Кубинец

Глава 15

До полудня оставалось почти два часа, но в аптеке уже царила привычная духота. За окном слышались ленивые крики уличных торговцев, смешанные с далеким шумом моря. Воздух, несмотря на усилия Люсии по проветриванию, все еще пах сыростью после шторма, перебиваемой приторным ароматом лекарственных трав и какой-то сладкой, но навязчивой отдушки, которую так любил использовать покойный Альварес. Я старался не думать, что именно он пытался этим скрыть. Впрочем, сейчас его дела уже никого не волновали.

Вчерашнее изгнание из рая, конечно, немного выбило из колеи. Я уже начал привыкать к обществу Сьюзи. Она стала для меня отдушиной, кусочком другого мира, в который я попал почти как персонаж романа. Приятно было чувствовать себя прокравшимся в высшие сферы самозванцем, это бодрило, наверное — сделать то, на что никогда раньше не отваживался. И девчонка симпатичная, этого не отнять. И сколько я ни пытался себя убедить, что вокруг миловидных барышень полно, и приятно провести время можно в любом дансинге — но внутри всё равно грыз червячок сожаления.

Люсия сидела за кассой, перелистывая бухгалтерские книги, которые она, кажется, только сейчас по-настоящему изучала, пытаясь разобраться в бесконечных записях и вычислениях. Ее волосы были туго стянуты платком, а на щеке все еще виднелся слегка поблекший и пожелтевший синяк — напоминание о недавней драме и о моем собственном, столь же недавнем, преображении из безвольного полотера в нечаянного вершителя судеб. Она морщила лоб, что-то бормоча себе под нос, иногда задумчиво смотрела на потолок, будто пыталась там увидеть решение загадки. Я же, пока не было посетителей, стоял у стеллажей, перекладывая банки с этикетками, названия которых все еще не всегда связывались в моей голове с их содержимым. Мой испанский развивался семимильными шагами, но до полной языковой свободы было еще далеко, особенно когда речь заходила о тонкостях фармацевтических наименований. Латынь спасала, но, увы, не всегда.

Внезапно колокольчик над дверью тонко звякнул, нарушая тишину аптеки. Я невольно вздрогнул. В проеме показался полицейский. Высокий, подтянутый, в выглаженной форме, несмотря на жару. На плечах — жёсткие погоны с тонкой серебряной полоской и маленькой пятиконечной звездочкой. Брюки, чуть заправленные в высокие, слегка припыленные чёрные сапоги. На груди — портупея с кобурой, блестящая никелевая пряжка. Голову венчала форменная фуражка с лакированным козырьком и кокардой с изображением пальмы и ключа. Красавчик! Прямо Шон Коннери — афиши фильма «Туманы беспокойства» с портретом актера висели чуть не на каждом углу. Его взгляд, цепкий и оценивающий, скользнул по нам, задержавшись на мне, затем на Люсии, а потом начал медленно осматривать помещение. Не старый, лет сорока, с легкой проседью на висках. Знал я одного такого в Одессе до войны — уверенный, потому что цену себе знает, и очень хорошо знающий дело. Расследовал ограбление у соседей и раскрыл его быстро, хотя поначалу казалось, что дело — швах. Но у пришедшего жесткости во взгляде поменьше, вечная маньяна повлияла, наверное.

— Добрый день, — сказал он, его голос был ровным, без интонации. — Лейтенант Мартинес. Из пятого участка. Вы, полагаю, работаете здесь?

Я тяжело вздохнул. Начинается! Понятно, что власти не оставят нас без внимания, но так быстро… Люсия, закрыв книгу и сложив руки на столе, тоже кивнула, ее лицо тут же стало непроницаемым.

— Я Луис Перес, — представился я, чуть запинаясь на фамилии, — помощник аптекаря. А это… это сеньорита Люсия Гомес. Она у нас сейчас за главную.

Лейтенант прошел глубже в зал, его взгляд прямо-таки бегал по сторонам, изучая каждую деталь. Он приметил заколоченное окно, потом снова посмотрел на меня.

— Так, так, — протянул он. — Сеньор Альварес… он ведь… умер, так?

Я сглотнул, почувствовал, как напрягаются мышцы на шее.

— Да, сеньор лейтенант, — ответил я, — Ему внезапно стало плохо. Из больницы сообщили, что он умер, но результатов вскрытия мы не знаем. Может, заразился чем-то — у него возникли проблемы с желудком, рвота. А потом он потерял сознание.

Лейтенант кивнул. Он явно привык к таким объяснениям. Или, возможно, уже получил отчеты от своих коллег, которые приезжали сюда после моего звонка.

— Да, мы знаем, — произнес он, его взгляд был как будто прибит к моим глазам. — Скорая его забрала. Скончался в госпитале. Говорят, от… ну, так и не выяснили пока, от чего. Дело мы еще не заводили, но предварительное дознание я обязан провести.

Он сделал паузу, многозначительно посмотрел сначала на меня, потом на Люсию. Я почувствовал, как на моей спине выступил холодный пот.

— Вы что-то можете сказать по этому поводу, сеньоры? Он ведь был ваш хозяин. Что случилось в тот день? Может, он с кем-то поругался? Ел что-то не то? Работал с какими-то опасными препаратами?

Я покачал головой, изображая крайнюю степень недоумения.

— Нет, сеньор. Все было как обычно.

— День был жаркий, — добавила Люсия. — У него лицо покраснело, одышка… Я слышала, что сердечный приступ может проявляться болями в желудке.

Молодец, девчонка! Помогает мне.

Мартинес задержал на ней взгляд дольше, чем это было бы уместно. Его внимание привлекло декольте, из которого выглядывала грудь. Вот любят кубинки глубокие вырезы на платьях…

А полицейский, похоже, был одним из тех, кто не упускает возможности оценить женскую красоту, даже в такой ситуации. Затем его взгляд вернулся к стеллажам.

— И что теперь с аптекой? — спросил он. — Кому она принадлежит? Кто здесь будет работать? Вы вдвоем? У вас есть лицензия? Документы?

В его голосе прозвучала интонация, которую я хорошо знал — нотка нескрываемого интереса к возможности «решить» вопрос. Не первый день работаю, прекрасно понимаю, что за этой «заботой» о документах скрывается желание получить свой кусок пирога. У нас это называлось «подкинуть на лапу».

Я снова пожал плечами, делая вид, что понятия не имею, о чем идет речь. Моя роль была проста: я — всего лишь глупый парень на побегушках, неспособный разобраться в столь сложных вопросах. Но Люсия, похоже, тормозила. Хлопала ресницами и тупила. Я незаметно показал ей два пальца, которые трутся друг о друга. Интернациональный жест, означающий деньги. Девушка медленно поднялась из-за кассы, покачивая бедрами, подошла к небольшой стопке бумаг, лежавших на полке под прилавком.

— Так как сеньор Альварес являлся единственным владельцем аптеки, — уверенно начала она, — то по закону она переходит наследникам. Но его семья живет далеко на востоке острова, сеньор лейтенант. Пока им сообщат… Аптека была зарегистрирована как частное предприятие, и ежегодный налог уже уплачен. Мы продолжаем работать, выполняя требования муниципалитета. Я полностью ответила на ваши вопросы?

Она произнесла последнее слово с едва уловимой, но понятной интонацией, и даже краешек ее губ дрогнул в чуть заметной, почти скрытой улыбке. Во взгляде, который она бросила на лейтенанта, читалось что-то вроде: «мы ведь с вами, сеньор, люди опытные, не будем ходить вокруг да около».

Мартинес задумчиво почесал ус. В его глазах мелькнуло понимание, а затем — удовлетворение от того, что мир остается простым и предсказуемым. Они встали рядом друг с другом, из рук в руки перекочевало несколько купюр, номинал которых я не разглядел.

— Понимаю, сеньорита, — сказал он, его голос стал чуть мягче. — Ну, тогда, я думаю, на сегодня всё. Если будут какие-то… вопросы, проблемы… вы знаете, где нас найти. В пятом участке.

Он еще раз окинул помещение взглядом, затем повернулся и вышел, не забыв кивнуть нам на прощание. Колокольчик звякнул, возвещая о его уходе, и в аптеке снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими звуками с улицы. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться.

Люсия, стоило только лейтенанту уйти, опустилась на стул. Она посмотрела на меня, и на ее лице появилась широкая, искренняя улыбка.

— Ну, Луис, — сказала она, — ты сегодня был очень… убедительным. И про деньги вовремя сообразил!

Я промолчал. Радоваться не хотелось. Вероятно, глубоко укоренилось во мне недоверие к любой власти, способной в любой момент разрушить человеческую жизнь.

— Как прошла акция? — вдруг спросила Люсия, ее голос понизился до шепота, и в нем прозвучало нескрываемое нетерпение. — Все в порядке? Ты… ты не пострадал?

Я замер. В ее глазах читались и волнение, и ожидание. Она была частью этого. И ждала от меня ответа. Но что я мог ей сказать? Все подробности? Как я проколол колесо и обманул полицейских, как чувствовал себя, когда Педро с подельниками грабили банк? Нет, это было бы слишком много. И опасно.

— Всё в порядке, Люсия, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, без лишних деталей. — Мы справились. Всё прошло… хорошо. Остальное прочитаешь завтра в газетах.

Она кивнула, но ее взгляд оставался напряженным. Ей явно хотелось узнать больше, но она сдержалась. И так терпела столько времени. Девушка встала, подошла ко мне, ее глаза блестели от чего-то, что мне показалось смесью облегчения и восхищения.

— Спасибо тебе, Луис, — тихо и почти нежно сказала она. — Большое спасибо. Ты даже не представляешь… Очень за тебя боялась!

Я стоял так близко к девушке, прямо как полицейский пять минут назад. И мой взгляд невольно скользнул в то самое декольте. Во рту сразу пересохло, я глубоко вздохнул, пытаясь вернуться к разговору.

— … товарищи очень подробно расспрашивали о тебе. Стоит ли доверять? Можно ли привлечь к делам движения? И я… я сказала им, что ты надежный.

Ага, значит, меня позвали не с бухты-барахты, справки наводили. Ну, раз доверили, значит, сочли достойным.

Как я и предполагал, количество покупателей быстро пришло в норму. Не то чтобы я запарился, делая лекарства по простым рецептам и подавая готовые формы, но, наверное, накопилась усталость после ночной вылазки и тревожного дня. Так что стоило мне проводить Люсию и помыться над тазом, как тюфяк вдруг стал особенно притягательным, и сил сопротивляться не осталось. Сон накрыл мгновенно. Последняя мысль перед темнотой была — опять не сменил солому. Маньяна.

На следующий день с утра в ожидании первых покупателей я стоял за прилавком, прихлебывая кофе из здоровенной кружки. Люсия задерживалась. Мы договорились, что она будет отдыхать подольше, тем более, что в начале дня покупателей мало. Но вместо мамочки, жаждущей приобрести слабительное для младенца или старушки, пытающейся с помощью растирки вернуть гибкость колену, пришел тренер Сагарра.

— Ола, Луис, — он щелкнул пальцами. — Есть эластичная повязка? Потянул запястье.

— Конечно, сеньор. Одну секунду.

Пока я искал бинт в коробке, тренер разглядывал газету с объявлениями, что лежала у меня на прилавке.

— Ищешь себе квартиру?

— Хотелось бы дом, конечно. Но дорого.

Сагарра почесал в затылке:

— Мои дальние родственники уже давно продают дом. Все никак не могут найти покупателя. Два раза снижали цену.

— А где? — заинтересовался я. — В каком районе?

— Санта Мария дель Мар.

Ого! Хорошее место, на берегу океана. Не такое, в котором жил Альварес, но довольно пристойное.

— Продают с мебелью, — продолжил соблазнять меня тренер.

Я почувствовал, как сердце ёкнуло. Неужели получится? Собственный дом. Это казалось несбыточной мечтой, чем-то из той, прошлой жизни, которая навсегда осталась за колючей проволокой Аушвица.

— И сколько хотят? — спросил я, стараясь говорить равнодушно, но внутри всё дрожало от предвкушения.

— Три с половиной тысячи, — ответил он, внимательно глядя на меня. — Торговаться можно, но я думаю, они и так уступят. Если быстро возьмёшь.

Это было больше, чем я мог себе представить, но и меньше, чем я ожидал за целый дом. Мои сбережения, спрятанные под аптекой, составляли семь с половиной тысяч песо, не считая фунтов и долларов, найденных в тайнике Альвареса. В теории, я мог бы купить этот дом.

Все эти дни, пока я метался между аптекой, спортзалом и подпольщиками, я ощущал себя бездомным призраком, не имеющим своего угла. Моя «собачья будка», как я её называл, разрушилась в один миг, оставив меня без крыши над головой. Аптека, при всей своей доступности, всё равно была временным пристанищем, чужим гнездом. Да и использовать ее как жилье… Здесь даже помыться толком не получится.

— И можно посмотреть? — спросил я, сдаваясь.

— Конечно! Пошли, хоть сейчас.

— Мне бы дождаться Люсию… Давайте я вам кофе налью.

— Помоги лучше с повязкой пока.

К счастью, Люсия пришла скоро, тренер даже кофе не допил до конца. Вздохнув, она отпустила меня «на недолго». Ничего страшного не случится, позже вернусь и всё быстро сделаю.

Идти было сравнительно недалеко, и вскоре мы оказались в районе, который, хоть и не блистал роскошью Ведадо, выглядел значительно лучше моих бывших трущоб. Улицы здесь были пошире, мощеные камнем, дома, даже старые, выглядели крепкими. Не так шумно, не так людно. В воздухе витал более свежий запах, смешанный с ароматом цветущих кустов.

— Район неплохой, — сказал я, оглядываясь.

Мне нравилось. Тишина, спокойствие. Никаких тебе «Орлов» и подозрительных личностей, снующих в переулках. Даже цикады стрекотали как-то тише, размереннее. Это место казалось островком порядка после нашего бедного района.

— Скоро придем, — кивнул Сагарра.

Мы прошли по извилистому переулку, и оказались на небольшой площади с раскидистым баньяном, под которым сидели старики, играющие в домино. Чуть подальше маленькая девочка играла со щенком. Хорошо здесь. Тишина и покой.

Наконец, тренер остановился у невысокого забора, увитого цветущей бугенвиллией. Дом, скрывавшийся за ним, был небольшим, сложенным из светлого камня, с черепичной крышей, слегка позеленевшей от влажности. Деревянные ставни были закрыты, а забор выглядел так, будто помнил еще испанских колонизаторов. Но самое главное…

Я смотрел на дом, и меня вдруг пронзило странное чувство. Он казался… до боли знакомым. Это было невозможно. Но очертания крыши, небольшая веранда с резными перилами, даже слегка покосившиеся ставни — всё это вдруг напомнило наш дом в Одессе. Мой настоящий дом. Тот, в котором ждала Софья.

— Я покупаю его, — заявил я.

Сагарра удивленно обернулся.

— Ты даже не зашёл внутрь, Луис! Вдруг тебе не понравится?

Но я уже не слушал его. Мои мысли унеслись вдаль, через океаны и годы, в прошлое, которое казалось реальным, осязаемым. Я вспомнил Софью, её смех, её глаза, полные радости. Пятнадцать лет счастья, обрубленных в одно мгновение.

И вот сейчас, глядя на этот кубинский домик, я почувствовал, как эти воспоминания нахлынули на меня с новой силой, сметая всё на своём пути. Это не просто дом. Он — будто символ всего, что я потерял.

Я подошел ближе, почти вплотную к забору, и мои руки невольно потянулись к старым доскам, пытаясь прикоснуться к этому призраку прошлого. Я заглянул через калитку во двор, потом посмотрел на фасад, внимательно рассматривая каждую деталь. И тут, словно пелена спала с моих глаз, я вдруг понял.

Сходство было не таким уж и большим. Конечно, общий силуэт, расположение окон, даже цвет черепицы — всё это вызывало в памяти тот, одесский дом. Но при более внимательном рассмотрении становились видны различия. Двери были проще, окна меньше. И эта ограда, увитая бугенвиллией, не имела ничего общего с нашей, обвитой диким виноградом. Мой мозг, отчаянно ищущий якорь в этом чужом мире, просто достроил недостающие детали, создал иллюзию.

Но даже это понимание не изменило моего решения. Наоборот, оно лишь укрепило его. Ведь дело было не в точном соответствии, а в чувстве. В ощущении дома, которое я так давно потерял.

— Я его беру, — повторил я уже более твердо, поворачиваясь к Сагарре.

Тренер смотрел на меня с легкой улыбкой:

— Можно договориться, чтобы завтра оформили все бумаги.

— Отлично, — кивнул я. — Завтра. Наличными.

Я подошел к калитке, которая оказалась не запертой, и осторожно открыл её. Она скрипнула, нарушив тишину, но внутри двора царила такая же безмятежность. Подошел к стене, погладил ее, и вернулся к стоящему у двери Сагарре. Дом небольшой, примерно шестьдесят квадратных метров, но для меня одного, или даже для двух — этого более чем достаточно. Спальня, гостиная, кухня и санузел. Никаких излишеств, но всё необходимое для жизни. Простота, которую я всегда ценил. Пейзаж в окнах гостиной был что надо — пляж с пальмами и море.

Я обошёл дом снаружи. Стены из светлого камня, крепкие, хоть и местами потрескавшиеся. Крыша старая, но выглядела надёжной. Во дворе небольшой участок земли, заросший сорняками, и беседка, полностью увитая плющом. Он уже почти засох, но его извилистые, мощные стебли, цепляющиеся за деревянные опоры, создавали ощущение уютного укрытия. Здесь можно было бы поставить столик, пить кофе по утрам, читать книги. Мечты. Просто мечты, но они казались такими реальными и близкими.

Внутри дом был пуст, но не запущен. Стены когда-то были выкрашены в светлые тона, но краска местами облупилась, обнажая старую штукатурку. В комнатах стоял легкий запах сырости, но он не был затхлым, просто дом давно не проветривали. Пол деревянный, местами скрипучий, но крепкий. Окна небольшие, но света через них проходило достаточно. Единственное, что требовалось, это легкий косметический ремонт: покрасить стены, поправить пол, возможно, что-то заменить по мелочи. Ничего серьезного.

Я повернулся к Сагарре, улыбаясь.

— Я очень доволен, сеньор. С меня простава.

Он кивнул в ответ, его глаза тоже светились удовлетворением. Кажется, и он был рад, что я принял такое решение.

— Значит, до завтра, Луис.