Кровавая весна 91-го продолжается

Глава 11

— Чебуреки вредные, — авторитетно заявил Максимов. — Там масла больше чем мяса. Угробленное здоровье дороже денег. Да и шашлыки выглядят аппетитнее. Черт с ними, ценами, не обеднею.

— Ладно, — покорно согласилась Лера. — Только мы с Рудиком, Вадик, Серега и Саня можем сами за себя заплатить — заработали. Так будет справедливее. А за Олега и Севу скинемся, там немного получится.

— Согласен, — поддержал Русин. — Если возьмем кило восемьсот шашлыка, обожремся. С каждого по шесть рублей получается, не считая Олега и Севу. Вполне приемлемо.

— У меня есть немного денег, — смущенно сообщил Агапов. — Трешку с собой взял на всякий случай.

— Пусть она у тебя и остается, — великодушно отмахнулся Максимов. — Сказано же — угощаем. Не будем же мы сидеть, есть шашлык, и смотреть, как вы сидите рядом и облизываетесь.

В скверике сзади киоска оказалось несколько раскладных столов и стульев для любителей поесть мяса на природе. Максимов с Лерой и товарищей, неторопливо расселись в тени векового дуба. Через минуту полный кавказец, сияя из-под усов довольной улыбкой, расставил тарелки, плошки с томатным соусом, корзинку с лавашами, овощами и зеленью, а потом принес шампуры с шашлыком. Толстые куски мяса, с колечками лука между ними, поджаренные на углях до золотисто-бордовой корочки, источали такой запах, что у Андрея непроизвольно выделилась слюна.

Шашлык оказался выше все похвал. Мягкие, сочные кусочки сами распадались на ломти, выделяя густой мясной сок. В сочетании с острой томатной приправой, теплым свежим лавашом и хрустящей, явно тепличной зеленью, шашлык получился как в лучших грузинских ресторанах начала двухтысячных, куда в прошлой жизни политтехнолог прилетел отдохнуть с дочкой и женой после особо напряженных выборов.

После вкусной и сытной еды, Андрей, ощущая приятную тяжесть в желудке, немного расслабился. Неторопливо потягивал из стаканчика прохладный лимонад, принесенный услужливым хозяином, из установленного в киоске холодильника, и блаженствовал. Слушал разговоры ребят, изредка кидал ленивые реплики, подкладывая кусочки шашлыка и подливая лимонад Лере. Пару раз пришлось аккуратно прервать разошедшихся Вернера и Громова, которые слишком явно начали высмеивать товарища генерального секретаря. Не было бы в компании рыжего и его дружка-ботаника, Максимов бы сам от души поиздевался над пятноголовым президентом. Но наученный жизнью, предпочитал не откровенничать при людях, которых недостаточно знал.

Сытный обед у улыбчивого шашлычника с учётом зелени, лавашей, лимонада обошелся немного дороже, кавказец без тени смущения насчитал сорок рублей. Довольному восточному человеку вручили сорок и ещё трешку, что вызвало целый поток горячих благодарностей и приглашений приходить ещё. Сумма получилось выше планируемой, но денег было не жалко, накормили, действительно, очень вкусно.

Потом компания прогулялась по парку, посетила павильон «Юные натуралисты», полюбовалась на кактусы, экзотические цветы и растения, выращенные пионерами. Немного постояли возле огромной надувной фигурки Мишки — символа Московской олимпиады. Опять прошлись по парку, по дороге, приобрели на лотке «Мороженое» у приветливой полной тетки восемь порций «Бородино». В Пореченске этого легендарного пломбира, запомнившегося Андрею ещё по прошлой жизни, не было.

Максимов с Лерой и товарищами прохаживались по аллеям ВДНХ, увлеченно уплетали круглые цилиндрики мороженого, смакуя необычно толстую глазурь из крема-брюле.

Идиллию нарушил Гринченко, озабоченно глянувший на часы.

— Двадцать минут пятого, — сообщил он. — Пора возвращаться.

Возле двух «икарусов» уже собирался народ. Гринченко, как назначенный «старшим», пошел доложиться стоящей в толпе народа Татьяне. Хомякова по-прежнему нигде не было видно.

«Или уехал, или решил отсидеться в автобусе», — решил Максимов.

Когда к главному входу подтянулась последняя группа школьников, Ивченко коротко переговорила с Надеждой Федоровной и дала команду садиться в автобус.

Кооперативное кафе с вычурным названием «Аэлита», где планировался банкет, оказалась не совсем рядом, но и не сильно далеко, на одной из улиц, примыкающих к проспекту Мира.

Сразу никого не пустили. Попросили подождать минут десять. Пришлось ожидать, пока хмурый небритый мужик восточной наружности, застывший у закрытых дверей, разрешит заходить. Одноклассники Максимова, ребята из 11-Б, парни и девчонки из девятнадцатой школы расселись по столикам. Надежда Федоровна с несколькими учениками устроилась в углу. На белых накрахмаленных скатертях были расставлены закуски, соки, бутылки «крем соды», «пепси колы» и «фанты». Большие стулья с мягкими кожаными спинками и резными ножками, вытащенный магнитофон «Сони» с дополнительными колонками на сцене, свежая декоративная штукатурка на стенах — владельцы хорошо вложились в ремонт и обстановку заведения.

«И с нас сняли по пять рублей с каждого»? — насторожился Максимов. — «Меньше чем за шашлыки с уличного киоска? Подозрительно».

— Подожди, — Андрея, уже направившегося вместе с друзьями одному из столов, притормозил Киреев.

— Давай отойдем на минутку, побазарить надо по важному делу, — Рома расплылся в улыбке и заговорщически подмигнул.

Грудь политтехнолога кольнуло холодом: «Началось. Не знаю, что он от меня хочет, но разговаривать с ним наедине, значит играть по их правилам». В то, что дружок Лесина при всех предложил отойти в сторонку и рассказать что-то важное, Андрей не верил. Значит, ему очень нужно это сделать для подставы.

— Здесь говори. У меня от друзей секретов нет, — холодно ответил Максимов.

— Да не гони, Андрюха, надо вдвоем перетолковать, эта тема тебя касается, ты же знаешь, — Киреев опять подмигнул.

— Не знаю, — чуть усмехнулся политтехнолог. — Чего у тебя глаз всё время дергается? Нервный тик или к цирковому выступлению готовишься?

Улыбка сползла с лица Романа.

— Сам ты клоун, — прошипел он.

— Я тебя клоуном не называл, — усмехнулся Максимов. — Видимо, Гринченко правду сказал, ты действительно этим подрабатываешь.

— Да пошел ты, — буркнул помрачневший Киреев и отошел в сторону, освобождая дорогу.

Вернеры, Громов, Русин, Цыганков и сам Максимов расселись за столом. Гринченко и Агапов устроились за соседний столик, рядом с Томой Пичугиной, Кленовой и ещё несколькими одноклассниками.

Киреев ушел в дальний угол, где за небольшой нишей находились три столика. Вместе с ним потянулись Палкин и Семенцов, одноклассники Максимова, любители выпить, потусоваться и приударить за девчонками. Учились они плохо, на тройки, и всегда оттирались либо на дискотеке в Доме Железнодорожников, либо поблизости.

Когда все расселись, Русин первым делом подхватил тарелку с «оливье».

— Есть хочу, — довольно сообщил он, накладывая ложкой порцию побольше.

— Ты что с голодного края? — удивился Рудик. — Только недавно шашлыки топтали.

— Три часа с половиной уже прошло, — напомнил Саня, подхватывая с тарелки бутерброд с колбасой. — Я уже проголодался.

— Скоро горячее подавать будут, а ты сейчас набьешь желудок, потом ничего не влезет, — улыбнулась Лера. — Будешь сидеть и страдать, пускать слюни на котлетки или отбивные.

— Не, — мотнул головой Русин. — Ты даже не представляешь, сколько в меня влезть может.

— Давно хотел спросить, тебя Саня, — вмешался в разговор Вадик. — У тебя что, глисты завелись? Сколько за тобой наблюдаю жрешь, как не в себя, а не толстеешь.

— Это потому что пашу, как проклятый, — спокойно пояснил Саша. — Вот смотри. Я примчался со школы, перекусил, что-то в темпе из уроков сделал, потом лечу к Владу. Таскаю тюки в торговый зал, развешиваю одежду, убираю. Партии товаров собираю для оптовиков, бегаю по разным поручениям. А ещё каждый день зарядку с гантелями делаю, подтягиваюсь, отжимаюсь, пресс качаю. Батя во втором классе взял обещание заниматься, когда я двойку по физкультуре принес, и ни одного раза подтянуться на турнике не смог, теперь приходится выполнять. Я не жалуюсь, наоборот, доволен — кубики пресса появились, плечи раздались, мускулатура кое-какая имеется. Не стыдно перед девчонками на пляже показаться. Но при таком образе жизни приходится хавать как не в себя, зато на талии и заднице ничего не откладывается. Правда, Влад сказал, с понедельника полегче будет, он сменщика мне нашел. Давно хотел, и только сейчас руки дошли.

— Я даже покажу тебе кого, — Максимов указал глазами на Олега оживленно разговаривающего с Севой.

— Да, ладно, — не поверил Русин. — Гонишь?

— Не гоню, а информирую, — улыбнулся Андрей. — Я с Владом давно договорился. Гринченко уже приходил разок поработал, потом его отпустили до понедельника. Так что, твой новый напарник — Олег.

— Не было печали, — вздохнул Саня, критически осматривая щуплую фигуру рыжего. — Его же надолго не хватит.

— А вот это мы увидим, — пообещал Максимов. — Олег хочет же начать новую жизнь, стать другим человеком. Тоже спортом заниматься начал и продолжит в свободное от работы время. Вот и посмотрим, сколько продержится.

— Ладно, это всё понятно. Меня другое интересует: когда там что-то тяжелее закусок принесут? — Саня с надеждой глянул на дверь слева от барной стойки, ведущую на кухню.

— Главное, чтобы не работали так, как требует наш генеральный секретарь, он же президент, — усмехнулся Андрей.

— Это как? — заинтересовалась сидящая рядом Лера.

— Очень просто. Заходит мужик в ресторан, заказывает котлеты, ему приносят. Он в недоумении:

— Почему котлеты квадратные'?

— Так перестройка же. Надо меняться.

— Хорошо, а чего их недожарили?

— Работаем с ускорением, по рекомендациям нашего Генерального Секретаря.

— Почему они надкусаны? Вы там вообще в край охренели⁈

— Госприемка же. Надо проверять качество.

— Вы вообще с ума сошли. Даже прямо об этом говорите!

— А чего бояться? У нас гласность!

Парни заржали, Лера улыбнулась.

— Классно придумали, — Русин показал большой палец. — А я вот другой анекдот про Перестройку знаю. Мужик с пулеметом пробрался на балкон Верховного совета. Орёт:

— Где здесь Ельцин?

Перетрусившие Лигачев, Шеварнадзе, Горбачев облегченно выдохнули, заулыбались, тычут пальцами на трибуну, где стоит Борис Николаевич.

— Да вот же он!

— Борис Николаевич, пригнись! — кричит мужик и разворачивает пулемет на президиум и зал.

— Плохой анекдот, нехороший, — скривился Максимов. — И с печальным концом.

— Почему, с печальным? — удивился Русин.

— Потому что, с Ельцина и надо было начинать, — невесело усмехнулся Андрей. — Остальных можно исполнять во вторую очередь. Тогда бы киллер орден получил от благодарных потомков.

— Да чего ты так к Борису Николаевичу прикопался? — возмутился Саня. — Нормальный же мужик, сибиряк. Наш человек — он за народ, за справедливость и против партократов. Ты в прошлый раз намеки кидал с историями о политиках и сейчас чем-то недоволен.

— Хочешь, я тебе другой анекдот про Ельцина расскажу? Уверен, ты его потом часто вспоминать будешь, — вместо ответа предложил Максимов.

— Давай, — нехотя согласился Русин.

Остальные с интересом слушали диалог.

— Рейган спрашивает у Бога:

— Когда мой народ будет по-настоящему хорошо жить?

— Через двадцать лет.

«Не доживу», — расстроился Рейган, расплакался и побрел домой.

Ельцин спросил у Господа.

— Хочу знать, понимаешь, когда мой народ начнёт жить счастливо.

Бог внимательно глянул на подвыпившего Бориса Николаевича. Лицо Господа побледнело и осунулось, в глазах мелькнуло страдание, по щекам побежали прозрачные дорожки слёз. Ничего не ответил Бог, лишь тяжко вздохнул, развернулся спиной к Ельцину и молча побрел прочь'…

Русин надулся, но спорить не стал.

— А я тоже хороший анекдот знаю, — сообщил Вернер. — Правда, про Чапаева. Идёт как-то раз Василий Иванович с Петькой…

Максимов общался с приятелями, и подругой периодически поглядывая на частично скрытые нишей столики, где расселся Киреев с дружками. Недалеко, с другой стороны устроились Аус и Колокольцева, с подсевшим к ним Лесиным. Через пять минут Роман с деловым видом встал, подошел к Лесину, что-то прошептал ему на ухо и вышел из зала. В вестибюле находился туалет, поэтому на его уход никто не обратил внимания. Андрей заметил, быстрый как удар кинжалом взгляд Романа, когда тот проходил мимо его столика. Максимов мог поклясться, что в карих глазах Киреева на мгновение мелькнуло злобное торжество. Парень сделал безразличное лицо и отвел взгляд, но Андрей насторожился.

«Скоро что-то будет», — мелькнуло в голове. Политтехнолог почувствовал легкое возбуждение и волнение, заставившие пальцы на правой руке слегка вздрогнуть. Такое состояние он испытывал в самые последние дни перед выборами, когда противник шёл ва-банк и поочередно вытаскивал все припрятанные козыри из рукавов, стараясь уничтожить оппонента. Нападали на предвыборный штаб, поджигали склады с рекламными листовками и газетой кандидата, подбрасывали наркотики, устраивали потасовку с ключевыми членами команды, чтобы закрыть их во время выборов.

В ход шел самый грязный, реальный и придуманный компромат, использовались изощренные уловки черного пиара, недоступные мозгам рядового обывателя. Но Максимов всегда выходил из этих ситуаций победителем, обращая все действия противников против них самих. Ничего сверхъестественного в этом не было: только скрупулезное изучение оппонентов, их стратегий и тактик действий, приемов, уловок, креативных идей, использованных на других выборах. На Андрея работала серьезная команда аналитиков, журналистов, бывших милиционеров-полицейских, умеющих раскапывать любое грязное белье и находить тщательно скрываемую оппонентами информацию. Начиная предвыборную игру, Максимов уже понимал, что собой представляет противник, каких подлостей и необычных ходов от него можно ожидать, просчитывал всевозможные варианты развития событий и готовил свои контрудары.

Сейчас ситуация была другой. О чём договорились Хомяков и Лесин, он не знал, какую провокацию приготовят — тоже. Пришлось действовать интуитивно, сначала вывести из равновесия комсорга, потом, когда станет ясно, что для него приготовили, импровизировать и обратить замысел молодого функционера и сынка первого секретаря против них самих. Максимов был уверен: он сможет это сделать.

Пока политтехнолог размышлял, дверь, ведущая в зал, распахнулась. Разговоры моментально замолкли. В помещение влетел Киреев, за ним зашел милиционер с сержантскими лычками на куртке и трое с красными повязками «дружинник» на рукавах.

— В чем дело? — поднялась из-за стола Надежда Федоровна, строго сверкая очками.

— Сейчас объясним гражданка, не волнуйтесь, — строго ответил сержант. — Всем оставаться на своих местах.

— Вот, всё здесь стоит, пойдемте, я покажу, — Киреев метнулся за нишу. Двое суровых парней пошли за ним. Роман вытащил клетчатую хозяйственную сумку, расстегнул молнию, отодвинул кусок ткани сверху. На груде тряпок лежали бутылки водки. Одна из них была уже открыта, наполовину пуста, с горлышком, плотно заткнутой салфеткой.

Роман обличительно ткнул в Андрея пальцем:

— Это Воронов сюда притащил для «разогрева». Решил ребят и девчонок бухлом напоить. Говорил, сюрприз будет. Сказал, поставят под стол, возле ниши. Будем втихаря наливать всем желающим, так чтобы училка не видела. Сперва подумал, шутит. Потом прикинул, решил отозвать его в сторонку, поговорить как комсомолец с комсомольцем, попросить, чтобы ничего такого не делал. Так он даже отказался со мной разговаривать. Я специально пошел туда, чтобы посмотреть, есть ли там сумка. Увидел, тихонько глянул. Точно, бутылки под тряпки положил, чтобы не стучали. Попросил парней присмотреть за сумкой, и сразу вас искать побежал.

— Этот? — милиционер буравил невозмутимого Андрея тяжелым взглядом.

— Он, — с готовностью подтвердил Киреев.

Сержант метнулся за нишу, глянул на испуганно вжавшихся в спинки стульев Палкина и Семенцова, принюхался и хмыкнул:

— Понятно.

Схватил приятелей за шкирки, выволок их на середину зала. От красных физиономий любителей дискотеки и горячительных напитков ощутимо разило перегаром.

— Мы не пили почти, только попробовали, — проскулил Палкин.

— Заткнись, — рявкнул сержант, и Ваня испуганно замолчал.

Милиционер повернулся, глянул на Максимова, процедил, выделяя каждое слово:

— Статья двести десять Уголовного кодекса РСФСР — вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность, в данном случае, пьянство. Наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.

— Так он сам несовершеннолетний, — напомнил стоящий рядом дружинник, невысокий плотный парень, похожий на тяжелоатлета.

— Разберемся, — коротко ответил милиционер.

— Что за бред? — возмутился Рудик, вскакивая.

— Это ложь! — выкрикнула Лера.

— Он всё время с нами был, — повысил голос Русин. — Киреев врёт!

— Никакой сумки не было, — спокойно сообщил Цыганков.

— Ребята, подождите, — Максимов поднял ладони, останавливая друзей. — Сейчас разберемся.

Андрей повернулся к сержанту.

— Первое. Никакого баула я с собой не брал. Можете его хоть на опечатки пальцев проверить, моих там нет. Второе, весь день, я проходил с Вернерами, Цыганковым, Русиным, Громовым, Гринченко и Агаповым. Они могут подтвердить, со мной была только легкая маленькая спортивная сумка, она и сейчас рядом, — Максимов указал взглядом на соседний стул со своим багажом. — Другой не было. Второе, утром я пришел на внутренний дворик школы, где стояли автобусы. Там уже было много народу, меня все видели. На плече висела спортивная сумка, которую я вам уже показал. И всё. Киреев, действительно, врет, этот клетчатый получемодан не имеет ко мне никакого отношения.

— Не я вру, а ты, — заорал покрасневший Роман. — Сам же говорил, сделаем всё по-тихому. Договоришься с водителем, забашляешь ему, пусть спрячет сумку в автобусе, будто ты не имеешь к ней никакого отношения. А потом втихаря её сюда принесут.

— Где водитель? — милиционер повернулся к Надежде Федоровне.

— Их двое, мы на двух автобусах приехали, красных «икарусах». Во внутреннем дворике стоят, — мрачно сообщила учительница.

— Ширяев, — повернулся сержант к тяжелоатлету, — Сходи, приведи сюда водителей.

Парень кивнул головой и пошел к выходу.

— Подождите, — остановил его смуглый мужик за стойкой. — Лучше выйти через служебный ход, быстрее будет.

— Хорошо, — кивнул немногословный Ширяев. — Веди.

Через две минуты дружинник вернулся. С ним были водители: первый — тощий, длинный и какой-то нескладный, с кепкой, сдвинутой на макушку, и второй — крупный в сером свитере, обтягивающим огромный живот и ручищами-лопатами.

— Узнаете эту сумку? — милиционер указал на баул.

— Нет, — буркнул толстый.

— Да, — одновременно с ним ответил тощий. — Я её в автобус ставил.

— Чья эта сумка?

— Да хрен его знает, — пожал плечами длинный. — Попросили в Москву взять, сказали родственнику передать. Пятерку дали. Я и передал.

— Кто попросил? — насторожился сержант.

— Он, — и палец с обгрызенным черным ногтем указал на Максимова.