Позывной "Хоттабыч"#10. Конец пути

Глава 7

— Ну, а кто же еще, мессир? — довольно щурясь, проурчал говорящий кот уже вслух. — А то я боялся, что никогда не сумею вас разыскать. Но тот, кто вас сюда засунул — просчитался. Он просто не принял меня в расчёт!

Кот спрыгнул с лавки и грациозно подскочил к кровати, уткнувшись холодным влажным носом мне в щеку. Его мурлыканье было похоже на работу маленького, но мощного двигателя. Его теплое прикосновение успокоило последние остатки боли, а зарывшись в его мягкую шесть лицом, я почувствовал себя совершенно здоровым. Только до сих пор я оставался старым и немощным.

— Но… как ты оказался здесь? Этот мир… он же… — Я замялся, не зная, как сформулировать свои сомнения. А вдруг я все же поехал крышей? И никакого говорящего кота здесь нет, как и старухи-ведьмы…

— Вы хотите сказать, мессир, что этот мир — немагический? — закончил за меня Грималкин, снова запрыгивая на лавку и принимаясь вылизывать другой бок.

Мне ничего не оставалось, как согласно мотнуть головой.

— Не всё так просто, как кажется, мессир, — произнёс кот. — Да, в целом магия здесь отсутствует. Довольно скучноватое местечко, энергии мало, да и пахнет неприятно — какой-то запредельной тоской.

Это кот верно приметил, всё время нахождения здесь меня заедала самая настоящая тоска.

— Но есть и тут островки… ну, знаете, нормальной жизни. — Кот кивком указал мордой в сторону двери, куда ушла старуха. — Она из таких. Из тех, кто помнит и может…

— Ведьма она, — прошептал я, — вот и весь сказ. Но я ей благодарен за спасение…

Кот фыркнул.

— Словечко-то какое грубое, ведьма. Вот моя бывшая хозяйка — Стрига, та точно ведьмой была. А это — Ведунья. Она не колдует, она… ведает — разговаривает с миром: с солнцем, с ветром, с землёй, с травами, с камнями, с водой, с тенями. А они ей отвечают. Это не магия в привычном понимании, это нечто гораздо более древнее и основательное.

— А тебя она видит? Слышит? — спросил я, всё еще не в силах поверить, что мой говорящий не только умудрился меня найти, но и, похоже, чувствует себя здесь почти как дома.

— Видит, слышит и даже кормит, — с достоинством ответил Грималкин. — Она-то сразу поняла, кто я такой. Что не простой кот, а из достопочтенного семейства Грималкиных. Она, оказывается, многих моих родственничков лично знает… Мы с ней за то время, пока вы, мессир, в бреду валялись, много чего интересного обсудили…

Раздался скрип двери, и на пороге появилась сама хозяйка. Увидев кота на лавке и мое вытянутое от удивления лицо, она лишь улыбнулась своей мудрой, ироничной улыбкой.

— Встретились, наконец, как я погляжу? — спокойно сказала она, ставя на стол корзину, полную свежих трав. — Хорошо. А кот по тебе сильно скучал. Ибо, по-другому дорогу ко мне не найти…

Грималкин поднял голову и самодовольно урчал. Я переводил взгляд с него на ведьму и обратно. Мир, который я знал, рухнул окончательно. Но на его обломках возник другой, гораздо более странный, пугающий и, в то же время, невероятно настоящий. И теперь я понимал, мне предстояло заново узнать правила этого нового-старого мира. Потому что всё, что меня окружало, как-то не укладывалось в моей голове.

Я молча наблюдал, как старуха — нет, ведунья — разбирала принесенные травы, раскладывая их пучками на грубом деревянном столе. Ее движения были точными, выверенными, будто она не просто сортировала растения, а расставляла древние, могущественные символы. Воздух наполнился горьковато-сладким ароматом полыни, мяты и чего-то совсем незнакомого.

Грималкин, довольный произведенным эффектом, сладко потянулся, вонзив когти в крепкую древесину лавки.

— Так что же это за место? — наконец выдавил я, обращаясь больше к коту, чем к хозяйке. С ней я пока не решался заговорить напрямую. — И как я здесь оказался?

— Мост, — просто сказала ведунья, не оборачиваясь. — Место, где ткань вашего… немагического мира… истончилась и переплелась с другими. Таких точек мало, но они есть. Обычные люди проходят сквозь них, ничего не замечая. А такие, как ты… или твой хвостатый приятель… притягиваетесь к ним.

— Она говорит о резонансе душ, мессир, — важно добавил Грималкин, явно щеголяя тайными знаниями.

Говорящие коты из семейства Грималкиных — большая редкость. А ценность этих «дивных существ» заключается не только в их необыкновенных способностях, но и в знаниях, которых не найдёшь ни в одной библиотеке. Широко известный по сказкам Кот Ученый — тоже происходил из этой известной всему магическому миру семейки.

— Ваша душа, мессир, — продолжил говорящий кот, — искалеченная и лишённая привычных сил и могущества, по-настоящему страдала. А я просто услышал этот зов и последовал за ним. Было нелегко, — он брезгливо обтряхнул передние лапы, — пришлось идти через весьма неприятные владения…

Я попытался сесть, и на этот раз тело послушалось меня лучше. Слабость постепенно меня отпускала. Ведунья обернулась, держа в руках глиняную кружку, из которой валил густой пар. Она подошла ко мне и протянула это варево.

— Пей. Это укрепит твое тело и прояснит дух… Но она не сможет вернуть тебе утерянные силы.

Настой был горьким, но за горечью чувствовалась странная сладость и невероятная сила. С каждым глотком по телу разливалось живительное тепло, а туман в голове рассеивался, обнажая острые, как никогда, ощущения. Я вдруг явственно почувствовал, как по полу слабо тянет холодом от одной стены, а от другой, где печка, веет сухим теплом, как будто я стоял на полу босиком. Услышал тихий, едва уловимый шепот за окном — то ли ветер в листьях, то ли голоса самих деревьев.

Я посмотрел на свои руки — старые, покрытые коричневыми старческими пятнами и вздувшимися неопрятными венами. Но внутри меня разгоралась какая-то «энергия». Не магия прежнего мира, а что-то иное, глубинное и тихое. Прежний мир рухнул. Но теперь, глядя в спокойные глаза ведуньи и на самодовольную морду кота, я понимал, что это не конец — это было начало нового пути.

— Силы того мира, что ты знал, здесь действительно нет, — сказала ведунья, словно читая мои мысли. Она вернулась к столу и принялась толочь что-то в каменной ступе. — Здесь нет того яростного потока магии, что питал мир из которого ты пришёл. Но здесь есть другой — тихий, как жар углей под пеплом. Его не метают, как молнии. Его «слушают»…

— И чем же я теперь должен «слушать»? — голос мой звучал хрипло и скептически.

— Да ты уже всё это чувствуешь? Холод и жар от стен — дыхание дома. Шепот сада за окном. Ты думаешь, это просто ощущения? Это шепот. Ты был могущественным магом… почти богом… Асуром… Ты привык повелевать стихиями. Как же, потрясатель тверди… Но здесь им нельзя приказывать. Здесь их нужно услышать… и понять. А вместе с понимаем ты сумеешь проникнуть в саму суть… суть вещей… суть материи… суть самого мира!

Грималкин, свернувшись калачиком, мурлыкал, и его урчание казалось теперь частью этой странной симфонии дома.

— А что вообще со мной случилось? — Я потянул одеяло к подбородку — меня неожиданно пробил озноб. — Почему я опять стал старой и больной развалиной? Почему вернулся обратно, потеряв всю былую силу?

Ведунья повернулась ко мне, и в ее взгляде не было ни жалости, ни снисхождения. Была лишь спокойная, неумолимая ясность.

— Ты тот, чья душа, даже искалеченная и ослепленная, все еще способна услышать… И тот, кому мой многоуважаемый гость, — она кивнула на кота, — оказывает такое уважение. — Разве это не говорит о какой-то твоей ценности? Даже сейчас?

Я замолчал. Она была права. Грималкины не станут просто так тащиться через миры за первым встречным. Даже за своим бывшим хозяином. Значит, во мне было что-то, чего я сам в себе пока не видел и не чувствовал.

— Что же мне теперь делать? — спросил я уже тише, и в этом вопросе было не отчаяние, а робкая, едва зародившаяся надежда.

— Выздоравливать, — просто ответила ведунья. — Учиться чувствовать мир вокруг не как грубую материю, а как живую ткань. А там… посмотрим…. — Она снова улыбнулась своей мудрой, чуть насмешливой улыбкой. — А пока — отдыхай. И слушай. Это самое сложное! Это — самая первая ступень.

Я откинулся на подушки, закрыл глаза и попытался сделать то, что сказано. Не думать. Не анализировать. Не тосковать по утраченному. Просто слушать. Слушать ровное мурлыканье кота. Скрип половиц под легкими шагами ведуньи. Далекий шепот листьев за окном. Гудение старого дома, похожее на песню.

И понемногу хаос в душе начал утихать, уступая место странному, новому чувству — не силы, а принадлежности. Я был здесь не случайным путником, заблудившимся на самом краю мира. Я был… гостем. Возможно, даже учеником.

И это было куда страшнее и интереснее, чем любая магия, которую я знал прежде. Я лежал с закрытыми глазами, погруженный в эту новую, непривычную тишину, которая на самом деле была наполнена звуками. Это было похоже на настройку слуха. Я отфильтровывал привычный шум — собственное дыхание, биение сердца — и постарался услышать то, что скрывалось под ним. И мир начал отвечать.

Скрип половиц был не просто скрипом сухого дерева. Он был похож на усталый вздох старого существа, которое несет на себе тяжесть многих лет. Шепот за окном действительно складывался в слова, не человеческие, а скорее, ощущение слов — «спать», «ветер», «дождь». Мурлыканье Грималкина вибрировало не только в воздухе, но и, казалось, резонировало с чем-то глубоко внутри меня, убаюкивая панический страх и настраивая душу на новый лад.

Я даже не заметил, как уснул. Мой сон был глубоким и без сновидений, как погружение в темные, теплые воды родного источника. Впервые за долгое время я не видел во сне ни вспышек былого могущества, ни ужасов вернувшейся немощной старости.

Меня разбудил запах. Не горький настой, а дразнящий, аппетитный аромат тушеных овощей, щедро сдобренных пряными травами. Я открыл глаза. В хижине горел огонь в печи, и над ним висел котелок. Ведунья помешивала в нем варево деревянной ложкой на длинной рукояти. Грималкин сидел рядом, следя за процессом с невероятным вниманием, его хвост нервно подергивался.

— Время подкрепиться, — сказала она, не оборачиваясь. — Голод — тоже часть целительства. Но нельзя слушать мир с пустым желудком.

Она налила густую похлебку в глубокую миску и поднесла мне. Это была простая еда — овощи, зелень, немного крупы и мяса, но на вкус она показалась мне пищей богов. Каждый глоток возвращал меня к жизни лучше любого зелья.

— Спасибо, — прохрипел я, чувствуя, как сила по капле возвращается в мой ослабленный организм.

— Не благодари. Вселенная дает то, что необходимо. Моя задача — лишь правильно это приготовить, — она уселась напротив на лавку и принялась за свою порцию. — Ну, что, бывший Асур? Немного прояснилось в голове?

Этот «титул», которым она меня назвала, прозвучал как эхо из другого времени. Но сейчас он не вызывал ни гордости, ни боли. Он был просто констатацией факта, как кузнец, пахарь, человек или бог.

— Прояснилось, что ничего не прояснилось, — честно признался я. — Но паника ушла. Осталось… любопытство.

— Это хорошее начало, — кивнула она. — Любопытство — первый шаг к познанию, как самого себя, так и окружающего мира.

Грималкин, утолив свой интерес к кухне, запрыгнул ко мне на кровать и устроился на коленях, своим теплом согревая мои холодные ноги.

— Она права, мессир, — промурлыкал он. — Вы всегда были чересчур… шумным. Все эти вспышки света, грохот молний, орды некросозданий… Здесь это не работает. Здесь нужно быть тихим, незаметным. Как я, когда выслеживаю мышку.

Я невольно улыбнулся. Сравнение моего былого могущества с кошачьей охотой было поразительно точным.

— И что же я должен «выслеживать»?

— Себя, — вместо кота ответила ведунья. — Ты ищешь вовне то, что потерял внутри. Ты сражался с миром, пытаясь подчинить его себе, победить, принудить к послушанию, быть проводником твоей воли. Теперь мир предлагает тебе договор. Но чтобы его заключить, нужно сначала узнать, кто ты есть без всех своих «молний» и рангов одарённого.

Она встала и, подойдя к окну, распахнула ставни. В хижину ворвался поток свежего, прохладного воздуха, пахнущего садом и сырой землей.

— Скоро гроза, — сказала она. — Первая в твоей новой жизни. Послушай ее. Не как повелитель стихий, а как простой наблюдатель. Услышь, о чем поет дождь. Узнай, что рассказывает ветер. Считай это первым уроком.

Вскоре небо действительно потемнело, затянулось тяжелыми свинцовыми тучами. Первые капли упали на высохшую землю, и вскоре дождь мерно забарабанил по крыше. Я закрыл глаза, как и советовала ведунья, и просто слушал. Я слышал, как дождь стучит разными ритмами по листьям, по камню у порога, по деревянной кровле.

Ветер гудел в щелях, но это был не вой, а скорее, некий напев. И я вдруг поймал себя на мысли, что не просто слышу звуки. Я чувствую их, точно так же, как раньше мог читать мысли с помощью ментального дара. Я чувствовал радость земли, жадно впитывающей влагу. Нетерпение трав, тянущихся к небу. Грозную мощь грома, кующего что-то в небесной кузнице.

Это не было магией. Это было… соучастием? Нет — сопричастностью к окружающему меня миру. Я лежал с закрытыми глазами, и передо мной разворачивалась целая симфония, где каждый инструмент — капля, лист, порыв ветра — был важен и, самое главное, слышен.

Грималкин, почувствовав изменение в моем состоянии, перестал мурлыкать и насторожил уши, словно тоже пытался уловить ту музыку, что слышал я.

— Ну вот, — тихо произнесла ведунья. Она стояла у окна, наблюдая за мной, и в ее голосе прозвучало удовлетворение. — Он начал слушать. Не команды отдавать, а слушать.

Гром грянул где-то совсем близко, и я инстинктивно ждал, что мои пальцы сгребут эту энергию, сплетут ее в послушную молнию и швырнут обратно в небо, полностью послушную моей воле. Но ничего не произошло. Вместо этого я ощутил, как воздух сжимается и разряжается, могучую волну силы, что проносится сквозь все вокруг, не требуя подчинения, но предлагая ощутить ее масштаб.

Это было чем-то вроде смирения. Я и должен был ему научиться.

Дождь стих так же внезапно, как и начался. В хижине стало непривычно тихо, слышно было только, как с крыши стекают последние капли и падают в лужу с тихим плеском. Я открыл глаза. Мир за окном был начисто вымыт прошедшим дождём и неимоверно ярок. Каждая травинка сверкала, и воздух, напоенный озоном и запахом влажной земли, казался густым и сладким.

— И о чем же пел дождь, бывший Асур? — спросила ведунья, возвращаясь к огню, чтобы подбросить в печь еще пару полешек.

Я медленно сел, чувствуя непривычную легкость в теле — не от силы, а от отсутствия тяжелой, вечной готовности к смертельному бою.

— Он не пел о чем-то одном, — сказал я, удивляясь собственным словам. — Он пел обо всем сразу. О том, как вода утоляет жажду корней. О том, как смывает пыль с листьев. О том, как наполняет ручей, который спешит к реке…

Ведунья кивнула, и в уголках ее глаз собрались лучики мелких морщин — знак одобрения.

— Неплохо. Для первого раза. Ты слышал не заклинание, ты услышал саму жизнь. Такой, какой и задумал её Создатель. Это и есть самый древний язык, который тебе предстоит выучить.

Грималкин потянулся, встал и грациозно спрыгнул с кровати.

— А я слышал, как мышь под полом испугалась грома и побежала к своей норке, — деловито сообщил он. — Вы меня извините, но у меня тоже есть договор с миром, который нужно исполнить.

Он юркнул в щель у двери и исчез. Я остался наедине с ведуньей, с тишиной и с новым, странным чувством внутри. Это не было знанием. Это было ощущением двери, которую я лишь приоткрыл, а за ней простирались бескрайние, неизведанные земли.

— И что дальше, уважаемая? — спросил я.

— Дальше? — Она протянула мне мою же пустую миску. — Дальше — помой посуду. И принеси воды из ручья. Надо заварить чай. А потом, посмотрим, какие травы нам сегодня нужно собрать. Хватит уже пролёживать бока!

И в ее словах не было насмешки. А была простая и непреложная правда. Путь к познанию вселенной начинается с мытья своей миски, уборки в доме и сбора трав под чистым, промытым грозой небом. И это было куда мудрее, чем все мои былые войны.

И в глубине души, под грузом лет и усталости, что-то дрогнуло. Что-то маленькое и хрупкое, словно первый росток, пробивающийся сквозь толщу пепла. Я понял, что ведунья была не совсем права. Это было не начало нового пути. Это было возвращение домой. На самый старт. На самое начало. Туда, где все только начинается…