Кубинец

Глава 20

Естественная надобность заставила меня проснуться раньше времени. Солнце только-только начинало подниматься над горизонтом, окрашивая небо в нежно-розовые и оранжевые тона, но лагерь уже не спал — доносились приглушенные голоса, звон какой-то посуды. Я выбрался из-под одеяла, стараясь не разбудить храпящего Сантьяго, и огляделся. Сразу за рядами землянок, в паре десятков метров, находилась длинная, неглубокая канава. Над ней через каждые несколько шагов стояли толстые, обтесанные жерди. Сразу стало ясно, что к чему.

Именно туда я и направился — полевые туалеты, они такие… Как говорится, без претензий. Скудные утренние сумерки разбавляли немногочисленные костры, и я мог разглядеть мужчину, стоящего неподалеку от этого импровизированного сортира. Он плюхал в лицо водой из подвешенного к дереву умывальника. Здоровый какой! Роста вроде среднего, или чуть выше, но чувствуется в нём что-то такое… Традиционная в этих местах лохматая шевелюра и такая же взъерошенная борода.

— Как спалось? — спросил он, обернувшись и заметив меня.

Его голос был глубоким, чуть хрипловатым, с четким выговором. Обычно подобным тоном правильное начальство проявляет заботу о подчиненных — спрашивают, все ли поели, нет ли больных, и прочее. Короче, никакого участия, один голый прагматизм.

— Неплохо, — я постарался выглядеть как можно более непринужденно. — Привыкаю.

Он усмехнулся и продолжил умываться. Я видел, как блестят его темные, проницательные глаза. Что-то в нем показалось мне удивительно знакомым — смесь силы и какой-то почти мальчишеской веселости.

— Ты — Луис, верно? — спросил он, вытирая лицо полотенцем. — Я слышал о тебе. Барба Роха рассказал.

Кто такой «Красная борода» я не знал, но на всякий случай кивнул.

— Он говорил про ваш «банковский экс». Отличная работа. — лохматый широко улыбнулся. — Мы ценим таких людей.

Тут бы что-то ответить, но язык будто прилип к нёбу.

— Уважаю ребят, которые не боятся мыслить нестандартно, — он сделал шаг в мою сторону и похлопал меня по плечу. — Я тебя позову. Надо будет пообщаться.

Сказав это, лохматый неспешно удалился, растворившись в утренней суете лагеря. Мой мозг, ещё не до конца проснувшийся, обрабатывал сведения. Он… это был он. Фидель. Я видел его на фотографиях в американских журналах. То-то поначалу тот образ не вязался с молодым человеком, который стоял с полотенцем на шее у полевого сортира.

Не успел я толком прийти в себя, как рядом появился Сантьяго. Связной зевал во все горло.

— Идем, Луис. Посмотрим, что на завтрак.

Я послушно последовал за ним. Яго, ловко лавируя между палатками, шел на запах горячей пищи. Я увидел, что еду готовят в большой полевой кухне, любопытство взяло верх, и я подошел поближе, чтобы рассмотреть ее. Заметив мой интерес, повариха, полная и улыбчивая негритянка, поманила меня пальцем.

— Новенький?

— Ага

— Красавчик!

Я замялся, не знаю, какой комплимент употребить в ответ. Дамочка была толстая, с крупными мясистыми губами. Разве что волосы блестящие и красивые.

— Нравится? — спросила она, не дожидаясь моего ответного комплимента, и кивая в сторону кухни. — Американская. Хоть что-то хорошее от гринго нам досталось. Отличная штука. Готовим на весь лагерь. Хочешь, покажу?

Она открыла заслонки, показав мне котлы, в которых булькала какая-то каша. Я увидел выбитую на боку надпись «US Army». Действительно, американская.

Получив миску каши с горкой, ложку и кружку с кофе, я сел рядом с Яго, принялся, слушая его болтовню, завтракать. За Мигелем помощь выслали еще вчера, все ценности из банка Педро сдал по описи. Но связного в процессе выгнали из палатки — он так и не узнал сумму. Может я знаю?

— Увы, Педро меня предупредил насчет денег, чтобы я даже не спрашивал.

Не успел я толком доесть свою порцию, как к нам подошел молодой парень, лет двадцати — белый, высокий и худощавый, с серьезным, почти суровым лицом.

— Луис? — и добавил, не дожидаясь ответа: — Тебя ждут. Срочно.

И что, вот прямо бегом? Если доем, кто-нибудь из-за этого умрёт? Я наскоро, доскреб с тарелки остатки каши и глотнул, не прожевывая, уже на ходу. Парень торопливо пошел к одной из солдатских палаток, стоящих чуть в стороне от основной массы. Мы вошли внутрь. Там за небольшим деревянным столом сидел мужчина. Белый, лет сорока, с гладко выбритым лицом. Почему-то в глаза бросилась простая синяя рубашка без каких-либо знаков отличия. Мне стало ясно, что передо мной не кубинец, едва он заговорил. Слова произносил медленно, чуть растягивая гласные, с характерным «шоканьем» вместо «йо». Я не спец в местных акцентах, но уж аргентинца от кубинца отличу.

— Присаживайся, — произнес он, уставившись мне прямо в глаза. — Я — Иренео Фунес, представляю военную контрразведку Повстанческой армии.

Я сел на ящик напротив, и вдруг он небрежно достал из-за пояса пистолет и положил его на стол. Кольт? А кто ж его знает, американское оружие мне редко встречалось до сих пор. Черный вороненый металл блеснул в полумраке палатки.

— Рассказывай. Что за задание ты получил от BRACO?

— Серьезно⁈

— Рассказывай все. Мы все знаем.

— Если знаете, то зачем мне язык утруждать⁇

— Не умничай! Таких мы за ребро вешаем!

Мои попытки отвергнуть обвинения показались ему просто смехотворными.

— Нет, ты не так меня понял. Я тебе не предлагаю оправдаться. Тебе надо всё рассказать.

Я понимал, что спорить с ним бессмысленно. Вот эти ребята, которые занимаются безопасностью, как только садятся по ту сторону стола, начисто утрачивают слух. Они не хотят слушать. Они хотят только слышать свои слова, подтвержденные твоими. И выражение лица у них очень быстро становится вот таким бесстрастным, чуточку усталым. Я замолчал. Внезапно Фунес схватил пистолет и приставил к моей голове. А потом щелкнул предохранителем, чтобы я не подумал, что он шутит.

Если слова и были, то пропали. От смерти меня отделяло одно небольшое движение пальца этого психа. Во рту пересохло. Спина вспотела мгновенно.

— Признавайся, Луис. Я выстрелю и тебя закопают. Таких провокаторов BRACO у нас за лагерем целое кладбище!

В этот момент в палатку быстро вошел молодой кубинец, лет двадцати пяти, не больше, среднего роста, с копной рыжих волос и окладистой, такой же рыжей бородой. Он был одет в поношенную военную форму без знаков различия. Рыжий остановился в дверях, его взгляд метнулся от меня к Фунесу.

— Что ты творишь? — его голос звучал строго, почти без эмоций. — Немедленно убери пистолет.

Фунес хмыкнул, засунул Кольт в кобуру. Он выглядел недовольным, но не стал спорить.

— У нас достаточно настоящих врагов, Иренео, чтобы еще выдуманных плодить. Этот парень не может быть агентом. Его привлекли почти вслепую, в последний момент.

Начальник контрразведки пожал плечами, сел за стол, начал перекладывать какие-то бумажки.

— Идем со мной, — рыжий махнул мне рукой, мы вышли из палатки.

— Жестко у вас тут все…

— Без контрразведки никак. BRACO и правда, засылают к нам регулярно шпионов. Ты Луис, я знаю. А меня зовут Мануэль Пиньейро, возглавляю разведку Второго фронта.

— Так это вы Барба Роха? — вспомнил я слова Фиделя.

— Да. Но для тебя пока сеньор Пиньейро. Буду привлекать тебя для помощи — людей очень не хватает! А голова у тебя на плечах есть, находишь выход из ситуации.

Я подумал, что сцену «хорошего» и «плохого» следователей они с Фунесом разыграли топорно.

— Но что с Мигелем? Я могу зайти его проведать?

— Это ваш парень с больной ногой? Он в лазарете, скоро будет как новенький, — ответил Барба Роха. — Конечно, можешь сходить. Но чуть позже. Идем, тебя хочет видеть Команданте.

Я последовал за рыжим. Он быстро повел меня через лагерь, к той самой штабной палатке, возле которой клубился народ. Полог был откинут, и я увидел утреннего бородача, сидящего за столом и рассматривающего карту. Во рту он держал здоровенную сигару. Фидель поднял голову и широко улыбнулся.

— Ну, что, Луис? Поговорим?

Но только я сделал шаг, как меня кто-то оттолкнул в сторону, и к столу прошел маленький, лет сорока, мулат. В белом халате, хоть и грязноватом. Из нагрудного кармана торчал стетоскоп, чтобы уж ни у кого сомнений не было.

— Ищите другого медика. Я так не могу! Утром вынесли Рамонеса и Креспо. Это уже девятый и десятый! И если мы ничего не сделаем, то от дизентерии вымрет половина отряда! И я не преувеличиваю! Нет растворов для вливаний! Сегодня я использую последние! И если заболеет еще кто-то, то пора приглашать священника, потому что я бессилен! Одними словами я лечить не умею! В конце концов я — ветеринар. Если надо вылечить мула или свинью, позовите, я помогу.

Ветеринар сделал паузу. Наверное, хотел набрать воздуха, чтобы было чем озвучивать нужды и требования. Но Фидель жестом остановил его. Пыхнул сигарой, положил ее прямо на стол, и ответил. Голоса не повышал, говорил спокойно. Да ему, как оказалось, и кричать не надо — он сразу приковывал к себе внимание.

— Товарищ Ортега, — сказал он, глядя прямо на медика. — Мы все делаем то, чему учились. Ты ветеринар — и сегодня ты наш доктор. Люди умирают, и ты единственный, кто может бороться за них. Но ты не один. Я дам тебе всё, что у нас есть. Скоро приедет Вайехо, поможет тебе.

Он повернулся к ближайшему командиру:

— Проследите, чтобы все пили только кипяченую воду. Нарушителей строго наказывать. Найдите ещё посуду, чтобы всем хватило. Контакт с заболевшими запретить. Это важно.

Он говорил, будто вколачивал слова. Поднял сигару и снова пыхнул облачком густого дыма. И тут я на секунду возомнил себя знающим больше других. Шагнул вперед и сообщил:

— Сеньор Команданте… Я работаю помощником аптекаря. Немного понимаю в лекарствах. Есть средство, пенициллин. Если удастся его достать, может помочь при дизентерии.

Фидель кивнул, будто давно ждал именно этого.

— Я слышал про это лекарство. Его дают при воспалении лёгких. Но если оно может помочь и здесь — значит, мы должны попробовать. Пошлём человека, пусть достанет всё, что возможно. А пока ты будешь помогать Ортеге.

Ну вот, не успел приехать, уже впрягся.

Если бы речь шла о больничной аптеке, то опыт есть. Не очень большой — всё лето и начало осени сорок первого, практически по середину октября, когда наши ушли из Одессы, я в госпитале и трудился. Так что если вдруг возникнет вопрос, как работать почти без воды, я рассказать могу. Но здесь… Наверняка здесь небольшой медпункт, который тащит на себе этот Ортега. Когда других специалистов нет, пойдет и ветеринар. И полотер тоже. Дезинфекцию проводить могу? Да. Годен, иди, впахивай.

Найти медпункт оказалось просто: надо было идти за ветеринаром, который после перепалки с Фиделем рванул на рабочее место. Две медицинские палатки, рядом одна солдатская — вот и всё хозяйство.

— Ола, сеньор Ортега, — сказал я, когда догнал медика. — Я — Луис. Ну, вы уже видели меня, повторять не буду.

— Ну пойдем, покажу рабочее место. Что умеешь?

— Уборка и дезинфекция.

— Это у меня выздоравливающие делают, — с легким разочарованием сказал Ортега. — Еще что?

— Обработка инструментов, инъекции, приготовление лекарств… так, по верхам, — решил я чуток понизить свою значимость, чтобы не возникло вопросов, откуда восемнадцатилетний полотер набрался таких умений.

— Ладно, будет видно. Я рядом, если что, помогу. Смотри: вон та палатка у нас инфекционная, туда входить только в отдельном халате и в маске. После — обработка рук. Пойдем, покажу пока неинфекционных. Ты уверен, что пенициллин поможет?

— Читал, что должен. У нас в аптеке его не продавали. Но если дизентерия амебная, то эметин справится. Лекарство старое, влияет на сердце, но справится в нашем случае. Короче, надо и то, и другое.

В медицинской палатке можно развернуть операционную, если есть нужда. Или отгородить процедурную, как это сделал Ортега. Если бы не дизентерия, помощник бы ему не понадобился. На сотню здоровых и молодых людей одного ветеринара хватало с головой. Максимум, что могло случиться — раны, ушибы, потертости, и прочие неприятности, связанные со стрельбой и длительной ходьбой. Тем более, что отряд активных боевых действий в последнее время не вёл. Это совсем недавно сюда прибыло начальство, а за ними вслед — новые бойцы.

Но случилась беда — а иначе вспышку дизентерии не назовешь. Как занесли? А кто ж его знает. Про тифозную Мэри все знают: она не болела, но заразила кучу народа. Так и здесь. Скученность, жара, и, мягко говоря, антисанитария, привели к очевидному финалу. Рано или поздно это должно было случиться.

Зато я увидел Мигеля. Родной человек практически — мы вместе ели холодные лепешки с сыром в Гисе, а потом в грузовике ездили. Я извинился перед Ортегой и пошел поговорить с парнем.

— А что рассказывать? — флегматично ответил Мигель. — Проспал весь день, перекусил, отлил прямо с борта. А потом за мной приехали. Вон, доктор палец забинтовал, сказал, пока не ходить. Позже дощечку к ноге привяжут, можно будет передвигаться. А ты как?

— Буду помогать здесь пока.

— Эх, не вовремя это со мной, — вздохнул Мигель. — Воевать надо, Батисту прогонять, а не прохлаждаться кверху пузом.

— Успеешь, — ответил я. — Главное сейчас — поправиться.

А в инфекционной палатке царил ад. Смесь запаха испражнений и лизола шибала в нос на подходе. Мухи летали особо густо. Палатку явно установили недавно — колышки не успели потемнеть. Наверняка раньше под инфекцию использовали что поменьше, а эту поставили, когда умещаться перестали. Внутри было еще хуже: два десятка больных, духотища, судна не обработаны. Уход силами троих с легкой формой, кое-как передвигающихся. Растворов явно не хватает — даже на первый взгляд обезвожены больше половины. И много тяжелых. Вон, в углу трое точно на подходе — даже не шевелятся, только дыхание отличает их от трупов.

Из дезинфекции — один лизол. Сюда бы хлорной извести, с ней попроще работать. Скажу Ортеге, пусть запишет. Сейчас его золотой час — под угрозой расползания инфекции можно требовать что угодно.

Ну а мне — закатать рукава, натянуть перчатки, и разгребать эти авгиевы конюшни. Да уж, карьера моя прёт вверх с неимоверной скоростью.

Первым делом — надо еще воды, поить всех, кто способен. Да, внутривенные вливания лучше, но тут партизанский отряд, у нас ничего нет. А я пока обработаю ведра, которые здесь вместо суден, оботру лежачих. Покормить их больные смогут. Поменять постель, если есть, грязную обеззаразить и в стирку. А первым делом — проветрить, а то я и сам тут лягу очень скоро.

Работы хватило с избытком. Ортега, кстати, тоже не загорал — впахивал рядом. Тут бы еще троих в помощь, лишними бы не были. К вечеру я понял, что ничего не ел, даже голова кружиться начала. Или это от лизола и вдыхания последствий дизентерии.

К ночи умер еще один больной, и мы вынесли его на улицу, прикрыв холстиной. Как сказал Ортега, похоронами занимаются другие. Ну хоть могилы копать не надо, и на том слава богу. А то грунт кругом совсем не песчаный.

Накормил нас Сантьяго — притащил котелок с горячей похлебкой и лепешки.

— Спасибо, Яго, — сказал я, быстро обмывая руки. — За такое обслуживание большое тебе спасибо!

— Смотрю, ты пропал. Узнал, что с Ортегой. Он же сумасшедший, — засмеялся Яго, хлопнув ветеринара по плечу. — Сам не ест и про других не вспоминает. Да, Карлос?

Медик что-то буркнул, не прекращая работать ложкой.

Всё хорошо, вот только после еды вставать не хотелось. Так бы и остался сидеть на камушке. Ортега посмотрел на это, и принял волевое решение:

— Всё, Луис, спасибо. Ты помог очень сильно. Иди, отдыхай, я ночью подежурю. Хотя растворы кончились, что сделаешь? Завтра приходи, продолжим.