Кости мертвого бога

Глава 21

Джеки потребовалось два дня, чтобы договориться о визите Артура к последнему народному трибуну. Изначально Артур не сомневался, что мистер Милтон согласится его принять. История с душителем оставалась на слуху, к тому же журналист работал в сочувствующем социалистам издании.

Задержка даже сыграла на руку. Появилось время сочинить историю, одновременно правдоподобную и вызывающую возмущение. Вряд ли Милтон хорошо знаком с особенностями Инготии.

Милтона жил в небольшом коттедже близко к Розагге. Чтобы точно не заблудиться, последние кварталы Артур шел по набережной. Посматривал на другой берег реки, в сторону массивного здания, обнесенного высоким забором.

Журналист нашел некоторую иронию в том, что дом лидера рабочего движения находился практически напротив Дома Раскаяния — самой большой тюрьмы в государстве, выстроенной в форме снежинки или шестиконечной звезды.

С первой попытки нашел верный адрес. Скромный одноэтажный коттедж с небольшим двориком. Простой деревянный забор, недавно выкрашенный в зеленый. Артур подошел к калитке, отметил, что покрасили неаккуратно.

Должно быть, Колин Милтон делал все сам. Во время службы в армии он потерял большой, указательный и средний пальцы на правой руке и был вынужден переучиваться делать все левой.

Артур закрыл за собой калитку, прошел к крыльцы. Не обнаружил молоточка или механического звонка, пришлось по-простому стучать кулаком в дверь.

Пока не понимал, насколько напускным был этот аскетизм. За счет взносов в организацию социалистов Милтон явно мог позволить себе жилье получше. Но либо не хотел сам, либо демонстрировал сторонника крайнюю умеренность.

Спустя пару минут дверь открывалась. На пороге стоял сам народный трибун в домашних брюках и серой рубашке навыпуск.

— Добрый вечер, мистер Уилсон.

— Добрый, мистер Милтон.

Артур замешкался, решая, стоит ли протягивать ладонь для рукопожатия. Социалист понял его сомнения, отступил на шаг и жестом пригласил следовать за собой внутрь дома.

— Мистер Уилсон, вижу, что мое увечье вызвало смущение. Я решил не скрывать его перчаткой, набивать паклей отсутствующие пальцы. Так честнее. Пусть все видят, к чему приводит экономия на солдатах.

— Не уверен, что понимаю вас, мистер Милтон.

Вслед за хозяином Артур прошел в гостиную. Отметил все ту же сдержанность в выборе обстановки. Опустился на жесткий диван, обтянутый тканью в мелкий цветок. Заметил отличавшуюся по тону заплатку на спинке.

Милтон сел в кресло напротив. Продолжил разговор.

— Видите ли, мистер Уилсон, управление довольствием в нашей армии выбрало более дешевый порох для ружей в пехотных полках. Решили, что мы захватим Бьоджеп и с таким. Как видите, экономия встала мне в три пальца.

— Но Бьоджеп армия покорила, — осторожно заметил Артур.

— Это факт. Но вопрос, сколько людей умерло там напрасно. Скажу вам, слишком много. Не из-за какой-то свирепости местных народов. Они обычные дикари, не способные противостоять Альбии Матре. Всему виной наше командование. Которое смотрит на карты, но не видит простых солдат.

— Вы считаете, что можно было обойтись меньшей кровью?

— Несомненно. Дать лучший паек. Обеспечить лекарствами от местных болезней. Да хотя бы отпускать заболевших в лазарет, а не держать в строю.

У Колина Милтона оказалась интересная манера говорить. Напористо, четко проговаривая фразы. Сперва Артур подумал, что Колин общается на неродном языке. Оттого сильно акцентирует каждое слово. Но быстро распознал ораторский прием.

— Но это давно минувшая история. Чаю, мистер Уилсон?

— Благодарю, нет.

— Признаюсь, меня удивила просьба мистера Пауэлла. Я поддерживаю контакт с редакцией “Зеркала Ландариума”, лично с мистером Уайткаттела. Мне кажется, стоило сохранить существующий порядок общения.

— Согласен. В обычной ситуации я не стал бы прыгать через голову владельца “Зеркала”. Но теперь... — Артур замолчал, изображая, что подбирает верные слова. Доверительно заглянул в глаза социалисту. — Я узнал нечто крайне странное, опасное и возмутительное.

Милтон резко поднял руку, призывая остановиться. Артур послушно замолчал. Трибун понимал, что если узнает неприглядный секрет, то может оказаться в суде и стать соучастником. Который очень повредит всему движению.

— Возможно, вам стоит обратиться с этим к полисменам?

— Ситуация весьма деликатная. Я бы даже сказал, возмутительное. Оно связано с белым углем. И тем, откуда он появился. Если сделать историю публичной, то получится навсегда остановить добычу.

Милтон откинулся на кресле, внимательнее посмотрел на журналиста. Постарался не выдать заинтересованности. Но Артру знал, куда бить. Если с рынка исчезнет белый уголь, то все шахтеры Альбии Матры сочтут за честь присоединиться к движению социал-демократов.

Ради такого можно было ознакомиться с сомнительной или опасной историей.

— Я вас внимательно слушаю, мистер Уилсон.

— Сразу перейду к главному. Судя по имеющимся у меня сведениям, наше представление о расселении человечества неверны. Первые люди появились в Инготии. Жили там сотни тысяч лет, если не миллионы. Рождались и умирали. Хоронили мертвецов в земле. Понимаете, к чему я клоню?

Народный трибун отрицательно покачал головой. Артур продолжил:

— За тысячи лет человеческие кости окаменели под давлением земли. Спрессовались. Потеряли прошлую форму. И стали белым углем. Да, мистер Милтон, использование белого угля — это, по сути, промышленный каннибализм.

Артуру хватило времени, чтобы уточнить биографию социалиста. Насколько удалось выяснить, его образование ограничивалось церковно-приходской школой в юности. Потом было пехотное училище в армии Его Королевского величества и краткий курс после повышения до сержанта.

И у Милтона просто не хватило компетенций, чтобы распознать ложь. Главное прозвучать убедительно от начала до конца.

— Мистер Уилсон, этим сведениям можно доверять?

— Я считаю, что да, — сдержанно кивнул Артур.

— Откуда вы это узнали? Простите, мистер Уилсон, новость звучит слишком фантастически. Примите мои сомнения.

— От человека, которого больше нет в живых. Вы помните историю с дикарем-душителем? Это лишь половина правды, которая попала в газеты. Я сам, когда писал статью, не знал как все обстоит на самом деле. И только потом нашел остальных дикарей из дома мистера Мура и смог поговорить с ними.

Артур рассказал альтернативную версию случившегося. Что о природе белого угля узнали независимо друг от друга экспедиции Карлсона и Росса. Но экономический эффект оказался настолько великим, что капиталисты переступили через моральные принципы.

Об истинной природе временами узнавали простые рабочие, трудившиеся непосредственно возле печи. На них натравливали убийцу, того самого инготийца. Артур успел поговорить со стариком до задержания того полицией.

— Что стало с остальными дикарями? — спросил Милтон, когда журналист закончил рассказ.

— Исчезли в недрах полицейского управления. Я пытался узнать их дальнейшую судьбу, но не получил ответа. Предположу, их спрятали в тюрьме за пределами города. Но не исключаю, что их жизнь уже оборвалась.

Социалист надолго замолчал. Артур терпеливо ждал, пристально смотря на лицо собеседника. Пытался понять, насколько убедительно прозвучала история. Милтон не говорил минуты три. Наконец, спросил:

— Что вы предлагаете делать дальше?

— Используйте возможности движения, чтобы рассказать людям правду. Выведите сторонников на самый большой митинг в истории Альбии Матры. И добейтесь полного запрета на использование инготийского угля.

Милтон снова взял паузу. Артур следил за ним. Подобный исход заметно усиливал политическую позицию Милтона. Но все предприятие стояло на очень шатком основании. Рассказе человека, заслужившего прозвище шакал-трупоед.

— Простите, мистер Уилсон, я не смогу вам помочь. Уважаю ваш дар журналиста. Но история больше похожа на фантастическую повесть.

— Случается, что в правду очень сложно поверить. Настолько невероятно подчас она звучит.

Артур непроизвольно вспомнил призрачного шакала и висевшие в небе глаза. Но Милтон снова покачал головой.

— Вы должны понимать, мистер Уилсон. Нельзя доверять одному рассказу, сколь убедительно он не звучит.

Пришлось прибегнуть к следующему аргументу. Артур не ожидал, что социалист сразу же согласится. И предложил компромиссный вариант:

— Разумеется, мистер Милтон. Скажите, если эта информация появится в газете, то вы выполните мою просьбу? Тогда получится сослаться на источник. Без всякий последствий.

— Статья в “Зеркале Ландариума”? — осторожно спросил Милтон.

— Не думаю. В другом издании, не столь уважаемом, но популярном. Посмотрим, как публика отреагирует на правду. И уже тогда вы сможете вывести шахтеров на улицы.

— Скажу честно. Я все еще сомневаюсь.

— Мистер Милтон, посмотрите на меня. Последние недели я сплю по паре часов за ночь. Просыпаюсь от каждого шороха. Боюсь, что в квартиру вломятся. Как это случилось с несчастными до меня. В вашей власти сделать их смерть не напрасной.

Прозвучало достаточно убедительно. Социалист серьезно кивнул.

— Придите ко мне, когда выйдет статья, мистер Уилсон. И я постараюсь помочь. Насколько это возможно.

***

Следующие дни Артур потратил на написание статьи. Решил отказаться от сдержанности и взвешенности в суждениях, которые требовали в редакции “Зеркала”. И постараться вызвать как можно больше эмоций. Злость, возмущение, праведный гнев. И чувство несправедливости.

Внушить мысль о том, что добыча белого угля не просто душит промышленность Альбии Матры. Но и делает это неэтично. Противоречит нормам христианской морали.

И дало шахтерам хороший повод выйти на улицы. Оправдать не заботой о собственном кармане. А желанием оставить в земле кости мертвецов.

Артур понимал, что опровержения появятся в газетах спустя пять-шесть дней после публикации. Если не быстрее. Требовалось подгадать со временем. Сразу за выпуском еженедельных газет. Чтобы получить целую неделю до следующих номеров.

Всего одна возможность собрать вместе множество солидарных людей. Чем не племя? И попытаться выступить против Ара-тун-Оттонда. Артур посчитал это последней попыткой. Если не получится, то они с Мэри уедут из Ландариума. Потратят остатки награды, чтобы обосноваться в деревне где-нибудь в юго-западных графствах.

Артуру понравилось словосочетание “Индустриальный каннибализм”. Настолько, что вынес фразу в заголовок.

Уже готовую статью попросил переписать начисто Мэри. В редакции “Ежедневной всемирной хроники” знали его почерк, а печатной машинкой Артур не успел обзавестись. Он убедил жену не задавать вопросов, довериться и подчиниться.

Готовые листы запаковал в простой конверт без обратного адреса и с курьером отправил на прошлую работу. Артур не сомневался, что редакторы “Хроники” ухватятся за материал. Громкая и возмутительная новость, которая гарантированно даст продать тираж. И возмущенные читатели потребуют продолжения.

После истории с “Океаническим обществом рыбной и прочей ловли” в редакции могут подправить и смягчить некоторые формулировки. Но скорее переложат ответственность с издания на анонимного автора.

Вечером того же дня в дверь квартиры Уилсонов постучал консьерж и передал записку. Артур поблагодарил мистера Фокса, вернулся за письменный стол и неторопливо развернул сложенный вчетверо листок бумаги.

“Артур, хороший трюк с женским почерком. Но я прекрасно знаю твой стиль. Зачем ты прислал мне это? Если не получу внятного ответа, отправлю листы в камин. С уважением, Р.Н.

P.S. Сколько денег ты хочешь?”

Послание написал Ричард Норман, главный редактор “Ежедневной всемирной хроники” и один из трех владельцев газеты. У них с Артуром сложились приятельские отношения, несмотря на разницу в возрасте близкую к двадцати годам.

Поэтому журналист решил не вдаваться в подробности. Правда звучала слишком невероятно. А придумывать очередную ложь не хватило времени. Он перевернул листок и быстро написал карандашом ответ на обратной стороне. Решил не отвлекать Мэри от книги.

“Мистер Норман, не задавайте вопросы. Я уверен, что изложил правду. Поверьте в искренность моих намерений. Ради прошлых заслуг.

P.S. Оплату вы можете определить сами”.

Артур передал ответ через консьержа. И стал ждать. На его памяти главный редактор часто засиживался допоздна, порой даже ночевал прямо в офисе. Поэтому журналист не удивился, когда после полуночи пришло следующее послание.

На этот раз Норман отправил конверт из дешевой серой бумаги. Удивленный Артур заглянул внутрь и понял, в чем дело. Помимо записки редактор вложил и гонорар. Монету в полпенни.

На этот раз сообщение состояло из одного предложения. Выверенное телеграфное послание. Артур прочитал, скомкал записку и бросил в холодную печь. А заслуженную монету спрятал в бумажник.

“Статья выйдет во вторник”.

***

Одетый в свой лучший костюм Артур вышел из дома в десять утра. Пока спускался, перед ним по ступеням беззвучном бежал шакал. Тот появился, едва журналист открыл глаза. И с тех пор не исчезал ни на секунду.

Уилсон практически не удивился, когда увидел невдалеке Джеки. Тот стоял на улице, повернувшись к доходному дому и докуривал сигарету. Судя по окуркам, ждал достаточно давно. Артур заметил, что помимо обычного значка подсолнуха к пиджаку социалиста приколот сложенная из бумаги черная гвоздика.

Знак траура по несчастным, остатки которых достали из земли и отправили в заводские печи.

— Доброе утро, Джеки. Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Здравствуйте, мистер Уилсон. Весь город гудит. Я построил логическую цепочку и решил, что вы с этим связаны. Просьба о встрече с мистером Милтоном, статья в газете, посвященная белому углю. Как будто больше некому.

— Ты прав.

— Идете на митинг?

— Да.

— Я тоже.

Артур кивнул и первым направился в сторону площади памяти старого монарха. Даже с выбором места организаторы бросали вызов власти. Меньше мили до королевского дворца. И широкая дорога, соединявшая площадь с резиденцией монарха.

Шакал держался по правую сторону от Артура. Так близко, что порой ноги журналиста проходили сквозь него. Время от времени он отбегал вперед, задирал голову и дергал ушами, прислушиваясь.

— Говорят, кроме наших соберутся сторонники анархистов. Думаю, тысяч шесть-семь насчитается.

— Это хорошо, — рассеянно ответил журналист.

Еще некоторое время прошли в молчании. Потом Джеки снова заговорил.

— Мистер Уилсон, вы поступили неправильно. Поставили под угрозу репутацию всего движения. Даже не могу понять, ради чего. В газете же написали неправду. Вскоре это раскроется. В результате ударит и по социалистам, и по анархистам.

— Джеки, помнишь, что я сказал после смерти душителя? Это была ложная кульминация. А сегодня настало время для настоящей.

Социалист выжидающе смотрел на журналиста. Артур понял, что вопросов не будет и продолжил речь:

— Если не справимся сегодня, то поджоги не остановятся. С каждым месяцем их число начнет увеличиваться. Пока весь Ландариум не сгорит в огне. И все политические движения, социалистов, анархистов или монархистов, покажутся развлечением для людей с избытком свободного времени.

— Все настолько серьезно? — наконец, спросил Джеки.

— Я с ним говорил.

— Как?

— Сложно объяснить. Даже невозможно.

Артур увидел впереди усиленный конный патруль из шести полисменов. Тоже ехали в сторону площади короля Альфонса. Городские власти чувствовали, что долго копившееся возмущение простых рабочих достигло пика. И мирное собрание легко могло перерасти в насилие.

— Мистер Уилсон, что именно вы собираетесь делать?

— Мне кажется, внешне это не будет заметно. Я должен воспользоваться коллективной силой собравшихся людей, — Артур запнулся, когда понял, насколько нелепо звучит объяснение. — Не вдавайся в подробности. Просто постоим в толпе. И в какой-то момент скажу, получилось или нет.

Социалист кивнул и больше не задавал вопросов.

По мере приближения к площади число людей на улице все увеличивалось. Не следящий за новостями человек мог подумать, что сегодня праздник. Практически каждый выходил на улицу в лучшей одежде. Часто прикалывали к пиджакам цветы. Сорванные в своих и чужих садах, сложенные из бумаги, купленные у уличных торговцев.

Чинно шли под руку семейные пары. Группы молодых парней со значками социалистов и анархистов. Взрослые мужчины, сгорбленные от тяжелой работы. Военные в парадной форме.

И констебли. Первое время Артур пытался их считать, но сбился на четвертом десятке. Вокруг площади соберется большая часть полиции Ландариума. Оставалось надеяться, что Колину Милтону и другим организаторам удастся сохранить мирный настрой толпы.

Вскоре пришлось сбавить шаг, настолько запруженными стали улицы. Люди выходили с тротуаров на проезжие части. Среди толпы намертво встало несколько экипажей. Кучера кричали и ругались, но не помогало. Слишком много жителей захотело пройти на площадь.

По пути Артур посматривал под ноги. Старался понять, получает ли шакал больше сил от собравшихся людей. Показалось, что силуэт стал чуть плотнее. Но не был готов поручиться, возможно, обманулся и увидел желаемое.

Из узкой улицы вышли на площадь короля Альфонса. Начало протеста было назначено на полдень, через двадцать минут. Но людей уже собралось много. У Артура не хватило роста, чтобы точно оценить число.

В центре устроили импровизированный постамент из ящиков, бочек и пустой телеги. Наверху уже стояло три человека. Журналист по силуэту определил Милтона. Остальных не узнал. Скорее всего, мистер Кобб, видный теоретик социал-демократии, и лидер анархистов.

Дальше Уилсон пристроился за спину массивному Джеки, который вежливо, но неумолимо прокладывал путь. Решили не прорываться в самый центр. На случай, если придется резко бежать от дубинок полиции. Остановились на границе слышимости обращений с трибуны.

Люди продолжали прибывать на площадь. Оглядевшись и встав на цыпочки, Артур увидел всадников, перекрывших ведущую к дворцу улицу. Не полиция. Королевские гвардейцы, облаченные в кирасы, шлемы с высокими гребнями. И тяжелыми палашами на поясах.

Невдалеке послышался колокольный звон, отбивавший двенадцать часов. Но, как всегда и бывало на подобных собраниях, вовремя оно не началось. На помост из ящиков периодически поднимались социалисты, что-то сообщали главным организаторам.

Колин Милтон поднял руку в приветствии. Громко обратился к собравшимся. До находившихся относительно далеко Артура и Джеки доносились только обрывки слов. Стоявшие в первых рядах ответили криками, дальше реагировали уже не так ярко. Последний народный трибун махнул рукой, призывая всех подойти ближе.

Артур поддался общему порыву, сделал пару шагов вперед. Почти уперся в спину стоявшего дальше мужчины, судя по въевшимся в кожу черными пятнам, шахтеру.

Пришлось подождать еще не меньше получаса, прежде чем незнакомый журналисту человек обратился к собравшимся с приветственным словом. Слушать его Артур не собирался. Он задрал голову и начал смотреть на небо. Как и прежде, оно было затянуто темными облаками вперемешку с дымом.

Первый глаз Ара-тун-Оттонда находился почти вертикально над сценой. Артур почувствовал, что на нем остановился взгляд мертвого бога. Получилось рассмотреть, как разворачивались другие, висевшие вдалеке, глаза.

Начали раскрываться новые. Вскоре все пространство над площадью короля Альфонса оказалось заполнено глазами из чужой эпохи. Ара-тун-Оттонд услышал брошенный вызов.

Артур почувствовал уже знакомое неприятное нытье в груди. К нему снова обращался бог, пусть и сейчас не получилось сформулировать ощущение в осмысленный вопрос.

Настал момент, ради которого Артур организовал собрание социалистов. Журналист нашел взглядом шакала. Чтобы не показаться сумасшедшим, заговорил, беззвучно шевеля губами.

— Я выполнил твои условия. Нападай.

Шакал послушно припал к земле, оттолкнулся и прыгнул. Завис на высоте роста Джеки. И побежал дальше прямо по воздуху. В этот же мгновение Артур согнулся от резкого приступа боли. Посчитал это за гневный крик Ара-тун-Оттонда.

Обманщик. Ты предлагал свое служение. Но уже вел за собой его посланника. Спрятал. Предал.

— Прости, что не захотел умереть в огне.

Артур видел, как шакал увеличивается в размерах. И терять собачьи очертания. Размытый силуэт с четырьмя лапами, сотканный из плотного дыма. Он быстро поднялся в небо. Белый дым смешался с темно-серыми облаками.

С этого мгновения Артур почувствовал, как его сознание разделилось на две неравные части. Меньшая осталась в теле. Он понимал, что по-прежнему стоит на площадной брусчатке в окружении людей. Видел вышедшего на сцену Милтона и слышал обрывки речи.

Одновременно с этим сознание находилось где-то еще. В месте, для описания которого в человеческом языке не нашлось бы слов. Все вокруг погружено в белесый туман. Артур не видел ничего дальше вытянутой руки. Даже не удавалось рассмотреть, на чем стоит.

Увидел нескольких ярдах перед собой безликий человеческий силуэт, словно высеченный из камня. Подойдя ближе, Артур понял, что это. Белый уголь. Рот изваяния медленно раскрылся, и журналист впервые услышал Ара-тун-Оттонда.

— Ты не выйдешь победителем, Артур Уилсон.

Голос звучал чуждо. Он пытался поставить ударение на каждой гласной в слове. Так могла проигрываться испорченная запись для фонографа. Артур остановился на расстоянии вытянутой руки от мертвого бога.

— Я выступаю не только от своего имени. За мной стоит целое племя - трудовой народ Ландариума и всех прилегающих земель. И ни один из них не хочет закончить жизнь в пожаре.

Изваяние медленно повернуло голову. От вращения двух частей посыпалась крупная угольная пыль. Артур отшатнулся. Он пытался понять, чего требуется добиться - разбить статую или наоборот сохранить ее целостность.

— Я жил в этом мире с самого его сотворения. И должен освободиться. Тогда мир придет в норму. Отступись. Так будет лучше для каждого. Человек вернется на уготованное ему место.

Артур упрямо покачал головой.

— Нет, все работает не так. Ты всего лишь реликт из доисторической эпохи. Не должен был просыпаться. И лучшее, что можешь сделать - вернуться в беспамятство. В мире больше нет места для богов.

Поддавшись порыву, Артур поднял правую руку и направил на статую раскрытую ладонь. Окружавший их туман подчинился движению и начал стягиваться к Ара-тун-Оттонду. Облеплять, оседать грязно-белым налетом.

Послышались крики. С секундной задержкой Артур понял, что они доносятся из реального мира, с площади короля Альфонса. Но журналист побоялся обращаться к той части сознания. Да и звучали скорее крики радости, чем боли.

Изваяние дернулось, сделало два тяжелых шага к Уилсону.

— Не остановишь. Мир страдает. Я должен вернуться. И сжечь все лишнее.

Артур выставил перед собой вторую руку. Но дым не стал притягиваться к фигуре быстрее. Ара-тун-Оттонд продолжал шагать вперед. Журналист пятился, стараясь сохранить дистанцию.

Почувствовал толчок в спину. Уперся в другого протестующего на площади.

— Эпоха богов закончилась. Мы отказались верть даже в существования Иисуса, пожертвовавшего собственной жизнью ради нашего спасения. И в Альбии Матре нет места колониальным божкам. Отступись.

Ара-тун-Оттонд сделал следующий шаг вперед. Но медленно и с заметным усилием. Вместо того, чтобы пятиться, Артур сблизился и упер ладонь в солнечное сплетение изваяния.

Уголь оказался шершавым и холодны, что сложно было ожидать от духа степного пожара. Сквозь толщу каменной груди Артур почувствовал периодически повторяющиеся толчки. Биение сердца.

— Не сопротивляйся. Засыпай. Твоя эпоха давно прошло.

Первое время Ара-тун-Оттонд пытался двигаться, но каждое движение давалось все тяжелее. Постепенно он полностью обездвижился под стягивающим действием смеси тумана и дыма.

Артур не знал, сколько это продолжалось. Не было ориентиров, по которым можно определить время. Каменная тюрьма на Ара-тун-Оттонде постепенно утолщалась. Он пытался говорить, но рот оказался покрыт плотным слоем угольной пыли, и журналист не разобрал слов.

Но появился другой звук. Разрозненные крик. Доносящийся из далекого реального мира. Артур узнал голос Джеки. Сосредоточился на нем, пытаясь разобрать слова.

— Мистер Уилсон! Очнитесь! Надо уходить!

Пришлось приложить усилие, чтобы открыть глаза в реальном мире. Изначально Милтон и социалисты объявляли мирный протест. Но все обернулось иначе.

В дальнем конце площади завязалась схватка полисменов и шахтеров. Констебли орудовали дубинками, в ответ рабочие бросали выкорчеванными из брусчатки камнями.

В центр толпы вклинился отряд всадников. Они пробивались к помосту из ящиков и бочек. Артур увидел, как Милтон и остальные лидеры протеста спешно спускались на землю.

Королевские гвардейцы обнажили палаши и пустили коней шагов, медленно надвигаясь на толпу. Если полицейское управление не справится, то все решит гвардия. Пусть и пролив немало крови.

Некоторые протестующие проталкивались в сторону схватки. Другие своими телами останавливали всадников, защищая лидеров. Но значительная часть собравшихся устремилась прочь с площади. На прилегавших улицах уже началась давка.

Больше не племя. Просто толпа напуганных либо разозленных людей. Артур поднял взгляд к небу.

— Нет! Нет, нет, нет...

Уже закрывшиеся глаза мертвого бога медленно открывались. Он освобождался. Стоявший рядом Джеки положил ладонь на плечо журналисту, громко проговорил, пытаясь перебить шум на площади:

— Мистер Уилсон, быстрее! Нужно уходить!

—У меня почти получилось! Подожди. Дай еще несколько минут.

— Идемте! Иначе затопчут или конники копытами сомнут!

Артур дернул плечом, сбрасывая ладонь социалиста. Остался стоять на том же месте. Вокруг постепенно появлялось открытое пространство. Одни пытались сбежать, другие бросились в бой с констеблями.

— Чтоб вас, мистер Уилсон. С этим вашим упорством, — зло проговорил Джеки.

Однако не бросил журналиста в одиночестве. Напротив, встал между ним и двигавшимся в нескольких десятках ярдом конным отрядом полиции. В это время Артур оглядывался, пытаясь найти шакала. Не выдержал и крикнул:

— Верни меня! Надо закончить.

Он даже не успел увидеть призрака. Только моргнул и сразу же оказался в окутанном туманом дыме. Ара-тун-Оттонд стоял на прежнем месте. Однако угольный панцирь покрылся трещинами и осыпался на суставах.

— Твое племя атакует само себя. Почему?

В голосе мертвого бога слышалось удивление. Артур поднял руку и вновь направил ладонь. Ничего не произошло. Туман даже не колыхнулся.

— В одиночку ты бессилен, Артур Уилсон. Здесь ты полностью в моей власти. Ответь, почему твои люди пошли войной друг на друга?

— И те, и другие хотят лучшего для страны. Но не могут довериться. Настолько, что пришлось пустить в ход силу.

— Так не должно быть. Люди ведут себя иначе.

Артур сунул руку во внутренний карман пиджака. Кончиками пальцев почувствовал холодный металл. Отстегнул цепочку. Сжал в кулаке и протянул Ара-тун-Оттонду.

— Посмотри. Вот мои часы. Настоящее произведение искусства. Тонкая ювелирная работа и точный инженерный расчет. Но они сломаны. Не показывают верное время. И с каждым месяцем отставание становится все сильнее.

Ара-тун-Оттонд протянул руку в ответ. Артур осторожно вложил часы в открытую ладонь. Покрытые угольной коркой пальцы медленно сомкнулись. Журналист продолжил:

— Наша цивилизация точно такая же. Совершенный механизм, но с заложенным изъяном. Думаешь, сейчас нужны боги, чтобы устраивать пожары? Мы прекрасно справимся сами. Подожди, и мы сожжем этот мир дотла. Сможешь засадить все своими эвкалиптами.

Мертвый бог молчал. Он поднес часы с откинутой крышкой к лицу и завороженно следил за движением стрелок. Артур решил зайти с другой стороны.

— Если ты не отступишься, то не сдамся и я. Соберу еще большей людей. И точно остановлю тебя. Проведешь тысячи лет в саркофаге из собственной плоти. Согласись, лучше наблюдать за миром, чем быть заживо похороненным.

Изваяние медленно повернуло голову.

— Не обмани меня, Артур Уилсон.

— Даю слово. Мы обязательно себя уничтожим.

Артур закрыл глаза. Когда открыл, то снова очутился на площади. Только на этот раз сидел прямо на брусчатке. Попытался пошевелить руками, но не получилось. Запястья были скованы стальными наручниками.

— Мистер Уилсон, не дергайтесь впустую. Только хуже сделаете.

Рядом сидел Джеки, прижимавший к голове большую ладонь. Артур заметил между пальцев кровь. Похоже, не нашлось кандалов подходящего ему размера. Удивленный журналист дернулся еще раз, но услышал сзади злой окрик:

— Молчать! Не двигаться!

Обернувшись, заметил стоявшего над ними констебля. Рукав кителя был оборван, а на полированной дубинке виделись капли крови. Артур попытался понять, сколько провел в безвременье.

Неловко шевеля руками в наручниках, потянулся за часами. В привычном месте их не оказалось. Только цепочка. Внимательно осмотрел. Защелка в порядке, не вырвана, а аккуратно расстегнутая.

Поднял голову вверх. Откинулся, неловко лег на спину. Под его взглядом облака расходились. Впервые за долгие месяцы небо над Ландариумом прояснилось. Артур счастливо улыбнулся, щурясь от яркого солнечного света.

Конец