Курсант Сенька

Глава 1

Лёд давно растаял в моём стакане. Детективный сериал закончился, автоматически запустившись заново. Следующая серия выйдет только в понедельник, но меня это не тревожило. Я смотрел на экран, словно загипнотизированный, намеренно избегая взглядом ту сторону комнаты, где были прикручены полки.

Каждый раз, когда мой взгляд падал на те полки с фотографиями в рамках, внутри что-то обрывалось. Убрать же их я не мог — это казалось предательством. Хотелось, чтобы они оставались рядом. И наверное, странно цепляться за образы на снимках, но кроме них у меня ничего не осталось.

Я помню каждую деталь этих фотографий и день, когда они были сделаны. На одной из них ветер треплет волосы моей жены Ларисы и играет с подолом её чёрно-белого платья в крапинку. Она улыбается, такая счастливая, держа на руках нашу пятилетнюю Алёнку. У дочери были мои черты лица, и Лариса иногда шутливо сетовала, что мы с Алёнкой как две капли воды, и девочка совсем ничего не унаследовала от матери. Но эти «обиды» всегда были в шутку — мы жили душа в душу.

Как же мне не хватает наших семейных вечеров… Смеха моей дочурки… Когда я возвращался с тренировок измотанный, она бежала ко мне, раскинув руки, и кричала своим тонким голоском — «Папа! Папочка вернулся!» Я подхватывал её, кружил в воздухе, а потом мы все вместе садились ужинать. Алёнка любила сидеть у меня на коленях. У неё была привычка болтать ногами во время еды, постукивая меня по ногам своими маленькими пятками. Настоящая егоза — никогда не могла усидеть на месте.

За ужином мы разговаривали, шутили, и на душе было так спокойно. После еды же дочка обычно убегала смотреть мультфильмы в зал, а я помогал жене мыть посуду. Тогда я не притрагивался к алкоголю — это сейчас почти каждый вечер заливаюсь чем-то крепким, чтобы забыться.

В прошлом наоборот был жёсткий график — ведь я являлся профессиональным боксёром в тяжёлом весе и имел чемпионские титулы. Тренировки, бои, перелёты — всё по кругу. Лариса кстати не пропустила ни одного моего важного и знаменитого боя за пояс. И каждый раз она переживала так, словно я впервые выходил на ринг. Я иногда подшучивал над ней — мне было непонятно, что чувствуют зрители, ведь я смотрел на вещи иначе. Волнение посещало лишь в первые секунды перед началом боя, страха не было, дальше работали только техника и сила характера. У меня, как у бойца не оставалось времени на переживания, даже мысли такой не возникало.

В спортивной карьере всё складывалось отлично, и я был счастливым семьянином. В юности я мог только мечтать об этом. Мой отец, строгий военный, намеревался решать всё за меня. Он практически силком отправил меня в военное училище. Но меня это не привлекало — душа лежала к спорту. Я совершенно не видел себя военным. В училище приходилось тяжко — я изнурял себя тренировками после занятий и постоянно был выжат как лимон. А окончив его, еще и в армии отслужил. Но строить все же военную карьеру я не собирался — решил, что пора жить своей жизнью, а не жизнью отца, потому переехал в другой город.

И я не прогадал, а достиг успеха в том, что действительно имело для меня значение. И после переезда судьба подарила мне встречу с Ларисой. Было ли это предначертано свыше — не берусь судить, но те дни стали самыми драгоценными в моей жизни.

Сейчас же мне сорок пять… Карьера давно осталась позади и тело утратило форму профессионального боксёра, хотя для моих лет я все еще достаточно крепок. Думая об этом, я потянулся к пачке, прикурил сигарету и перевёл взгляд на фотографии в рамках. Странно… Уже очень много лет минуло с тех пор, как я потерял их, а по щекам по-прежнему катятся слёзы при одном лишь взгляде на родные лица.

Тот день врезался в память навсегда — роковой звонок из морга… Лара забирала дочку из садика, когда один пьяный выродок на машине вылетел на обочину и насмерть сбил мою малышку. Он отсидел десять лет и вышел на свободу, а Алёнку мне уже никто не вернёт… Жена винила себя в том, что не уберегла дочь. А я бросил тренировки и сборы, пытался поддержать её как мог. Убеждал, что виновен только тот подонок, но она словно не слышала меня. И через два месяца после похорон Алёнки она покончила с собой.

Помню, как снимал её с петли, отказываясь верить в случившееся. Разговаривал с ней, будто с живой, а она оставалась неподвижной. Не верил в её смерть даже когда тело запаковали в чёрный мешок и увезли. Годами не мог простить ей этого поступка. Лара оставила записку с извинениями, но мне были не нужны слова — мне нужна была она, живая, рядом. Я считал это предательством и лишь спустя долгие годы нашёл в себе силы принять её выбор. На этом мои силы иссякли… Ни спорта, ни здорового образа жизни — я отгородился от мира. Поначалу соседи навещали меня, пытаясь поддержать, но со временем и они отступили.

Затушив сигарету и опустошив стакан, я побрёл в детскую и рухнул прямо на коврик возле Алёнкиной кроватки. Обнял её любимого розового медведя, пытаясь уснуть. Сон долго не приходил, и задремать удалось лишь под утро. На рассвете, добравшись до кухни, я тяжело вздохнул при виде гор грязной посуды. Нехотя раздвинул шторы и, поморщившись от яркого света, принялся наводить порядок.

Перемыв посуду, вымыв полы и загрузив стиральную машину, я заглянул в холодильник — почти пусто, а в желудке урчало. Доставка в наш элитный загородный посёлок не ездила — слишком далеко от города. У соседей домашние работники занимались покупками, мне же приходилось ездить самому.

Умывшись и проверив себя алкотестером, я вышел на улицу. Сосед Денис, мужчина лет сорока, косил траву на своём газоне. Заметив меня, он выключил газонокосилку и приветственно махнул рукой.

— Привет, Серёга! — подошёл он поздороваться.

— Привет, Ден, — я пожал протянутую руку.

— Я тебе шумом не помешал? — поинтересовался он. — Ты обычно просыпаешься после обеда — замечаю, когда ты окна открываешь.

— Нет, всё в порядке. Сегодня встал пораньше.

— Хотел у тебя кое-что спросить, — он пристально посмотрел мне в глаза.

— Спрашивай.

— Знаю, что ты, вероятно, откажешься, но всё же, может, заглянешь к нам сегодня на шашлыки? — Ден поднял взгляд к небу и глубоко вдохнул. — Пивом угостим, Григорьева из дома на перекрёстке позовём и Артура, директора строительной компании с соседней улицы. Посиди с нами по-соседски — ты ведь никуда не выбираешься, только дома затворником живёшь. Погода-то какая — благодать! Самое время для хорошей компании.

— Благодарю, но я не приду, — я отрицательно качнул головой.

— Серёг, прости, конечно, не моё это дело, но на тебя больно смотреть, — лицо соседа приобрело серьёзное выражение. — Семнадцать лет уже минуло, а жизнь продолжается. Может, хватит уже заточать себя в четырёх стенах?

— Ден, давай не будем начинать этот разговор, иначе снова поссоримся, — я направился к своей машине.

— Как знаешь, но постой! — крикнул он мне вслед. — Я чуть не забыл сообщить — Макар Павлович из восемьдесят четвёртого дома скоро открывает спортивный комплекс, и туда требуется тренер по боксу. Не хочешь попробовать? У тебя есть авторитет, твоё имя всем известно.

— Я уже говорил, что никогда не вернусь к работе.

— А на что жить будешь, Серёга? — в голосе Дена звучало искреннее беспокойство. — До пенсии тебе ещё дотянуть надо, зарплаты давно нет, а значит, и сбережения скоро иссякнут.

— Продам что-нибудь из мебели — её у меня достаточно, или украшения, — развёл я руками. — В крайнем случае, машину реализую. Как-нибудь справлюсь, — и, не сказав больше ни слова, я сел в машину и покинул посёлок.

Денис так и остался стоять на лужайке перед домом в своей широкополой шляпе, провожая меня взглядом, словно прощался с умирающим. Не стану отрицать, Ден — порядочный человек. Мы дружили семьями, когда я только начинал свою карьеру и приобрёл здесь участок с женой. Понимаю, что он искренне желает помочь, но мне ничего не нужно.

В город вело несколько дорог, но я будто по наитию всегда выбирал ту, где виднелся загородный парк с протекающей сквозь него рекой и фонтаном. Мы с Ларисой часто гуляли там, когда она была беременна, а потом и с коляской, когда родилась Алёнка. Могли подолгу сидеть на лавочке, наслаждаться мороженым и кормить уток сыром.

А в последние годы я лишь приходил туда по вечерам, садился на лавочку и, напившись до беспамятства, засыпал. Пару раз меня доставляла домой полиция, но даже штрафов не выписывала. По сути, я не совершал ничего предосудительного — просто спал пьяным на улице. Полицейские знали меня по нашумевшим боям и о том, что я потерял жену с дочерью, потому относились с пониманием. А может, мне просто везло на хороших стражей порядка.

До города я добрался быстро, утолил жажду минеральной водой и, взяв тележку, направился в супермаркет. Готовил я скверно, поэтому брал в основном полуфабрикаты, алкоголь и сигареты. Загрузив покупки в багажник, я уже собирался отправиться обратно, когда вспомнил о необходимости заехать в хозяйственный магазин — дома почти закончились чистящие средства.

Проехав пару кварталов, я остановился. Едва успел припарковаться, как заметил густой дым, валивший из окон пятиэтажки неподалёку. Пожарных ещё не было, лишь толпа растерянных людей собралась внизу, сжимая в руках телефоны. С верхних этажей доносились отчаянные крики перепуганных жителей.

Я бросился туда со всех ног. Из подъезда выбегали задыхающиеся семьи с детьми. Помедлив лишь мгновение, я ринулся прямо в дымящийся подъезд.

— Куда ты? Там опасно!

— Дождись пожарных! — кричали мне вслед.

Но мне нечего было терять. Я видел, что не все успели покинуть свои квартиры. Обвязав лицо рубашкой, я устремился вверх по ступеням на звуки криков. Чем выше поднимался, тем жарче становилось, глаза нестерпимо слезились. Добравшись до пожарного щита, я разбил стекло и выхватил топор.

Остановился возле двери, откуда доносились отчаянные крики. Постучал и дёрнул ручку.

— Дверь закрыта на второй замок! У нас нет ключа! — услышал я паническое восклицание изнутри.

— Отойдите! — крикнул я и принялся взламывать замок. Пусть я больше не боксёр-тяжеловес, но сила во мне осталась прежней, и тело сохранило былую крепость.

После нескольких мощных ударов дверь распахнулась, и оттуда выбежали две девочки — подросток и совсем маленькая.

— Прикройте носы и рты! Бегите вниз по лестнице! — прокричал я им.

— Дядя, — прохрипела старшая, — над нами живёт бабушка с деменцией. Она одна, её редко навещает дочь.

— Понял. Бегите! — указал я на лестницу.

А сам устремился выше, туда, где уже полыхал огонь и стоял такой дым, что слёзы застилали глаза. Пришлось ползти по полу к нужной квартире, где дыма было меньше. Сознание мутилось. Неужели я скоро увижусь с дочкой и женой? Господи, как я по ним истосковался… На миг захотелось сдаться. Но нужно было спасти старушку. Собрав последние силы, я начал стучать в дверь, откуда доносились невнятные крики.

Едва держась на ногах, принялся взламывать дверь. Лёгкие горели нестерпимо. Казалось, я вдыхал один пепел без капли воздуха. Звук очередного удара вернул меня в чувство. Упав на пол, я заполз внутрь. Нашёл дезориентированную старушку, разорвал свою одежду, наспех смочил водой и обмотал ей рот, затем себе.

— Помогите! — кричала она в бреду, пытаясь вырваться. Вероятно, приняла меня за грабителя.

— Бабушка, успокойтесь, в доме пожар. Я должен вас вывести, — говорил я, задыхаясь от кашля.

Только силой мне удалось вытолкать её в подъезд. Хотел взять на руки, но она в страхе сама побежала вниз по ступеням. А потолок тем временем затрещал и обрушился. Я лишь машинально успел прикрыться рукой и погрузился во тьму… Где-то вдали услышал тонкий голосок… Голосок моей дочки: «Папочка, ты где?»

— Алёнка, папка рядом. Папка рядом… — прошептал я и отключился.

— Тащите его скорее на берег! — прорезал воздух властный голос рядом со мной.

— Я ведь предупреждал Сеньку, что купальный сезон завершился, вода ледяная, — отозвался другой, с нотками досады. — Вот и схватили его судороги!

Меня вытащили из воды на берег, крепко держа под руки. Сознание плыло, не позволяя осмыслить происходящее. Внезапно чья-то сильная рука перекинула меня через колено, животом вниз, и из лёгких хлынула вода. Я закашлялся, мучительно отхаркивая речную жидкость, затем, встав на четвереньки, обвёл мутным взглядом окружение. Рядом сидели трое юношей, каждому не больше восемнадцати лет.

— Сенька, ты как? — спросил один, с выпученными глазами и странно сплюснутой головой, словно зажатой невидимыми тисками.

По его взгляду я понял, что вопрос адресован мне. Какой ещё Сенька? Утром я был Коршуновым Сергеем Фёдоровичем, солидным человеком, а не каким-то колхозным мальчишкой.

— Сенька, садись нормально, — не дождавшись ответа, вмешался второй, в потрёпанной кепке с красной звездой, из-под которой выбивались непокорные кудри. — Давай ноги разотру, чтобы до дома хоть дойти смог.

Ничего не понимая, я снова огляделся. Широкая река текла неподалёку, за ней темнел лес, а с этой стороны виднелись деревянные избы с антеннами на крышах, будто сошедшие со страниц исторического романа. Неужели это какая-то забытая Богом глубинка? Я отродясь не бывал в деревнях. «Отродясь» — откуда в моём лексиконе такое слово? Может, это последствия отравления угарным газом?

Я всё же опустился на влажную землю и позволил парню растирать мои ноги. Странное чувство — я откуда-то знал, что они мои товарищи, что мы вместе учились в школе. Но откуда взялись эти воспоминания? Я впервые видел этих юношей, всю жизнь прожив в городе.

— Сенька, только отцу не говори, что случилось, — заговорил третий, с квадратным подбородком и высоким лбом. Я, кажется, знал его имя, но не мог объяснить, откуда.

— Именно, мы ведь отговаривали тебя от купания, — добавил узколицый парень. Борька, точно, это Борька. — Лучше обсохни сначала, потом домой иди.

Самое странное — они говорили о моём отце, который давно умер. Это рай? Или я в коме после спасения? Но на сон не похоже — пронизывающий ветер был слишком реален, заставляя меня дрожать от холода.

— Парни, где мы? — спросил я, всё больше недоумевая. — И что вы несёте? Мой отец давно умер, — на моих губах застыла нервная усмешка.

Товарищи испуганно переглянулись. Кудрявый медленно снял кепку.

— Сенька, тебя бес попутал? — произнёс он тихо. — При отце такого не ляпни — зарубит тебя топором.

По правде говоря, его слова меня встревожили, как и всё происходящее вокруг. Решил, что лучше не расспрашивать их про горящий дом и прочее. Что-то здесь нечисто… Может, я сошёл с ума? Но когда это случилось? Пожалуй, подыграю им, пока во всём не разберусь. Сейчас мне ясно лишь одно — почему-то я знаю этих парней, да и деревенька кажется знакомой, словно всю жизнь здесь прожил.

Я внимательно оглядел товарищей. На одном — брюки колокола, какие я когда-то носил. На других — чёрные спортивные штаны «Адидас» с белыми полосками, серо-чёрные свитера. Все молодые, но одеты странно, не по-современному. Будто время здесь остановилось. Или в деревнях до сих пор всё по-старому? Удивительно, что молодёжь одета в стиле ушедшей эпохи — так одевались в начале восьмидесятых.

— Сеня, ты чего нас разглядываешь? — щёлкнул пальцами Борис. — Скажи хоть что-нибудь. Ты какого лешего сейчас про отца нёс? У тебя что, рассудок помутился?

— А… — я замялся, не зная, что ответить. — Просто ещё не пришёл в себя, — пожал плечами и поднялся. — Думал, правда утону ведь, парни! Спасибо, что спасли!

— Зачем ты благодаришь? — с обидой спросил парень с квадратным подбородком, которого, как я откуда-то знал, звали Мишей. — Ты что, думаешь, мы бросили бы своего друга умирать? За кого ты нас принимаешь?

— Я совсем не это имел в виду, — чёрт, почему мой голос звучит иначе? Какой-то юношеский… — Просто рад, что вы у меня есть, — попытался я выкрутиться.

— А, ну так бы сразу! — улыбнулся кудрявый Максим и надел кепку-восьмиклинку. — Пошли ко мне, печь затоплю, одежду обсушишь, чаем с баранками угощу. Родителей всё равно нет — мать в коровнике на дойке, отец в полях на уборке картошки, вернётся только вечером.

Я заставил себя улыбнуться, кивнул и побрёл следом. Сначала держался позади, но когда понял, что моё тело помнит дорогу, ускорил шаг, словно на автомате — холод пробирал до костей. Я разглядывал свои руки — чужие руки! — и дрожь пробирала уже не только от холода. Не было прежних мышц и крупных кулаков — передо мной были руки молодого парня: крепкие, жилистые, но не мои.

Погружённый в эти мысли, я чуть не врезался в столб. Вовремя очнулся и увидел проезжающего на велосипеде «Урал» священника в чёрной рясе. Товарищи поздоровались с ним, и я, сам того не осознавая, сделал то же самое, безошибочно назвав его по имени. Может, стоит потом зайти в церковь? Всё это похоже на какую-то ловушку разума. Господи, куда я попал? Где моя жена и дочь? Я ведь был готов встретиться с ними, а теперь от меня будто ничего не осталось — что с моим телом и кто все эти люди?

Тем временем мы добрались до небольшого деревянного домика с облупившейся синей краской. Во дворе громко лаяла собака. Максим открыл калитку и прикрикнул на большую рыжую псину.

— Пышка, прекрати, говорю! — пригрозил он ей кулаком. — А ну на место своё пошла!

Собака, оскалившись на нас, попятилась задом в будку, где вповалку лежала пожелтевшая солома. Цепь у неё была длинная, и я постарался как можно быстрее проскользнуть в дом — не хотелось, чтобы эта Пышка вцепилась мне в ногу.

В доме места было в обрез — две крохотные комнатки. Русская печь занимала почти всё пространство кухни, рядом — стол, стулья, а в углу темнели старые иконы. Максим же быстро натаскал дрова и растопил печь. А Борька взялся ставить самовар, и я с любопытством наблюдал за этим действом. По одежде вроде начало восьмидесятых, а по сути… В этой глухомани, кажется, время застыло где-то между эпохами. Впрочем, может, на то она и глухомань, что здесь всё движется медленнее?

— А ты чего с самоваром-то решил возиться? — усмехнулся вдруг Максимка, поглядывая на Борьку. — У нас же чайник есть алюминиевый.

Я немного выдохнул — значит, не всё так архаично.

— Моя бабушка говорила, что из самовара вкуснее, — улыбнулся узколицый.

— Делать тебе больше нечего, — хмыкнул Макс и перевёл взгляд на меня. — Сенька, а ты чего сидишь? Снимай одежду и на стул к печи вешай!

— Да, сейчас.

Я поднялся с места и, сняв всё мокрое, аккуратно развесил вещи на стульях. Товарищ подал мне полотенце, всё в катышках, явно из советского махрового комплекта. Я решил, что пора расставить все точки над «И».

— А где здесь зеркало?

— Там, в спальне, небольшое круглое на полке, и большое в предбаннике есть, — ответил Макс.

Мне не хотелось выходить на улицу, где караулила злая собака. Я отошёл в другую комнату и, взяв с полки зеркало, заглянул в него. Из стекла на меня смотрел совершенно другой человек — и в первый момент меня это пронзило ледяной дрожью. Овальное лицо, темные волосы, юный и ещё даже не возмужавший облик. Одним словом — совсем молодой парень, и это даже не моё лицо времён юности.

Я что, теперь какой-то Сенька — деревенский паренёк из восьмидесятых? И мне что, теперь всю жизнь с нуля начинать? Но как же так? Я думал, что она уже закончилась…