Когда дверь «икаруса» медленно закрылась, Максимов облегченно выдохнул и откинулся на сиденье.
«Хомякова получилось вывести из равновесия. Теперь шансы, что провокация пройдет не так гладко, как они хотели, увеличиваются. Сейчас они с Лесиным в разных автобусах. Лишний раз пообщаться, что-то уточнить, обсудить, что-то быстро изменить не смогут. У Хомякова всё внутри кипит, пылает злобой, может напортачить. Это хорошо. Жалко, узнать, что они задумали, не удалось. Буду импровизировать по ходу пьесы. Если что, ребята и Лера предупреждены, подстрахуют».
Чужой неприязненный взгляд остро кольнул иглой, заставляя оторваться от размышлений. Андрей поднял глаза и увидел Лесина. Сын первого секретаря украдкой глядел на него сквозь проем между сиденьями. В глазах светилась холодная ненависть, лицо брезгливо искривлено. Антон понял, что его заметили, сразу отвел взгляд, отвернулся и сделал вид, что дремлет.
«Что же его перекосило так? Я же Лесина по большому счёту не трогал. За своего дружка Георгадзе? Или к Аус ревнует? Впрочем, по барабану. Хотите сюрпризов, их у меня полная шкатулка. Для тебя тоже что-нибудь придумаем, чтобы бегал как в задницу ужаленный, и даже думать боялся что-то плохое сделать», — пронеслось в голове Максимова.
«Икарус» летел к Москве, пожирая километры. Лена и Инга, сидевшие в середине автобуса впереди, шептались и периодически с любопытством посматривали на Андрея и Леру. Максимов некоторое время стоически терпел внимание подружек, потом ему надоело. Пользуясь тем, что Валерия отвлеклась, разговаривая с Саней, улыбнулся одними губами и незаметно подмигнул девчонкам. Аус ответно сверкнула белыми зубками, Лена с каменным лицом, сделала вид, что не заметила.
После этого подруги немного успокоились и перестали бомбардировать взглядами Андрея и Леру.
— Андрей, а ты, куда поступать будешь после школы? — спросила, прижавшись к его плечу Валерия.
— Не решил ещё, — откровенно ответил Максимов. — Думаю, либо в МГУ на журфак, либо в МГИМО.
— Ну ты даешь, Андрюха, — усмехнулся Серега Цыганков. — Запросики у тебя ещё те. Хоть представляешь, какой там конкурс? Даже твой батя помочь не сможет. Это в Пореченске он шишка, главный инженер завода, а в Москве ничего не решает. В этом водоеме акулы покрупнее плавают.
— Я это понимаю, — кивнул Максимов. — Да плевать по большому счёту. Я сделаю всё, чтобы поступить. Если провалюсь, останусь в Москве, сниму квартиру, деньги на это уже есть. Поработаю немного, подготовлюсь, найду варианты и на следующий год точно поступлю. А ты Лер, куда поступать планируешь?
— Не знаю ещё, — девушка отвела глаза, и Андрей понял: не хочет говорить при всех. — Есть несколько вариантов. Пока не решила, куда. Но точно в столицу поеду и Рудик — тоже. Здесь в Пореченске хороших вариантов нет.
— Рудик?
— Я тоже ещё не решил, — отмахнулся приятель. — Может, по стопам бати пойду. Он хочет, чтобы я военную династию продолжил, офицером стал. Помочь обещает. Но решать мне, напрягать никто не будет.
— Серега?
— Родители посоветовали на инженера-строителя учиться, — сообщил Цыганков. — Профессия престижная — строить дома, новые микрорайоны. Буду думать.
— Саня?
— Учиться буду, конечно, — сообщил Русин. — На экономиста, скорее всего. Одновременно Владу помогать, деньги зарабатывать. Закончу институт, тоже своё дело открою. А что? Кооператор профессия с неограниченными возможностями. Мне вообще нравится, что здесь всё от тебя зависит, и никаких рамок нет. Сколько ни заработал, всё твоё. Хоть миллионы делай, только налоги плати.
— Вадик, а ты?
— Ментом буду, — усмехнулся Громов. — Как брат. Или в прокуратуру пойду. Ещё в детстве когда «Следствие ведут знатоки» начинались, меня за уши от телевизора оттащить не могли. Это моё.
— О глядите, гаишники на дороге стоят, полосатым жезлом машут, — указал Рудик на двух плотных милиционеров, возле служебной «шестерки». — Не хочешь туда пойти? Станешь почетным оператором машинного доения.
— Нет. — буркнул насупившийся Вадик. — Я лучше опером, как Димка буду или следователем прокуратуры.
— Скоро в Москву заедем, — заметил Андрей, провожая взглядом сотрудников ГАИ. — Они всегда на подъезде стоят. Хотите современный стишок о Москве, почти по Пушкину? Чтобы время скоротать. Там про гаишников и прокуроров тоже будет.
— Конечно, хотим, — оживился Рудик. — Валяй.
— Просим, — хлопнул в ладоши улыбающийся Русин.
Давай свой стишок, — включился в общий хор Вадик.
— Ладно, — усмехнулся Максимов. — Тогда слушайте.
Он набрал в грудь воздуха и с чувством продекламировал:
— У лукоморья город славный,
Ему уже за восемьсот.
Там днем и ночью кот пузатый
Русалок вдоль дорог пасет.
Там почти нет дубов зеленых,
Зато у оживленных трасс
Стоят в тени дубы в погонах
И денег требуют от нас.
Там на журнальных на обложках
Кикимора на кривых ножках —
Коль заплатила миллион,
Теперь она секс-эталон.
По городу юристы бродят
Дуэтом ездят по ушам,
То песнь фальшивую заводят,
То сказки сказывают нам.
Партийцы там живут, не тужат,
Им прокуроры верно служат.
Чиновник там пред всем народом
Врет и ворует мимоходом.
Там коммерсант над баксом чахнет.
Там сказкой даже и не пахнет…
За шутками и анекдотами, время пролетело незаметно. Загородная трасса сменилась чередой многоэтажек, вереницей прохожих на тротуарах и оживленным потоком машин.
— Скоро приедем, — тихо заметил Максимов, обозревая проплывающие мимодома, остановки и магазины. — Сумки свои не забудьте. А ты Серега — гитару.
— Если даже и захотел, не забыть не смогу, — усмехнулся Цыганков. — Ты перед поездкой мне все уши прожужжал напоминаниями.
Товарищи и Лера завозились, разбирая вещи.
Через пять минут «Икарусы» остановились недалеко от величественной арки главного входа, примостившись среди рядов автомобилей и экскурсионных автобусов.
— Выходим, — скомандовала Ивченко.
Открылись двери, и народ с сумками наперевес потянулся к выходу.
— Красота, — выдохнул Максимов, оказавшись на улице и обозревая окружающие виды. На него накатило ощущение, что он после долгого путешествия, наконец прибыл домой. Гигантская триумфальная арка главного входа, статуи тракториста и колхозницы, держащих на поднятых руках стоп пшеницы сверкали золотистым блеском, пенился белыми струями грандиозный фонтан с каменным цветком на вершине, окантованный позолоченными лепестками.
— Ты так говоришь, будто здесь никогда не был, — шутливо толкнул Андрея Рудик. — Каждое лето к бабушке в Москву ездишь.
— Ну и что? — вздохнул Максимов. — Именно здесь бываю нечасто. Красотой и грандиозностью сооружения можно каждый раз восхищаться. Красиво же.
— Красиво, — согласилась Лера, — Делали с душой и на века для себя и потомков.
— Вот именно, — согласился Андрей.
— Народ стоим и ждём, никто никуда не уходит, — раздался строгий голос Ивченко. — Я через пять минут подойду, скажу, что делать дальше.
Таня двинулась к стоявшему сзади второму «икарусу», возле которого прохаживалась Надежда Федоровна, собиравшая своих учеников.
— Что-то Хомякова нигде не видно, — заметил Максимов, проводив взглядом Татьяну. — Интересно, куда он подевался? Неужели схватил инфаркт от общения с младшим братом?
— Кто⁈ Хомяков⁈ — весело фыркнул Русин. — Не смеши! Чтобы словить инфаркт, надо иметь сердце. У Хомякова на этом месте устав ВЛКСМ.
— А вместо мозгов «Капитал» Карла Маркса, — подхватил Русин.
— Знаешь, если бы это был «Капитал», было бы замечательно, — серьезно ответил Максимов. — Не самая плохая книга и довольно умная. «Капитал», если есть интерес, надо вдумчиво читать. Логично объясняет многие процессы, происходящие в обществе. Понятно, в духе своего времени. Книга вполне имеет право на жизнь. Боюсь, с Хомяковым всё гораздо хуже, между ушей там ничего нет — только звенящая пустота. И желание выслужиться по максимуму перед комсомольским начальством.
— Таня уже обратно идёт, — кивнул Цыганков. — А с нею, «классуха» Вернеров.
— Хомякова с ними нет, — отметил Андрей. — Я видел, как он во второй «икарус» садился. Неужели мы его так допекли, что на ходу выпрыгнул из автобуса и сделал ноги?
— Надежда Федоровна к нам направляется, — сообщила Валерия.
Друзья замолчали, поджидая подходящую «химичку».
— Рудольф и Валерия, — строго обратилась женщина, машинально поправив очки. — Идите к нашему автобусу.
— Надежда Федоровна, а можно мы тут останемся? — умоляюще глянула Лера. — Какая вам разница? Здесь все наши друзья. Нам с ними вместе комфортно. Вы же знаете, мы вас не подведем. Придем вовремя, ничего плохого не сделаем. А я вам, как всегда, помогу с организацией первомайской демонстрации. Плакаты нарисую, мы с Рудиком народ в колонны соберем. Да и по любым другим вопросам, можете на нас рассчитывать.
«Классуха» улыбнулась.
— Умеешь убеждать, Валерия. Ладно, гуляйте со своими друзьями. Но в ровно пять вечера будьте как штык возле входа. Кафе уже заказано, деньги заплачены.
— Обязательно будем, Надежда Федоровна, — горячо заверила Лера.
— Тогда удачной прогулки, — «химичка» развернулась и отправилась к своим подопечным, столпившимся возле второго «Икаруса».
— Ребята, возникла одна проблема, — громко объявила Ивченко. — Наш комсорг плохо себя чувствует, и не может участвовать в экскурсии. А я, честно говоря, руководить маршрутом и говорить, куда ходить, что смотреть, не готова. Поэтому предлагаю такой вариант. Вы уже не в том возрасте, чтобы всех водить строем и за ручку. Можете разбиться на небольшие группы, прогуляться самостоятельно, смотреть, что вам нравится, а в ровно в пять часов собраться возле главного входа. Только две просьбы. Первая: не опаздывать, лучше прийти немного раньше. Вторая: в каждой группе должен быть главный, отвечающий за всех остальных. Он будет смотреть, чтобы все держались вместе и не разбредались по одному. Даю вам пять минут, чтобы выбрать, кто будет главным в вашей группе. Всех, кто собирается брать на себя ответственность за других, просьба составить списки и подойти ко мне.
— Можно мы с вами пойдем? — раздался голос за спиной.
Максимов и парни повернулись.
На него вопросительно смотрел Гринченко. Рядом смущенно переминался с ноги на ногу Сеня Агапов.
— Почему же нельзя? — чуть помедлив, ответил Андрей. — Можно.
— Только ты будешь у нас формально старшим, перед Ивченко отчитываться, — сразу заявил ушлый Русин. — Чтобы она никого из нас не доставала.
— Ладно, — пожал плечами Гринченко.
Пришлось задержаться у входа, пока старшие групп составляли списки и передавали их Ивченко.
— Куда пойдем? — поинтересовался Рудик, когда вся компания остановилась возле арки.
— Давайте в павильон «Космос», — предложил Максимов. — Давно хотел его посмотреть.
— Давайте, — согласилась Лера, беря Андрея под руку.
Как добраться подсказали прохожие. Полукруглая арка, с гигантской надписью «Космос», находилась на площади Промышленности, напротив взмывающей вверх корпуса ракеты «Восток». Оказавшись рядом с павильоном, Максимов, невольно замер. Полукруглый ангар из стекла и стали на фоне привычной застройки, оставшейся за пределами ВДНХ, выглядел футуристично, словно сооружение будущего каким-то чудесным образом перенеслось в сегодняшний день.
Андрей перешагнул порог и на некоторое время выпал из реальности. Лавируя в людском потоке, Максимов с товарищами рассматривали огромные спутники, парящие специальных креплениях над прозрачным куполом. Под горделивой надписью: «первый человек в космосе — советский» выстроились луноходы, эвакуационные капсулы, космические станции, макеты ракет, скафандры советских космонавтов, тюбики для питания в условиях невесомости. Политтехнолог будто попал в другой мир, где реализовывалась великая мечта человечества — вырваться в просторы космоса, покорить время и пространство.
Сорок минут Андрей с друзьями бродили по огромному пространству павильона, обмениваясь короткими репликами, и заворожено замирая между самыми впечатляющими экспонатами.
На выходе Максимов глубоко вдохнул свежий весенний воздух, приходя в себя.
— Как тебе, понравилось? — легонько толкнула его в бок Лера.
— Такое не может, не нравится, — искренне ответил Андрей. — Вот смотри. Пройдут эпохи, постепенно уйдут в небытие легендарные вожди и полководцы прошлых столетий, распадутся кажущиеся вечными могучие государства. Будут постепенно позабыты и сегодняшние правители. Но выражение «первый человек в космосе — советский» уже вписано золотыми буквами в историю. Об этом будут помнить, пока существует наша цивилизация. Никто не смог: ни хваленая Америка с миллиардами долларов, мощными корпорациями, опутавшими все континенты, ни Европа с развитой и восстановленной после войны промышленностью. А мы смогли и сделали: ещё каких-то пятьдесят лет назад аграрная страна, разрушенная двумя опустошительными войнами, гражданской и отечественной, не только восстановилась и стала индустриальной, но и первой, спустя двадцать лет после страшной опустошительной войны, запустила человека в космос.
— Достижение, не спорю, — согласился Русин. — Но вот скажи, еду в тюбиках для космонавтов видел?
— Конечно, — кивнул Максимов.
— Вот как так, это мы делать научились, а нормальными продуктами обеспечить своё население не можем? — торжествующе глянул Саня. — И одеждой тоже. Те же джинсы нормально пошить не можем.
— В том что, касается продуктов ты прав — частично, — согласился Максимов. — Но тут есть важный момент. Это, прежде всего кризис управления. Наши вожди до недавнего времени занимались развитием тяжелой промышленности. Тянули, наращивали производство, делали индустриализацию, все силы отдавали этому. Многие важные отрасли экономики не развивались или развивались по остаточному принципу. Например, такие как ЭВМ. С продуктами — отдельная песня. С пятидесятых годов вертикаль управления стала другой, не отвечающей вызовам времени. Хрущев сам был, скажем так, далеко не гениальным человеком. Многие его решения являлись волюнтаристскими и дорого обошлись стране. Брежнев и другие, тот же Устинов, например, в своё время были работоголиками и хорошими исполнителями. Но абсолютно не были готовы управлять такой страной как наша: ни знаний соответствующих не имели, ни по понимания происходящих процессов. Впрочем, об этом можно много говорить. Скажу кратко: и продовольственный кризис, и товарный дефицит можно было даже не убирать, а не допустить их появления. Но для этого нужен был совершенно другой подход к экономике. Наши старенькие правители ничего сделать не смогли и не хотели. И окружение под себя подобрали соответствующее. Что касается джинсов. Наши могли их изготавливать, даже очень качественно. Стоили они копейки в отличие от американских, пошиты были отлично и не красились. Мне батя такие десять лет назад покупал, по-моему, рублей за сорок, «Тверь» назывались. Но они никому не были нужны, потому что советские. Предпочитали покупать американские за сто пятьдесят — двести. Ну не умели наши руководители с рекламой работать и собственную продукцию грамотно пропагандировать.
— За то сейчас, глянь какие цены, — Цыганков кивнул на кооперативный киоск «Шашлыки» с гордо вывешенным алым плакатом: «Перестройка — это решительное преодоление застойных процессов, слом механизма торможения. М. С. Горбачев».
Возле киоска стоял усатый кавказец в заляпанном жиром поварском халате и колпаке, поворачивал шампуры с жарящимся на мангале мясом. Рядом притулился столик с подносом и уже приготовленным шашлыком с крупной надписью на картонке: «Сто грамм — два рубля».
— А ты что думал? — усмехнулся Максимов. — Кооператор — в духе новых перестроечных ценностей. Санин братишка точно по такому же принципу торгует, сделать или купить подешевле, продать подороже.
— По стране несется тройка,
Мишка, Райка, Перестройка, — улыбнулся Вадик.
— Словно ведьма на метле,
скачет Райка по стране,
со своим царевичем,
Михаил Сергеичем, -весело подхватил Рудик.
— Тише, пацаны, — оглянулся по сторонам Максимов. — Услышит кто, неприятности будут.
— Никто не услышит. Мы тихо разговариваем, и никого рядом из посторонних нет, — отмахнулся Вернер.
— Давайте шашлыки поедим, — предложил Максимов, и, воспользовавшись моментом, когда Сеня отвернулся, указал на него глазами и покрутил пальцем у виска, — Я угощаю.
— Все равно дорого, — вздохнула Лера. — Пойдемте лучше чебуреки возьмем, вон в киоске напротив. Они по рублю продаются.
Примечания
Стих «У лукоморья город славный» в подражание Пушкину от неизвестного автора, найден на просторах Интернета и переделан под потребности и время проживания Главного Героя.