Глава 11

Из магазина готовой одежды я вышел порядком нагруженный. Две пары брюк, три рубахи-гуаяберы, бельё, майки и спортивные трусы. А потом еще в обувном добавил: кеды и сандалии. К дому Альвареса я подходил порядком запыхавшись и мокрый от пота. Рубашку срочно стирать, пока не от меня не начало нести аммиаком.

Сбегал к Люсии, отнес ей записочку от дона Педро и пирожные, купленные по дороге. Матушка её даже в ладоши хлопнула от умиления.

Но меня больше интересовало другое. Я устроил коллеге настоящий допрос: стоит ли доверять толстяку, не подведет ли он? Люсия божилась, что дон Педро — очень надежный товарищ, она его не первый год знает, и на него можно положиться как на себя. Это меня немного успокоило, хотя я вдруг вспомнил анекдот, когда на сходку собрались пять революционеров, и в департамент полиции после неё поступило столько же рапортов от агентов. Да и Евно Азеф до конца был на хорошем счету.

Я отправился на тренировку по боксу в обычное время. Надо наращивать мышцы и продолжать учиться драться. И останавливаться не хотелось.

Вечерняя Гавана жила своей обычной жизнью. Шторм остался в прошлом. Воздух был насыщен влагой, пахло нагретой землёй, мокрыми пальмовыми листьями и цветами, пробивавшимися сквозь вездесущий запах моря. Я шел по улице, ощущая под ногами влажный, ещё не просохший песок, смешанный с мелким гравием. Иногда от избытка энергии хотелось подпрыгнуть. И я знал, куда я ее потрачу. У меня был План. Именно так, с большой буквы.

Но в переулках рядом с боксерским клубом никакой романтикой уже не пахло: затхлость пополам с жареной рыбой, вот что царило здесь.

Внутри было так же скромно, как и раньше. Кто-то убрал зал после ночевки пары десятков людей. Интересно, куда они пошли потом? Вряд ли у всех есть родственники, которые смогут приютить ставших бездомными.

Несколько боксеров работали с мешками, другие занимались со скакалками, их босые ступни ритмично ударяли о землю. В углу, на двух скамейках, сколоченных из потемневших досок, качали пресс еще несколько парней.

Я остановился у входа, давая глазам привыкнуть к полумраку. Как и обычно, на пришедшего внимания не обращают. Все работают. Наконец, мой взгляд упал на сеньора Сагарру. Он стоял у ринга и что-то сосредоточенно объяснял двум молодым бойцам, жестикулируя широкими ладонями. Его голос, низкий и хриплый, был слышен даже сквозь общий гул зала. На лице не видно ни капли сочувствия. Получил по голове и упал? Вставай, нокдаунов у тебя будет еще много…

Я подождал, пока он закончит. Он повернулся, окинул меня взглядом с головы до ног, задержавшись на новом одежде и часах.

— Луис, — произнес он, и в его голосе прозвучало лёгкое недоумение. — Что это с тобой? Принарядился? Ограбил кого⁇

Я постарался сохранить невозмутимый вид.

— Добрый вечер, сеньор Сагарра. Я чту законы. Даже такие плохие, как у нас.

— Откуда тогда все это богатство? — тренер кивнул на мои часы. В гаванских трущобах они были показателем статуса. Мало кто из местных мог себе их позволить.

Конечно, он пытается выудить информацию и моя история должна быть простой и понятной.

— Обнаружились дальние родственники. Вчера приехали, помогли. Теперь я не один.

Сагарра кивнул:

— Ну что ж, Луис, — сказал он, его голос снова стал деловым. — Принарядиться — это хорошо. Но пора поработать, чтобы этот костюм не висел на тебе как на вешалке. Переодевайся. Или будешь бить грушу в своём новом наряде?

Я улыбнулся.

— Нет, сеньор. Переоденусь.

Я направился в угол, где стояла старая скамья — там у нас было что-то вроде раздевалки. Вытащил из сумки шорты и выцветшую футболку, что взял в доме Альвареса.

Вернувшись в зал, почувствовал на себе взгляды боксеров. Некоторые смотрели с любопытством, другие — с легкой завистью. Но большинство просто продолжали работать, не отвлекаясь. Я уже не был для них новичком.

— На разминку! — крикнул Сагарра, и я поспешно присоединился к группе.

Мы начали с легкого бега по кругу, затем перешли к растяжке. Я чувствовал, как разогреваются мышцы, тело начинает слушаться. Разминка была не очень интенсивной, но вымотала меня. Мы тянули руки, ноги, наклонялись, делали махи.

Затем начались отжимания. Я даже не пытался придерживаться общего темпа — понятно, что мои слабые мышцы такого не выдержат, и я сдохну. Поэтому делал их медленно, сосредоточенно, стараясь опускаться как можно ниже. Затем приседания, выпады, упражнения на пресс. Каждый повтор был испытанием, но я не сдавался. Пот стекал по лицу, попадал в глаза, но я не останавливался. Впрочем, силы всё равно кончились у меня раньше, чем у остальных. Но и это заслужило похвалу.

— Хорошо, Луис! — послышался голос Сагарры. — Есть прогресс!

Через полчаса Сагарра скомандовал перейти к работе на грушах. Я выбрал одну из них, самую старую, обтянутую потемневшей кожей. Свободные руки обмотал бинтами, надел перчатки. Ударил. Звук был глухим, но ощутимым. Не жалкий хлопок, как в первый раз. Я начал отрабатывать комбинации: левый джеб, правый кросс, снова джеб. Ноги двигались, тело разворачивалось. Я чувствовал, как каждый удар наполняется силой, появилась нужная резкость, акцент.

— На спарринг! — голос Сагарры прозвучал резко, отрывисто, и я опустил перчатки.

Не надо объяснять, что это значит. Время проверить свои силы. Я ждал, кого выберет тренер. Обычно он ставил новичков с более опытными бойцами, чтобы не отбить охоту.

— Луис, — сказал он, посмотрев на меня. — Сегодня ты встанешь с Рафаэлем.

Я внутренне напрягся. Рафаэль. Племянник Сагарры. Тот самый главарь «Орлов». Парень стоявший рядом с дядей, услышав это, усмехнулся. В его взгляде промелькнуло предвкушение. Он, похоже, обрадовался возможности снова помериться силами. Впрочем, и мне было интересно.

— Три раунда по две минуты, — объявил тренер. — Бой учебный, но без поблажек. В голову не бить! В корпус — можно.

Мы с Рафаэлем вышли на импровизированный ринг. Обменялись взглядами. В его глазах я увидел смесь задиристости и уверенности. В моих, вероятно, читалось соединение настороженности и решимости. Он старше, опытнее, покрепче. Но я знал, что могу его удивить.

— Начинаем! — гонга у нас не было, поэтому стартовали и заканчивали по сигналу тренера.

Рафаэль сразу же двинулся вперед. Быстрый, легкий на ногах, он начал с серии коротких джебов, пытаясь найти дистанцию. Я держал руки высоко, подбородок опущен, как учил Сагарра. Защита, защита, защита. Главное — не пропустить сильный удар. Я уворачивался, блокировал предплечьями, отступал.

Рафаэль был агрессивен, но, к счастью, не точен. Он сыпал ударами по корпусу, пытаясь прижать меня к канатам. Я не спешил отвечать, просто держал оборону, изучал его движения. Он был быстрым, но атаки даже мне казались немного прямолинейными. Уклоны и нырки — это то, что мне снилось по ночам, так Сагарра вдалбливал в нас эти приемы.

Наконец, мне повезло и в его атаке возникла пауза. Наверное, устал, как и я. В этот момент я выбросил короткий, резкий джеб и сразу правый крюк. Попал. Рафаэля повело, ноги у него начали заплетаться, и если бы не канаты, он упал. И не потому, что удар сильный, просто стоял он неудобно для себя.

— Стоп! — Сагарра остановил бой. — Уже неплохо, Луис. Смотрю питаться ты стал лучше, появились мышцы.

Рафаэль, тяжело дыша, протянул мне руку.

— Ну, Луис, — прохрипел он. — Ты стал быстрым…

Я кивнул, ударил его по перчаткам.

— Хороший бой.

— Неплохо поработали, парни, — сказал Сагарра. — Луис, ты меня удивляешь. Если так дело пойдет, поставлю тебя в среднем весе на городские соревнования зимой.

Я снял перчатки, размотал бинты. Пожалуй, первый раз, когда у меня всё получилось.

* * *

На спаррингах тренировка подошла к концу. Шум ударов и выкрики затихли, зал наполнился привычным гулом разговоров, шорохом сумок и стуком обуви по доскам. Все тянулись к выходу.

Я, вместо того чтобы идти в раздевалку, направился к тренеру. Он сидел на дальней скамейке, чуть сутулившись, и лениво вертел в руках потрёпанную перчатку.

— Сеньор Сагарра, — начал я, когда подошел. — У меня есть к вам вопрос.

Он поднял голову, его взгляд стал внимательнее.

— Слушаю, Луис.

Историю я репетировал в голове с утра, даже пока шел сюда, обдумывал со всех сторон. Простую, без лишних деталей, чтобы не звучало слишком уж фантастически и не веяло криминалом на версту.

— Мне… мне недавно, — я замялся, будто подбирая слова, — родственники, о которых я вам говорил, передали кое-что. Семейные реликвии. Серьги с изумрудами. Ну, они старые такие. Мол, это доля моей покойной мамы и я могу их продать, чтобы… ну, жильё снять. Но я не знаю, к кому обратиться. Подумал, вы знаете, кто поможет в этом?

Я посмотрел ему прямо в глаза, стараясь не выдать нервозности. Это был рискованный шаг. А ну как он потребует встречи с «родственниками»?

Сагарра задумался. Он посмотрел на меня, затем оглядел зал. Его плечи чуть напряглись. В Гаване было полно криминала, контрабанды, подпольных сделок. И подростки из бедных районов — неотъемлемая часть этого.

— Изумруды, говоришь, — пробормотал он, потирая подбородок. — А какой вес?

— Точно не скажу. Довольно большие. Я не специалист, — вздохнул я. — Не хочу, чтобы меня обманули. Мне нужна помощь надежного человека. Разумеется, я заплачу вам комиссию.

Он молчал несколько секунд, обдумывая, затем кивнул.

— Хорошо, Луис, я поспрашиваю у своих знакомых. Возможно, и найдутся такие. Завтра дам ответ. Но учти — это не простое дело.

— Спасибо, сеньор. Я очень признателен.

* * *

Держа в правой руке букет белых роз, завернутых во влажную бумагу, я пытался одновременно нажать на звонок и вытереть пот со лба платком. Жарко! Ноябрь, а шпарит, будто в июле… Было несколько прохладных дней, когда шел дождь. Но потом солнышко продолжило нас плавить.

Дверь огромного, как крепость, особняка открыл пожилой негр-дворецкий в безупречно белой униформе. Его движения были плавными и беззвучными, как у тени. Он осмотрел меня с ног до головы, задержав взгляд на цветах, затем на моей одежде. Я почувствовал себя жалким мальчишкой, который пришел на свидание к принцессе. Первый раз в жизни вхожу в дом с дворецким.

— Добрый вечер, вы к кому? — сказал он, его голос был низким и бархатным.

— К сеньорите Сьюзен.

— Пожалуйста, проходите. Как о вас доложить?

— Луис Перес.

Он провел меня внутрь. Переступив порог, я оказался в другом мире. Роскошь здесь не просто присутствовала — она кричала. Огромные хрустальные люстры свисали с расписанных фресками потолков, их свет преломлялся в бесчисленных гранях, бросая на стены и пол блестящие блики. Ковры, казалось, были сотканы из золотых нитей, а мебель, тяжелая, резная, из темного дерева, выглядела как экспонаты из музея. В воздухе витал запах дорогих сигар и духов.

Я решил не садиться. Мне не предлагали. Вдруг это не очень вежливо по отношению к хозяевам? Мало ли какой антиквариат я попорчу при этом?

В комнату вошел высокий, почти полностью лысый мужчина. Усики щеточкой, рыжеватые, но м изрядной долей седины. В руке он держал стакан с толстым дном. Судя по золотистому цвету напитка это был виски.

— Ола! Вы кто? — на правильном испанском осведомился лысый.

— Луис Перес, сеньор. Пришел к Сьюзен.

— А я — Эмилио Альбертон, отец Сьюзи. Располагайтесь, — он кивнул на кресло, и сам сел рядом. — Это добро тут для этого и стоит. Девушки быстро собираться не умеют.

Сахарный «король» Гаваны напоминал матерого льва, который с подозрением смотрит на чужака, вторгшегося в его владения. Хотя не могу сказать, что он пытался подчеркнуть своё богатство или положение. Просто вёл себя обычно, как ему удобно.

— Выпьете чего-нибудь? Джим принесет вам виски или рома. Или хотите коньяка?

— Спасибо, воздержусь.

Хозяин помолчал, покрутил стакан в руках, со вздохом спросил:

— Чем вы занимаетесь, юноша?

— Боксом, — коротко ответил я. — Думаю о спортивной карьере.

Он с удивлением покачал головой:

— Боксеров Сью еще не приводила в дом…

— А кого приводила? — поинтересовался я.

Выяснить этот вопрос не удалось — послышались легкие шаги, и в комнату вошла Сьюзен. Я забыл обо всем. На ней было легкое, струящееся платье цвета слоновой кости, которое подчеркивало ее хрупкую фигуру. Волосы собраны в высокую прическу, открывая длинную, изящную шею. Она выглядела ослепительно, как будто сошла с обложки модного журнала. Ее улыбка была такой яркой, что, казалось, освещала всю комнату.

— Папа, — сказала она, подходя к нему и легко поцеловав в щеку. — Луис, ты пришел. Прости, что заставила тебя ждать. Я была почти готова. О, какие красивые цветы!

Сьюзан взяла букет, понюхала розы. Потом передала их слуге.

Она подала мне руку, и ее прикосновение было легким как перышко. Я почувствовал, как по моему телу пробежала дрожь. Мы попрощались с Эмилио и вышли из дома. Вечерняя Гавана встретила нас теплым ветром и бурной ночной жизнью.

— По какому поводу такое веселье? — удивилась Сьюзен. — Вроде сегодня нет никакого праздника.

— В газетах пишут, что начались переговоры между представителями Батисты и революционерами. Могут подписать мирный пакт.

— О, это было бы замечательно! Отец говорит, что военные действия плохо влияют на бизнес. А теперь — танцевать!

Мы отправились в дансинг на улице Обиспо, самый популярный, как объяснила Сьюзи. Музыка обрушилась на нас сразу, стоило только переступить порог. Смесь ритмов, голосов и смеха окутала нас, заставляя забыть о внешнем мире. Внутри всё пульсировало, жило своей жизнью. Я сразу чувствовал себя частью этого хаоса. Рок-н-ролл, мамбо, ча-ча-ча… ноги сами шли в пляс.

Я поначалу был очень сосредоточен на собственных движениях, которые казались мне нескладными и лишенными плавности. Но Сьюзен танцевала превосходно. Благодаря ей я постепенно забыл о неуклюжести. Она была профессионалом в тайном женском заговоре: искусстве убедить мужчину в том, что это он ведет в танце. Она вела, я лишь следовал за ней, повинуясь ее движениям.

После того как Сьюзен заставила меня расслабиться, она начала танцевать, закрыв глаза и полностью отдавшись ритму музыки. Казалось, она превратилась в медиума, и музыка наполнила её тело, говоря через неё. Её движения были простыми, но гипнотический танец бёдер придавал всему танцу завораживающий вид.

Сьюзи начала кружиться вокруг меня и вокруг себя, не открывая глаз, и ни разу не сбилась с пути. Я начал думать, что она потерялась в этом мире и забыла о моём присутствии, но внезапно она улыбнулась, медленно открыла глаза и сказала:

— Ты хорошо танцуешь, Луис.

Она наверняка видела и меня на своем «радаре».

Хотя на мне была легкая хлопчатобумажная рубашка и полотняные брюки, после нескольких танцев со Сьюзен мне захотелось пить. Я ошалел от всего этого: крутящиеся тела, блестящие белозубые улыбки на темных лицах, пульсирующий ритм, влажная жара, запах пота, табака, духов, раздавленных лаймов и пролитого пива. А еще бедра Сьюзен, ее грудь, мелькающая в декольте, развевающиеся пряди волос, приоткрытый рот и опущенные ресницы. Казалось, воздух был насыщен чем-то возбуждающим: танцевальный вечер в Гаване всегда чем-то напоминает затянувшуюся любовную прелюдию. Я упросил Сьюзен передохнуть, она согласилась против воли, хотя и ее лоб, и ложбинка между грудями блестели от пота. Мы взяли выпить и нашли место за столиком.

В баре мы заказали ром. Я взял себе чистый, а Сьюзен — коктейль, где ром смешивался с соком и сиропом, и он был украшен долькой апельсина. Она пила его медленно, наслаждаясь каждым глотком, а я, обжигая горло, выпил свой залпом. Мы сидели в уютном уголке, куда не долетала громкая музыка, и могли спокойно разговаривать.

— У тебя такой серьезный отец, — сказал я, стараясь быть непринужденным. — Видно, что заботится о тебе. А мама? Или она не дома?

— Да. Папа — единственный, кто у меня есть. Мама… она умерла. Во время родов. Я ее не знала совсем.

— Мне жаль, — тяжело вздохнул я.

— А твои родители? Кто они?

— Их нет. Отец погиб на пожаре, мама умерла от болезни.

Её взгляд, полный сострадания, встретился с моим. В нем я увидел поддержку, которой мне так не хватало. Впервые за долгое время я почувствовал себя не одиноким. Мы продолжили беседу, и разговор наш был лёгким и непринуждённым. Она интересовалась моей жизнью, моими занятиями боксом, планами на будущее, а я, вдохновлённый её интересом, продолжал придумывать на ходу новые подробности, делая свой рассказ всё более ярким.

В какой-то момент, когда наш разговор затих, я неожиданно для самого себя задал ей вопрос.

— Сьюзен, — сказал я, — а что бы ты делала, если бы однажды утром очнулась в теле другого человека? Допустим, молодой женщины.

Ее глаза расширились от удивления.

— Что за странный вопрос, Луис? — спросила она, улыбаясь. — Ты что, фантастику пишешь?

— Просто представь. Ты открываешь глаза, и ты — не ты. Ты — кто-то другой. Что бы ты сделала?

— Хм… — она задумалась. — Это интересно. Сначала я бы, наверное, очень испугалась. Представляешь, проснуться, и лицо не твое, и тело. Какой-то кошмар. Но потом… потом я бы, наверное, попробовала понять, кто я. Может быть бедная крестьянка? Или известная певица? Это все так много меняет.

— А что бы ты хотела сделать? — спросил я. — Кем хотела стать?

— Если бы у меня был выбор? — она отставила свой бокал и склонила голову набок. — Я бы, наверное, выбрала что-то необычное. Стать художницей или путешественницей, которая открывала новые земли. Да, я бы хотела попасть в другое время, почувствовать, как люди жили тогда, какие у них были мысли и мечты. Но самое главное — я бы попробовала изменить что-то к лучшему, если бы могла.

— Например? — спросил я.

— Может, я бы помогла бедным, — сказала она, и в ее глазах загорелся огонек. — Я бы использовала свои знания, которые у меня есть сейчас, чтобы построить лучшие дома для бедных, дать им работу, чтобы их дети не умирали от голода. Знаешь, у меня есть деньги, но я не знаю, как ими правильно распорядиться, чтобы помочь людям.

— Ты бы точно стала хорошим человеком, — сказал я, чувствуя, как тепло разливается по моей груди. Я думал о своем прошлом, о тех ужасах, что мне пришлось пережить, и о том, как сильно я хотел бы, чтобы тогда, в тех страшных обстоятельствах, появился такой человек, как Сьюзен.

Мы еще немного посидели, наслаждаясь тишиной, которая наступила после нашего разговора. Но потом музыка вновь позвала нас, и мы вернулись на танцпол, где в очередной раз закружились в вихре страсти и ритма.

Я проводил Сьюзен домой далеко за полночь. Весь дом был погружен в темноту, лишь тусклый свет уличных фонарей пробивался сквозь окна. Пошел было к парадному входу, но девушка дернула меня за руку, и мы двинулись вдоль ограды на другую сторону здания. Здесь калитка была не такой нарядной. Наверняка для прислуги.

— Ты что?.. — прошептал я, но Сьюзен хихикнула и, просунув руку, открыла засов.

— Тихо, за мной!

Возле чёрного хода она начала снимать туфли, покачнулась, и схватилась за мою рубашку, немедленно прыснув от смеха. Я думал, что наша встреча подходит к концу, но Сьюзен, схватив меня за руку, потянула к себе, не давая мне уйти.

— Разувайся! — шепнула она. — И иди по краю, там ступеньки скрипят! Держи мою руку, здесь темно!

Мы шагнули внутрь, дверь закрылась с тихим щелчком, и теперь нас окружала кромешная тьма. Девушка дернула меня за руку, и я пошел, стараясь не выпустить ладонь Сьюзен из своей. Естественно, я тут же на что-то наткнулся и ударился бедром.

Спальня девушки была такой же роскошной, как и весь дом, но здесь было что-то, что делало ее особенной: запах, вещи, сама атмосфера. Сьюзи закрыла дверь и прислонилась к ней, беззвучно смеясь. Я подошел к ней, не в силах сдерживать себя, и обхватил за талию. Она подняла лицо и наши губы встретились в долгом поцелуе.

Она жадно целовала меня, прижимаясь всем телом. Я не мог сопротивляться. Да и не хотел. Только плотнее прижался, начав исследовать ее спину. Мы упали на кровать, не переставая целоваться, и Сьюзи попыталась расстегнуть мою рубашку. Она целовала мою шею, мое плечо, и я, потеряв голову от страсти, в ответ пробовал разобраться с застежками на ее платье. Никто из нас не преуспел в скоростном раздевании человека, не лежащего спокойно. Короче, мы почти не разделись, когда приступили к главному. Ее платье было задрано до бедер, мои брюки спущены, и мы сплелись в единое целое.

Я пытался растянуть процесс, сначала пробуя умножить в уме двадцать три на девятнадцать. В этом возрасте очень легко совершить фальстарт, так что надо попытаться отвлечься от процесса. Потом я открыл глаза и начал вслушиваться в каждый звук, доносящийся снаружи. Она смеялась, слегка укусила меня за плечо, и смех показался слишком громким. Я прикрыл ей рот ладонью, прошептал:

— Тише!

Сьюзи вдруг обхватила меня ногами и громко застонала. Казалось, звук был просто оглушительным, и я поспешил прикрыть ей рот рукой.

— Не останавливайся, давай, еще! — прошептала она мне в ухо, я двинулся ей навстречу раз, другой, будто мы танцевали свой последний, самый страстный танец. И понял, что сдерживаться не могу. Пришлось всё срочно заканчивать. Но Сьюзи только обняла меня крепче.

Мы еще какое-то время лежали рядом, не двигаясь, прислушиваясь к тишине.

— Спасибо, Луис, — прошептала Сьюзен, нежно целуя меня в губы. — Прекрасный вечер, — она тихо засмеялась. — Но тебе придется уйти. Выходи осторожно, обуешься на улице. Я сейчас дам свечу, чтобы ты не заблудился на лестнице. Калитку прикрой за собой.

Потом она поцеловала меня в щеку, и я, поспешно одевшись, тихо вышел из дома. Я брел по улицам ночной Гаваны, думая, как же хорошо быть молодым.

Загрузка...