— Так вот ты какой, Андрей Николаевич Воронов, — добродушно улыбнулся следователь, пожимая руку Максимова.
— Да, я такой, единственный и неповторимый, — тоже улыбнулся Андрей.
— Это точно, — в глазах «важняка» свернули веселые искорки. Он указал ладонью на стул рядом. — Другого такого с огнём не найдешь. Присаживайся. Тебе уже, наверняка, сказали, кто и почему, хочет с тобой побеседовать?
— Конечно, — серьезно кивнул политтехнолог. — Вы — Александр Иванович, — следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам. А вот эту красивую женщину с вами, не имею чести знать.
Брюнетка приветливо улыбнулась, с интересом рассматривая Максимова. Андрея дружелюбное выражение лица не обмануло. Когда он вошел, сумел поймать короткий встречный взгляд. Женщина сразу отвела глаза, но политтехнолог уловил холодный прищур голубых глаз. Она рассматривала гостя, как снайпер новую жертву сквозь прорезь оптического прицела, перед тем как нажать на курок.
— Это Виктория Алексеевна, — представил женщину следователь. — Мой помощник и психолог. Консультирует по особенностям поведения маньяка, которого ловим.
— Очень приятно, — кивнул Максимов.
— Сразу предупрежу, это не допрос, иначе бы я попросил прийти с тобою кого-то родителей, — пояснил Александр Иванович. — Ты уже дал подробные показания, я их ещё раз посмотрю, подумаю, сопоставлю с имеющейся информацией. Если появится потребность задать вопросы официально под протокол, будем беседовать в присутствии твоего отца или матери. Сейчас хочу неформально пообщаться с тобой, познакомиться, обсудить план, который мне предложил Максим Олегович. Это была твоя идея, сделать ловушку маньяку?
— Да, — подтвердил Андрей. — Моя.
— С чего ты вообще взял, что он клюнет? — прищурился следователь, внимательно изучая безмятежное лицо Максимова.
— Мы уже это подробно обсуждали с начальником уголовного розыска, — заметил Максимов.
— Знаю, что обсуждали. Мы именно тебя хотим послушать.
Брюнетка внимательно изучала лицо политтехнолога, пытаясь по позе, мимике, непроизвольным жестам, голосовым интонациям, понять чувства и эмоции.
— Тут всё просто, — пожал плечами Андрей. — Я же уже Максиму Олеговичу объяснял. Вот смотрите, убийца считает себя миссионером, избавляющим мир от скверны, которая воплощена в девочках и девушках. Поэтому и оставляет послания рядом с жертвами, чтобы донести своё послание обществу и объяснить, почему они наказаны. Одновременно он упивается своей безнаказанностью и мнимым всемогуществом, получает удовольствие от игры с милицией и людьми. Для маньяка важно ощущение, что он выше всех этих серых людишек, может вертеть ими как пешками и делать, что хочет. Только этим можно объяснить его действия: подстрекательство местных алкоголиков на поход к райотделу и попытку похищения Валерии Вернер. Он готов рисковать, чтобы доказать своё превосходство, получить моральное удовольствие. И поражение для него серьезный удар по самолюбию, с которым маньяк никогда не смирится. Он всегда будет желать отомстить и взять реванш. И это можно использовать.
— Откуда ты знаешь о комплексе Наполеона? — неожиданно вмешалась в разговор психолог. Немигающий взгляд Виктории Алексеевны сверлил Максимова.
— Советую говорить правду, — добавил следователь. — Максим Олегович признался, это твое выражение. Сам он в таких терминах не разбирается.
— Читал много, — спокойно ответил Андрей. — У меня дед и бабушка медики. Деда давно уже нет, а бабушка в Москве живет и здравствует. До пенсии в ММИ преподавала. У неё огромная библиотека о разных патологиях, в том числе психиатрических. Можете проверить.
— И ты увлекся чтением нудных медицинских книг о психиатрии и маньяках, — подхватил следователь. — Правильно?
— Не совсем, — хмыкнул Андрей. — Познакомился у бабушкиного дома с одним интересным человеком. Он меня заинтересовал рассказами о маньяках и их особенностях.
— О, вот это уже интересно, — подобрался Владимир Александрович. — Давай-ка поподробнее.
— А что рассказывать? Вышел утром сделать зарядку, подтянуться на турниках, а во дворе, на скамеечке интересный старикан сидит. Волосы длинные седые по ветру летают, коньяк в пакет завернут, прикладывается к горлышку время от времени. Я когда отдыхал, к нему подсел. Он оказался профессором медицины. Меня это не удивило: в доме много преподавателей и врачей проживает, квартиры вроде по квоте Минздрава получили, точно не знаю. Дед сказал, супруга в Израиль хочет к родственникам, он — нет, но жену бросить не может. Вот зашел к знакомому с коньяком, того дома не оказалось, теперь сидит, прощается с Родиной.
— Как его звали? — уточнила оживившаяся психиатр.
— Лев Моисеевич, вроде, — пожал плечами Максимов. — Фамилию не называл, а я не уточнял.
— Не Янкелевич?
— Говорю же, не знаю.
— Я только одного Льва Моисеевича припоминаю, — задумчиво протянула Виктория Алексеевна. — У меня он не преподавал, несколько лекций провел, когда наш преподаватель заболел, десять лет назад. Уже тогда седой был, но подстриженный. И уезжать никуда не собирался. Ладно, уточню.
— И подвыпивший профессор медицины начал сразу незнакомому школьнику о маньяках рассказывать? — усмехнулся следователь. — Серьезно? Свежо предание да верится с трудом.
— Не, там чуть другая ситуация была. Его ученик диссертацию о серийных убийцах пишет, а дед — научный руководитель. Теперь уезжать приходится, вроде как сильно подвел ученика, — пояснил Максимов. — Дед его так хвалил, говорит гений, диссертация будет сенсационная, настоящий прорыв. Они провели, как сказал Лев Моисеевич, революционные исследования типов и особенностей поведения маньяков, и в самый ответственный момент он уезжает.
— Интересно, — подобрался следователь. — А фамилию и имя своего юного гения, этот Лев Моисеевич называл?
— Постоянно называл, — охотно подтвердил Андрей. — Он же сетовал, что подвел такого прекрасного парня, Стасика Максимова, будущую звезду психиатрии. Сказал, что благодаря его методам определения серийных убийц, любого маньяка можно будет вычислить по поведению.
Следователь черкнул на листе пару строчек.
— Значит, Лев Моисеевич — профессор психиатрии и Станислав Максимов — его ученик, пишет диссертацию. Правильно?
— Правильно, — кивнул политтехнолог.
— Виктория Алексеевна, узнать можете, что это за Станислав Максимов и чего он такого революционного в своей диссертации раскрыл? — повернулся к психиатру Владимир Александрович. — По моим каналам это дольше будет. А вы в этой среде своя.
— Узнаю, — многозначительно пообещала брюнетка. — Завтра приедем в Москву, сразу займусь.
— Вот и хорошо.
«Вот и узнайте», — мысленно ухмыльнулся Максимов. — «Сюда его привезите, со мной познакомьте. А я ещё домой к Стасу напрошусь. Интересно, глянуть на себя шестнадцатилетнего со стороны, такого ещё со мной не было. Но главное войти в семью, познакомиться и подружиться с батей, сделать так, чтобы он мне доверял. Тогда в девяносто третьем будет легче его вытаскивать из этого кровавого котла, если предотвратить не получится. Но думаю, всё нормально будет. За три с половиной года с моими знаниями и умениями такого можно наворотить, мама не горюй».
— Ты учти, — строго предупредил следователь. — Мы твой рассказ тщательно проверим. Если понадобится, этого Льва Моисеевича даже в Израиле найдём. Всё уточним, вплоть до самых мелких деталей.
— Уточняйте, — согласился Максимов. Проверки он не боялся. Историю с уехавшим научным руководителем он досконально знал со слов брата. Лев Моисеевич покинул Союз в феврале девяносто первого. Очень сокрушался, что подвел одного из лучших учеников. А в январе перед отъездом, в расстроенных чувствах бегал к своим друзьям и сотрудникам с бутылкой коньяка и прощался. Несколько раз напился так, что ничего не помнил. Так что, сдать Максимова он никак не мог.
— Лев Моисеевич тебе рассказывал о предмете диссертации и как себя ведут маньяки? — с любопытством уточнил следователь.
— Он больше расстраивался, что подвел воспитанника, — усмехнулся Андрей. — Пел оду гениальности своему Стасику, одновременно, действительно кое-что рассказал о маньяках так, что мне стало интересно, самому почитать литературу о психиатрических патологиях. Когда вернулся к бабушке сразу начал её искать.
— И что он рассказывал о маньяках? Приведи пример.
— Об основных типах серийных убийц: «визионерах», в головах которых раздаются голоса с приказами убивать, которые они относят к дьяволу или к другим сверхъестественным сущностям, «миссионерах», убежденных, что они являются своеобразным чистильщиками общества от «плохих», по их мнению, людей. Ещё есть «гедонисты», уничтожающие, ради получения сексуального удовольствия или личного удовлетворения. И очень интересные экземпляры, называемые «охотниками», получающие экстаз от чувства полной власти над жертвами, каждым убийством доказывающие своё превосходство. Имеются и такие маньяки, в которых наблюдаются черты сразу нескольких типов. Например, они могут получать удовольствие от своих преступлений, быть убежденными, что несут свою миссию и наслаждаться своим чувством превосходства. Мне кажется, наш случай, именно такой.
— Когда кажется, креститься надо, — усмехнулся следователь.
Максимов промолчал.
— Ты всё-таки не ответил насчёт комплекса Наполеона, — напомнила психиатр. — Вообще-то он характерен для маленьких людей. На фоне своего комплекса, связанного с небольшим ростом, у них вырабатывается агрессивная манера поведения, нетерпимость к критике, склонность к зависти и замкнутость. Маньяк выше среднего роста, крепкий, это уже известно, в том числе и по твоим показаниям. Так что не подходит.
— Ошибаетесь, — улыбнулся Андрей. — Насчёт роста всё правильно — маньяк высокий. Но ещё для комплекса Наполеона характерны высокомерие, болезненное самолюбие, искаженное восприятие реальности, нежелание признавать свои ошибки, постоянные попытки возвыситься, продемонстрировать свое величие и неуязвимость. Я, прежде всего, это имел в виду — у маньяка всё перечисленное присутствует.
— Ладно, давай перейдем к делу, — хлопнул ладонью по столу прокурорский работник. — Ты осознаешь, что рискуешь своей жизнью?
— Осознаю, — кивнул Максимов. — Риск — дело благородное. Особенно, если есть возможность поймать этого ублюдка. После того, как я ему помешал похитить Леру, нашел его берлогу и заставил скрыться, он не успокоится, пока не отомстит. И пока маньяк на свободе, — я, мои родные, Лера не могут быть в безопасности. Не говоря уже о других девчонках — потенциальных жертвах. Все равно, рано или поздно мне придется с ним схлестнуться. И лучше рано, чтобы никто больше не погибал.
— Резонно, — после непродолжительного молчания согласился следователь. — Ну что же, я услышал твою позицию. Не могу сказать, что полностью одобряю, но понимаю, и принимаю. Теперь останется ещё одна формальность. Надо чтобы твои родители дали добро на твоё участие.
— Дадут, — твердо ответил Максимов. — С мамой будет тяжело, с отцом — полегче. Вместе мы её убедим.
— Когда с ними поговоришь? — деловито поинтересовался следователь.
— Завтра вечером, придут с работы, пообщаюсь, возможно, сперва с отцом.
— Тогда послезавтра в шесть вечера приходи в райотдел, я как раз приеду из Москвы. Если твои родители не будут против, дадут согласие, подпишут бумаги, начинаем операцию, — Владимир Александрович вздохнул. — Я со своей стороны, беру на себя газеты, телевидение и всё остальное.
— Договорились, — улыбнулся Максимов.
— Тогда бывай, — следователь поднялся и протянул ладонь.
Рука у Владимира Александровича оказалась мозолистой и крепкой. Следователь задержал руку Максимова в своей пятерне и невинно поинтересовался, глядя в глаза.
— А что это за драка у тебя с местной шпаной вышла? Что-то не поделили? Только откровенно.
— Я со шпаной не общаюсь, — сухо ответил Максимов.
— Почему? — поднял брови Владимир Александрович. — Был печальный опыт?
— У меня к вам тогда встречный вопрос, — усмехнулся Андрей. — Только ответьте откровенно. Вы берете взятки у преступников?
У «важняка» изумленно взлетели брови.
— Что за дурацкий вопрос? — возмутился он. — Нет, конечно!
— Почему? — театрально изумился Максимов. — Был печальный опыт?
Владимир Александрович хохотнул.
— Подловил, — весело признал он. — Так всё-таки, что у тебя с этими зареченскими вышло?
— Если кратко и не вдаваться в подробности и нюансы: шел с девушкой пристали, схватили девчонку, пришлось драться, чтобы она убежала.
— Понятно, — хмыкнул следователь. — Ладно, я тебя больше не задерживаю. До встречи.
— До встречи.
* * *
Багровый от злости и стыда Антон Лесин стоял перед отцом, опустив голову.
— Сына, скажи мне, ты — дурак? — прошипел первый секретарь. — Зачем ты полез мстить этому Воронову? Всемогущим себя почувствовал? Во взрослые игры поиграть захотел? Почему ко мне не обратился? Это я на аппаратных играх собаку съел, и большой жизненный опыт имею. А ты ещё толком из яйца не вылупился, всю жизнь сидишь под моим крылом, ни копейки не заработал, только деньги тратишь.
— Мишка перед отъездом заехал, — виновато забубнил отпрыск, не поднимая взгляда. — Сказал, из-за этого Воронова, менты на хвост сели и его в Грузию отправляют. Денег оставил — пятьсот рублей. Просил наказать его, подставить как-то. Когда уезжал, Мишка переговорил с брательником, чтобы мне помогал. Оставил телефон, чтобы обращался, если понадобится. Бать, я с ним уже сколько лет дружу, как отказать? И эта скотина Воронов, действительно, много о себе возомнил. К Инге подкатывался, а она этому выскочке постоянно улыбается и глазки строит. Ненавижу гада! Я обратился к Хомякову, он на Воронова тоже зуб точит. Толик придумал, как этого гада подставить в Москве. Все расклады дал, как один из организаторов. Водителей Авто по своим раскладам пробил. Потом на одного из них, Гришку наехал, пояснил, если не скажет, что надо, брату на зоне плохо будет. Я с Киреевым перетер, четвертак дал, чтобы сумку Воронову показал, сделал так, будто идея напоить ребят его была. Авто с дальними родственниками в Москве договорился, за кафе, а Хомяков заведение по просьбе Тамары Владимировны «нашёл». Кто же знал, что этот Воронов такой ушлый? Раньше он таким не был.
— Раньше ты такой фигней не страдал, — злобно ощерился первый секретарь. — Если сам пацан зеленый, мог бы ко мне за советом обратиться! Ты же понимаешь, что вся ваша комбинация с водкой — детский сад, штаны на лямках. Очень много дыр, она операми разбивается на раз-два. Как вы ещё Авто в это всё втянули? Не понимаю, он мужик взрослый, уже жизнь повидал.
— Брательник обратился, — буркнул Лесин-младший. — Попросил помочь — он сделал.
— Ну и дурак, — хмыкнул Владимир Петрович. — Пошел на поводу двух малолетних дебилов. Хотя понятно, он — кавказец, Мишка — его младший, там отношения в семье другие.
— Хомяков с ним дела не имел — я разговаривал как друг Миши, — признался Антон.
— Хоть тут сообразил, — фыркнул первый секретарь. — Не по масти ему с комсоргом общаться. Если бы узнал, тебе претензию предъявил. Ладно, теперь слушай меня. Ты и Миша — малолетние идиоты. Бадри мне проблему сына обрисовал. Мы бы этого щенка посадили или, по крайней мере, жизнь испортили. Отец твоего Миши лучших адвокатов подключил, там ситуация выигрышная была. Свидетелей нашли, что твой Воронов драться первым начал. Правда, сявки девушку первыми схватили, но это можно было на шутку перевести, заигрывали они так. Зареченским уже сказали, что и как говорить. Игнатову этот Воронов коленную чашечку разбил, ещё одному чуть пальцем глаз не выколол. Так что превышение пределов необходимой самообороны с последующей уголовной ответственностью можно было пришить. С судьей, по просьбе Бадри, я поговорил, полковника мы тоже настроили, как нужно, всё было готово. А вы с Хомяковым своими тупыми подставами нам всю игру поломали. Ко мне начальник УГРО приехал вместе с опером Димой, братом ещё одного твоего одноклассника. Они за выходные, пока мы на рыбалке все вместе прохлаждались, дело полностью размотали. Ивлеева и водилу раскололи, показания запротоколировали, подписали. А во вторник — Хомякова. И о наших действиях, работе с подследственными и судьей узнали. Меня и Бадри поставили перед выбором. Либо запускают и полностью раскручивают дело, привлекают тебя и Авто, либо зареченские едут на зону, а Воронова никто не трогает. И как ты думаешь, что я выбрал?
— Понятное дело, — скривился Антон. — Значит, Воронову ничего не будет?
— Не будет, — вздохнул первый секретарь. — Пойми, обстановка сложная. Могут в прессе истерику раздуть, особенно в демократических газетах и на телевидении. Там такие истории о «партократах» обожают, и всё в духе «Гласности», будь она неладна. А мне сейчас, кровь из носу в кресле удержаться надо. Потом все будет по-другому, но тот кто городом управляет, при власти останется. Чувствую недолго коммунистам править осталось, всё под откос летит. Теперь бы момент не упустить… Поэтому скандал мне не нужен. Пока я сделать ничего не могу. Но это пока. Есть у меня одна мыслишка, как твоего Воронова наказать. Не сейчас, а немного позже, когда твои художества чуть позабудутся.