Бек Омсворд никогда не делал этого прежде, и у него не было представления, как именно следует действовать, поэтому он не спешил. Он работал очень осторожно, шаг за шагом, внимательно наблюдая за Квентином, чтобы убедиться в том, что магия песни желаний не оказывала на него неблагоприятного воздействия. Он призвал магию медленным приглушенным пением, поднимавшимся из груди, продолжая держать Квентина за руки. Бек стремился сохранять с ним физический контакт, чтобы следить за тем, все ли идет так, как хотелось.
Когда магия достигла достаточного уровня, он направил малую ее толику в изуродованное тело Квентина, чтобы определить масштабы повреждений. Красные осколки боли рикошетом пронзили его, и он тут же прервал магический контакт. Это вполне объяснимо: исследовать поврежденное тело без соответствующей самозащиты было неосмотрительно. Воздвигнув преграду, он попытался вновь и встретил противодействие. Все еще напевая, он попытался войти в разум Квентина, чтобы прочесть его мысли. Здесь он встретил еще одну глухую стену. Разум Квентина, казалось, прекратил функционировать или, по крайней мере, не выдавал никакой информации, понятной Беку.
С минуту Бек пребывал в замешательстве. Обе попытки добраться туда, где он мог бы попытаться что-то сделать, окончились неудачей, и он не знал, что предпринять дальше. Ему хотелось подобраться поближе к какой-нибудь ране, чтобы посмотреть, как с помощью магии излечить ее. Но если ему не удастся миновать барьеры, воздвигнутые Квентином в целях самозащиты, у него ничего не получится.
Он предпринял более общий подход, окутав Квентина покрывалом магии, накрыв сразу и его разум, и тело. Это возымело желаемый эффект: Квентин тут же успокоился, и его дыхание стало более ровным и плавным. Бек трудился над недвижным телом своего брата, пытаясь найти вход для магии, предполагая, что, поскольку его тело расслабилось, защитные барьеры также могли стать менее прочными. Медленно-медленно он касался и ласкал магией, его пение разглаживало складки боли и недомогания, устремляясь все глубже, к более серьезным ранам.
Ничего не получалось. Он не мог проникнуть в тело Квентина, даже слегка задевая открытые раны под повязками, которые должны были обеспечить ему более легкий доступ.
Он был так разочарован, что полностью оставил свои попытки. Безмолвно и неподвижно сидя рядом с Квентином, он продолжал держать его за руку, не желая прерывать еще и эту связь. Бек пытался придумать, что же еще предпринять. Он понимал, что может силой проникнуть в тело Квентина, разрушить защитные стены, которые преграждали ему путь. Но вместе с тем он полагал, что последствия такого грубого вторжения могли оказаться фатальными для организма, который был так близок к полному краху. Требовались такт и осторожность, мягкий подход к лечению, который был бы принят организмом и не встретил бы сопротивления.
Как добиться этого?
Он попытался вновь, на сей раз вернувшись к тому, что было хорошо ему знакомо в магии. Он пел Квентину так, как он пел Грайан, — об их жизни вместе в детстве, о горах Ли, о семье и друзьях, о приключениях, которые они пережили вместе. Он напевал воспоминания, надеясь, что они помогут уменьшить сопротивление. Время от времени он предпринимал попытки проникнуть в тело и разум Квентина, используя канву очередной истории о них обоих — друзьях сейчас и навеки.
Никакого результата.
Он опять изменил подход, и теперь в его песне зазвучали откровение и предупреждение.
«Таково положение, Квентин, — пел он. — Ты очень болен, и тебе нужна помощь. Но ты борешься со мной. Мне нужно, чтобы ты помог мне. Мне необходимо, чтобы ты открылся мне и позволил использовать песнь желаний, чтобы исцелить тебя. Прошу тебя, Квентин, слушай меня. Слушай».
Если горец и слышал, то никак не показал этого, так же как и ничего не сделал для того, чтобы открыть Беку доступ к себе. Он просто лежал на кровати под легким покрывалом и боролся за жизнь так, как мог. Он был без сознания и ни на что не реагировал. Подобно Грайан, он замкнулся в себе, и Бек не мог до него добраться.
Бек не прекращал попыток. Он провел около часа, пытаясь использовать магию песни желаний, по-прежнему держа Квентина за руки. С какой только стороны не пытался он подойти, даже полагая, что очередная попытка его обречена на неудачу. Он предавался этому с таким рвением, что полностью забыл обо всем на свете.
Все оказалось бесполезным.
Измученный и разочарованный, он в конце концов сдался. Он откинулся назад, закрыл лицо руками и зарыдал. Его не оставляло ощущение, что это глупости и проявление слабости, но он был так измучен своими отчаянными попытками исцелить Квентина, что эта импульсивная реакция была неизбежной. Несмотря на все усилия сдержаться, эмоции захлестнули его, заставив содрогаться от рыданий. Он потерпел неудачу, перепробовав все.
— Бедный маленький мальчик, — прозвучал возле его уха утешающий голос, и чьи-то тонкие руки обвились вокруг шеи Бека.
Сначала он подумал, что это Руэ Меридиан тихо спустилась к нему. Но, не успев еще довести до конца эту мысль, он осознал, что слышит не ее голос. Серые одеяния закрыли ему лицо, когда он повернул голову.
Грайан.
Он был так поражен, что несколько долгих мгновений просто сидел в ее объятиях.
— Малыш, малыш, не печалься. — Она говорила не своим «взрослым» голосом, но голосом ребенка. — Все в порядке, крошка Бек. Твоя старшая сестра здесь. Я больше не оставлю тебя, обещаю. Я никуда больше не уйду. Мне так жаль, так жаль.
Ее руки гладили его лицо нежными, успокаивающими движениями. Она целовала его лоб, воркуя с ним, прикасаясь к нему так, будто он был ребенком.
Он вновь поднял взгляд, заглянув в ее глаза. Она смотрела на него, видя его впервые с тех пор, как он нашел ее в Погребенном Замке. Исчезли и ее пустой взгляд, и отсутствующее выражение лица. Она вернулась оттуда, где скрывалась все это время. Она пробудилась.
— Грайан! — выдохнул он в облегчении.
— Нет, нет, детка, не плачь, — ответила она тут же, прикасаясь пальцами к его губам. — Ну, ну, твоя Грайан все может исправить. Скажи мне, малыш, что не так.
Бек затаил дыхание. Она видела его, но не таким, каким он был на самом деле, а таким, каким помнила его.
Ее взгляд неожиданно скользнул в сторону.
— О, что это? Твой щенок заболел, Бек? Он съел что-нибудь не то? Он поранился? Бедный щеночек.
Она смотрела на Квентина. Бек был так ошеломлен, что лишь в растерянности уставился на нее. Он смутно помнил щенка из своего очень раннего детства, черного песика непонятной породы, который бродил по дому и спал на солнце. Он больше ничего не помнил о нем, даже его имени.
— Не удивляюсь, что ты плачешь. — Она нежно пригладила волосы Бека. — Твой щенок болен, и ты не можешь ему помочь. Все в порядке, Бек. Грайан сможет помочь. Мы используем мое особое лекарство, чтобы снять боль.
Она выпустила его из своих объятий и направилась к изголовью кровати. Посмотрев на Квентина, она прошептала:
— Такая боль. Не знаю, смогу ли вылечить тебя. Иногда не может помочь даже особое лекарство. Иногда ничто не может помочь.
Бек похолодел, осознав, что мог ошибаться в отношении ее. Может быть, она была вовсе не его сестрой, но ведьмой Ильзе. Она могла исцелить Квентина так же, как исцелила Каэля Элессдила.
Она могла убить его.
— Нет, Грайан! — воскликнул он, бросаясь к ней.
— О-о-о, детка, — предостерегающе воскликнула она, схватив его за запястья. Она была гораздо сильнее, чем он мог себе это представить, и он не мог высвободиться. — Позволь Грайан помочь.
Она уже воспользовалась магией. Бек ощутил ее воздействие: его будто сковало бархатными цепями. В считанные секунды он был парализован. Она осторожно вернула его на место и, тихо напевая, проследовала затем к изголовью кровати Квентина Ли.
— Бедный щенок, — повторила она, протягивая руку, чтобы погладить лицо горца. — Ты так болен, так мучаешься. Что с тобой случилось? Ты весь изломан внутри. Что-то ранило тебя?
Бек был вне себя. Он не мог ни пошевелиться, ни заговорить. Юноша беспомощно наблюдал за тем, что происходит, не в состоянии вмешаться и потому объятый ужасом перед тем, что должно было произойти.
Она вновь заговорила с ним, ее голос уже не был голосом ребенка, он внезапно зазвучал так, будто принадлежал более взрослому, зрелому человеку.
— О Бек, я покинула тебя в беде. Я бросила тебя и не вернулась. Я должна была вернуться и не сделала этого. Это было так неправильно с моей стороны, Бек.
Она плакала. Его сестра плакала. Это было поразительно, и Бек ощутил бы радость, если бы не боялся, что это говорит вовсе не его сестра. Он отчаянно пытался что-нибудь сказать, остановить ее, но не мог издать ни звука.
— Щеночек, малыш, — печально прошептала она и, протянув руки, взяла в ладони лицо Квентина. — Дай-ка я помогу тебе.
Затем она наклонилась и нежно поцеловала его в губы, втянув в себя воздух из его рта.
Руэ Меридиан спала в самодельном гамаке из парусины, который она растянула между фок-мачтой и носовым ограждением, когда почувствовала на своем плече руку Бека. Проснувшись и увидав выражение, застывшее на его лице, она выпалила:
— Что случилось?
Выражение лица Бека с трудом поддавалось определению. Тревога, смешанная с изумлением, и в то же время неуверенность. Казалось, он был в растерянности, будто сам только что проснулся, и не там, где лег. Сначала она подумала, что его приход — это запоздалая реакция на услышанное от нее несколько часов назад. Руэ быстро села в гамаке и, свесив ноги, встала с него.
— Бек, что случилось?
— Грайан очнулась. Не знаю почему. Возможно, это магия. Я применил ее, пытаясь помочь Квентину излечить его так же, как Брин Омсворд исцелила когда-то Рона Ли. Или, может быть, это случилось, когда я плакал. Я был так разочарован и вымотан, я просто сломался. — Он резко выдохнул. — Она говорила со мной. Она звала меня по имени. Но она не была собой, не взрослой, но ребенком, говорила детским голосом, называла меня «бедный малыш, малютка Бек» и просила не плакать.
— Погоди минутку, помедленнее, — сказала она, обнимая его за плечи, — иди-ка сюда.
Она повела его на нос судна и усадила в тень правого корабельного тарана, туда, где изгиб его рога образовывал укрытие в месте соединения с палубой. Она уселась там, подтянув колени к груди и обхватив ноги руками.
— Хорошо, расскажи мне остальное. Она очнулась и говорила с тобой. А что было дальше?
— Ты этому не поверишь, — прошептал он. Было ясно, что он и сам не верил в это. — Она излечила его. Применила свою магию и исцелила его. Я думал, что она собирается его убить. Она называла его щенком, — она думала, что это щенок. Я попытался остановить ее, но она что-то сделала со мной с помощью магии, так что я не мог ни двигаться, ни говорить. Затем она занялась им, и я подумал, что она собирается убить его, чтобы избавить от боли и страданий. Так поступила бы ведьма Ильзе, а я боялся, что она все еще колдунья.
Руэ наклонилась вперед:
— Как она смогла вылечить его, Бек? Он был весь изломан внутри и потерял половину крови.
— Магия может сделать это. Она может исцелять. Я видел, как это произошло с Квентином. Он еще не полностью оправился. Он еще даже не очнулся. Но цвет его кожи изменился у меня на глазах. Я слышал, как его дыхание стало спокойным, а потом, когда я вновь смог двигаться, почувствовал, что его пульс стал ровнее. Некоторые из его ран, те, что ты перевязала, полностью затянулись.
— О боги, — прошептала она, пытаясь представить себе эту картину.
Бек откинулся на таран и взглянул на ночное небо.
— Закончив, она вернулась ко мне, потрепала меня по щеке и обняла. Я вновь смог двигаться, но не хотел ей мешать, так как подумал, что это могло помочь ей. Я позвал ее по имени, но она не ответила. Она просто качала меня и плакала.
Он заглянул ей в глаза.
— Она снова и снова повторяла, как ей жаль. Сказала, что этого больше никогда не повторится — она никогда не бросит меня, не покинет, как прежде, никогда. Все это она говорила голосом маленькой девочки, детским голосом. — Его глаза закрылись. — Я просто хотел помочь ей, дать ей знать о том, что я понял. Я попытался обнять ее. Когда я сделал это, она вновь ушла в себя. Перестала говорить и двигаться. Перестала видеть меня. Она вновь стала такой как прежде. Я ничего не смог сделать, чтобы вернуть ее. Я пытался, но она не отвечала. — Он покачал головой. — Поэтому я оставил ее и пошел искать тебя. Мне нужно было рассказать это кому-нибудь. Прости, что разбудил тебя.
Руэ притянула его к себе и поцеловала в губы.
— Я рада, что ты сделал это. — Встав, она потянула его за собой. — Ляг со мною, Бек.
Она потянула его к гамаку и уложила рядом с собой. Прижавшись к нему, она обняла его обеими руками. Руэ все еще привыкала к мысли о том, что этот юноша значит для нее так много. Признание, которое она высказала Беку, удивило ее саму, но она нисколько не жалела об этом. Бек Омсворд дал ей ощущение целостности, будто найдя его, она отыскала недостающую часть самой себя. С ним ей было так хорошо, как давно уже не было ни с кем.
Сначала они лежали без движения, без слов, просто обнимая друг друга и слушая тишину. Но ей хотелось большего, хотелось дать ему больше, и она стала целовать его. Она осыпала поцелуями губы и глаза, лицо, и шею, и грудь. Он пытался ответить, но она не позволила, желая, чтобы все исходило от нее. Когда он, казалось, успокоился, она вновь откинулась назад, уложив его голову себе на плечо. Он ненадолго уснул, и она продолжала обнимать его, пока он спал.
— Я люблю тебя, Бек Омсворд, — произнесла она беззвучно, подумав о том, как это странно — влюбиться при таких необыкновенных обстоятельствах. Это казалось неудобным и немного смешным. Хокен был бы возмущен. Он никогда бы не подумал, что она влюбится в кого бы то ни было. Она и сама так же думала, до сих пор. Рыжая Крошка была слишком независимой, слишком упрямой. Она никогда ни в ком не нуждалась, не искала ничьей компании. Она была самодостаточна. Руэ понимала ход его мыслей.
Ее пальцы проникли под рубашку Бека и прикоснулись к его коже. Она положила руки ему на грудь, там, где сердце. Мысленно считая его удары, она прикрыла глаза и задремала.
Когда она снова проснулась, он еще спал. Небо над головой светлело, приближался рассвет.
— Уже почти день, — прошептала она ему на ухо.
Он кивнул в ее плечо. Мгновение он хранил молчание, стряхивая с себя остатки сна. Руэ чувствовала его дыхание на своей шее, ощущала силу его рук.
— Когда мы вернемся в Четыре Земли, — начал он и остановился. — Когда все это закончится, и нам нужно будет решать, где мы…
— Нет, Бек, — сказала она нежно, но твердо. — Не говори о том, что будет потом. Не тревожься. Это еще не скоро будет иметь для нас значение. Оставь.
Он вновь умолк, лежа вплотную к ней. Руэ откинула назад свои волосы, упавшие ей на лицо. Взгляд Бека с интересом проследовал за этим ее движением, и он протянул руку, чтобы помочь ей.
— Я должен спуститься в Крэйк, — молвил он. — Я должен вернуть меч Квентина. Хочу, чтобы он был здесь, когда он очнется.
Она кивнула:
— Хорошо.
— Ты присмотришь за Грайан ради меня, пока меня не будет?
Она улыбнулась и поцеловала его в губы.
— Я не могу, Бек. — Руэ прикоснулась к кончику его носа. — Я иду с тобой.
Когда она сказала это, Бек испугался. Внешне он никак не проявлял своего страха, но в душе его царила буря. Он был в состоянии думать лишь о том, как он боится за нее, как страшится того, что может случиться. Это уже произошло с Квентином Ли, а ведь его брат, по крайней мере, был под защитой меча Ли. Одна рука Руэ была в лубке, и она вообще не владела никакой магией. Если бы он согласился на то, чтобы она отправилась туда, он принял бы на себя ответственность за них обоих. Бек не был уверен в том, что ему хотелось этого сейчас, сразу после того, как он так ужасно подвел Квентина.
— Я не думаю, что это хорошая мысль, — сказал он ей, не найдя ничего лучшего, чтобы не разъярить Руэ и не укрепить ее решимость.
Она, казалось, размышляла над тем, насколько удачно он выразил свое возражение, а затем улыбнулась:
— Знаешь, что мне больше всего нравится в тебе, Бек? Не внешность, и не твой смех, и не то, как ты воспринимаешь мир, хотя все это мне тоже по душе. Что мне действительно нравится в тебе, так это то, что ты ведешь себя со мной так, будто я не как все. Ты уважаешь меня. Я не должна драться с тобой, чтобы заставить уважать себя. От тебя я могу ожидать этого как чего-то само собой разумеющегося. Мы на равных. Я могу даже быть лучше кое в чем. — Она сделала паузу. — Я бы не хотела потерять это.
Ему нечего было ей сказать. Он просто кивнул и улыбнулся ей в ответ, а она страстно поцеловала его, чтобы показать, как высоко она ценит проявленное им понимание. Поцелуй ему понравился, но опасения по поводу предстоящей совместной вылазки нисколько не развеялись.
Тем не менее, вопрос был решен, поэтому они тихонько скользнули за борт, затем по краю утеса добрались до начала тропинки и отправились по ней вниз. Было уже настолько светло, что можно было различить очертания деревьев. Легкий утренний ветерок медленно шевелил листву и ветки. Во время спуска Бек сканировал все вокруг с помощью магии, не желая быть застигнутым врасплох, даже если то, что он делал, могло послужить предупреждением самке мертвого граака. Он уже решил, что если самка будет где-нибудь поблизости, то они тут же повернут назад. Даже Рыжая Крошка не могла с этим спорить.
Но фортуна улыбнулась им, и они проникли в Крэйк незамеченными. С помощью песни желаний Бек сделал их невидимыми. Укрытые шлейфом тумана и лишенные запахов, которые могли привлечь плотоядных хищников, они скользили между деревьями, легкие и свободные как призраки. Меч Квентина, заляпанный грязью, но все еще целый, лежал рядом с тушей бездыханного граака. Подхватив его, они отправились в обратный путь. Солнце уже позолотило иззубренные верхушки гор на востоке, когда они начали свое восхождение по тропинке.
«Это оказалось так легко», — подумал в изумлении Бек, когда они добрались до утеса. Почему это не прошло так же легко для Квентина? Но тогда, конечно, не было бы того толчка, который помог очнуться Грайан, а он сам не увидел бы, что теперь она откликается на боль и страдание не как ведьма Ильзе, а как его сестра. Он не открыл бы, что она, быть может, вернется в конце концов, когда будет готова к этому.
Руэ Меридиан обернулась к нему, озорной взгляд ее зеленых глаз светился удовлетворением:
— Признайся, это было не так уж и плохо.
Бек покачал головой и вздохнул:
— Да.
— Вспомни об этом в следующий раз, когда задумаешь что-нибудь опасное без меня. — Обхватив его за шею обеими руками, она притянула его к себе. — Если ты любишь меня, если я люблю тебя, то не может быть и речи, чтобы такое когда-нибудь случилось. В противном случае наши чувства друг к другу — ненастоящие.
Он покачал головой:
— Нет. Это — настоящее.
Руэ улыбнулась, откидывая назад с лица пряди длинных волос:
— Я знаю. Поэтому не забывай об этом.
Она прибавила шагу и пошла впереди него. Он смотрел ей вслед, едва владея собой. В ее словах и улыбке, во всем, что она говорила и делала, он видел будущее, превосходившее все его ожидания, все, что он когда-либо представлял возможным. Это была лишь мечта, но разве действительность не зарождалась в мечтах?
Его приподнятое настроение тут же исчезло под напором сомнений. «Это глупо — позволять себе так думать, — размышлял он, — дать возможность чувствам затуманить рассудок. Да ты только посмотри, где находишься. Только подумай, что на тебя обрушилось. И как все это соотнести с мечтаниями?» Он смотрел, как удалялась от него Руэ Меридиан, и одновременно ощущал, как тают его мечты, слишком иллюзорные, чтобы удержать их, слишком хрупкие, чтобы ухватиться за них. Он рисовал картины на песке, но вот наступил прилив.
Когда они добрались до тропинки и подходили к «Ярлу Шаннаре», то обнаружили Редден Альт Мера и его скитальцев, собравшихся на краю утеса. Они смотрели на восток. Со стороны побережья приближались Крылатые Всадники, с которыми был кто-то еще.