Кубинец

Глава 6

Люсия вернулась слишком быстро — и минуты не прошло. Никуда она умываться не ходила, наверняка всё это время стояла за дверью и смотрела на меня. Я едва успел собрать тосты, рассыпавшиеся из старого газетного кулёчка. Их надо выбросить побыстрее, чтобы кто-нибудь случайно не откусил.

Альварес всё ещё был жив. Стонал, мычал, изо рта текла слюна, смешанная с кровью. Я не трогал его — пусть полежит так. Когда затихнет, приведу в порядок, а пока важнее другое: нужно согласовать с Люсией, что и как мы будем говорить.

— Фто это?.. — выдохнула она.

— Сядь, — я подтащил ей стул.

Люсия послушно опустилась, косо поглядывая на аптекаря. Дрожит вся, руки ходуном. Надо успокоить, но осторожно, нам ещё придётся договариваться о версии событий. А то переборщишь с успокоительным, и получишь спящее тело.

— Вот, выпей воды, — я налил из кувшина, чудом уцелевшего среди разгрома. — Что болит?

Получилось отвлечь хоть на секунду. Стукнув зубами о стакан, она сделала пару глотков и, помедлив, выдохнула:

— Рёбра… справа… голова… лицо…

Я осторожно прощупал бока. Три рёбра справа, одно слева. Руки и ноги целы. Альварес не успел пройтись по почкам только потому, что мулатка сразу упала к стене и потом отползла в угол.

— Сейчас сделаю укол, станет легче, — сказал я.

Что у нас есть? Дипирон — знакомый ещё как анальгин. Дам чуть больше обычного, один раз можно. Я не великий специалист по уколам, но девчонка молодая, не толстая, физически активная, вены должны быть. А в мышцу можно уколоть морфий. Буквально половину миллилитра, голову чуть затуманит, но не сильно. Будто стакан вина выпила. Сможет думать и успокоится.

Грудь туго забинтую, и она сможет передвигаться. Эластичный бинт в аптеке есть, хватит. Лицо промою перекисью. Надеюсь, обойдётся без швов.

Когда я вернулся с аптечкой, Люсия сидела, стараясь не шевелиться, чтобы не стало больнее. Альварес продолжал стонать.

— Давай руку, — я сел рядом. — Укол сделаю.

Она протянула было руку, потом спросила шёпотом:

— Ты умееф?

— Умею.

Я не стал тянуть. Попал в вену с первого раза, потянул поршень на себя — в прозрачном растворе вспыхнул багровый цветок крови. Ввёл лекарство и вытащил иглу.

— Согни руку и зажми ватку.

— Фпафибо, Луиф…

— Это был дипирон, — пояснил я. — Сейчас полегчает. Встань, осторожно: сделаю укол в ягодицу.

Слава богу, Люсия сейчас не очень сопротивляется, мне не пришлось убеждать ее, что показать кусочек задницы — не самая большая беда. Потом еще грудь бинтовать. Отвернулась только.

— Что с ним?

— Давай так. Ты не задаешь лишних вопросов — а мне не придется тебе врать. Сейчас я этому уроду вызову скорую.

Я подошел к телефону, набрал 104. Этот номер был записан на стене карандашом и видимо не просто так — бывало, в аптеку приводили больных, нуждающихся в срочной помощи. Объяснил ситуацию — сеньору Альваресу стало плохо, его тошнит и он задыхается.

Подстанция оказалась видимо, рядом, потому как не успел я добинтовать Люсию, как приехали медики. Альварес к этому моменту уже посинел. Началась агония.

— Тебе надо уйти в другую комнату, — я тяжело вздохнул, глядя, как глаза девушки превращаются в щелочки. — Чтобы не было лишних вопросов. Потом приложим лёд.

Люсия только кивнула, ушла. Слишком резко встала, и присела от боли, охнув.

Надо отдать должное скоропомощникам. Оба медика работали слаженно. Пока один мерил давление и температуру, второй заполнял бумаги, попутно расспрашивая меня, что ел сеньор аптекарь и с какими веществами работал. Я только пожимал плечами:

— Но се нада, сеньоры!

На мое «ничего не знаю», врачи морщились, но продолжали споро работать. Укололи несколько уколов — в вену и в мышцу. Что именно, я не смотрел. Какая разница, если ему сейчас и живая вода из сказки не очень поможет. Быстро приняли решение отвезти больного в госпиталь. Думать нечего — без сознания, чем-то отравился. Погрузили на носилки, припрягли меня носильщиком. Вот это — с удовольствием. Помог донести до машины — переделанного в «амбуланс» седана Форд Кантри. Кроме красного креста и мигалки на крыше ничего не говорило, что это карета скорой помощи. Фордов такой же веселой желто-белой окраски по улицам много ездит.

— В какую больницу его повезете, сеньоры? — спросил я, когда аптекарь уже был в машине. — Узнать насчет его состояния.

— Госпиталь Каликсто Гарсия, — бросил медик, захлопывая дверцу.

Номер телефона я в справочной узнаю. Буду очень сильно переживать за работодателя.

— Если он выживет… — в дверях опять появилась Люсия. Вот же неугомонная! Живого места на ней нет, а все лезет…

— Лёд приложи, глаза сейчас совсем заплывут. Иди домой. Аптеку я закрою, повешу табличку, что мы не работаем по техническим причинам. Завтра и послезавтра отлежись. Вот еще морфий, — я достал из ящика склянку. — Если будут боли. Но не злоупотребляй. Сама знаешь, что бывает, если переборщить. Лучше на ночь немного.

Девушка взяла флакон, повертела его в руках. Внимательно на меня посмотрела:

— Я тебя не узнаю… Ты очень сильно изменился!

Я тяжело вздохнул.

— Будут спрашивать — ты ничего не знаешь. Оставь мне адрес, я проведаю тебя завтра. Принесу еще лекарства.

— Подожди, — сказала Люсия. — Мне надо…

И она, еще пару раз охнув, зашла в кабинет Альвареса, села на его стул, выдвинула ящик письменного стола и вытащила из него содержимое. Но перебрав бумаги, молча сгребла их назад. То же самое повторилось и со вторым ящиком, и с третьим.

Я ничего не спрашивал. Понятно, что ищет она что-то конкретное, но раз помощи не просит, то и называться не буду. Хотя знаю: в шкафу с сильнодействующими какие-то бумаги лежат. Мне не жалко, я отдам, но считаю, что инициативу проявлять не стоит.

За всеми тяжелыми хлопотами незаметно наступил вечер. Или вторая половина дня, если вечером считать непролазную темень, которая спускается на город часов в восемь вечера. Я пошел в библиотеку. И да, совесть меня не мучила, я даже не думал про Альвареса. Выживет, не выживет…

Сегодня мне надо было идти по плану в спортзал, но думаю, тренер поймет. Не каждый день у человека на глазах работодатель собирается дуба дать.

А к дону Хорхе появится надо. Меня всё грызёт желание узнать, что же случилось за годы с сорок четвертого и по нынешний. Эх, будь я богат и свободен, давно бы удовлетворил это желание просто заказав информационную справку. Но я беден, и, из-за этого несвободен. Теперь, когда испанский — не препятствие, можно и покопаться в нужных книжках.

Сегодня в библиотеке и вовсе никого. Владетель книжных богатств один сидел за своим столом и… читал. На обложке красивого голубого цвета было написано «Вымыслы». Имя автора прочитать не успел, книга легла на стол.

— Здравствуйте, дон Хорхе, — тихо, как и положено в библиотеке, сказал я.

— Здравствуй, Луис. Словарь?

— Нет, не сегодня, — ответил я. — Мне бы хотелось посмотреть учебник по мировой истории. Самый новый и подробный.

— Хм, — поправил Хорхе свои очки. — Сейчас посмотрим.

Он ушел, постукивая тростью, а я от нечего делать начал читать перевернутый для меня рассказ. Он назывался «Библиотека Вавилона», и был совсем неинтересный. В нём описывалась библиотека, состоящая из бесконечного количества шестигранных (на этом слове я надолго споткнулся) галерей.

— Вот, самый новый, пятьдесят шестого года, — положил передо мной довольно пухлый том библиотекарь.

Я схватил книгу и сел за ближайший столик. В оглавление не посмотрел, начал листать так. Книга явно была популярной — карандашные пометки почти на каждой странице. Наверняка к экзаменам кто-то готовился — выделял абзацы, подчеркивал карандашом слова, и даже писал на полях замечания.

В начале шло про древние времена, это я листал без остановки. Потом понял, что не с того конца книги смотрю.

Вторая Мировая война закончилась восьмого мая сорок пятого в Европе, и второго сентября на Дальнем Востоке. Военачальники, договоры, дележка территорий… Создание какой-то организации объединенных наций, какого-то договора Северной Атлантики. Война в Корее. Никаких подробностей, всё вскользь, по паре предложений. Не то я взял. Хотел уже закрыть книгу, когда взгляд упал на очередное примечание неизвестного студента. На странице 517 жирно дописали впереди номера цифры восемь и три. И подчеркнули дважды. Наверное, чтобы я не забыл свой лагерный номер, 83517.

Не веря своим глазам, я провел подушечкой указательного пальца по надписи. Меня как по голове ударили! Старая, давно сделана. Перевернул страницу — никакой ошибки, следы от надписи вдавлены в бумагу. Перевернул назад — проклятые цифры так и плыли перед глазами.

Я не суеверен, и не стал бы искать знаки судьбы в случайной надписи. Но сейчас… Может, господь вот так напоминает о моей клятве? Указывает путь? Так я и секунды не забывал.

— Всё узнал? — спросил дон Хорхе, откладывая чтение.

— Нет, — вздохнул я с сожалением. — Здесь нет подробностей. Мне нужно знать, что случилось с нацистской верхушкой. Написано только то, что Гитлер совершил самоубийство и был сожжен. Ну и про Нюрнбергский суд.

Я показал страницу с «лагерным» номером.

— Учебники не для этого, — пожал плечами Хорхе. — Историю лучше искать в газетах. Они безбожно врут, конечно, но лучшего источника не найти.

— Дайте мне подшивки… с апреля сорок пятого года, допустим. Что посоветуете?

— «Diario de la marina», пожалуй. Только подшивку ты возьмешь сам, стар я таскать такие тяжести.

Отдельные номера «Морского дневника» я видел у нас в подвале, среди газет с объявлениями и местными новостями. Да, там были и международные новости.

Я быстро нашел нужные статьи и заметки. Как оказалось, бесследно исчезли Эйхман, Менгеле… Пропал и не был предан суду Мартин Борман. Список насчитывал с десяток высокопоставленных нацистов, что разбежались в мае сорок пятого года из осажденного Берлина. Новости о нацистах попадались и в сорок шестом, и еще годом позже. Кого-то видели в Аргентине, кого-то — в Испании. Один поселился в Сирии и его отказывались выдавать местные власти.

Аккуратно выписав все сведения, я спрятал тетрадку в карман. Смотрел на газету, а перед глазами у меня стоял Йося.

Может, это и есть мой путь? Найти нацистов и закончить так сказать дело? Но как их искать? Мне добраться до Аргентины — как на Луну. Нищему это недоступно. А ведь мало сесть на корабль и доплыть до Буэнос-Айреса. Там придется переезжать с места на место, питаться, нанимать людей. И это не день и не два. Я такое просто не потяну.

Не успел я дойти до дома, как начался дождь. Не просто ливень, а натуральный ураган. Сначала поднялся ветер, бросая в лицо пыль и всякий мусор, а потом хлынуло. Нет, нельзя сказать, что дождь стоял стеной. Просто везде была вода, и она летела параллельно земле!

И нет бы мне посмотреть, как люди себя ведут. А они при первых порывах ветра ускорились, некоторые даже побежали. И только я изображал мечтательного болвана, никуда не спеша. Мало того, пошел не домой, а зачем-то в последний момент повернул к Малекону. И когда усилился ветер, тупо продолжил туда идти. Так что когда с неба полилось, промок мгновенно.

Я стоял и смотрел на волны, перехлёстывающие через ограждение набережной. Сколько же там до воды? Порядком. Какую-то машину, стоящую на обочине, вдруг подняло, потащило, и стукнуло о пальму. Совсем рядом со мной, кстати. Думаю, если бы я не стоял сейчас за таким же деревом, меня могло бы точно так утащить ветром куда-нибудь.

И тут я увидел её. Девушку. Она шла, согнувшись от ветра, и светлое платье облепило стройную фигурку, не скрывая ничего. Зачем-то она держала открытый зонтик. Уж не знаю, от чего она там пыталась укрыться, в такую погоду это совсем бесполезная вещь.

Вдруг зонт вывернуло на ветру, потом она выпустила его из рук, и он полетел прямо на меня. Скажем, почти на меня. Но я поймал. Как не помочь такой милой девушке, которая явно расстроилась из-за потери, и закричала мне по-английски «Хэлп!».

С трудом преодолевая ветер, я шагнул к ней и отдал зонтик. Она что-то крикнула, наверное, благодарила, но этот язык я совсем не знал. Да и зачем он бедняку? Так что я крикнул ей в ухо:

— ¡No hablo inglés!

— Спасибо! — крикнула она на испанском. — Пойдем со мной, подождешь, когда кончится дождь.

Девушка схватила меня под руку и, тесно прижимаясь, буквально потащила за собой к входу в отель. Я бы к нему и близко не подошел. Наверняка здесь только богачи останавливаются.

Дверь нам открыл швейцар. Мы вошли и я сразу остановился. Куда мне тут по мрамору ходить? Кругом позолота, панели резные, ковры на полу. Чтоб я так жил…. Возле ног начала расти лужица. На меня внимания ноль. Портье начал квохтать возле девушки, заискивающе что-то говоря на английском. Небось, переживает, что гостья промокла. Может, предлагает горячую ванну побыстрее набрать, чтобы не простудилась. А я старался не смотреть на просвечивающие сквозь мокрую тонкую ткань соски ее маленьких грудей.

— А ты что встал? — вспомнил обо мне привратник. — Давай, на выход!

Вот же козёл! Перед кем выёживаешься? Работает тут попкой, дверь открывает, да спину гнёт за чаевые. Тоже мне, хозяин жизни нашелся.

— Это мой гость! — заговорила девушка на испанском. — Я его пригласила! Как вы можете его выгонять?

А ее испанский получше моего, и намного. Она ни на миг не запнулась, подыскивая нужные слова.

— Мисс Сьюзен, но сами понимаете, мы…

— Всё в порядке, я пойду, — развернулся я. — И дождь уже стихает.

— Подожди, — схватила она меня за руку. — Как тебя зовут?

— Луис, сеньора.

— Какая я тебя сеньора? Зови меня Сьюзи, — засмеялась она, так беззаботно, будто я был ее старым знакомым. — Спасибо, Луис. За зонтик. И просто так. Приятно было встретиться.

Понятно, что это обычные слова вежливости, но мне вдруг стало приятно, будто в хорошем сне.

— Адьос, — сказал я ей, и, не дожидаясь ответа, развернулся и бросился обратно под дождь.

Дождь и вправду немного стих. К тому же теперь ветер дул в спину, подгоняя. Я шел, не разбирая дорогу. Швейцар, конечно, мелкая сволочь, но всё равно обидно. А на что я надеялся, когда заходил в это царство роскоши? На сухую рубашку и ужин из четырех перемен блюд при свечах? Ну помог девчонке, ничего такого. Не стоило просто тащиться за ней. Но она была такая… неземная, что ли. Голову напрочь снесло. Это всё молодой организм Луиса — его по руке погладили, он и думать перестал совсем.

Ноги сами привели меня в знакомый переулок. Так, вот сейчас небольшой поворот, и я на месте. Наконец-то переоденусь в сухое, а то под этим дождем я впервые здесь замерз.

Повернул, и в слабом свете, падающем из соседского окна, увидел, что моей лачуги больше нет! Осталось стоять полторы стены! Остальное лежало на земле! А крыши не было совсем!