Деньги надо спрятать. Это не та сумма, которую можно просто положить под матрас и спокойно жить дальше. Дома у меня нет, тайник под половицей не устроишь. А вдруг нас внезапно отсюда выселят? Что я скажу новому владельцу? «Извините, мне бы вон там доску поднять надо, денежки свои забрать?».
Сначала я сунул их в пакет из прозрачного водонепроницаемого материала, который нашел дома у Альвареса. Отличная штука, называется полиэтилен. Главное, его можно паять утюгом. Приложил сверху газету, чтобы не прилипло, прогладил — и готово, герметичная упаковка. Вообще-то пакетов было два, но один я случайно поджег, а потом проводил опыты. Утюг только долго отчищать пришлось.
Получившийся сверток поместил в банку из-под кофе, ее — в клеенку, и зарыл это у черного хода в аптеку. Копать там точно никто не будет, а достать при необходимости легко. Утром проверил при дневном свете — вообще незаметно. И на душе сразу стало легче. Вот так хомяк, наверное, радуется, когда в норку зерна натаскает.
Три дня, оставшихся до субботы, пролетели незаметно, и вот я уже стою на пороге дома дона Педро. Сердце колотится, но не от страха, а от ожидания чего-то… необычного. Последние дни я не сидел сложа руки. Утром, до открытия аптеки, я совершал пробежку по пустырям, отжимался и подтягивался на самодельном турнике. Днем, пока Люсия принимала рецепты и выдавала лекарства, а также торговала готовыми формами, я корпел над фармакопеей и фармацевтическим справочником. Одно дело — лениво полистать, как я это делал в доме Альвареса, а другое — работать с этим. Появились новые лекарства, и пусть мы ими не торгуем из-за дороговизны и дефицита, завтра всё может измениться, и пенициллин, о котором я даже не подозревал, будет стоять на витрине. Купил несколько свежих газет с объявлениями — деньги от продажи изумрудов я решил вложить в покупку собственного дома. Но сумма, казавшаяся мне заоблачной — как же, зарплата за несколько лет одним махом, на поверку оказалась мизерной. Цены на дома в Гаване начинались от пяти тысяч, а за что-нибудь пристойное надо было выложить десятку. Да и стоит ли с этим связываться, если скоро я окажусь неизвестно где? Сниму меблированную квартиру с холодильником и ванной, и буду жить в своё удовольствие. И, конечно, спортзал, потому что сеньор Сагарра, поверив в мои недюжинные способности, начал всерьез говорить о соревнованиях.
Я даже выкроил время на свидание со Сьюзи. Снова букет и свежая рубашка. И по закону подлости — опять встретился с папой. А ведь приди я десятью минутами позже, разминулись бы. В этот раз выпить он мне не предлагал, да и показной любезности не демонстрировал. Наоборот, холодно кивнул, пожал руку без энтузиазма, и пошел по своим делам. А в глазах горел девиз всех отцов незамужних дочерей: «Даже не вздумай!». Конечно, он бы предпочел, чтобы вместо непонятного местного с сомнительной карьерой начинающего боксера стоял сын достойных родителей, который бы преумножил капитал и обеспечил любимую дочь всем необходимым. А что спортсмен? Даже хуже актера. Тот может играть на сцене и в старости, и после перелома ноги.
Сьюзи спустилась через пару минут, взяла цветы, и поцеловала меня в щеку. Сегодня она надела белое платье в крупный синий горох. Очень красиво.
— Пойдем, — взяла она меня под руку. — Танцы сами себя танцевать не будут.
— Что-то твой папа не в настроении сегодня.
— Ага, расспрашивал меня, где мы познакомились и чем ты на жизнь зарабатываешь. Объяснял, что все кубинцы либо голодранцы, либо бандиты, и связываться с ними не стоит. Но не обращай внимания. Будем веселиться!
И всё как в прошлый раз — танцы до упаду, коктейли, и в конце — черный ход и темная лестница. На этот раз я подготовился: бессовестно умыкнул из аптеки изделия под маркой «Дюрекс», и больше не переживал, что финиш может наступить внезапно.
Дверь мне открыл сам дон Педро. Он выглядел сегодня иначе. Не в обычной белой рубашке, а в чем-то более плотном, темно-синем, похожем на рабочую одежду. Будто на охоту собрался. Его лицо, в прошлые встречи бывшее невозмутимым и даже с некоторой ноткой высокомерия, казалось чуточку обеспокоенным. Он кивнул, пропуская меня.
— Восьми нет, — пробасил он, взглянув на свои часы, — но хорошо, что ты пришел чуть раньше.
В гостиной, о чем-то тихо переговаривались те два парня, которых я видел в прошлый раз. На меня они только взглянули и кивнули. Вошел здоровяк лет тридцати, с щеголеватыми кавалерийскими усами.
— Ну что, Педро, готово?
— Три минуты, я проведу Луиса, покажу ему грузовик.
Вот странное дело, меня он ни с кем не познакомил, а имя назвал. В каком-то неравном положении я с самого начала оказался.
Мы вышли через заднюю дверь, ведущую в небольшой, заросший двор. В глубине, под старым манговым деревом, стоял он — старенький грузовичок «Форд ВВ» серого цвета. С виду он казался не сильно приметным, таких тысячи в Гаване. Если выйти на улицу, особенно в рабочем районе, то едва ли не каждый второй встреченный там грузовик будет вот таким. Они возили грузы, а иногда в кузов набивалась куча рабочих, ехавших стоя.
Этот, судя по внешнему виду, гоняли в хвост и в гриву долго и беспощадно. Краска на нем была выцветшей, местами облупившейся. Крыло смято, передний бампер прикручен проволокой. Дверь такая ржавая, что кажется, держится на одной краске. Кузов нарастили досками, но они сильно потрепаны, а верхняя сломана. Запаска приторочена сбоку, как на «Шевроле 3800». Я обошел вокруг. С водительской стороны картина не лучше. Одна фара разбита. Заглянул в кузов. Какой-то ящик, прикрытый брезентом.
— Знаком с таким? — спросил Педро?
— Видел часто, но не ездил. Попробую разобраться.
— Ну ты разбирайся пока, я чуть позже подойду.
Сеньор Педро развернулся и пошел к дому, а я открыл водительскую дверь. Она со скрипом подалась, показав салон — пыльный и потертый. Руль был будто погрызен местами. Посмотрел вниз и остолбенел. Из-под сиденья торчал ствол. И не охотничьего ружья, и даже не пистолета, а автомата Томпсона. Когда живешь в оккупации, в оружии начинаешь разбираться очень быстро. И даже на звук определять из чего стреляют и как далеко. В том числе и из трофейного для оккупантов оружия.
— Это что такое? — спросил я, стараясь не выдать тревоги в голосе.
Педро вернулся и заглянул в кабину через моё плечо.
— Ребята забыли. Сейчас унесу.
Он спокойно вытащил автомат, потом прикрыл какой-то ветошью, взяв ее там же, под сиденьем, и собрался идти.
— Вы не предупреждали, что там, где нужна моя помощь, понадобится и оружие.
— Не так, Луис, — ответил Педро довольно жестко. — Это инструменты для нашей работы. Но тебе не придется стрелять. Твое дело, как я сказал, привезти и увезти. Остальное сделаем мы. Это — часть нашей борьбы. Сегодня вечером… мы идем за тем, что принадлежит по праву народу.
Такое впечатление, что он пропагандистом работает всю жизнь. Опять, не задумываясь, начал говорить с пафосом и напористо.
— Нужно проверить машину, — закончил свою маленькую речь Педро. — Чтобы не было сюрпризов.
Я лишь растерянно кивнул.
Влез в кабину и сел за руль, ощущая, как сиденье, нагретое на солнце, припекает мне тыл. Проверил педали: сцепление, тормоз, газ. Все казалось на своих местах, но вот сцепление… оно как-то странно проваливалось, не возвращаясь до конца. Наверняка заедает.
— Заводи, — скомандовал Педро.
Я дернул рычаг зажигания. Стартер заворчал, чихнул, но двигатель не завелся. Снова. И снова. Наконец, после пятой попытки, мотор закашлялся и неуверенно, с натужным рокотом, ожил. Весь автомобиль задрожал, его кузов затрясся, словно в лихорадке. Из выхлопной трубы повалил сизый дым с едким запахом гари и несгоревшего топлива.
— Работает! — с гордостью сказал Педро, словно это было чудо.
— Сцепление барахлит, — ответил я, проверяя его еще раз. — Заедает. Но ехать можно.
— Механик обещал починить завтра, — отмахнулся он. — Сегодня сойдет.
Знаем ваше «завтра», оно может длиться вечность.
Я выжал сцепление, включил первую передачу — рычаг заскрежетал, сопротивляясь. Медленно отпустил педаль, давая газу, и грузовик, дернувшись, тронулся с места, выезжая из двора. Я проехал по кварталу, прислушиваясь к каждому звуку. Сцепление действительно заедало, педаль приходилось буквально вытягивать ногой обратно, чтобы она не оставалась в полунажатом положении. Но вроде приспособился. Виртуозной езды я от себя не ждал — и опыта маловато, и перерыв слишком большой. Но, как говорится, третий сорт — не брак. Наверное, у Педро очень резко возникла нужда, раз пришлось меня привлекать.
Я вернулся, кое-как поставил грузовик во дворе, и парни почти сразу начали погрузку. Какие-то баулы, непонятно что. Но не очень много. Закончив, забрались в кузов. Все трое молчунов, которые со мной даже не поздоровались. Ладно, двое были слегка поприветливее, кивнули.
— Всё готово, Луис, — сказал Педро, усаживаясь рядом со мной. Его голос звучал тихо. — Поехали.
— Куда?
— Я покажу. Сейчас со двора налево, на втором перекрестке направо.
Пока выехали, уже стемнело. Улицы Гаваны были окутаны мягким, влажным теплом, лишь изредка нарушаемым светом редких фонарей и окон. От луны и то больше света было. Да еще и в «Форде» горела всего одна фара. Грузовик, тарахтя и скрипя, медленно полз по узким улочкам, направляясь, куда показывал Педро. Главное, никаких комментариев по поводу моего неуклюжего вождения он не отпускал.
— За чем мы все-таки едем? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно.
Лицо Педро было скрыто в полумраке.
— Не твое дело, парень, — коротко ответил он. — Твоя задача — вести машину.
Я напрягся, но решил не сдаваться.
— Я просто хочу знать, во что ввязываюсь. Это… опасно?
Педро повернулся ко мне, его голос стал мягче, почти дружеским.
— Опасность, Луис, это часть нашей жизни. Особенно сейчас. Но тебе не нужно знать всех подробностей. Это для твоей же безопасности. Просто знай, что мы делаем правое дело. Кубинский народ нам еще спасибо скажет.
Он помолчал, затем перевел разговор, будто вспомнив что-то важное.
— Кстати, что ты решил насчет Движения 26 Июля?
Я внутренне усмехнулся. Типичный ход: перевести разговор на политику. Я не хотел показаться трусом или равнодушным, но и рваться в бой, не зная всех деталей, было бы глупо. Мой опыт в оккупации, а потом и в Аушвице научил меня осторожности.
— Я… — начал я, стараясь говорить медленно, подбирая слова, — я разделяю некоторые ваши идеи, сеньор Педро. Особенно… особенно насчет бедных и богатых. Я сам… я сам знаю, что такое жить в нищете. Моя мать… она работала домработницей, чтобы прокормить меня. А отец… он погиб в огне, пытаясь спасти свою маленькую мастерскую. Я видел, как живут здесь… и как живут там, в Ведадо. Это несправедливо. У меня нет сомнений, что американские капиталисты грабят страну при помощи режима Батисты.
Я замолчал, ожидая ответа. Педро внимательно слушал, его глаза не отрывались от меня. Затем он улыбнулся, слегка, уголками губ, и положил мне руку на плечо.
— Хорошо сказано, Луис. Очень хорошо. — его пальцы немного сжали ткань рубашки. — Значит, ты понимаешь.
— Но вот методы…
— Да прогнило всё давно, — махнул рукой Педро. — Ты слышал, что Батиста дважды выиграл главный приз в национальной лотерее? Куда уже дальше? На нас им наплевать, лишь бы карманы набить. А там хоть трава не расти! Давай, поворачивай, что стоим? Ничего не мешает уже!
Я свернул на широкую улицу. Она резко отличалась от тех, по которым мы ехали до этого. Здесь не было покосившихся лачуг и мусорных куч. Дома стояли в ряд, величественные, с красивыми фасадами, кое-где виднелись аккуратные газоны и декоративные кусты. Высокие пальмы, посаженные вдоль тротуаров, казались не дикими, а ухоженными, частью тщательно продуманного городского пейзажа. Воздух здесь был свежее, пах не жасмином, а чем-то, что мне казалось ароматом денег и власти.
Грузовик проехал еще один квартал и остановился в тени раскидистого баньяна. Прямо перед нами, на углу, стояло массивное, монументальное здание из серого камня. Его фасад был украшен колоннами и широкой гранитной лестницей, ведущей к тяжелым бронзовым дверям. Над входом, под массивным козырьком, висела вывеска, буквы на которой, даже в полумраке ночи, светились мягким неоновым светом: «Banco Anglo-Cubano de Crédito». Англо-Кубинский Кредитный Банк. Название говорило само за себя — это было место, где хранились большие деньги, принадлежащие тем, кто контролировал Кубу.
Педро повернулся ко мне.
— Жди здесь, Луис, — его голос был тихим, но в нем чувствовалась стальная решимость. — Никуда не уезжай. Мотор не глуши и будь готов стартовать в любую секунду.
Он достал из-под сиденья темный колпак, натянул его на голову. Лицо его тут же скрылось, оставив лишь прорези для глаз. В этот момент он перестал быть доном Педро — безымянный толстяк, часть чего-то большого.
Я напрягся.
— Что происходит?!? Что вы собираетесь делать?
Педро не ответил. Он покачал перед моим лицом пальцем, заставив замолчать, и, открыв дверь, выпрыгнул из кабины. За ним последовали трое парней, которые до этого сидели в кузове. Они были одеты так же, в темную рабочую одежду, и их лица тоже скрывали маски. В руках у них мелькнуло что-то длинное и блестящее.
Быстрым рывком они побежали к банку, прижимаясь к стене здания, двигаясь словно тени. Один из них, тот, что повыше, остановился у большого окна на первом этаже. Из-под его брезентовой накидки мелькнул странный инструмент — что-то вроде кругового резака, который обычно используют стекольщики для вырезания идеальных кругов из толстого стекла. Он приложил его к окну, и я услышал тонкий скрежет, разнесшийся по ночной улице. Затем послышался глухой треск, и из окна, словно по волшебству, выпал аккуратный круг стекла. Тот, что с резаком, осторожно подхватил его, чтобы не разбить, и отставил в сторону.
Второй парень достал из мешка складную лестницу, быстро разложил ее и прислонил к подоконнику. Педро просунул руку в окно, открыл его. В одно мгновение они заскочили внутрь по лесенке, затащили ее за собой. Я увидел, как замелькали фонари в банке. Один, другой, третий… свет вспыхивал в разных окнах, будто кто-то спешно передвигался по зданию. Это ограбление!
Мое тело охватила дрожь. Холодный пот стекал по спине, а сердце колотилось где-то в горле, оглушая меня своим стуком. Я был втянут в революционную экспроприацию. Ведь явно Педро грабил банк не для личной наживы. Иначе зачем все эти разговоры про «народ оправдает нас»?
Первым желанием было бросить всё и уехать. Просто исчезнуть, раствориться в ночной Гаване, забыть об этом моменте, о революционерах, о мерцающем свете внутри банка. Но ноги будто приросли к педалям, руки — к рулю. Но потом я ощутил какой азарт. И даже странный, болезненный интерес к происходящему. Мне стало любопытно — чем это все закончится?
Внезапно в конце улицы, откуда мы приехали, я увидел фары приближающейся машины. Еще далеко, но над крышей —мигающие красные огни. Они приближались медленно, не спеша. И вместе с ними, по обе стороны улицы, начали мелькать сильные лучи фонаря, подсвечивающие дома. Методично, шаг за шагом, полицейская машина прочесывала улицу, приближаясь. Сердце вновь застучало с удвоенной силой. Полиция. Они сейчас заметят грузовик, разбитое окно, Педро с подельниками в банке. Надо что-то срочно делать! Но что⁇