Космонавт. Том 4

Глава 1

Я стоял перед этим человеком, и внутри меня всё кипело. После того шквала информации, что обрушила на меня Наталья, после осознания, что все наши с ней планы по спасению Королёва рушатся из-за чьей-то глупой спешки, этот тип в костюме со своими дешёвыми угрозами и театральными паузами вызывал во мне лишь одно — глухое раздражение.

Меня тошнило от его напускной значимости, от этого скрипучего голоса, от всего этого представления, рассчитанного на запугивание несмышлёных юнцов. Он был похож на карикатурного злодея из плохого шпионского романа. Но я-то знал, что в реальности такие «карикатуры» часто оказываются куда опаснее, чем выглядят.

Поэтому, когда он закончил свою пафосную фразу о том, что от меня зависит моё будущее, я мысленно плюнул и решил, что с меня хватит. Если он хочет играть в эти игры, я смогу не хуже. Я демонстративно расслабился, сделал шаг к стулу, на котором сидел до разговора с Натальей, и уселся, устраиваясь поудобнее, как будто мы старые знакомые, собравшиеся поболтать о погоде.

— Что ж, — сказал я почти ленивым тоном. — Я весь внимание. Слушаю ваше предложение.

Мой собеседник медленно вздёрнул бровь. В его глазах, холодных и оценивающих, мелькнула неподдельная искра интереса. Мне даже показалось, что в них проскочило восхищение такой наглостью.

— Наглец, — протянул он беззлобно, констатируя факт.

Я флегматично пожал плечами, сохраняя абсолютно невозмутимое выражение лица.

— Вы не представились. Я не знаю ни вашего имени, ни вашего звания, ни должности. Для меня вы просто случайный человек в кабинете моего инструктора. Так почему я должен стоять перед вами по стойке «смирно»?

Он несколько секунд молча сверлил меня взглядом, пытаясь пробить брешь в моём спокойствии, пытался надавить, но я выдержал, не моргнув и глазом. В гляделки и я играть умею. Затем он коротко кивнул, будто поставил мне оценку в невидимом зачётном листе.

— Принимается, — отрывисто проговорил он и, не спеша, достал из внутреннего кармана пиджака красную корочку удостоверения. Он раскрыл его и на несколько секунд задержал перед моим лицом, давая мне возможность прочитать.

Мой взгляд скользнул по тексту, и я мысленно присвистнул. Белоглазов Владимир Георгиевич. Полковник государственной безопасности. Так, значит, коллега Ершова, но явно из другого подразделения, а может, и вовсе из другого управления.

Значит, «контора» не монолит, в ней есть свои течения и противостояния. И этот Белоглазов явно относится к той группе, что оппонирует Ершову. Интересно. Очень интересно, что за игры идут между ними и к какому управлению он принадлежит.

Я оторвал взгляд от удостоверения и посмотрел на Белоглазова. Он едва заметно поджал тонкие губы. Наверняка он ожидал увидеть на моём лице испуг, волнение или хотя бы удивление. Но не увидел ничего, кроме всё того же спокойного ожидания. Это его явно разочаровало.

Пользуясь его коротким замешательством, я повторил свой вопрос, как будто ничего и не произошло:

— Так какое предложение вы хотели озвучить, товарищ полковник?

Он убрал удостоверение в карман, его лицо снова превратилось в непроницаемую маску.

— О чём вы общались с капитаном Ершовым? — резко сменил он тему. — Не смотрите так невинно. Я знаю, что вы, скажем так, сотрудничали с ним по некоторым вопросам.

Я ожидал подобного вопроса, поэтому ответил без малейшей запинки, сохраняя абсолютно нейтральное выражение лица.

— Спросите об этом у самого капитана Ершова, товарищ полковник. Думаю, он сможет дать вам исчерпывающий ответ в рамках своей компетенции и допустимой секретности. Я же, со своей стороны, подписывал соответствующие документы о неразглашении. — Я даже развёл руками, изображая лёгкое сожаление, мол, и рад бы помочь, но увы, связан подпиской о неразглашении.

Белоглазов поморщился, будто почувствовал неприятный запах. Моя отсылка к формальностям и бюрократии явно пришлась ему не по душе.

— Ладно, оставим это, — отмахнулся он. — Прошлое меня не интересует на данный момент.

Как же, не интересует. Так я и поверил в эту сказку. Я мысленно усмехнулся. Вся его нынешняя выходка была как раз о прошлом: о моих контактах с Ершовым и о том, что за этим стояло.

— Меня интересует будущее, — продолжил он, и его голос приобрёл металлический оттенок. — Скажу прямо, без экивоков. Работайте на меня.

Он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза, пытаясь усилить эффект и надавить ещё сильнее.

— С этого момента любые ваши контакты с капитаном Ершовым, — он чуть выделил имя, — и прочими лицами, — он многозначительно повёл бровью. Я же озадаченно наморщил лоб. Что это? Намёк на моего отца и Королёва? Или что-то другое? — Должны немедленно и в подробностях передаваться мне лично. Все диалоги, все намёки, все встречи.

Я откинулся на спинку стула. Мысленно я тут же перевёл его недомолвки на простой язык: он хочет, чтобы я стал его стукачом. Его личным шпионом в училище и, возможно, за его пределами. Карманным агентом, который будет доносить на сослуживцев и на своего, пусть и своеобразного, но союзника — Ершова. Нет уж, спасибо. На такую роль я не подпишусь.

— Не интересует, — безапелляционно ответил я, качнув головой.

— Я не закончил, — тихо проговорил Белоглазов, но на этот раз его тон был угрожающим. — Вы недослушали о тех преференциях, которые будут вас ждать в случае сотрудничества.

— Благодарю за оказанное доверие, — ответил я и добавил в голос лёгкую, едва уловимую иронию, — но мой ответ не изменится. Я не хочу и не намерен ввязываться в ведомственные склоки или, того хуже, политические игры. Мне учиться нужно, товарищ полковник. Осваивать профессию. — Я сделал небольшую паузу, давая ему понять, что мои намерения серьёзны. — Само собой, я тут же забуду о содержании нашего разговора, как только выйду за порог этого кабинета. Разрешите идти?

С этими словами я поднялся на ноги, демонстрируя, что считаю разговор исчерпанным. Я отметил про себя, что Белоглазов прекрасно владеет собой. На его лице не дрогнул ни один мускул, лишь в глубине холодных глаз зажёгся крошечный огонёк злости.

Я действовал на грани фола, даже за гранью, и понимал, что за такую дерзость мне наверняка ещё аукнется в будущем. Лишняя проверка, внезапные трудности в учёбе, какая-нибудь неприятная командировка. Но становиться чьей-то сучкой, пешкой в борьбе между двумя агентами из разных управлений? Нет, это было неприемлемо. Я сам решу, когда, с кем и на каких условиях сотрудничать.

— Обдумайте моё предложение, — задумчиво сказал мне Белоглазов. — И да, ради вашего же блага — помалкивайте о нашей беседе. Я буду приглядывать за вами. Внимательно. Свободны.

— До свидания, товарищ полковник, — так же официально и бесстрастно ответил я, развернулся и вышел из кабинета, оставив его в одиночестве размышлять над своим провалом.

Дверь закрылась за мной с тихим щелчком. Но я отлично понимал, это не конец. Это только начало новой, ещё более сложной игры.

Выйдя из кабинета Орлова, я спустился на первый этаж и увидел его самого. Он нервно прохаживался по вестибюлю, делая вид, будто, разглядывает агитационные плакаты на стенах. Но его непринуждённый вид не обманул меня. Орлов ждал меня, чтобы услышать детали нашей с Белоглазовым беседы. Услышав шаги, он резко обернулся. Взгляд, полный тревоги, метнулся ко мне. Он хотел что-то спросить, но я не дал ему этого сделать.

Не замедляя шага, я коротко мотнул головой. Здесь и сейчас разговаривать мы не будем. Слишком много ушей, слишком много случайных свидетелей. Орлов, опытный офицер, мгновенно всё понял. Он так же коротко и деловито кивнул, делая вид, будто просто вышел проветриться, и отвернулся к плакату, изображающему радостных курсантов на фоне реактивного истребителя. Я прошёл мимо него, на ходу отдав честь, которую он автоматически вернул, и вышел из учебного корпуса в прохладный вечерний воздух.

То раздражение, что вспыхнуло во мне в начале разговора с Белоглазовым, уже давно схлынуло. Ему на смену пришло холодное, трезвое осознания ситуации. Сейчас не время поддаваться эмоциям или уходить в рефлексию. Как никогда нужно было собрать волю в кулак, отбросить всё лишнее и действовать с максимальной выдержкой и аккуратностью.

От этой мысли мне стало смешно. Да уж, очень «аккуратно» я только что вёл себя в кабинете Орлова. От души дёрнул за усы матёрого тигра. А теперь задумался об осмотрительности. Мир вокруг другой, эпоха иная, а вот привычки, манера идти на принцип и не прогибаться — всё те же. Что ж, по крайней мере, я остаюсь собой.

Пока я неспешным шагом возвращался к нашей аудитории, мозг активно принялся анализировать и взвешивать всё, что произошло за последнее время. Получился своеобразный мысленный подсчёт плюсов и минусов.

С Натальей мы проработали чёткий план действий на январь и даже нашли нужных специалистов — это был жирный плюс. Теперь же сроки неожиданно и резко сдвинулись — огромный минус. И что-то подсказывало мне, что эти перемены произошли не без моего, пусть и косвенного, участия.

Ершов, судя по всему, на моей стороне, раз не стал разглашать нюансы нашего сотрудничества. Ну или его неприязнь к Белоглазову перевесила. В любом случае он остаётся моим союзником — это определённо плюс. Но моя активность привлекла внимание не только тех, на кого я рассчитывал. Да и Ершов своим молчанием сделал меня мишенью для того же Белоглазова, который оказался фигурой покрупнее и обладал большими полномочиями — это уже жирный минус.

Ну и Королёв… Его знаменитое упрямство, его нежелание прислушиваться к мнению даже самого близкого друга в вопросах собственного здоровья — это был ожидаемый, но оттого не менее досадный минус. Всё шло по известному мне сценарию, и остановить эту махину одними уговорами было невозможно.

Однако если Наталья сделает всё так, как я ей наказал во время телефонного разговора, если ей удастся повлиять на ситуацию в больнице, тогда этот плюс может перевесить все минусы. Что ж, сейчас оставалось только ждать и надеяться на её расторопность и смекалку.

Конкретно в этот момент я, Сергей Громов, курсант Качинского училища, запертый в Волгограде, не мог повлиять на ситуацию в Москве абсолютно ничем. Даже если бы я каким-то чудом оказался там, что бы я мог сделать? Ворваться в палату к Главному конструктору и начать орать о грядущей фатальной ошибке врачей и его неминуемой смерти?

Это было не просто смешно, это было бы самоубийственно. Таким поступком я бы ничего не добился, кроме уютной койки в психушке. Хотя, если вспомнить, каковы были советские психиатрические клиники в шестидесятых, «уютной» её назвать было бы сильным преувеличением.

Наконец, я добрался до двери нашей аудитории. Сделав глубокий вдох и выдох, я сменил выражение лица, смахнув с него все следы задумчивости и раздражения. Нужно было возвращаться к своим товарищам в прежнем настроении. Я толкнул дверь и вошёл внутрь с самой широкой, беззаботной улыбкой, какую только смог изобразить.

Ребята сидели в почти прежних позах, но работа у них не шла. Все они смотрели на дверь, и на их лицах читалось ожидание ответов на интересующие их вопросы. Когда я появился, десятки глаз уставились на меня. Зотов, не выдержав, вышел вперёд.

— Ну? — коротко бросил он, и в этом одном слове слились вопросы всех парней: что случилось? это что-то серьёзное? нам что-то грозит?

Я махнул рукой, давая понять, что ситуация выеденного яйца не стоит.

— Да всё в порядке. Ерунда. Как обычно: сделай то — не знаю что, сходи туда — не знаю куда. Орлову отчёт нужно было срочно помочь оформить, вот и вызвали из-за чепухи. Ничего серьёзного.

— А-а-а… — недоверчиво протянул Зотов, но в его голосе прозвучало облегчение.

Он не был дураком и уже довольно хорошо меня узнал. Он прекрасно понял, что если я не хочу говорить, то ничего не выжмешь, хоть тресни. А если сочту нужным — расскажу всё сам, когда придёт время. Доверие было обоюдным.

Я подошёл к своему стулу, возле которого всё ещё стояла гитара, поднял её и бодро, почти весело проговорил, обращаясь ко всем:

— Ну что, продолжим нашу репетицию? Солнце ещё высоко! — Все бросили взгляд на совершенно чёрный оконный проём, и по аудитории поползли сдержанные смешки. — Гхм, в общем, работать надо! До Нового года осталось меньше недели, а у нас, между прочим, далеко не всё готово!

Возвращение к привычному делу, сработало как щелчок выключателя. Неприятный осадок после беседы с Белоглазовым окончательно выветрился из моих мыслей.

Кольцов снова взял в руки барабанные палочки, Абакиров поднёс к губам тромбон, а Толя и Азиз принялись дорисовывать плакаты. Все снова погрузились в работу. Была поставлена задача на сейчас, и я намерен выполнить её блестяще. С остальным разберусь позже.

Центральная клиническая больница Четвёртого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР.

Сергей Павлович Королёв лежал в больничной палате и неотрывно смотрел в белый потолок. Специфичный больничный запах, приглушённый свет от ночника и монотонное тиканье часов на стене умиротворяли и неплохо ограждали от внешнего мира, где кипела жизнь и работа. Но его мысли были далеки от покоя.

Медленно, словно густой туман, в сознание просачивалось понимание: он стоял на краю. И это не метафора, а самая настоящая реальность. Он. Мог. Умереть. Он едва не потерял всё.

И он бы так и не проснулся, если бы не действия одной расторопной и, как выяснилось, на редкость сообразительной медсестры, которая в критический момент привела других врачей: молодых, талантливых, с прогрессивными взглядами и свежими знаниями. Эту девушку нужно будет обязательно отблагодарить, и не просто устно.

Операция, которая должна была быть рядовой и несложной, оказалась сопряжена с некоторыми трудностями. Обнаружились «нюансы», о которых с такой тревогой говорил Василий.

И хотя в этот раз всё обошлось, итог был ясен и неумолим: его организм, изношенный годами больших нагрузок и стрессов, больше не выдержит прежнего ритма. Но теперь, благодаря этому своевременному вмешательству, у него появилось самое ценное — время.

Мало, катастрофически мало, но оно было! Он успеет подготовить смену, завершить ключевые проекты, расставить всё по своим местам. Он должен успеть.

Королёв прикрыл глаза, сглотнув подступивший к горлу тугой ком. Понимать неизбежность — это одно. Принять её и смириться — это нечто совершенно иное. Пожалуй, это станет самым трудным испытанием в его жизни. Куда более тяжёлым, чем любые технические аварии или бюрократические препоны. Но он справится. Он всегда справлялся.

Он распахнул глаза, и его взгляд, ещё минуту назад отрешённый, вновь приобрёл привычную стальную решимость. Он волевым усилием вернул рассудку ясность и принялся анализировать ситуацию с холодной, инженерной точностью.

Что мы имеем? А имеем мы то, что работать в прежнем режиме он физически больше не сможет. Голова, знания, опыт — всё это при нём, но тело отказывается служить с прежней отдачей. Следовательно, требуется организационное решение. Нужен заместитель? Нет, не так. Формальный заместитель не справится с тем грузом, который лежал на нём. Нужно нечто большее.

Мысль, сначала робкая, а затем всё более уверенная, оформилась в чёткий план. Королёв должен уйти с поста Главного конструктора. Стать своего рода «серым кардиналом», эдаким научным руководителем и главным идеологом программы. Быть у руля, но не нести всей чудовищной административной и представительской нагрузки.

От этой мысли ему даже весело стало. Такая схема была вполне реализуема. Его авторитет, его связи, его прошлые заслуги — всё это позволяло оставаться в тени, но при этом сохранять реальное влияние. Он никогда не гнался за славой и официальным почётом, в отличие от некоторых его коллег. Он просто делал то, что считал нужным для страны. То, что любил всем сердцем.

Решено. Он уйдёт. Но ему нужен человек, который встанет на его место. Не марионетка, не исполнитель, а человек, который будет разделять его взгляды, его одержимость, его готовность идти на риск. Человек, который будет прислушиваться к нему, но обладающий собственным стержнем и волей.

Первым на ум, по старой памяти, пришёл Василий Мишин. Да, хороший, грамотный специалист. Но… слишком осторожный. Характер у него мягче, нет того самого королёвского упрямства и отчаянной смелости, без которых в их деле — никуда. Слишком аккуратный, слишком «правильный». Да и связей, того самого административного ресурса, у него маловато, чтобы отстаивать интересы отрасли в высоких кабинетах. Нет, Мишин пока не готов, ему ещё нужно дорасти.

Тогда кто? Глушко? Королёв не сдержался и с раздражением сплюнул, мысленно ругнувшись. Нет, только не это. С Валентином Петровичем они были слишком разными, их взгляды на развитие космонавтики расходились кардинально.

И тут его осенило. Василий! Ну, конечно же! Громов. Старый, проверенный и временем, и трудностями друг. Тот ещё упрямец со своим, порой весьма своеобразным, видением на многие вещи. За что его, справедливости ради, жизнь и потрепала изрядно.

Это он по всем раскладам должен был стать его, Королёва, первым заместителем, но Василий в своё время наступил на больную мозоль Неделину, и его «подвинули», а потом ещё и та история с аварией Р-16…

Василий — правдолюб, с ним непросто, но договориться можно. К тому же он совсем недавно приносил какие-то записи, блокнот с очень интересными идеями по лунной программе. Тогда, в суматохе, не было времени их внимательно изучить, но теперь, в больничной тиши, как раз появилась возможность.

Королёв чуть заметно улыбнулся. В голове вырисовывался вполне рабочий план. Оставалось лишь немного его отшлифовать.

В этот момент дверь в палату бесшумно открылась, и на пороге появилась та самая медсестра — Наталья. Она тепло, чуть смущённо улыбнулась и вкатила в палату небольшую тележку с медикаментами и инструментами для вечерних процедур.

— Здравствуйте, Сергей Павлович, — мелодично проговорила она, подкатывая тележку к его койке. Она подошла и ловкими, профессиональными движениями принялась поправлять подушку, чтобы ему было удобнее. — Как вы себя чувствуете сегодня?

— Здравствуйте, Наташенька, — отозвался Королёв с неподдельной теплотой в голосе. — Я в порядке. Почти орёл. Только погода нынче не лётная, — он кивнул в сторону окна, за которым плотной, молочной стеной падал снег.

Наталья улыбнулась его шутке и согласно кивнула:

— Да, погода действительно не для полётов. Лучше в такую непогодь под одеялом сидеть, с горячим чаем.

Она отошла к тележке и принялась тщательно готовить всё необходимое для процедур. Королёв слегка откашлялся, собираясь с мыслями.

— Знаете, я хотел вас поблагодарить, — сказал он серьёзно.

Наталья обернулась, и на её милом лице появилось лёгкое недоумение. Она вопросительно вскинула тонкие, аккуратно подведённые брови.

— Вы мне жизнь спасли, — пояснил Королёв, глядя на неё прямо. — Если бы не ваши решительные действия, не ваша… инициатива, не говорили бы мы с вами сейчас. Это не просто слова, Наташенька.

— А, вы об этом… — смутилась девушка, опустив глаза, но затем продолжила заниматься подготовкой к процедурам. — Это моя работа, Сергей Павлович. Я просто делала то, что должна была сделать. Но… пожалуйста. Я бесконечно счастлива, что всё закончилось хорошо. — Она на секунду замялась, закусив нижнюю губку, и быстро глянула на закрытую дверь. — Да и благодарить вам нужно не меня, а ваших друзей.

Королёв непонимающе нахмурился.

— Каких таких друзей?

— Ну как же, — искренне изумилась Наталья. — Громовых. А точнее, Сергея Громова. Именно он забил тревогу ещё в октябре.

— Вот как… — тихо хмыкнул Королёв, и мозг его заработал с удвоенной скоростью. В октябре? Но тогда решение об операции только созревало, о сроках не было и речи. Откуда молодой курсант мог знать о чём-то, о чём не знал даже он сам?

— Да, — тем временем продолжала Наталья, понизив голос до полушёпота. — Он тогда сказал мне, что лучший друг его отца серьёзно болен и, возможно, вскоре поступит в нашу больницу. Он очень просил меня проконтролировать этот момент, чтобы всё прошло на самом высоком уровне. Позже я выяснила, что оперировать должны были именно вас, и планировалось операция на январь. А также…

Она виновато опустила глаза, но затем резко подняла голову и решительно глянула на Королёва. Во взгляде девушки и капли сомнений не было.

— Я узнала ваш диагноз. Простите, я превысила свои полномочия, но я ни о чём не жалею. Если бы я не сделала этого, то вы бы… В общем, это Сергей настоял на том, чтобы я заранее отыскала врачей-дублёров, как он их назвал. Поэтому вашу жизнь спасли не только я и врачи, но и Сергей, который стал главным инициатором всей этой подготовки. Вам действительно очень повезло с друзьями.

Королёв слушал её, не перебивая, и с каждым её словом его лицо становилось всё более задумчивым. Сергея, сына Василия, он помнил по той короткой встрече на дне рождения Катерины — дочки ещё одного друга.

Парень тогда удивил его своей осведомлённостью и смелыми, хоть и осторожными, суждениями о космосе. А теперь вот это… Это не похоже на простое везение или интуицию. Это попахивало гораздо более глубокими знаниями.

Что ж, парень оказался гораздо интереснее, чем ему думалось изначально. Нужно будет обязательно присмотреться к нему повнимательнее.

И да, предстоящий разговор с Василием теперь приобрёл совершенно новые, весьма интригующие грани.

— Благодарю вас, Наташенька, — наконец проговорил он со всей возможной признательностью. — И за ваши старания, и за ту информацию, которую вы мне поведали. Я об этом не знал. И ещё, сделайте мне одолжение, свяжитесь, пожалуйста, с Василием Громовым и передайте, чтобы он навестил меня при первой возможности. Мне необходимо с ним срочно побеседовать.

— Конечно, Сергей Павлович, — улыбнулась Наталья. — Я сегодня же позвоню. А теперь, — она взяла в руки ножницы, — приступим к процедурам. И не надо таких страдальческих гримас, — шутливо добавила она, заметив его непроизвольную гримасу. — Раз-два — и закончим.

— Ну, раз уж только раз-два… так и быть, — с театральным вздохом сдался Королёв, откинулся на подушку и закрыл глаза. В мыслях он уже снова прокручивал будущий, крайне важный диалог со своим старым другом.