Космонавт. Том 4

Глава 3

Передумал? Как бы не так! Наконец-то эта затянувшаяся интрига подходит к концу. Я быстро управился с завтраком, встал из-за стола, поблагодарил мать и направился в свою комнату, чтобы одеться. Собравшись, я вышел в коридор и заглянул в комнату родителей.

— Готов, — коротко сообщил я отцу, который в этот момент аккуратно складывал в портфель какие-то документы из распахнутой на столе папки.

Отец кивнул, щёлкнул замками портфеля и поднялся.

— Тогда поехали.

Мы спустились во двор и пошли к машине. По пути нам встретился дядя Боря с авоськой, из которой торчала длинная буханка хлеба.

— О, Василий Игнатьич! Привет! И Серёжа с тобой! — обрадовался он останавливаясь. — С приездом тебя, курсант! — Он пожал нам руки по очереди, затем одобрительно посвистел, окидывая взглядом машину. — А ласточка-то у тебя что надо, Вася! Я уж несколько дней гадал, чья такая красавица у нашего подъезда припаркована. Поздравляю!

— Спасибо, Боря, — поблагодарил отец.

— Ну, бывайте, меня там ждут, — многозначительно поиграл бровями дядя Боря. — Заходите вечерком, партийку в шахматы сыграем. Соскучился по достойному сопернику.

— Сегодня, пожалуй, не выйдет, — покачал головой отец. — Дела. А вот завтра — обязательно. Будет тебе мат, Борис Николаевич.

— Посмотрим, посмотрим, — засмеялся сосед. — Ну, пошёл я. Счастливо!

Мы сели в машину, и вскоре уже катили по утренней Москве. Я смотрел в окно, пытаясь по мелькающим улицам понять, куда мы путь держим.

— Так куда едем-то? — спросил я, повернувшись к отцу.

— В гости. Друга проведать, — ответил отец и мельком посмотрел на меня, будто оценивая мою реакцию.

Кажется, я понял, какого друга мы собираемся проведать, но говорить ничего не стал, вновь повернувшись к окну. Мы ехали по широкому проспекту, и вскоре вдали показался знакомый, величественный силуэт монумента «Покорителям космоса».

Титановая ракета, взмывающая в небо на стометровом обелиске, ослепительно сверкала в лучах утреннего солнца. Её шлейф отражал голубое мартовское небо и редкие облака. Мы проехали совсем рядом, и я на мгновение задержал взгляд на бронзовых барельефах у подножия. Видно было плохо, но моё воображение услужливо дорисовало фигуры учёных, инженеров, рабочих. В общем, всех тех, чьими руками создавалась космическая мощь страны.

Отец свернул на более тихую улицу, затем на ещё одну, застроенную неброскими, но крепенькими особняками, утопающими в ещё голых, но готовящихся к весне небольших садиках. Машина плавно катилась по аллее, и я увидел за зелёным забором тот самый двухэтажный дом, который я много раз видел на фотографиях, да и бывал внутри не раз.

Скромный, светлый, с большими окнами, утопающий в зарослях голых кустарников.

После операции он, должно быть, восстанавливается именно здесь, в тишине и уюте, под присмотром жены и медиков.

Но зачем здесь я? Отец припарковал машину у тротуара неподалёку от калитки. Мы вышли, и я пошёл за отцом по аккуратной дорожке, ведущей к дому. Когда мы подходили, входная дверь открылась, и на пороге появилась… Наталья Грачёва.

Хм, неожиданно. С Натальей мы не общались с тех пор, как она написала мне короткое письмо о том, что операция прошла «насколько это возможно — хорошо». Полностью избавиться от болезни, конечно, не удалось. Да я и не надеялся на это. Но зато удалось купить драгоценное время. И то, что Наталья сейчас здесь, с небольшим чемоданчиком в руке, говорило о многом. Видимо, она заслужила абсолютное доверие семьи Королёвых и стала личной медсестрой Главного конструктора.

Следом за Натальей на пороге появилась Нина Ивановна, жена Королёва. Её я тоже узнал. Женщины тепло попрощались, и Наталья, спустившись по ступенькам, направилась как раз в нашу сторону.

Мы с отцом шли к дому, а я разглядывал Наталью. С каждым разом в ней было всё сложнее узнать ту хоть и умную, но взбалмошную и капризную девицу.

Сейчас на голове у неё был повязан элегантный шёлковый платок, из-под которого выбивались аккуратные белокурые локоны. На ней было приталенное пальто тёмно-синего цвета, подчёркивавшее стройную фигуру, на руках — тонкие перчатки. Но больше всего приковывали мой взгляд её глаза — большие, голубые, открытые, лишь слегка подведённые карандашом для выразительности.

Отец первым поприветствовал её:

— Здравствуйте, Наталья Михайловна. На выезд?

— Да, Василий Игнатьич, — улыбнулась она ему.

Отец кивнул, затем глянул на меня и едва слышно хмыкнув, сказал мне:

— Ну, я пойду. Ты догоняй.

Не знаю, что он увидел на моём лице, но взгляд его был раздражающе понимающим и весёлым. Отец прошёл мимо нас по дорожке и, ещё не дойдя до крыльца, громко и радушно раскинув руки, заговорил:

— Ниночка, здравствуй! Всё хорошеешь и хорошеешь, просто загляденье!

Наталья, проводив его взглядом, повернулась ко мне и тихо хихикнула.

— У тебя очень весёлый отец.

Я в этот момент всё ещё не до конца отделался от странного ощущения, разглядывая её. Это не было похоже на привычное романтическое влечение, которое я испытывал к Кате. Скорее, это было сродни тому тревожному, острому волнению, которое возникает, когда интуиция беззвучно кричит о приближающейся опасности.

Но Наталья? Опять? Да ну, бред. Она уже не раз доказала свою надёжность. Не проболталась, сделала всё, о чём я её просил, и даже больше. Так что же меня сейчас так смущает?

Услышав её слова, я от неожиданности кашлянул.

— Весёлый? — переспросил я, подумав, что ослышался.

— Ага, — кивнула Наталья с лёгкой улыбкой. — Он здесь часто бывает после… ну, после операции Сергея Павловича. Мы с ним много общались. Василий Игнатьич — чудесный человек.

— Спасибо, — кивнул я, всё ещё пытаясь совладать с нарастающим внутренним диссонансом. — А ты как? Как поживаешь?

— Хорошо, — ответила она без тени фальши в интонации. Наталья повела рукой в сторону дома. — Нина Ивановна настояла, чтобы я продолжила приглядывать за Сергеем Павловичем и здесь, на дому. Так что, считай, это моё своеобразное повышение.

Говорила Наташа без тени высокомерия, скорее с лёгкой гордостью за доверие, которое ей оказали. Между нами повисла короткая пауза.

Наталья опустила голову и принялась убирать несуществующие соринки с рукава пальто. Я же смотрел на неё и не мог понять, что не так. Ощущение было крайне странным.

— Рад за тебя, Наташа, — наконец проговорил я, и мои слова, кажется, застали её врасплох.

Она резко вздёрнула голову, и её большие голубые глаза, в которых отражалось мартовское небо, устремились на меня.

— Спасибо, — негромко ответила она и провела кончиком языка по пересохшим губам.

Этот жест был абсолютно спонтанным и естественным, не наигранным. Это я видел наверняка. И от этого мой пульс только ещё больше подскочил.

Та-а-ак. Соберись, Громов.

— Рад был повидаться, Наталья. Но меня там ждут. — Я указал указательным пальцем в сторону дома.

— Конечно, конечно, — закивала она, словно спохватившись. — Не буду задерживать.

Я сделал шаг вперёд, протянул руку и слегка коснулся её плеча на прощанье:

— Я пойду. До встречи.

— До встречи, — ответила Наталья и, обогнув меня, поспешила к калитке.

Я пошёл к дому Королёва и, толкнув дверь, пересёк порог. В прихожей я остановился и осмотрелся. Удивительно, но здесь было практически точь-в-точь как там, в будущем, когда этот дом стал музеем.

Встречать меня вышла Нина Ивановна.

— Проходите, пожалуйста, Сергей, — тепло проговорила она, принимая у меня пальто. — Меня зовут Нина Ивановна Королёва. Рада, наконец, познакомиться с вами.

— Взаимно рад, Нина Ивановна, — учтиво поклонился я женщине.

Она улыбнулась и приглашающе повела рукой:

— Пойдёмте. Они вас ждут.

Она провела меня через уютную столовую в светлую гостиную с большими окнами, выходящими в сад. В камине весело потрескивали дрова, отбрасывая на стены и мебель танцующие оранжевые блики.

Возле камина в глубоком кресле сидел Сергей Павлович Королёв. Он был закутан в плед, а в его руках покоилась чашка с чаем. Напротив, в аналогичном кресле, расположился мой отец, неспешно куря папиросу и о чём-то тихо беседуя с хозяином дома.

Когда я вошёл, Королёв поднял на меня взгляд, и его лицо, немного осунувшееся после болезни, расплылось в широкой улыбке.

— О! А вот и мой спаситель! — громко и хрипло провозгласил он, жестом приглашая меня подойти. — Проходи-проходи, присаживайся к нам.

— Здравствуйте, Сергей Павлович, — поздоровался я и прошёл к дивану. — Рад видеть вас. Но, честно говоря, не понимаю, о чём вы. Я никого не спасал. Я вообще только вчера из Волгограда приехал.

Королёв мигом посерьёзнел. Он отставил чашку на столик и устремил на меня свой пронзительный, тяжёлый взгляд. Мне показалось, что он видел меня насквозь и читал каждую мысль, что рождалась в моей голове. Он заговорил неспешно, будто выделяя каждое слово:

— Мальчик мой, я не буду спрашивать, как или откуда ты узнал обо всём. Это твои личные дела. Но прошу тебя лишь об одном, — он сделал небольшую паузу, — не ломай комедию передо мной.

Что ж, раз пошла такая пляска и общаться мы будем прямо, тогда… Я снял маску смущённого юноши-идеалиста, выпрямился на диване и серьёзно, без заискивания, глянул ему в глаза.

— Пожалуйста, Сергей Павлович, — сказал я тем же тоном, что и Королёв. — Рад, что всё получилось.

Королёв удовлетворённо кивнул.

— Так-то лучше.

Отец всё это время молча курил, лишь переводил внимательный взгляд с Королёва на меня и обратно.

Затем Королёв снова взял свою чашку, как-то по-стариковски закряхтел, пытаясь дотянуться до чайника, а потом посмотрел на меня, протягивая чашку.

— Подлей горяченького, пожалуйста, — попросил он.

Я встал, взял со стола небольшой заварочный чайник и аккуратно долил в его чашку ароматного травяного чая.

— Благодарю, — сказал Королёв и, сделав небольшой глоток, повернулся к моему отцу. — Вася, ты ему рассказывал?

В ответ отец так широко и открыто улыбнулся, что я на секунду опешил. Такой улыбки я у него раньше не видел. Даже не знал, что он так умеет. Что эти двое задумали, раз выглядят сейчас, как два лиса в курятнике?

— Не-а, — коротко бросил он, выпуская струйку дыма. — Решил, что лучше это сделаешь ты.

— Что ж, — хлопнул ладонью по подлокотнику кресла Королёв. — Тогда начну. Во-первых, — он посмотрел на меня с весёлым прищуром, — можешь поздравить своего отца. Теперь он Главный конструктор ОКБ-1. А я… — Королёв повёл рукой, — буду ему помогать с бумажками, подписывать всякое-разное, советовать, когда попросит.

У меня в ушах зашумело. Перед глазами комната на мгновение поплыла. А вот и первый мощный удар моего вмешательства в историю. Только что она сделала крутой вираж.

Василий Громов — Главный конструктор! Не Мишин, а личность, о которой в будущем и не знали вовсе. А, собственно, не этого ли я и добивался, ввязываясь во всё это и спасая жизнь Сергею Павловичу? Вот он — закономерный итог.

Теперь у руля будет стоять человек с прогрессивным мышлением. Человек, который если и не дружит с Глушко, то хотя бы способен с ним сотрудничать при необходимости. Человек, который уже знаком с моими идеями и, что главное, воспринял их всерьёз. Что ж, теперь у страны появились вполне реальные шансы.

Но мне потребуется время, чтобы это осознать и переварить. И ещё… Королёв только что фактически раскрыл себя передо мной. Он почти прямым текстом сказал, что это он был всё это время тем самым Главным конструктором, чьё имя было государственной тайной.

Сквозь гул в ушах я услышал голос отца, в котором слышалась лёгкая ирония:

— Ты, Серёга, когда подписывать будешь, убедись, что твоя фамилия в конце списка.

Королёв на его слова лишь беззаботно махнул рукой.

— Вася, я уже живу в долг. Мне-то чего бояться? А теперь… — он как-то по-юношески рассмеялся, — знаешь, так мне легко теперь. Так хорошо. Несмотря на все нюансы со здоровьем и…

В этот момент мимо окон прошли двое мужчин в штатском. Видимо, те самые охранники, которые, как я знал, всегда были неотлучно приставлены к Королёву как к фигуре совершенно секретной. Королёв проследил за ними взглядом и закончил фразу:

— … этих хлопцев.

Затем он слегка наклонился в мою сторону и жестом подозвал меня к себе. Я подался вперёд, встав с дивана, и наклонился к нему. Королёв доверительным полушёпотом проговорил:

— Знаешь, тёзка, я раньше иной раз просыпался ночью, лежал и думал: вот, может, уже нашёлся кто-нибудь, дал команду — и эти же охранники войдут ко мне и бросят: «А ну, падло, собирайся с вещами!»

Он отстранился, откинулся на спинку кресла, и его лицо снова озарила блаженная улыбка.

— А сейчас сплю, как дитя малое: сыто и спокойно.

Отец, невозмутимо докуривая папиросу, вставил с места:

— И даже колики не мучают.

— Именно! — раскатисто рассмеялся Королёв, а отец подхватил.

Что там говорила Наталья о шутках отца? Ну да, вижу. Они оба сидели и смеялись над абсурдной шуткой, понятной только им двоим, прошедшим сквозь жернова эпохи.

Я же сидел и чувствовал, как у меня слегка «офигевает» мозг. Мой отец — Главный конструктор. А отец советской космонавтики только что доверительно поведал мне фразу, которую в моей прошлой жизни я читал в мемуарах. И эти люди сидят, странно шутят об одном, но подразумевают совершенно другое.

И только сейчас до меня дошло: то будущее, которое я помнил, уже исчезло. Его больше нет. Не будет теперь Мишина, неудачно запускающего Н1. Не будет тех трагедий. Возможно, будут новые. Королёв жив…

К чему это может привести? А леший его знает. Но я приложу максимум усилий, чтобы нас ждало лучшее будущее, чем-то, что я своими руками так упорно рушу.

Я поднялся с дивана и подошёл к отцу.

— Поздравляю тебя, отец, — сказал я, немного дрогнувшим голосом из-за переполнявших меня эмоций. — Отличная новость. Нет, прекрасная просто. Я… я горд, что являюсь твоим сыном.

Отец тяжело сглотнул и пожал мою протянутую руку. А затем он встал на ноги и, отбросив всю свою привычную сдержанность, крепко обнял меня. Я обнял его в ответ и легонько похлопал по спине. Когда он отстранился, я заметил, как он быстрым, почти незаметным движением провёл костяшкой указательного пальца по внешнему уголку глаза.

— Спасибо, сын, — хрипло проговорил он. — Это много для меня значит. И я тобой горжусь. Очень.

Королёв наблюдал за этой сценой с понимающей улыбкой, сидя в своём кресле у камина. Я повернулся к нему и, собравшись с мыслями, проговорил:

— Раз уж начались поздравления, Сергей Павлович, то позвольте и вас поздравить.

Королёв вопросительно вскинул брови.

— Я имею в виду мягкую посадку «Луны-9» на Луне в районе океана Бурь. Результаты этой миссии просто поражают воображение, — сказал я, не кривя душой. — Я бесконечно счастлив, что мне довелось лично познакомиться с человеком, под чьим руководством такие чудеса становятся реальностью.

Королёв гордо приосанился и довольно заулыбался.

— Благодарю, Сергей! Приятно слышать. Особенно от человека, который и сам рвётся к звёздам. Это только начало, следующим будет человек.

Я вернулся к дивану, подлил себе чаю и сел. Эмоции потихоньку отходили на второй план. Голова заработала с привычной ясностью. Я посмотрел на отца, отхлебнул душистого чаю и спросил:

— Это и есть тот самый сюрприз, о котором ты говорил в письме?

Отец переглянулся с Королёвым, и на их лицах появилось одно и то же хитрющее, многообещающее выражение. Они синхронно, как по команде, отрицательно мотнули головами и в унисон, словно репетировали, ответили:

— Нет.

Я озадаченно переводил взгляд с отца на Королёва и обратно.

— А что ещё? — спросил я.

Королёв с лёгкой ухмылкой, жестом дал понять отцу, что теперь его очередь радовать меня. Отец подался вперёд и опёрся локтями о колени.

— Серёга тебе рассказал про «во-первых», — начал он, пристально глядя на меня. — А я расскажу про «во-вторых». Речь пойдёт о твоём будущем. Как ты смотришь на то, чтобы закончить училище досрочно? Потянешь?

От неожиданности я звякнул чашкой о блюдце. Поставил её на стол, чтобы не расплескать чай, и посмотрел на отца, пытаясь понять, шутит он или нет. И судя по его лицу — не шутит.

В голове мгновенно пронеслись все известные мне исторические прецеденты. Да, был Амет-Хан Султан и многие другие асы, получившие звания и назначения в ускоренном порядке. Но тогда шла война, и стране позарез нужны были лётчики, десятки тысяч лётчиков.

Сейчас же войны нет. Мирное, хоть и напряжённое время. Значит, нет и очевидных причин для такой спешки. Но ни отец, ни Королёв не стали бы затевать этот разговор, если бы не было реального, продуманного варианта.

— Вижу, он уже просчитывает варианты, — с лёгкой усмешкой проговорил Королёв, наблюдая за моей реакцией.

— На такую реакцию я и рассчитывал, — в тон ему ответил отец.

Я поднял на них взгляд. Оба смотрели на меня с видом энтомологов, которые обнаружили любопытный экземпляр и с азартом принялись его изучать.

— Это невозможно, — наконец, проговорил я. — Ускоренные выпуски — это для военного времени. Как было с Амет-Ханом Султаном. Сейчас другой период. Нет массовой потребности в лётных кадрах, чтобы нарушать устав и программы обучения.

Отец довольно кивнул, явно одобряя ход моих мыслей.

— В целом верно. Но устроить всё — это уже наша забота. Найдутся и причины, и обоснования. А вот от тебя зависит лишь одно: потянешь ли ты ускоренную программу? Сможешь ли за оставшееся время освоить то, что другие учат годами, и сдать все нормативы на «отлично»?

Я призадумался, откинувшись на спинку дивана. В принципе, это реализуемо. Теоретическую часть я и так знал вдоль и поперёк, причём с поправкой на будущее. Практика… С ней будет сложнее, вне сомнений, но при должном упорстве и количестве вылетов я должен был справиться. В конце концов, у меня был уникальный опыт, недоступный другим курсантам. Но вместо согласия я задал резонный вопрос:

— Зачем? К чему такая спешка?

На этот раз слово взял Королёв.

— Помнится, на дне рождения Катерины ты говорил, что хочешь стать космонавтом. Я ничего не путаю?

— Нет, — подтвердил я. — Хочу.

— Так вот, — Королёв отхлебнул чаю. — Если ты закончишь училище по ускоренной программе и покажешь блестящие результаты, я использую свой ресурс и авторитет, чтобы ты попал в отряд. Не в основной, конечно, — он тут же поднял палец, предвосхищая мои вопросы. — Сам должен понимать, что для этого ты пока слишком юн и неопытен. Мы с твоим отцом проработали идею создания специального отряда стажёров. В него будут набирать не только перспективных лётчиков, но и молодых учёных, инженеров, медиков. Этот отряд будет учиться, тренироваться, проходить медкомиссии наравне с основными космонавтами. И, возможно, когда-нибудь, при должном усердии, и они полетят в космос. Всё будет зависеть исключительно от ваших личных результатов.

Я сидел и молча переваривал полученную информацию. Создание такого экспериментального отряда я тоже прописывал в том самом блокноте, наряду с идеей о создании единой головной организации по типу будущего Роскосмоса, которая бы объединила все разрозненные КБ.

Значит, Королёв всё же ознакомился с моими записями, и конкретно этот пункт, судя по всему, совпал с его собственными, давно зреющими мыслями. Ведь и он сам не раз подумывал о том, чтобы послать в космос не только военных лётчиков, но и учёных, способных проводить серьёзные исследования на орбите.

Я решил уточнить последний, самый важный для меня вопрос.

— Почему вы это делаете для меня? Лично для меня?

Королёв помолчал, его лицо стало серьёзным.

— Это моя личная благодарность, — сказал он нехотя, словно признаваясь в слабости. — Но и не только поэтому. Я ознакомился с твоими… размышлениями, — он многозначительно посмотрел на меня, подтверждая мои догадки о блокноте. — И многие из них показались мне чрезвычайно разумными и перспективными. Что-то мы уже приняли в работу, и первые результаты, должен сказать, радуют. И всё это ты написал, не имея за плечами ни академического образования, ни допуска к секретной информации. Мне стало попросту любопытно, на что ты будешь способен, если тебе дать настоящие знания, доступ к информации и правильное направление?

— Что ж, — проговорил я, и теперь настала моя очередь хитро улыбаться. — Я закончу училище по ускоренной программе. Я сделаю это.

— Вот и отлично! — Королёв хлопнул в ладоши и потёр их, будто собираясь за дело. — Только ты должен чётко понимать: мы сможем обеспечить тебе лишь саму возможность. Устроим ускоренную программу и предоставим шанс попасть в отряд стажёров. А уж там… Всё в твоих руках. Не справишься с нагрузкой, не пройдёшь по медицинским показаниям на каком-либо из этапов и всё, пиши пропало. Тянуть тебя мы не будем. Да и я сам против этого. Уверен, что и отец твой придерживается того же мнения.

Отец мрачно кивнул.

— Я не буду отправлять в космос человека, если буду знать, что он к этому не готов. Даже если это будет мой сын. Особенно если это будет мой сын, — поправил себя отец. — Это не место для блата, это серьёзная работа. И ошибки здесь стоят жизни.

— Это, само собой разумеется, — я согласился с ними. — Тащить меня и не нужно будет. Я сам справлюсь. Я и так бесконечно благодарен вам обоим за предоставленный шанс.

Отец покачал головой, и его взгляд немного смягчился.

— Не стоит думать, Сергей, что мы тебе этот шанс просто так даём. Ты его добыл сам, — он постучал указательным пальцем по своему виску. — Своим умом, своей настойчивостью и своими действиями. Мы лишь открываем тебе дверь. Войти в неё предстоит тебе самому.

— Какие мои дальнейшие действия? — поинтересовался я деловым тоном.

Отец хмыкнул, почесал переносицу.

— Ну, раз ты согласен, то твой отпуск, к сожалению, закончится буквально через пару дней. Послезавтра я сам отвезу тебя на вокзал. И следующий отпуск будет уже только после твоего выпуска.

Я не мог сдержать лёгкий, грустный вздох. Эта новость добавила каплю дёгтя в бочку мёда сегодняшних известий. Всего два дня вместо ожидаемых двух недель…

Мысленно я уже прощался с домашним уютом и бездельем. Но тут же внутренне махнул на это рукой. Плевать! У меня появился реальный, осязаемый шанс приблизиться к своей главной цели. Все мои шаги, все риски, которые я предпринимал с момента моего пробуждения в этом теле, наконец-то начали давать плоды. А отпуск… Успеется. Впереди целая жизнь.

Мы обсудили ещё некоторые организационные детали, после чего попрощались с Королёвым и покинули его гостеприимный дом.

По дороге домой отец молча вёл машину, погружённый в свои мысли. Где-то на середине пути, отец, не глядя на меня, задал неожиданный вопрос:

— Слушай, а что у вас с этой Наташей?

Я пожал плечами, глядя на мелькающие за окном улицы.

— Да в общем-то, ничего особенного. Она работала медсестрой в училище, мы иногда пересекались. Не более того.

— Угу, — многозначительно отозвался отец.

— Что «угу»? — недоумённо переспросил я, поворачиваясь к нему.

Отец скосил глаза в мою сторону, а затем снова уставился на дорогу.

— Да ничего. Только вот смотрите вы друг на друга… не так, как вы с Катей друг на друга смотрите.

Я непонимающе смотрел на его профиль.

— Ну, конечно, не так. С Катей мы в отношениях. А с Натальей — нет.

Отец согласно кивнул.

— Ага. Это да. А ещё, — он сделал небольшую паузу, — отец Кати не пытался убить меня и тебя.

Я поморщился и почему-то почувствовал неприятный укол.

— При чём здесь Наташа? Она не знала о делишках своего отца. Это проверено, причём не только мной. Так что она ни в чём не виновата… Да что? — спросил я, заметив на его лице загадочную, едва обозначенную улыбку.

— Нет, ничего, — отрезал отец и, прибавив газу, обогнал медленно ползущий грузовик. — Не бери в голову.

Остаток дня пролетел не так насыщенно, как первая его половина. Я созвонился с Катей, поговорил с ней. Сказал, что мне придётся срочно вернуться в училище, сославшись на внезапный вызов по учебным делам. Катя расстроилась, но она, как и всегда, отнеслась с пониманием. Я пообещал ей, что завтра обязательно зайду и проведу с ней весь день.

Ночью, когда я уже собирался ложиться спать, я подошёл к окну, чтобы задёрнуть штору. И мой взгляд случайно зацепился за одинокую фигуру, сидящую на детских качелях на площадке прямо напротив наших окон. Человек в тёмном пальто и шляпе медленно раскачивался, освещённый тусклым светом уличного фонаря.

Я не сдержал сокрушительный стон. Ну пожалуйста, только не он. Пусть это будет просто случайный прохожий.

Но я прекрасно понимал, что это не так. Слишком уж знакомый был силуэт. И слишком уж демонстративно этот человек устроился прямо под моими окнами, будто давая понять, что ждёт меня. Не хватало только крика: тётя Лена, а Серёжа дома? А скиньте мячик.

Вздохнув, я принял неизбежное и отступил от окна. Быстро одевшись, уже через пару минут, тихо прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить родителей, я спускался по тёмной лестнице на первый этаж.

Выйдя из подъезда, я направился к детской площадке и остановился напротив любителя ночных покатушек на качелях, скрестив на груди руки.

— Не спится, Громов?

Ершов поднял голову. Свет фонаря выхватывал из темноты нижнюю часть его лица и тонкие пальцы, держащие папиросу. Он медленно затянулся, а затем шумно выдохнул струйку дыма в холодный ночной воздух.