — завтра новый день, новые заботы.

Даже не знаю, что и сказать… У нас тут вроде как обычная проверка казармы намечалась, а превратилось всё в настоящий балаган. Ну, как всегда… Здесь, несмотря на всю строгость, частенько творится такое, что хоть смейся до слёз, хоть вздыхай и руки опускай. Впрочем, что проверка намечалась — это я загнул. Оказалась она у нас внеплановой, а мы, курсанты, всё внеплановое на дух не переносим. Оно и понятно почему — у нас на это настоящая аллергия.

— Семёнов! — рявкнул старшина роты, влетая в казарму словно ураган. — Где твои дружки-разбойники?

Я как раз начищал сапоги, готовясь к вечерней поверке. Овечкин же развалился на своей койке, Рогозин сосредоточенно штопал свои вещи, а Форсунков что-то старательно выводил в общей тетради.

— Товарищ старшина, все на месте! — отрапортовал я, вскакивая в стойку «смирно».

— Через час проверка! Полковник Белкин собственной персоной пожалует! — старшина обвёл нас тяжёлым взглядом. — И чтоб у меня всё блестело, как в музее! Усёк?

— Так точно! — хором отозвались мы.

И едва старшина скрылся за дверью, Колька повернулся на бок и присвистнул.

— Ну, братцы-кролики, приехали. Белкин — это вам не шуточки. Говорят, он может найти пыль даже в пустом стакане, а муху разглядеть на потолке с закрытыми глазами.

— А что мы, не готовы разве? — удивился Пашка. — Казарма у нас всегда в ажуре.

— Ага, особенно после того, как Лёха вчера решил стирать носки прямо в тумбочке, — усмехнулся я.

Тот сразу виновато поднял голову от тетради.

— Да я же всё убрал начисто! И вообще, я тогда думал, что никто не заметит…

— Форсунков, ты иногда такие вещи придумываешь, что лучше бы вообще голову не включал, — подметил Колька, поправляя подворотничок.

Вот мы и принялись наводить глянец. Казарма и без того была в образцовом состоянии — жизнь по уставу научила нас всем премудростям. Койки заправлены «под линеечку», тумбочки выстроены по ранжиру, полы натёрты мастикой до зеркального блеска. Но для проверки полковника и этого было мало — требовался настоящий парад.

— Сенька, проверь-ка, не торчат ли нитки из подворотничков, — попросил Колька.

— Сейчас, — ответил я ему и принялся осматривать форму.

Но тут Пашка, который протирал окна до хрустальной прозрачности, вдруг замер и прошептал испуганно.

— Ребята, а что это там, на подоконнике?

Мы все как один повернулись и увидели… кота. Самого обыкновенного белого кота, который преспокойно устроился за окном и деловито умывался лапой.

— Откуда он взялся? — ошарашенно выдохнул Леха.

— Да какая разница! — взвился Колька. — Лишь бы не полез к нам в казарму! Представляете, что устроит Белкин, если увидит кота в расположении?

— А он и не лезет, — заметил Пашка. — Сидит себе снаружи, дела свои кошачьи ведет.

Но не тут-то было — кот, словно подслушав наш разговор, вдруг поднялся, сладко потянулся и… одним прыжком оказался на подоконнике внутри казармы! Форточка-то была приоткрыта.

— Караул! — завопил Леха. — Лови его скорее!

Поднялась такая кутерьма! Кот, перепугавшись наших воплей, стрелой метнулся под койки. Мы все четверо кинулись за ним, но белый проныра оказался куда проворнее нас. Носился по казарме как угорелый, а мы ползали на четвереньках, пытаясь изловить беглеца.

— Овечкин, с той стороны заходи! — командовал я, загоняя кота в угол.

— Сам заходи! Я его к выходу подгоняю! — огрызнулся Колька.

— Ребята, он под мою койку нырнул! — кричал Пашка.

— Тише вы! — зашикал Леха. — А то излишнее внимание привлечем!

Но поздно — в казарму уже заглядывали любопытные физиономии других курсантов.

— Семенов, что у вас там стряслось? — поинтересовался Ромка из соседнего отделения.

— Да так, внеочередную уборку проводим, — выдавил я, одновременно пытаясь выманить кота из-под койки.

— Под кроватями пыль вытираете? — усмехнулся Рома.

А в эту самую секунду кот выскочил из укрытия и помчался к выходу. Мы все ринулись за ним, но он ловко проскользнул между ног и умчался в коридор.

— Все! Крышка нам! — простонал Колька. — Теперь по всему училищу носиться будет!

Мы выскочили в коридор и успели заметить, как белый хвост мелькнул за поворотом в сторону лестницы.

— За мной! — крикнул я, и мы помчались вдогонку.

Кот оказался не только шустрым, но и хитрым. Носился по коридорам так, будто знал училище как облупленное. Гонялись мы за ним минут десять, пока не загнали в тупик возле кабинета.

— Все, попался, голубчик! — торжествующе произнес Пашка, осторожно приближаясь к коту.

— Потише, не спугни, — прошептал Леха.

Пашка уже протянул руки, чтобы схватить беглеца, как вдруг дверь кабинета распахнулась настежь, и оттуда вышел… полковник Белкин собственной персоной!

— Курсант Рогозин! — рявкнул полковник. — По какой причине вы находитесь на четвереньках в коридоре?

Пашка застыл в неестественной позе, протянув руки к коту. Мы стояли позади, не зная, куда деваться. А кот, воспользовавшись заминкой, спокойно прошествовал между ног полковника и скрылся в кабинете.

— Товарищ полковник! — попытался что-то объяснить Пашка, но Белкин резко оборвал его.

— Встать! Всем построиться!

Мы выстроились в одну шеренгу, словно перед утренним разводом. Полковник неспешно прошелся перед нами.

— Так-так-так… Семенов, Овечкин, Рогозин, Форсунков, — медленно перечислил он наши фамилии, будто зачитывал приговор. — Вся компашка в сборе. И что же вы мне доложите?

Мы молчали, как партизаны на допросе. Что тут скажешь? «Товарищ полковник, мы кота ловили»?

— Товарищ полковник, — вдруг подал голос Леха, и в его голосе прозвучала такая уверенность, что я невольно восхитился, — мы проводили… э-э-э… учебно-тренировочное занятие по… по скоростному передвижению в ограниченном пространстве!

Я чуть не подавился от смеха, а Колька закашлялся так, что едва не выдал себя. Пашка же уставился на Леху, как на только что прилетевшего с Марса.

Полковник медленно поднял бровь — у него это получалось мастерски.

— Учебно-тренировочное занятие? Весьма интересно. А кто вам разрешил проводить самодеятельные занятия?

— Никто, товарищ полковник, — честно признался Леха, и я подумал, что хоть в этом он не соврал.

— Вот именно. А теперь объясните мне, товарищи курсанты, что это за зверь сидит у меня в кабинете на столе и преспокойно умывается?

Мы переглянулись — значит, полковник все видел! И кот, видимо, чувствовал себя там как дома.

— Это… кот, товарищ полковник, — выдавил из себя Колька.

— Кот! — повторил Белкин с такой интонацией, словно речь шла о диверсанте. — В кабинете училища сидит кот! И откуда же он взялся?

— Из окна, товарищ полковник, — тихо признался я.

— Понятно. Значит, так. — полковник сложил руки за спиной. — Сейчас вы идете в свою казарму и приводите ее в идеальный порядок к проверке. А этого… стратега… — он кивнул в сторону кабинета, и я уловил в его голосе едва заметные нотки веселья, — уберете после проверки. И чтобы больше никаких самодеятельных учений! Усвоили?

— Так точно! — хором отрапортовали мы.

— Свободны!

Мы строевым шагом направились к казарме, но как только скрылись за углом, перешли на быстрый шаг. А по дороге Пашка не выдержал.

— Форсунков, у тебя что, крыша совсем поехала? Учебно-тренировочное занятие!

— А что? — невинно ответил Леха. — Зато не соврал. Мы действительно тренировались быстро бегать.

— Да уж, натренировались, — проворчал Колька. — Теперь еще и кота убирать придется.

Вернувшись же в казарму, мы обнаружили, что за время нашего отсутствия там побывал старшина. На моей тумбочке лежала записка, написанная его размашистым почерком: «Семенов! Где вы все пропали? Проверка через полчаса!».

— Ну все, хана нам, — вздохнул Пашка, опускаясь на койку.

— Не паникуй, — сказал я, оглядывая казарму. — У нас тут все в ажуре. Главное — держать оперативно-тактическое лицо и не выдавать себя.

Мы быстро еще раз проверили все по списку, поправили то, что успело сдвинуться, и стали ждать. Время тянулось, как на политзанятиях. А ровно через полчаса в казарму вошли полковник Белкин и старшина. И Мы махом вытянулись в струнку.

— Вольно, — разрешил полковник и начал обход.

Проверка же шла как по маслу. Белкин придирчиво осматривал каждую мелочь — тумбочки, койки, форму, ботинки. Все сияло, будто только что из магазина. Мы стояли навытяжку, боясь дышать.

— Неплохо, — наконец произнес полковник, и мы чуть не выдохнули с облегчением. — Видно, что курсанты стараются. Но… — он сделал паузу, и у меня сердце ухнуло в пятки, — есть одно замечание.

«Все, приехали!» — мелькнуло в голове.

— В казарме пахнет… странно, — продолжил Белкин, принюхиваясь. — Чем-то… кошачьим.

Мы украдкой переглянулись — кот успел наследить!

— Товарищ полковник, — вдруг подал голос Леха, — это, наверное, от открытого окна. Весна же, коты во дворе…

— Возможно, — кивнул Белкин. — Но впредь проветривайте казарму более… избирательно.

— Так точно, товарищ полковник!

Он еще раз окинул нас строгим взглядом и направился к выходу, но у самой двери обернулся.

— Кстати, курсанты. После ужина зайдите в класс. Там вас ждет… гость.

И когда проверяющие ушли, мы наконец-то вздохнули полной грудью.

— Пронесло! — радостно воскликнул Пашка, вытирая пот со лба.

— Рано радуешься, — осадил его Колька. — Кота-то еще ловить надо.

— А может, сам уйдет? — с надеждой в голосе спросил Леха.

— Ага, как же, — фыркнул я. — Небось уже всю карту боевых действий изучил и план обороны составил.

После ужина же в столовой — гречка с тушенкой и компот из сухофруктов — мы, как приказал полковник, отправились в класс. Дверь была приоткрyta. А заглянув внутрь, мы обомлели — кот преспокойно спал на кафедре, свернувшись калачиком прямо на журнале боевой подготовки.

— Ну надо же, — прошептал Пашка. — Как дома устроился, зараза.

— Тише, не разбуди, — предупредил Колька. — А то опять цирк начнется.

Мы осторожно вошли в класс. Кот открыл один желтый глаз, лениво посмотрел на нас и снова закрыл, словно говоря — «А, это вы. И что?»

— Как же его взять-то? — размышлял вслух Леха, почесывая затылок.

— Надо приманить чем-нибудь, — предложил я.

— А чем? У нас же ничего съестного нет.

Но тут Пашка полез в карман и достал кусок черного хлеба, припрятанный с ужина.

— Может, попробуем?

— Коты хлеб не жрут, — авторитетно заявил я.

— А ты откуда знаешь? — удивился Пашка.

— У нас в деревне котов полно. Только мясо признают, привереды те еще.

— Ну и где мы сейчас мясо добудем? — резонно спросил Леха.

А пока мы спорили, кот проснулся, сладко потянулся и грациозно спрыгнул с кафедры. Подошел к нам, обнюхал Пашкин хлеб и… взял его в зубы!

— Ничего себе! — ахнул Колька. — А ты говорил, не едят!

Кот же неторопливо съел хлеб, а потом принялся тереться о нашу обувь, довольно мурлыча.

— Да он совсем ручной! — обрадовался Леха. — Смотрите, как ластится!

— Конечно, ручной, — сказал я, осторожно поглаживая пушистую спинку. — Наверное, от кого-то из офицеров удрал. Или из офицерского городка.

— А может, это кот полковника Белкина? — осторожно предположил Пашка.

Мы переглянулись, и в глазах каждого промелькнула одна и та же тревожная мысль. Действительно, странное дело получается. Полковник почему-то совсем не удивился, обнаружив в своем кабинете белого пришельца. А откуда вообще взяться коту в стенах военного училища?

— Ребята, — едва слышно прошептал Колька, — что если мы всю эту беготню устроили за котом самого командира?

— Тогда нам крышка, — мрачно констатировал Леха, и в его голосе слышались похоронные нотки.

Но в этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился полковник. Мы словно пружины выстрелили вверх, замерев в стойке «смирно». А кот… кот радостно замурлыкал и стрелой метнулся к полковнику!

— Беляш! — воскликнул Белкин, ловко подхватывая пушистого беглеца.

Мы застыли как соляные столбы. Значит, и впрямь его кот! Но зачем он нас просил выдворить его из казармы? Полковник нежно потрепал Беляша за ухом и окинул нас внимательным взглядом.

— Что, курсанты, познакомились с моим стратегом? Живет он у нас уже третий год. В складских помещениях мышей ловит — настоящий боец. Только вот, характер у него путешественника.

— Товарищ полковник, — набравшись духу, спросил я, — вы с самого начала знали, что это именно ваш кот?

— Разумеется, — усмехнулся Петухов. — По коридорам так носиться умеет только Беляш. А вы, курсанты, поступили правильно. Не оставили товарища в беде, помогли найти дорогу домой.

— Но мы же его гоняли по всему училищу… — растерянно пробормотал Пашка.

— Зато не дали ему окончательно заблудиться. Беляш любит приключения, но домой всегда возвращается. Правда, иногда ему требуется небольшая помощь.

Полковник еще раз погладил кота и добавил.

— За проявленную инициативу и… скажем так, творческий подход к выполнению задач объявляю вам благодарность. Только впредь, если что-то подобное случится, немедленно докладывайте старшине роты. Усвоили?

— Так точно! — грянули мы хором.

— Свободны. А Беляша забираю к себе. Довольно с него приключений на сегодня.

Покинув кабинет, мы долго не могли опомниться от случившегося.

— Вот это да, — покачивал головой Колька. — А мы-то героями себя возомнили!

— Зато благодарность заработали, — философски заметил Леха.

— И испытание прошли на пять с плюсом, — добавил Пашка.

— Да уж, денек выдался памятный, — вздохнул я. — Такого в Строевом уставе точно не найдешь.

На следующий же день история с Беляшом разлетелась по всему курсу. Нас окрестили «котоловами», а полковник Белкин, встречая в коридоре, неизменно подмигивал и интересовался — «Как дела, стратеги?»

Вот тебе и проверочка казармы… Но я точно никогда уже не забуду те минуты погони, когда мы вчетвером, позабыв про устав, носились по училищу за белым проказником. Потому что именно в такие мгновения понимаешь — военная жизнь — это не только четкое выполнение приказов и безупречная дисциплина. Это еще и братство, и взаимовыручка, и умение найти выход из самой нелепой ситуации. А еще Беляш действительно стал особенным — не просто котом, а символом того, что за строгой дисциплиной скрываются живые человеческие сердца.

И удивительно, как животные умеют объединять людей и показывать нам лучшие стороны характера. Полковник, наверное, и сам не ожидал, что его тайная забота о коте станет известна солдатам, но это только добавило ему уважения в наших глазах. Беляш же получил не только дом, но и целую «семью» — и строгого, но заботливого «папу» — полковника, и множество «дядек» — солдат, готовых поделиться последним кусочком хлеба. Такие истории согревают душу и напоминают, что доброта всегда найдет отклик, особенно в трудные времена.