Конвой

Часть 3. Глава 13. Зов

Егор проснулся от чужой боли.

Она накатила волной — острая, пронзительная, где-то совсем рядом. Крыса в стене форта попала в ловушку. Он чувствовал, как жизнь покидает маленькое тельце, как затихает паника, сменяясь холодной пустотой.

Но это была не единственная смерть этой ночью. В его снах умирали другие — снова и снова, бесконечной чередой.

Химера растворялась в воздухе Пустоши, её изменённое тело не выдерживало двойной дозы пыли. Её последние слова эхом отдавались в памяти.

Кардинал уводил радиоактивных химер от группы, зная, что не вернётся. Взрыв рад-гранаты освещал подземный паркинг последней вспышкой.

Кроха с гранатой, улыбающийся окровавленными губами: "А я... нашёл выход из Мешка..."

Все они погибли, чтобы он мог выполнить миссию. Чтобы довёз черный камень и спас западный сектор от гибели.

Егор сел на жёсткой койке, прижав ладони к вискам. Три недели прошло с того дня, как он покинул Пустошь. Три недели, как остался совсем один. И с каждым днём становилось только хуже.

Открыл глаза. Серый свет просачивался сквозь узкое окно казармы. Дождь барабанил по крыше — вечный аккомпанемент Мешка. Капли стучали по жести с монотонностью метронома, отсчитывая секунды его жизни.

Вокруг спали дружинники. Каждый излучал свой эмоциональный фон, и Егор чувствовал их всех. Тревожные сны молодого парня у двери — кошмары о тварях, разрывающих его отряд. Спокойная усталость ветерана у окна — он давно смирился с жизнью в Мешке. Притуплённая тоска вахтенного, думающего о доме, которого больше нет — жена и дети остались по ту сторону двадцать лет назад.

Новая способность, дар Мешка, не давала покоя. Он чувствовал эмоции всех живых существ вокруг — людей, тварей, даже мелких грызунов в стенах. Поначалу это сводило с ума. Чужие страхи, боль, радость накатывали волнами, грозя смыть остатки его собственной личности.

Тихо оделся и вышел во двор. Дождь сразу же облепил лицо мелкими холодными каплями. Привычное ощущение.

Часовой на стене обернулся — волна настороженности, быстро сменившаяся узнаванием. Молодой дружинник, Патрон кажется, смотрел на него со смесью страха и восхищения. Слухи о человеке, которого твари не трогают, уже разошлись по форту.

— Не спится? — окликнул его знакомый голос.

Седой стоял на крыльце комендатуры, попыхивая трубкой. Старый дружинник был одним из немногих, чьё присутствие не давило. Его эмоции были приглушёнными, словно выцветшими от времени — усталость, помноженная на годы службы, создавала ровный фон без резких всплесков.

Егор кивнул, подходя ближе.

— Опять сны?

— Можно и так сказать.

Седой изучающе посмотрел на него, затем махнул рукой:

— Пойдём, покормлю. Новости есть. Большие новости.

***

В маленькой кухне при комендатуре было тепло. Печка потрескивала дровами, на плите булькала каша. Седой поставил перед Егором миску, налил кипятка из пузатого чайника.

— Ешь давай. Тощий ты какой-то стал. Две недели у нас, а всё кожа да кости.

Егор взял ложку. И замер.

Каша была сварена с мясом. Он чувствовал его — отголоски страха животного перед смертью, тупую боль удара, мгновенную вспышку паники, когда нож перерезал горло. Всё это осело в волокнах мёртвой плоти, и теперь кричало ему в сознание.

— Что, не нравится? — Седой присел напротив. — У нас тут не разносолы, конечно, но консервы отличные...

— Нормально, — Егор заставил себя проглотить ложку. Вкус мяса смешался с призрачным привкусом чужого страха. — Просто... привыкаю ещё.

— К чему привыкаешь-то?

Егор не ответил. Как объяснить, что теперь он чувствует эмоциональный след всего живого? Что форт для него — как улей, жужжащий тревогой, страхом, надеждой? Что каждый кусок мяса несёт в себе отпечаток последних мгновений жизни?

Седой не стал настаивать. Достал из-за печки запылённую бутылку, плеснул в две кружки.

— Самогон местный. Но новости лучше под него слушать.

Первый глоток обжёг горло. Егор закашлялся, но тепло разлилось по телу, немного приглушая поток чужих эмоций.

— Так какие новости? — спросил он, когда отдышался.

Седой помрачнел.

— Караван пришёл вчера ночью. Из Форт-биржи.

— И?

— Разгром. Полный разгром. — Старик сделал большой глоток. — Армия трёх сил... Помнишь, я тебе рассказывал? Торговый союз, Триады, гильдия наёмников — все объединились, собрали войско. Больше тысячи бойцов, лучшее оружие, эксы под всеми видами пыли...

Егор молчал, но внутри всё сжалось. Он знал, чем закончилась эта история. Видел своими глазами, как Химера уничтожила эту армию, заплатив за победу собственной человечностью.

— Говорят, пошли в Пустошь за кем-то. За группой беглецов с черным камнем. — Седой покосился на него. — Награду назначили — пятьдесят тысяч. Пятьдесят тысяч камней! Это ж... это целое состояние. За такие деньги форты друг друга сносят.

— И что случилось? — спросил Егор, хотя знал ответ.

— А то и случилось. Нашли они этих беглецов. В самом сердце Пустоши. И там... — Седой замолчал, наливая ещё. — выжило человек двадцать из всей армии. Остальные... Твари их порвали. Но не простые твари — радиоактивные мутанты. Двух-, трёхцветные. И кто-то ими управлял.

— Управлял?

— Ага. Караванщик клянётся — видел женщину, которая тварями командовала. Стояла посреди бойни, а мутанты по её приказам двигались. Как армия. Как... — он понизил голос, — как будто она сама была тварью.

Егор отвернулся к окну. За мутным стеклом маячили серые стены форта, размытые дождём. Химера. Даже имени её эти люди не знали. Просто "женщина, которая командовала тварями".

— А что потом? — тихо спросил он.

— Потом? — Седой фыркнул. — Паника потом. Три силы Форт-биржи потеряли своих лучших бойцов. Тысяча человек! Элита, эксы, самое современное вооружение. Торговый союз лишился половины своих наёмников, Триады — целого боевого крыла, гильдия — почти всех эксов. Теперь баланс сил нарушен.

— Баланс?

— Ну да. Раньше три силы друг друга сдерживали — никто не мог захватить единоличную власть. А теперь... Говорят, мелкие фракции уже начали делёж. Пираты активизировались — почуяли слабость. Мазай из Нулевого форта прислал "соболезнования" — мол, готов помочь восстановить порядок. Все понимают, что это значит.

— Что значит?

— Что он готов прибрать Форт-биржу к рукам. Под предлогом помощи введёт свои войска, а там... — Седой сделал красноречивый жест. — Главное теперь — что будет с западным сектором. Говорят твари по ночам теперь рыскают.

— Западный сектор в порядке, — тихо сказал Егор. — Твари снова уходят ночью, циклы восстановились.

Седой уставился на него.

— Откуда знаешь?

— Дозорные в караулке рассказывали, — соврал Егор. — Один недавно вернулся оттуда, говорит, всё спокойно.

— Хм. — Седой задумчиво потёр подбородок. — Ну, если так... Тогда хоть эта проблема решилась. А то ходили слухи, что после бойни у Детей Мешка весь западный сектор в хаос погрузится. Видимо, не так все серьезно было.

Они сидели молча. Дождь усилился, забарабанил по окнам с удвоенной силой. Где-то в казарме проснулся дружинник — всплеск тревоги, быстро сменившийся облегчением. Просто дурной сон.

— А те беглецы? — спросил наконец Седой. — С чёрным камнем? Что с ними не знаешь?

— Не знаю, — ответил Егор. И это была правда. Он не знал, что случилось с его телом в тот момент, когда он стал Проводником. Умер ли Броня окончательно? Или просто изменился настолько, что прежнее имя потеряло смысл?

— Странные дела, — покачал головой Седой. — Пятьдесят тысяч камней, армия из тысячи бойцов, и всё — прахом. Ради чего? Ради камня?

— Ради власти, — поправил Егор. — Все всегда ради неё.

Седой посмотрел на него внимательно.

— Умно говоришь. Не по годам умно. — Он встал, подошёл к окну. — Знаешь, что самое поганое во всей этой истории?

— Что?

— Простые люди. В западном секторе, в Форт-бирже, везде. Им-то какое дело до игр больших шишек? А страдают именно они. Погибают, теряют дома, близких... — Старик сплюнул. — Тысяча бойцов погибла. У каждого были близкие, друзья. И ради чего? Ради того, чтобы кто-то там наверху корону примерил?

Егор молчал. В словах Седого была правда, горькая и неоспоримая. Сколько жизней унесла эта охота за властью? Кардинал, Химера, Кроха, даже предатель Болт — все они стали жертвами чужих амбиций.

— Ладно, — Седой вернулся к столу. — Хватит о грустном. Комендант опять тебя к себе зовёт.

— О чём на этот раз?

— А вот это интересно. — Старик усмехнулся. — Вчера радолов приходил. Костыль. Тебя спрашивал. Сказал, что у него к тебе дело. Комендант, конечно, заинтересовался — радоловы просто так в форты не заглядывают, тем более Костыль. Он из тех, кто по полгода в Пустоши пропадает.

— И что ему от меня нужно?

— Вот это и выясни. Но комендант сначала сам с тобой поговорить хочет. Предупредить, видимо.

— Костыль? Радолов?

— Ага. Старый хрыч, лет семьдесят на вид. Хотя кто их, радоловов, разберёт — радиация так меняет, что и тридцатилетний стариком выглядеть может. Сказал, что ты ему интересен. Обещал вечером зайти.

Егор задумался.

Дверь распахнулась, впуская клубы холодного воздуха и брызги дождя. В кухню ввалился дружинник — молодой парень лет двадцати, весь мокрый и взволнованный.

— Седой! Там... там твари!

Старик вскочил, хватая автомат.

— Где? Сколько?

— У южных ворот! Но они... они странные!

— В смысле странные?

Парень перевёл дыхание, вытер дождь с лица.

— Они не нападают. Просто стоят. Смотрят на форт. И ждут чего-то.

Седой переглянулся с Егором.

— Стоят?

— Да! День на дворе! Они должны рвать всё, что движется, рыскать, кидаться. А эти... просто стоят в сотне метров. Неподвижно. Будто... будто ждут кого-то.

— Сколько их?

— Полтора десятка. Разные — синие, красные, несколько жёлтых. И все смотрят. На форт. В одну точку.

Седой медленно повернулся к Егору. В его глазах читалось понимание.

— Кажется, я знаю, кого они ждут.

Егор почувствовал их раньше, чем увидел. Полтора десятка существ. Они действительно стояли в сотне метров от ворот, под проливным дождём, и смотрели на форт.

Нет. Не на форт. На него.

Чувствуют. Узнают. Проводник.

Не слова — скорее ощущения, просачивающиеся через установленную связь. Твари чувствовали в нём что-то родственное. Отпечаток её последнего дара.

На стене уже собрались дружинники. Винтовки и пулеметы целились в неподвижных тварей, но никто не стрелял — слишком необычным было их поведение.

— Что им надо? — спросил кто-то.

— Может, бешеные? — предположил другой.

— Бешеные бы напали, — возразил третий.

Комендант поднялся на стену — грузный мужчина лет пятидесяти, с лицом человека, видевшего слишком много смертей. Окинул взглядом странную картину.

— Седой, что скажешь?

— Не знаю, командир. За двадцать лет такого не видел.

Комендант повернулся к Егору. Тот почувствовал волну его эмоций — настороженность, граничащая со страхом, профессиональная оценка угрозы, и под всем этим — усталость человека, несущего ответственность за сотни жизней.

— А ты что скажешь? Ты же у нас... особенный.

Все взгляды обратились к Егору. Он чувствовал их эмоции — страх, любопытство, недоверие. Дружинники отодвинулись, словно он был заразен.

— Они не нападут, — сказал Егор. — Просто... чувствуют что-то.

— Чувствуют что?

Егор не ответил. Как объяснить то, что сам до конца не понимал? Что твари видят в нём след умершей Матки? Что он теперь — мост между двумя мирами?

Прошла минута. Две. Пять. Твари не двигались, люди не стреляли. Странное противостояние под серым дождём Мешка.

Потом, так же внезапно, как появились, твари развернулись и ушли. Растворились в лабиринте улиц, оставив людей в полном недоумении.

— Что это было? — выдохнул кто-то.

Комендант смотрел на Егора долгим, тяжёлым взглядом.

— Ко мне. Немедленно.

***

Кабинет коменданта был знаком Егору до мелочей — за три недели он побывал здесь раз десять. Тесное помещение, заставленное картами и оружием. На стенах — схемы форта, маршруты патрулирования, отметки о нападениях тварей. Боевая обстановка, сжатая до размеров одной комнаты.

— Садись, — комендант указал на тот же стул, что и всегда. Сам устроился за массивным столом. — Знаешь, я думал, мы уже всё обсудили за эти недели. Кто ты, откуда, почему тебя не трогают твари. Но то, что произошло сегодня...

Он помолчал, барабаня пальцами по столу.

— Они пришли за тобой. Стаей. Это меняет дело.

— Я не звал их.

— Знаю. Иначе бы мы сейчас не разговаривали. — Комендант наклонился вперёд. — Но они всё равно пришли. Почему?

Егор помолчал, подбирая слова. Он научился отвечать уклончиво, но сегодня уклончивость могла стоить ему места в форте.

— В Пустоши что-то произошло. Я изменился сильнее, чем думал.

— Изменился как? И не говори мне снова про "чувствую их эмоции". Это ты мне уже десять раз рассказывал.

— Теперь они тоже чувствуют меня. На расстоянии. И... признают как своего. Не совсем своего, но достаточно, чтобы не нападать.

Комендант откинулся на спинку стула. Дерево скрипнуло под его весом — звук, ставший привычным за эти недели.

— То есть ты теперь вроде как их часть?

— Что-то вроде того.

— И можешь ими управлять?

— Не управлять. Скорее... договариваться. Иногда. Сегодня я их не звал, они сами пришли.

Комендант встал, подошёл к окну. За стеклом всё так же лил дождь. Эту его привычку думать у окна Егор тоже успел изучить.

— Знаешь, за десять лет службы я всякое видал. Но чтобы человек с тварями договаривался... — Он повернулся. — Ты опасен.

— Возможно.

— Нет, ты не понял. Ты опасен для форта. Если твари к тебе тянутся, что будет, когда их придёт не пятнадцать, а полторы сотни? Или тысячи?

— Не придут, — сказал Егор, хотя сам не был в этом уверен.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что я уйду. Завтра. На север.

Комендант прищурился.

— На север? Там же ничего нет. Мёртвые земли.

— Вот и проверю.

Они смотрели друг на друга — два человека, изменённых Мешком, каждый по-своему. Комендант нёс груз ответственности за форт, Егор — груз силы, которую не просил.

— Ладно, — сказал наконец комендант. — Допустим, я тебе верю. Допустим, ты действительно уйдёшь и не принесёшь нам проблем. Но ответь — зачем на север?

Егор пожал плечами.

— Зовёт что-то.

— Зовёт? — Комендант вернулся к столу, порылся в нижнем ящике. Достал запылённую бутылку без этикетки, покрутил в руках, словно взвешивая решение. — Знаешь, не каждому наливаю. Но ты... ты всё равно уйдёшь, так?

Не дожидаясь ответа, он извлёк из того же ящика два гранёных стакана, протёр их рукавом. Налил — прозрачная жидкость с резким запахом.

— Крепче не найдёшь. — Комендант придвинул один стакан Егору. — Знаешь, что говорят о тех, кого "зовёт" север?

— Что?

— Что они уже мертвы. Просто ещё не знают об этом.

Он поднял стакан.

— За тех, кто ещё не знает.

Выпили. Спирт обжёг горло, но притупил поток чужих эмоций.

— Расскажите о севере, — попросил Егор, чувствуя, как алкоголь растекается теплом по телу. — Что там?

Комендант задумался, наливая по второй.

— Сорок лет назад туда ушла экспедиция. Целая сотня бойцов, лучшее снаряжение. Искали проход к морю — были слухи, что там можно выйти из Мешка. — Он сделал паузу. — Вернулся один. Без разума. Бормотал что-то про "сады из камня" и "поющие кости". Умер через неделю.

— И всё?

— Не совсем. — Комендант встал, подошёл к карте на стене. Северная часть была практически пустой, только редкие пометки. — Видишь эти отметки? Каждая — пропавшая группа или одиночка. За сорок лет набралось больше трёхсот.

Он ткнул пальцем в одну из меток.

— Вот здесь пропал отряд Кривого. Двадцать человек, все бывалые. Ушли искать нычки. — Палец переместился. — А здесь последний раз видели Беглеца. Знаешь такого?

— Нет.

— И не удивительно. Это было лет пятнадцать назад. Беглец был из первых поселенцев здесь, возводил наш форт, прожил в Мешке больше двадцати лет. И вдруг собрался и ушёл на север. Сказал только: "Надоело бегать по кругу."

Комендант вернулся к столу, налил по третьей.

— А вот это интереснее. — Он достал из ящика потрёпанную тетрадь. — Дневник торговца Мерзлого. Он водил караваны по северным маршрутам, дальше всех заходил. Последняя запись...

Он открыл на закладке, прочитал:

— "День тридцать седьмой. Мы слишком далеко зашли. Вчера потеряли ещё двоих — просто исчезли. Никаких следов, будто растворились. Остальные не спят, только смотрят на север и улыбаются. Я тоже начинаю слышать. Оно поёт. Не ушами — костями слышу. Красивое пение. Зовёт. Обещает покой. Обещает дом. Завтра пойду. Больше не могу сопротивляться."

— И он ушёл?

— Весь караван ушёл. Тридцать человек, десять машин. Нашли только одну — стояла на границе, пустая. Ключи в замке, вещи на местах. Будто люди просто встали и пошли.

Комендант захлопнул тетрадь.

— Но самое поганое знаешь что? Раз в несколько лет кто-то возвращается. Не человек — тень человека. Приходят к форту, стоят у ворот и смотрят. Не говорят, не двигаются. Просто смотрят. А потом уходят обратно.

— Их не пытались задержать?

— Пытались. Однажды. — Комендант потёр шрам на предплечье. — Лет десять назад пришла такая тень. Узнали — наш бывший дружинник. Я приказал взять его, допросить. Пятеро лучших бойцов...

Он замолчал, наливая по четвёртой. Руки слегка дрожали — то ли от воспоминаний, то ли от выпитого.

— Он прошёл сквозь них. Буквально. Как туман. А когда до него дотронулись... Боец, который схватил его за руку, начал меняться. Кожа стала прозрачной, глаза побелели. Мы еле успели оттащить парня. Неделю в лазарете провалялся, бредил про "хоровое пение земли".

— Выжил?

— Выжил. Но через месяц ушёл на север. Сказал, что больше не может не слышать.

Комендант допил стакан, поморщился.

— Понимаешь, в чём дело? Север — это не место. Это... болезнь. Заразная. Достаточно прикоснуться, и она начинает тебя менять. А те, кто уже заражён... — он посмотрел на Егора многозначительно, — те слышат зов.

— Вы думаете, я заражён?

— А ты сам как думаешь? Человек, которого твари не трогают. Это нормально? — Комендант покачал головой. — Нет, парень. Ты уже меняешься. Вопрос только — успеешь дойти до севера человеком или превратишься во что-то другое по дороге.

Он встал, подошёл к окну. За стеклом дождь усилился.

— Знаешь, почему форт так далеко от известной границы?

— Нет.

— Потому что ближе нельзя. Те форты, что были ближе... с ними происходило странное. Люди начинали видеть сны. Одинаковые. Про место, где не надо бояться. Где нет тварей. Где всегда тепло и светло. И однажды утром форт оказывался пустым. Все жители — от мала до велика — уходили на север. Строем. Молча.

Комендант повернулся.

— Последний такой форт опустел три года назад. "Северная звезда", координаты минус восемьдесят на сорок. Триста человек. Мы послали разведку — форт цел, ворота открыты, на столах недоеденная еда. Будто люди встали посреди завтрака и ушли.

— И никто не вернулся?

— Никто. Но знаешь, что самое жуткое? Разведчики говорят — когда заходишь в пустой дом, слышишь шаги наверху. Поднимаешься — никого. Но постели примяты, будто кто-то только что лежал. И запах... живой запах, понимаешь? Будто люди не ушли, а просто стали невидимыми.

В дверь постучали — коротко, по-военному.

— Войдите! — рявкнул комендант.

Вошёл дежурный.

— Товарищ комендант, Костыль в приёмной. Говорит, время встречи.

— Какой ещё встречи? — Комендант нахмурился, хотя Егор видел — он помнит утренний разговор с Седым.

— С ним, — дежурный кивнул на Егора. — Сказал, что Проводник знает. Именно так и сказал — Проводник, не Броня, не новенький.

Комендант медленно повернулся к Егору. В его глазах читалась смесь понимания и тревоги.

— Вот, значит, как. Проводник. — Он помолчал. — Седой утром сказал, что Костыль тебя спрашивал, но я думал... Откуда он вообще знает, что ты здесь?

— Не знаю. Я с ним не знаком.

— Костыль просто так никого не ищет. Он из тех радоловов, что по полгода в Пустоши проводят. Если пришёл к тебе — значит, учуял что-то. — Комендант прищурился.

Комендант задумался, потом полез в нижний ящик стола. Достал тонкую папку.

— Знаешь, что это? Досье на Костыля. После того, как Седой сказал, что он тебя ищет, я велел поднять все данные. Мало что нашли — появился в Мешке лет сорок назад, уже немолодым. Но вот что интересно...

Он открыл папку, пробежал глазами по скудным записям.

— Он единственный, кто регулярно ходит к границе и возвращается. Другие дальше определённой черты не суются, а он... И ещё — за последние двадцать лет он восемь раз водил людей туда. Всех со способностями. И все восемь ушли дальше. А он возвращался.

— Как паромщик на реке мёртвых, — пробормотал Егор.

— Именно, будто не Костыль, а Харон какой-то. — Комендант захлопнул папку. — Причём интересная деталь — все эти люди утверждали, что не знакомы с ним. Он сам их находил. Как и тебя.

— Разрешите идти?

— А толку не разрешать? — Комендант вздохнул. — Ты всё равно уйдёшь. Я это понял ещё во время нашего первого разговора. Ты из тех, кого Мешок метит для чего-то особенного. Таких не удержать.

Он встал, подошёл к сейфу. Достал небольшой свёрток.

— Держи. Карта северных территорий. Самая подробная, что есть. И ещё... — Он помедлил, потом достал старый компас. Потёртый, с выгравированными символами на крышке. — Это... это не просто компас.

Комендант повертел его в руках, словно взвешивая решение.

— Один мой близкий друг ушёл на север восемь лет назад. Тоже слышал зов. Я пытался удержать, запер даже. Бесполезно. Сбежал ночью, оставил только записку: "Я должен узнать." — Голос коменданта дрогнул. — Этот компас я дал ему с собой. Через год его нашли разведчики. Компас лежал на границе, аккуратно положенный на камень. Будто... будто он специально оставил его для меня.

Комендант протянул компас Егору — медленно, почти нехотя.

— Не могу принять такую вещь...

— Возьми. Не потому, что ты особенный. А потому, что у тебя есть шанс. Маленький, но есть. Может, хоть один человек дойдёт туда и вернётся... человеком.

Комендант вернулся к столу, сел тяжело.

— Если встретишь там, на севере, тех, кто ушёл раньше... Если в них останется хоть что-то человеческое... Передай, что их помнят. Что их ждут. Глупо, да? Но я восемь лет каждое утро смотрю на северные ворота. Вдруг вернётся.

— И ещё, Броня... — Комендант посмотрел ему в глаза. — Что бы ни случилось там, постарайся помнить, кем ты был. Иногда это единственное, что удерживает от окончательного превращения.

Егор кивнул и вышел.

Дежурный ждал в коридоре.

— Провожу до общего зала. Радолов там.

Шли молча. У дверей дежурный остановился:

— Слушай... Я Костыля пару раз видел. Он странный. Смотрит так, будто насквозь видит. И глаза у него... молодые слишком для его возраста. Будь осторожен.

— Спасибо за предупреждение.

Дежурный кивнул и ушёл, оставив Егора у дверей в общий зал.

***

Костыль ждал в дальнем углу общего зала казармы, в стороне от остальных. Старик в потрёпанном плаще, с лицом, изрезанным морщинами. Седые волосы собраны в хвост, борода аккуратно подстрижена. Но глаза... глаза были молодые, внимательные, изучающие. И в них мерцало что-то нечеловеческое — будто смотрели не только на тебя, но и сквозь тебя, видя что-то за гранью обычного восприятия.

Егор подошёл. Костыль поднял руку, останавливая его в паре метров.

— Проводник, — сказал он вместо приветствия. Негромко, но в голосе была уверенность.

Егор вздрогнул. Откуда он знает?

— Не удивляйся. Я чувствую таких, как ты. Запах у вас особый. — Костыль изучал его внимательно, склонив голову набок. — Не запах тела. Запах... изменений. Ты уже не человек, но ещё не тварь. Интересное состояние.

Несколько дружинников в зале прислушались, но Костыль жестом отогнал их:

— Частный разговор. Идите.

В его голосе была власть, которой трудно противиться. Дружинники нехотя отошли к другому концу зала.

— Садись, — Костыль указал на лавку напротив. — Нам нужно поговорить.

Егор сел. Старик молчал, разглядывая его. Взгляд был тяжёлый, проникающий.

— Три недели назад я почувствовал тебя, — заговорил наконец Костыль. — Когда ты вошёл в форт. Сначала не придал значения — мало ли изменённых. Но потом... потом понял. Ты не просто изменённый. Ты — мост.

— Мост?

— Между мирами. Человеческим и звериным. Таких мало. За сорок лет в Мешке встретил лишь нескольких. — Костыль достал трубку. Просто крутил в пальцах. — Все они услышали зов севера. Все ушли.

— И ты их проводил?

— Да. До границы. Дальше они шли сами. — Старик усмехнулся без веселья. — Знаешь, почему меня Костылём зовут? Потому что помогаю дойти тем, кто не может остановиться. Даже если путь ведёт в никуда.

— Зачем ты хотел встретиться?

Костыль наконец набил трубку, прикурил. Дым поплыл к закопчённому потолку.

— Чтобы предупредить. И предложить. — Он выпустил дым. — Предупредить — ты уже слышишь зов. Я вижу по глазам. Ещё неделя-две, и он станет невыносимым. Начнёшь видеть сны о севере. Потом — видения наяву. А потом просто встанешь и пойдёшь, не в силах сопротивляться.

— А предложение?

— Я проведу тебя. Не из доброты — мне за это платят. Но не камнями. — Костыль наклонился ближе. — Каждый, кого я вожу, оставляет мне что-то. Воспоминание. Знание. Частичку себя. Это... плата за переправу.

— И что ты берёшь?

— То, что ты готов отдать. Память о прошлой жизни. Имя, которое больше не нужно. Связь с тем, кем ты был. — Старик откинулся назад. — Всё равно там, на севере, это станет лишним грузом.

Егор молчал, обдумывая услышанное. Костыль не торопил.

— Когда выходим? — спросил наконец Егор.

— Так ты согласен? Даже не спросишь, что там, на севере?

— А есть смысл спрашивать? Ты же дальше границы не ходил.

Костыль усмехнулся — на этот раз искренне.

— Умный. Мне это нравится. — Он встал. — Завтра на рассвете у южных ворот. Возьми только самое необходимое. И... попрощайся. С людьми, с прошлым. Больше возможности не будет.

Старик пошёл к выходу, но у дверей обернулся:

— И ещё, Проводник. Той ночью будут сны. Не сопротивляйся им. Это север готовит тебя к встрече.

Он ушёл, оставив за собой запах табака и ощущение неизбежности. Егор остался сидеть в опустевшем углу зала. Дружинники косились на него, но подходить не решались.

В голове эхом звучали слова Костыля: "Память о прошлой жизни. Имя, которое больше не нужно."

Броня. Это имя уже умерло в Пустоши. Что ещё он готов отдать за проход к северу?

Вечером он снова поднялся на стену. Дождь немного ослаб, превратившись в мелкую морось. Город-лабиринт терялся в серой дымке, сливаясь с низким небом.

Где-то там, на юге, остались могилы друзей. Химера, растворившаяся в воздухе Пустоши. Кардинал, погибший в радиоактивном пламени. Кроха с его мечтой найти выход. Все они отдали жизни за миссию, которая оказалась ловушкой.

А что если весь Мешок — ловушка? Огромный механизм, перемалывающий души и судьбы ради какой-то непостижимой цели?

— О чём задумался? — Седой подошёл неслышно, встал рядом.

— О доме. О том, что это такое.

Седой хмыкнул.

— Философия, значит. Ну, у нас тут просто — дом там, где тебя не жрут.

— А если серьёзно?

— А если серьёзно... — Седой затянулся. — Дом — это где ты можешь быть собой. Без масок, без игр. Где тебя принимают таким, какой есть.

— И для тебя это форт?

— Для меня — да. Я двадцать лет назад попал сюда. Было мне тогда тридцать, жена, дети остались по ту сторону. Первые годы только о них и думал. Искал выход, как все.

— И?

— И понял в какой-то момент — а что мне там делать? Двадцать лет прошло. Жена, поди, новую семью завела. Дети выросли, своей жизнью живут. А я... Я здесь свой стал. Форт защищаю, людям помогаю. Есть смысл, понимаешь?

Егор кивнул. В этих словах была своя правда. Но для него, Егора, этой правды было недостаточно. Что-то тянуло дальше, за горизонт, в неизвестность.

— Ты завтра уйдёшь, — сказал Седой. Не вопрос — констатация факта.

— Да.

— На север?

— Да.

— Что ищешь там?

Егор подумал.

— Не знаю. Может, себя. Может, ответы. Может, просто иду, потому что не могу не идти.

Седой кивнул.

— Честный ответ. Удачи тебе, Проводник.

Снова это слово. Проводник. Не Броня больше — то имя осталось в прошлой жизни, с человеком, который умер в Пустоши. Проводник — тот, кто ведёт. Но кого? И куда?

Твари на улицах продолжали свою вечную охоту. Но Егор больше не боялся их. Они были частью Мешка, как дождь, как серое небо, как бесконечный лабиринт улиц.

Как он сам.

***

Ночь пришла слишком быстро. Егор собрал немногие вещи — нож, верёвку, флягу с водой, сухой паёк на три дня. Оружие не брал — зачем?

Компас коменданта лежал в кармане, тяжёлый и тёплый. Стрелка дергалась беспорядочно, словно не могла выбрать направление.

Комендант вызвал его перед уходом. В кабинете было темно, серый свет едва пробивался сквозь окна.

— Так и не передумал?

— Нет.

Комендант выглядел так, будто и не спал. Под глазами тёмные круги, на столе — пустая бутылка и два стакана.

— Знаешь, я всё думал. О друге. О тех, кого Костыль водил. О тебе. — Он налил остатки из бутылки, выпил залпом. — Жаль, что уходишь. Такие способности пригодились бы форту. Возить грузы днём, разведка без риска... Мы бы могли наладить нормальную торговлю. Форт бы зажил...

— Простите.

— Да ладно. — Комендант махнул рукой. — Я понимаю. Если бы меня что-то так звало... Наверное, тоже не удержался бы.

Он встал, подошёл к сейфу. Достал небольшой мешочек.

— Держи. Рад камни. Пять штук. Всё, что есть в форте. Если Костыль говорит правду про север, обычные камни там не работают. А эти... может, помогут.

— Я не могу...

— Не начинай. — Комендант прервал его жестом. — Считай, это плата за информацию, которую принесёшь. Если вернёшься.

Он вернулся к столу, но садиться не стал.

— И ещё. Помнишь, я говорил про компас? Что он показывает дорогу домой?

— Помню.

— Так вот. У моего друга он сработал. Один раз. Разведчики рассказывали — когда нашли компас на камне, стрелка указывала строго на юг. На форт. Как будто... как будто в последний момент он понял, где его дом. Но было поздно.

Комендант посмотрел Егору в глаза.

— Если компас сработает — возвращайся. Неважно, как далеко зайдёшь. Неважно, как изменишься. Если стрелка покажет дорогу домой — иди по ней. Обещай.

— Обещаю.

— Вот и хорошо. — Комендант протянул руку. — Удачи, Проводник. И... спасибо.

— За что?

— За то, что не сбежал, простился.

Они пожали руки. Рукопожатие было крепким, как между старыми товарищами.

— Иди, — сказал комендант, отворачиваясь к окну. — И постарайся выжить. Хотя бы из упрямства.

***

Во дворе его ждал Костыль. Старый радолов выглядел бодрее, чем вчера. За спиной — потрёпанный рюкзак, в руках — посох с металлическим набалдашником.

— Готов?

— Готов.

— Тогда пошли.

У ворот собралась небольшая толпа. Седой, несколько дружинников, даже врач Белый вышел из лазарета. И Патрон — молодой часовой, который первым увидел странных тварей.

— Эй, Проводник! — крикнул Седой. — Помни — дорога домой всегда открыта. Даже если дом не там, где ты думаешь!

Егор поднял руку в прощальном жесте.

Ворота открылись. За ними простиралась серая пустошь под низким небом.

Костыль шагнул первым.

— Держись рядом.

Егор чувствовал тварей — далеко, настороженные, но не агрессивные. Они признавали в нём... своего? Не совсем.

Шли молча. Костыль вёл уверенно, обходя опасные места, выбирая оптимальный маршрут. Старый радолов знал эти земли как свои пять пальцев.

К полуночи дождь усилился. Пришлось искать укрытие — нашли полуразрушенный ангар с относительно целой крышей.

— Перекусим, — сказал Костыль, доставая сухпаёк.

Ели молча. Вода барабанила по железной крыше, создавая монотонный шум. Где-то вдалеке завыла тварь — протяжно, тоскливо.

— Скажи, — начал Егор, — почему ты решил меня вести?

Костыль дожевал, запил водой из фляги.

— Потому что я тоже слышу. Зов севера. Уже лет десять как. Только я старый, куда мне. А ты... Ты можешь дойти.

— До чего?

— Если б я знал. — Старик пожал плечами. — Там, где карты кончаются, есть место. Каменные сады, мы зовём. Дальше я не ходил — твари странные, воздух тяжёлый. Но ты... Ты пройдёшь.

— Почему ты так думаешь?

Костыль посмотрел в упор.

— Потому что ты пахнешь как они. Твари. Но остаёшься человеком. Таких я ещё не встречал. — Он закинул в рот галету. — Знаешь, почему меня Костылём зовут?

Егор покачал головой.

— Потому что выжил там, где другие сдохли. Костыль — он помогает идти, когда ноги не держат. Я для многих таким костылём был. Выводил из мест, откуда не возвращаются.

— И многих вывел?

— Достаточно. Но всех не спасёшь. Мешок всегда берёт свою долю. — Старик спрятал трубку. — Пошли. Дождь слабеет.

Двинулись дальше. Местность менялась — город постепенно редел, уступая место пустырям с редкими руинами. Трава здесь была другая — чёрная, жёсткая, хрустящая под ногами.

— Граница близко, — пояснил Костыль. — Видишь, как земля меняется? Чем ближе к северу, тем больше Мешок показывает своё истинное лицо.

К вечеру вышли к странному месту. Посреди пустыря возвышались каменные столбы — десятки, сотни, уходящие вдаль. Некоторые прямые, другие изогнутые под невозможными углами.

— Первый маркер, — сказал Костыль. — Отсюда начинается преддверие Садов. Ночевать будем здесь.

Устроились между столбами. Костыль разжёг небольшой костёр — не для тепла, для света. В этих местах темнота была особенно густой.

— Не спи крепко, — предупредил он. — Здесь снятся чужие сны.

Егор не понял, но спорить не стал. Устроился спиной к одному из столбов, закрыл глаза.

И правда — сны пришли сразу. Но не его.

Он видел Мешок с высоты птичьего полёта — бесконечный лабиринт, пульсирующий жизнью. Видел, как по артериям-улицам текут потоки тварей. Видел форты — крошечные островки порядка в океане хаоса.

Потом перспектива сместилась. Он нёсся сквозь туннели под городом, чувствуя вибрацию земли. Что-то огромное двигалось в глубине — древнее, голодное, ждущее.

Проснулся резко, словно от толчка. Костыль сидел у догорающего костра, курил трубку.

— Видел? — спросил старик.

— Что это было?

— Память места. Столбы её хранят, передают тем, кто способен воспринять. — Костыль выпустил дым. — Это ещё цветочки. Дальше будет хуже.

Остаток ночи прошёл без снов. На рассвете двинулись дальше.

Второй день пути был тяжелее. Воздух становился плотным, дышать было трудно. Периодически приходилось останавливаться, чтобы отдышаться.

— Это Мешок проверяет, — объяснил Костыль. — Достоин ли ты идти дальше. Слабые здесь поворачивают назад.

Егор не собирался поворачивать. Что-то тянуло его вперёд — не любопытство, не жажда приключений. Необходимость. Словно он шёл на важную встречу, о которой забыл, но тело помнило.

К полудню местность изменилась кардинально. Вместо руин и пустырей — странный лес. Деревья были каменные, с металлическими листьями, которые звенели на ветру.

— Каменные сады, — сказал Костыль, останавливаясь. — Дальше я не пойду.

Егор огляделся. Лес уходил во все стороны, теряясь в сером мареве. Металлические листья создавали постоянный звон — не громкий, но навязчивый.

— Что там, в глубине?

— Не знаю. Те, кто уходил, не возвращались. — Костыль снял рюкзак, достал сверток. — Держи. Карта, насколько я смог составить. И ещё...

Он помедлил, потом достал маленький мешочек.

— Белая пыль. Три свертка. Если совсем прижмёт — вдохни пыль. Покажет безопасный путь. Но только в крайнем случае — здесь даже камни работают не так, как в обычном Мешке.

Егор взял подарки, спрятал в карман.

— Спасибо.

— Да ладно. — Костыль махнул рукой, но Егор чувствовал его эмоции — грусть, смешанная с завистью. Старик тоже хотел пойти дальше, но годы и благоразумие удерживали. — Иди. И... если вернёшься — найди меня. Расскажешь.

— Если вернусь — расскажу.

Они пожали руки. Потом Костыль развернулся и зашагал обратно, не оглядываясь. Егор смотрел, пока фигура старика не растворилась в дождевой пелене.

Остался один.

Глубоко вздохнул и шагнул в Каменный лес. Металлические листья зазвенели громче, словно приветствуя — или предупреждая.

Путь Проводника продолжался. Один, без друзей, без цели, кроме смутного зова в голове. Только человек, переставший быть просто человеком, и неизвестность впереди.

За спиной остался мир людей и тварей. Впереди ждало то, для чего не было названий.

Дождь усилился, барабаня по металлическим листьям. Звон превратился в какофонию. Егор упрямо шёл вперёд, вглубь Садов.

Где-то там, за гранью понимания, его ждало... что? Смерть? Перерождение? Ответы на вопросы, которые он боялся задавать?

Время покажет.

А пока — только путь. Шаг за шагом, под вечным дождём Мешка, навстречу неизвестности.

Проводник шёл домой. Даже если этот дом существовал только в безумных снах каменных столбов.