Кубинец

Глава 7

Желания рвать на себе волосы и лупить кулаком в стену не возникло. Как говорится, легко пришло — легко и ушло. Не о чем печалиться. Я так и не начал считать эту халабуду своим домом.

Только сейчас я понял, почему так много людей на улице: отовсюду доносились голоса. Наверное, приводят в порядок последствия урагана. Но мне нет смысла ставить назад стены: легче разрушить всё до конца и выстроить лачугу заново. Только где взять на это деньги? Доски для стен, окно, жесть на крышу. Даже если не железо… Моих скудных сбережений на стройку явно не хватит…

Как можно было забыть об этом? Я пошел к развалинам. Так, кровать, насквозь промокшая, в сторону её. Я ощупал в темноте пол в углу. Вот и знакомая выщербина. Попытался приподнять доску, но палец соскочил с мокрого дерева. Ко всему еще и ноготь сломался. Да что же за невезение?

Вторая попытка оказалась удачнее, и я вытащил свои сбережения, завернутые в клеенку. Все двадцать восемь песо — за месяц я умудрился не только восполнить свои траты, но и даже доложить песо. Такими темпами я мог рассчитывать лет через сто скопить на билет до Аргентины. Но сейчас это всё, что у меня есть.

Что еще? Моя драгоценная книга — «Самый полный испанскій разговорникъ для путешественниковъ». Он лежал под грудой мокрых тряпок, тоже промокший, но все еще читаемый. Я вытащил его, разгладил страницы. Моя тетрадка со словами — ее не было. Наверное, унесло ветром. Или растворилась в воде. Не страшно, я уже запомнил достаточно, да и библиотекарь дон Хорхе, уверен, даст мне новую. Огрызок карандаша вывалился из кармана и исчез в грязи. Да и черт с ним.

Куда мне теперь? Из хороших знакомых у меня только Люсия. Но вряд ли она обрадуется, если я среди ночи заявлюсь к ней домой с просьбой посушить одежду и переночевать. У нее сейчас своих забот хватает. Хотя что думать? В моем распоряжении есть целый спортзал! Ведь Сагарра дал мне ключ, чтобы я мог там убираться. Там можно расположиться с удобствами! Сейчас достану свою одежду из-под развалин — и в путь.

На поиски гардероба ушло немало времени — сверху на нём лежала груда досок, ещё недавно бывших стеной. Я перетаскивал их одну за другой, пока не добрался до запасной рубашки и жалких остатков белья. Не богатство, но сейчас каждый сентаво на счету.

Я вышел в переулок. Шторм не утихал. Дождь шел где-то в стороне, но совсем недалеко. Молнии вспыхивали, разрывая ночное небо на части, а раскаты грома дополняли их оглушительным треском. Я брел по затопленной улице, чувствуя, как ноги утопают в грязи.

Дорога до боксерского клуба заняла целую вечность. Я миновал обрушенную стену какого-то сарая, чуть не споткнулся о поваленный фонарный столб. И пальмовые листья! Эта гадость путалась под ногами постоянно.

Я вытащил ключ, который дал мне сеньор Сагарра. Дверь тут такая, что ее плечом вывалит любой взрослый, замок больше для порядка. Внутри было темно, но сухо. И тихо, если не считать приглушенного шума бури снаружи. Запах пота и старой кожи, сейчас довольно успокаивающий, совсем не раздражал.

Я прошел вглубь зала, туда, где на полу лежали старые маты. Нащупал один из них, опустился, и, тяжело вздохнув, лег. Даже мокрая одежда сейчас не беспокоила. Подул слабый сквозняк, принесший запахи пыли и какой-то дезинфекции. За окном, закрытым ставнями, вспыхнула молния, и ее яркий свет на мгновение пробился сквозь щели, мелькнув пыльными лучами. А затем снова грохот грома, гул ветра.

Я лежал на матах, ощущая их жесткость под собой, и пытался привести мысли в порядок. Моя собачья будка. Как её ремонтировать? Денег нет. Те двадцать восемь песо — это не на ремонт, а на еду, чтобы ноги не протянуть. Что я буду делать? Моя прошлая жизнь аптекаря давала мне профессию, стабильность. Здесь же я — никто. Полотер, заикающийся паренек, который едва сводит концы, а теперь еще и бездомный. Как я смогу выжить? Что делать, когда шторм утихнет? Куда идти?

Я встал, пошел к выходу и распахнул дверь. Холодный, влажный ветер ударил в лицо. Я шагнул на крыльцо. На углу собралась небольшая толпа, человек двадцать, наверное. Взрослые, дети. Кто с каким-то скарбом, кто с пустыми руками. И почти все они галдели, не слушая никого. В центре стояла седая грузная мулатка с огромным бюстом. Ее растрепанные волосы прилипли к лицу, платье порвалось на боку. Она кричала, пытаясь организовать соседей, но ее не очень-то слушали. Помню, видел ее несколько раз, она кого-то распекала за невывезенный мусор. Наверное, старшая по кварталу, или как здесь такая должность называется.

Я не думая ни секунды, распахнул шире дверь, крикнул, привлекая к себе внимание. Помахал рукой — мол, идите сюда.

— Луис! — закричала она, увидев меня. — Слава богу! Ты жив! Помоги нам, ради всего святого!

Я не раздумывал ни секунды. Шагнул под дождь, бросился к ним. Мысль о моей собственной разрушенной крыше отступила на второй план.

— Сюда — крикнул я, указывая на открытую дверь спортзала. — Здесь сухо! Заносите детей!

Она повернулась ко мне, кивнула, и, схватив какие-то вещи, пошла к входу. Сначала пошли дети постарше, потом взрослые с пожитками: промокшие одеяла, сундук, мешки с утварью. Маленькие цеплялись за родителей, прятались. Я подхватил одного, занёс в зал и усадил на маты.

Вскоре все собрались в зале. О, а вот и местный священник. В дождевике поверх сутаны, с фонарем. Зашел, благословил всех, переговорил коротко с людьми. Подошел и ко мне. К счастью, особенности общения я давно подсмотрел у кубинцев. Говорить коротко и тихо, руки на виду, никаких лобызаний колец и рук домиком, как у православных. Главное, креститься правильно.

— Добрый вечер, падре, — сказал я, чуть кивнув.

— Добрый вечер, сын мой. Давно тебя не видел в церкви. Почему не приходишь?

— Работа, падре. Даже по воскресеньям. Сеньор Альварес… очень требовательный, понимаете?

— Понимаю, сын мой. Но время для молитвы всегда найдётся. Я поговорю с сеньором Альваресом. Нельзя отказывать христианину в стремлении посетить храм.

«Вряд ли у тебя получится поговорить с аптекарем, — подумал я. — Для этого придется как минимум умереть».

— Постараюсь, падре.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.

Тут я вспомнил традиционное прощание с попами.

— Благодарю, падре. Господь с вами.

Он кивнул, еще раз обошёл зал, благословляя всех. И ушел. А что, заботу показал, с народом побыл. Хотя ему таких мест как это надо еще не одно обойти, чтобы весь приход помнил: случилась беда, и падре посетил их в тот же день.

— Спасибо, Луис, — подошла ко мне та тучная мулатка. — Не знаешь, нет ли здесь на чем согреть воду?

— Посмотрю в тренерской, может, найду спиртовку, — сказал я.

— У нас всё промокло… Может, и чай там есть?

— Сейчас посмотрю, сеньора… — я запнулся, поняв, что не знаю имени женщины.

— Ну какая я тебе сеньора, Луис? Всегда называл меня тётей Патрисией! А теперь будто с чужой разговариваешь!

— Извините, тиа Патрисия, — смутился я.

Нашлись и спиртовка, и кастрюлька, и чай. Удалось даже разыскать в шкафчике полупустую пачку крекеров. Надеюсь, тренер не сильно обидится на мое самоуправство.

— Спасибо, Луис, — устало сказала она. — Я уж думала, что конец всему. Твой дом… я видела. Тебя тоже не пощадило.

Я лишь кивнул. Что толку говорить, от этого ничего не изменится.

— Такая беда… — Патрисия покачала головой, ее глаза затуманились. — Завалило семью Гонсалес. Сеньора Анна погибла, ее балкой убило.

— Ужас какой!

А Патрисия все продолжала болтать:

— … Как тогда, с твоей мамой на пожаре, помнишь? Впрочем, ты совсем маленький был, лет пять, наверное. Она такая была… твоя мама. Глаза большие, карие. Ты очень на нее похож… Всегда улыбалась, хоть и жизнь нелегкая. А Рафаэль… Золотые руки… он одежду шил такую, хоть на витрину ставь. И вышивал красиво.

Ого! Патрисия рассказывает про «моих» родителей. Точнее, Луиса. Я стал прислушиваться внимательнее.

— А потом этот пожар… Они пытались спасти швейную мастерскую. И Рафаэль не смог выбраться. Все дотла сгорело. Так ты и остался без отца, Луис. Я тогда тебе молочко носила, помнишь?

Я кивнул.

— А уж Инэс, благослови Господи, её душу… — перекрестилась она, — растила тебя, хоть сама и не оправилась от ожогов. Но ты вырос сильным. И добрым. Таким, как они.

То есть мать еще жила, что и спасло Луиса от сиротского приюта. Да, судьба парню досталась не из легких. В горле почему-то встал ком.

Внезапно дверь спортзала распахнулась. А вот и хозяин пришел, сеньор Сагарра. Что он сделает? Выгонит всех на улицу? Мокрая рубашка прилипла к телу, волосы слиплись от дождя. Он посветил фонариком на сидящих на матах людей, а затем его взгляд остановился на мне.

— Что здесь происходит? — прогремел его голос.

— Альсидес, слава богу, ты пришел! — Патрисия шагнула вперёд. — Луис позвал нас укрыться от непогоды.

Тренер неожиданно улыбнулся:

— И правильно сделал, — кивнул он. — Мы с племянником как раз шли, чтобы открыть зал и собрать тех, кому негде ночевать. Рафаэль! — крикнул он на улицу. — Заходи, нечего там мокнуть!

— Извините, сеньор Сагарра, — сказал я. — Мы взяли ваш чай и печенье. Я верну.

— Не болтай глупостей, Луис. Всё правильно.

И тут из-за его спины появился… племянник? А жизнь, как известно, любит подбрасывать сюрпризы. В Гаване живёт миллион двести тысяч человек — вдвое больше, чем в довоенной Одессе. И при этом судьба ухитрилась снова свести меня с главарём тех засранцев, которые недавно изо всех сил пытались испортить мне жизнь.

Он меня узнал. Свет фонарика Сагарры метался, то выхватывая из темноты его лицо, то снова пряча, но взгляда хватило.

Пока тренер с тётей Патрисией обсуждали что-то про ночлег, парень кивнул мне в сторону, мол, выйдем.

— Привет, — сказал он спокойно.

— Ола, — буркнул я.

— Что такой бледный? Боишься? — ломающимся юношеским баском произнёс Рафаэль. — Раз ты занимаешься у дяди, можешь ходить спокойно, «Орлы» тебя не тронут.

— «Орлы»? — переспросил я.

— Моя команда, — с гордостью пояснил он.

Детство у него явно ещё в полном разгаре. «Орлы»… Туда же его… Наверняка у них ещё и звания есть. Хотя, глядишь, чуть подрастёт — и начнёт грабить взрослых. Не моё дело: есть у него семья, пусть они переживают, чтобы кровиночка не загремела в тюрьму.

— Луис, ты же у Альвареса в аптеке работаешь? — спросил Сагарра.

— Да.

— Там окно разбито. Мы проходили, я заметил.

— Спасибо, — вздохнул я. — Пойду, посмотрю, что можно сделать.

А ведь и правда… Почему я сразу об аптеке не подумал? Там ночевать куда удобнее, чем на земляном полу в спортзале.

Я попрощался со всеми и направился к аптеке, прижимая к груди свёрток с вещами. Ветер снова усилился, и я уже мечтал, как окажусь внутри, в сухом тепле: разденусь, вытрусь насухо… Становилось всё прохладнее. Понимаю, на улице больше двадцати градусов, но меня пробирало до костей.

Если стекло действительно разбито, придётся сперва собрать осколки, чем-то закрыть проём, вытереть натёкшую воду… Что загадывать, скоро всё увижу и так.

Проник я с черного входа. Так привычнее, да и обходить здание не надо. Смешно, конечно, рассуждать о сэкономленном десятке метров, но что есть, то есть.

Первым делом я занялся собой. Поставил на спиртовку джезву с водой — чтоб время зря не терять, потом разделся и вытерся насухо ветошью. Налил в мензурку спирт, долил сверху раствор глюкозы и выпил. Надо было чуть больше разбавить, у меня дыхание даже перехватило. Зато в животе сразу разлилось тепло. Можно бы повторить, но на голодный желудок быстро опьянею, а тут ещё дел невпроворот.

Погрыз сухарики из запасов Альвареса. Ему вряд ли сейчас до них дело, а мне хоть чем-то подкрепиться. Потом натянул аптекарский халат. Меня, конечно, можно в него дважды обернуть, но он сухой. А теперь пора за уборку приняться.

Сначала собрал осколки стекла. Хорошо, что это было не витринное, а обычное оконное — и то накопилось прилично. Всё же порезал указательный палец на левой руке, тот самый, где недавно ноготь сломал. Пришлось прерваться, залить йодом, перебинтовать. Испачкал халат кровью, но сразу подумал, что теперь это не так уж и важно.

Наступила очередь окна. Тут бы фанерой для уверенности забить, но у меня нет инструмента, чтобы выпилить кусок нужных размеров. Да и самой фанеры тоже нет, кстати. Вытащу гвоздики, на которых держалось стекло, и прибью ими картон, сложенный в несколько слоев. Хватит срам прикрыть. Надо будет — займусь этим завтра. Но не сейчас.

И тут в дверь постучали.

Я выглянул в окно — у дверей стояли двое полицейских. В нашем районе они появлялись редко, а уж в такую погоду и подавно. Оба мокрые до нитки, фуражки поблёскивали каплями дождя. Сегодня сухих на улице вообще вряд ли встретишь.

Я взял ключ и отпер дверь. Прятать мне нечего, ничего противозаконного я не совершал. Вряд ли они пришли разузнать о несчастье с сеньором Альваресом — прошло слишком мало времени. Скорее всего, заметили свет и решили проверить, не шарудят ли здесь мародёры. Смешное слово, кстати, по-испански — merodeador. Если не знать, можно подумать, что речь о матадоре с корриды.

— Здравствуйте, сеньоры, — сказал я, открыв дверь. — Заходите, пожалуйста.

Когда ты живешь в самом низу пищевой цепочки, то вежливым надо быть со всеми. Это твоя защита и твоё оружие.

— Ты что здесь делаешь? — грубовато спросил первый вошедший. Капрал, наверное, на плечах два уголка нашиты.

— Я живу здесь неподалеку, сеньор полицейский. Пришел проверить, всё ли в порядке. Сеньор Альварес, хозяин аптеки, доверяет мне ключ. Увидел разбитое окно, убираю. Завтра вызовем стекольщика.

Я почти не заикался, так, для порядку, чтобы беглость речи не изображать.

— А заодно и хозяйского спиртика прихватил, да, малый? — с усмешкой сказал второй, лет тридцати пяти, с обвисшими усами. — Запах свежий, я сразу почуял! — и он хрипло засмеялся.

— Давайте и вас угощу, сеньоры, — предложил я. — Чтобы не продрогли. Вот только с закуской туговато, извините.

— Ты наливай, не стесняйся! — оживился капрал, потирая руки. — Мы найдем чем закусить. Верно, Лопес?

— А как же! — и полицейский достал из кармана яблоко.

— Вам разбавить? — спросил я, наливая спирт в мензурки. — Или запьете?

Слова полицейского о хозяине аптеки навели меня на мысль о доме Альвареса. Почему бы не пойти туда? Ведь это совсем недалеко, в нескольких кварталах. Райончик, где живут десятки и сотни таких же мелких буржуа. Одноэтажные домики, крытые черепицей, небольшие дворики. Ничего особенного. Где лежит ключ, я знаю. Бегал туда чуть не каждый день — отнеси то, принеси это. Что-то мне подсказывает, там может быть намного интереснее, чем в аптеке. И кровать настоящая.

Сложил своё имущество в холщовую сумку, и пошел. Замок, конечно же, запер. Впервые, пожалуй, никого не встретил на обычно оживленных улицах.

Ключ от дома аптекаря лежал на привычном месте — под пустым цветочным горшком на крыльце. Так себе укрытие, одесские мазурики давно бы вынесли дом. Но здесь соседи бдят. Так что первым делом я плотно зашторил окна. А вторым — пошёл в ванную, налил горячей воды, и просто отмокал. После помывки из облупленного таза — абсолютное блаженство. Потом достал из шкафа свежий халат и принялся осматривать дом.

Сначала — на кухню. Она была небольшой, но чистой. У стены стоял старый белый холодильник с облупившейся эмалью и эмблемой General Electric на дверце. Он гудел негромко, но ровно, как будто работал с того самого дня, когда его купили. В углу темнел деревянный ящик со следами воды на крышке — старый ледник, которым пользовались до покупки холодильника. Судя по вмятому ковшику, Альварес держал его для запаса льда на случай перебоев с электричеством. На столе — грязная кружка с остатками кофе, рядом — простая газовая плита.

В холодильнике оказался стандартный холостяцкий набор: яйца, кусок твердого сыра, ветчина, полбутылки молока, миска с остатками супа и пара бутылок пива.

Суп не буду, кто знает, сколько он уже тут стоит открытым. А вот королевскую яичницу из четырех… нет, лучше пяти яиц, с сыром и колбасой — это запросто. Хлеб… Нет, ну что за человек? Как можно жить без хлеба? Одна черствая горбушка — и всё. А еще владелец аптеки!

Поужинал я знатно. Последние кусочки доедал с трудом. Давно у меня такой обжираловки не было. Но расслабляться рано. Надо посмотреть, чем жил Альварес. Лишь бы на бегах не играл, тогда тут точно ни копейки нет.

Никаких колебаний у меня не было. Мне нужны деньги, чтобы уехать в Аргентину и заняться поиском нацистов. И поможет в этом Аугусто Сальваторе Мигель Альварес. Дрянной человек был, но на благое дело раскошелится.

В письменном столе вообще пустота. На работе хоть бумаги были, а здесь ничего. Будто эти ящики не открывали никогда. Хотя в верхнем валялась стопка порнографических открыток весьма дрянного качества. Я представил, как аптекарь, развалившись в этом же кресле, перебирал их, выбирая «подругу на вечер»… И поспешил встать.

Книг маловато. Библия, испанская королевская фармакопея издания тридцать пятого и пятьдесят второго годов, да еще их родная сестра из Соединенных Штатов — вот и всё. Между страницами — только воздух Гаваны.

Тайник нашёлся в платяном шкафу, в обувной коробке: четыреста тридцать песо, мешочек с двумя массивными золотыми перстнями и серьги с мутноватыми изумрудами (у одной сломан замок). Во внутреннем кармане пиджака — чековая книжка. Её трогать не стал, на поддельных подписях далеко не уедешь. На антресоли — ещё одна коробка с десятком расписок на суммы от пяти сотен до двух тысяч песо. Подрабатывал частными ссудами, значит. Может, среди них и пропуск на свободу для Люсии. Проверю завтра.

Я сдернул с кровати постельное бельё и бросил его в угол. Постелил свежее, лёг — и мгновенно уснул.