Позывной "Хоттабыч"#10. Конец пути

Глава 14

Индус, до этого момента наблюдавший за диалогом с невозмутимым спокойствием, опять мягко вступил в беседу:

— Убийца был уверен в успехе. А его напарник ждёт условного сигнала — короткого сообщения с этого самого телефона. Отсутствие сигнала в течение определённого времени будет для него тем же сигналом — только сигналом тревоги.

Майор покачал в руке смартфон убитого киллера. Экран был заблокирован.

— Отпечаток? — мрачно поинтересовался он, посматривая на кисть руки безголового трупа.

— А смысл? — пожал я плечами. — Мы всё равно не знаем условного сигнала.

— Согласен, — кивнул майор, бросив телефон на диван рядом с садху, вновь закрывшим глаза. — Действуем по-старинке!

Мы вышли из холла, оставив индуса медитировать среди оставленного хаоса, крови и порохового дыма. Артём Сергеевич двигался бесшумно, а каждый его шаг был выверен и осторожен. Я шел следом, стараясь не отставать, а Матроскин то появлялся на перилах лестницы, то бесследно исчезал, ведя свою собственную разведку.

Игнорируя лифт, спустились на первый этаж и вышли на ресепшен. За стойкой никого не было, лишь тускло светился включенный монитор. Через панорамное, слегка запыленное окно открывался вид на гостевую парковку. Майор жестом пригласил меня в угол, из которого был виден выход и часть стоянки.

— Вон она, эта «Тойота», — тихо, одними губами, произнес Артём Сергеевич, указывая на серебристую «Камри» довольно свежего года выпуска пальцем. — Видите, у самого выезда. Тёмная тонировка. Выбрана идеальная позиция для наблюдения и бегства.

Я кивнул. Из машины было действительно просто контролировать выход, да и вся стоянка лежала, как на ладошке. Но при этом сама машина почти не видна для выходящих из здания.

— Всё видит, тварь! — мрачно констатировал майор. — Как только мы выйдем, он нас тут же срисует. Если начнёт подозревать неладное — или скроется, или откроет огонь. Рисковать нельзя.

И тут у меня родился план. Безумный, как и всё, что происходило в этот вечер, но единственно возможный.

— Артём Сергеевич, а если… — я повернулся к коту, который в этот момент материализовался на стойке ресепшена и умывал лапой усы. — Матроскин, ты можешь прыгнуть прямо в салон машины этого утырка?

Кот закончил умывание и «обиженно» стрельнул в меня своими зелёными глазами.

— Вы во мне всё ещё сомневаетесь, месссир? Это ж совсем плёвое дело!

— Отлично! — обрадовался я. — Вот план: ты телeпортируешься к ублюдку в машину. Устрой там что-нибудь эдакое… Чтобы урод опешил. Пока он будет в ступоре, мы с майором подбежим, откроем двери и нейтрализуем его. Главное — голову сразу не отрывай! — предупредил я Матроскина. — Он нам ещ нужен живым и говорящим. Понятно?

Матроскин брезгливо наморщил нос.

— Какие же вы сентиментальные. Живым и говорящим… Ну, ладно, устрою ему психологическую атаку. Без гарантий насчёт испачканных сидений, впрочем. А если хотите, я его мысли прочитаю и всё! Никаких допросов и пыток! Всё чинно-благородно!

— А ты это точно сумеешь? — подался к нему чекист.

— П-ф-ф! Легко! — прищурился говорящий кот. — И можно мне после этого ему башку откусить?

— Ты чего такой кровожадный, Матроскин? — усмехнулся я.

— Я не кровожадный, мессир, — ответил Грималкин, — мне просто за державу обидно… Вернее за вас, — тут же поправился он.

— Всё ясно, Верещанин, опять мне в голову залезал?

— И в мыслях не было, мессир — это еще с прошлого раза осталось! — отмазался Матроскин.

— Ну что, действуем? — Майор снова стал собранным и резким, как боевая пружина. Он достал «Макаров» и снял с предохранителя. — Илья Данилович, вы за мной. На мою команду бежим. Кот, как только окажешься внутри — дай знак. А то окна тонированные — не видно ни черта!

— Да он там такое устроит, что мы и без знака поймём, — хохотнул я. — Или я его совсем не знаю.

— Готовы? — уточнил чекист. — Тогда поехали!

Матроскин лениво зевнул, показав свою акулью пасть, и растворился в воздухе. Мы с майором, пригнувшись, замерли у стеклянной двери, готовые к броску. Тишина длилась секунд пятнадцать. И вдруг её разорвал дикий, испуганный вопль, донесшийся со стороны парковки. Мы увидели, как серебристая «Тойота» неестественно дёрнулась на месте, подпрыгнув на амортизаторах.

— По коням! — рявкнул майор и рванул с места.

Я — следом. Мы выскочили на улицу и короткими перебежками, используя другие машины как укрытие, помчались к «Тойоте». Из салона доносилась невнятная ругань, перемежающаяся с оглушительным шипением, как будто прорвало линю парового отопления.

Мы подбежали к машине. Майор левой рукой рванул дверь водителя, а правой с пистолетом наперевес вписался в проём.

— Не двигаться, сука! Руки на баранку!

Водила, мужик за тридцать, с перекошенным от ужаса лицом, был прижат к своему же сиденью навалившимся на него котом. А вся обшивка салона вокруг водителя и его одежда представляли собой жалкие лоскуты. Как можно было так исполосовать всё вокруг за те жалкие секунды, я даже не представляю.

— Всё, мессир, — лениво произнёс кот, — принимайте дичь и, заметьте, живьём! Кое как удержался… Только он, это… кажется, немного обмочился. Я не виноват, он сам себя напугал.

Мне стало интересно, чего Матроскин учудил в машине. Однако, расспрошу его попозже — не до того сейчас.

— Ничего, — усмехнулся я, — мы мигом взбодрим, правда, Артем Сергеевич. Слезай с него, Матроскин, дай хоть этому гамадрилу немного прийти в себя.

Кот нехотя спрыгнул с колен водилы и устроился на заднем сиденье, с довольным видом облизывая лапу. Майор быстро обыскал ошалевшего преступника, извлёк ствол из кобуры под мышкой и щёлкнул браслетами, защелкивая наручники на запястьях второго киллера.

— Всё, Илья Данилович, — кивнул он мне, — можно вызывать подмогу и «чёрного воронка». Теперь уже никуда этот субчик от нас не денется…

А вот после этих слов наш пленник как-то странно дёрнулся. Его зрачки, до сих пор круглые от ужаса, неожиданно сузились. Глаза стали остекленевшими и невидящими. Из горла вырвался не то стон, не то хрип.

— Что с ним? — насторожился майор.

Матроскин тоже насторожился, перестав вылизывать лапу и подскочив на сиденье. Он зашипел, а его спина выгнулась дугой.

— Чего это с ним? — Не понял метаморфозы, произошедшей с говорящим котом, произнес ФСБешник.

— Э-э-э, мессир… — беспокойно произнёс Матроскин. — Кто-то залез к нему в голову… И теперь там… тихо, как на старом погосте…

Пленный медленно повернул голову в нашу сторону. На его лице не осталось и следа прежнего страха. Только холодная, пустая маска, даже без следа мыслительной деятельности.

Майор резко тряхнул его за плечо.

— Э-э-э, ты чего? Слышь, очнись!

Но подручный безголового киллера уже не слушал. Его тело вдруг свела судорога. Из уголка рта потекла струйка пены. Он затрясся в конвульсиях, беспомощно стучась головой о подголовник.

Матроскин метнулся вперёд, буквально приклеившись своим лбом к голове задержанного, конвульсии которого прекратились так же внезапно, как и начались. Тело обмякло, а глаза остекленели окончательно.

— Не успел! — отрывисто сказал кот, утомленно отваливаясь на пассажирское сидение. — Он сдох!

В салоне повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь нашим тяжёлым дыханием. С улицы донёсся звук приближающихся сирен.

— Вот чёрт! — тихо выругался майор, прикладывая пальцы к шее киллера. — Точно сдох.

— А мы так ничего и не узнали, — добавил я, закрывая распахнутые глаза мертвеца.

Матроскин потрогал лапой лицо покойного и с отвращением отдернул её.

— Кое-что всё-таки узнали, мессир. Тот, кто влез в его голову в последнюю секунду… Он был сильнее… Да, что там — намного сильнее меня в ментальном плане! — Кот повернулся ко мне, и в его глазах впервые за всё время промелькнул испуг.

Холодная полоса мурашек пробежала у меня по спине. Сирены завыли уже совсем рядом, но их звук казался доносящимся из другого мира. Мы с майором переглянулись. В его взгляде читалось то же самое, что и у меня: понимание, что охота продолжается. И на этот раз мы были не охотниками, а дичью.

— Мессир, — тихо, почти беззвучно прошипел Матроскин. Его шерсть всё ещё была взъерошена, а хвост хлестал по кожаному сиденью. — Он… здесь. Прямо сейчас. Я чувствую его ментальные щупальца. Скользкие, холодные… Я пока еще держу щит, но мои силы утекают…

— Где он, Матроскин? — спросил я кота. — Можешь показать мне этого ублюдка?

— Он везде и нигде… — задыхаясь, ответил Матроскин. Его голос стал тонким и писклявым, каким я его еще не слышал. — Он ищет слабину в моей защите… Ох… Холодно…

Воздух в салоне машины вдруг стал густым и тяжёлым, будто его выкачали из морозилки. Стекла покрылись изнутри тончайшей паутиной инея, хотя на улице стоял летний вечер. Завывание сирен снаружи окончательно стихло, поглощённое нарастающим гулом в ушах, когда я постарался дотянуться до собственного Ментального Дара. Мир сжался до пространства внутри автомобиля, но меня это не остановило.

— Щит… трещит… — простонал кот и вдруг дико взвизгнул, подпрыгнув на сиденье, будто его ударили током.

В тот же миг я почувствовал его. Чуждое, давящее присутствие. Оно не имело формы и запаха, но заполнило собой всё, как вода заполняет тонущую субмарину. Это был чистый, концентрированный ужас, леденящий душу безразличием и древней, нечеловеческой ненавистью. И начал постепенно меня «засасывать», не давая сосредоточиться.

Я почувствовал, что еще немного и отключусь окончательно и бесповоротно. Но тут майор (не знаю, случайно или нет) выстрелил прямо над моим ухом. Резкий удар по ушам ненадолго вырвал меня из оцепенения. Пуля же, ударив в противоположную дверь, застряла где-то в обшивке.

— Еще раз… выстрели… — прохрипел я, чувствуя, как плохо мне подчиняется речевой аппарат.

— Куда стрелять? — растерялся чекист.

— Прямо… над ухом… лупи… — чувствуя, что вновь отключаюсь, выдохнул я.

Артем Сергеевич вытянул руки со стволом в опасной близости от моей головы. Но выстрелить он не успел. Я уловил, как невидимый таран ударил и по его сознанию. Майор болезненно охнул, отшатнулся, ударившись затылком о ребро распахнутой двери. Его глаза закатились, но он, каким-то чудом сумел нажать на спусковой крючок. Но мне, буквально на мгновение, показалось, что сквозь его лицо вновь проступила уродливая физиономия Кощея. И эта «его рука» спустила курок.

Рявкнувший пистолет обжег мне щеку пороховыми газами, вырвавшимися из ствола, а после выпал из ослабевших пальцев. Глухой давящий гул, заполнивший голову, сумел-таки оттеснить ледяные щупальца чужого сознания. Я судорожно глотнул воздух, обжигающе холодный, и успел увидеть, как майор, побледневший как полотно и вновь вернувший привычный облик, безвольно оседает, сползая по двери на землю.

Одновременно с этим я почувствовал, как из оглохшего уха сочится тонкая струйка крови, капая на воротник. Но, похоже, что этот выстрел дал по ушам и мозгам не только мне, но и той сволочи, кто посмела забраться мне в голову. Давление ментальной атаки на миг ослабло, и я смог, наконец, собрать волю в кулак.

Воспользовавшись этой микроскопической передышкой, я сумел «ухватиться» за то самое скользкое «ментальное щупальце», о котором говорил Матроскин. И тогда я рванул по этой невидимой нити, ведомый слепой яростью, как будто никогда и не терял своих сил. Если уж этот ублюдок так жаждет моего внимания, он его получит. С лихвой! Потому как я сейчас был зол. Очень и очень зол!

Мой разум, будто бронебойный снаряд, понесся по «тоннелю» чуждой мысли. Мир вокруг растворился, уступив место хаотичному калейдоскопу образов, навязываемых мне противником. Уже и давление невидимого врага вернулось, удвоившись, а затем и утроившись. Оно уже не просто заполняло наше общее ментальное пространство — оно пыталось меня вытеснить, выкручивая эту псевдо-реальность, как мокрую половую тряпку. Но я играючи давил его своей волей, продвигаясь всё дальше и дальше.

Наше противостояние набирало обороты — я падал в бездонную пропасть, где вместо камней меня ждали острые, словно ножи, сверкающие кристаллы, которые я срезал под корень, оказавшись в седле мощного бульдозера. Затем меня швырнуло в кромешную тьму, где не было ни звука, ни света, только нарастающее чувство абсолютного одиночества и безысходности.

Тьма вокруг заколебалась, и из нее проступили фигуры. Тени людей, причиной смерти которых, так или иначе, был я. Они молча протягивали ко мне руки, и их немой укор был страшнее любого крика. Неведомая мне сущность пыталась играть на моем чувстве вины.

Но я ринулся вперед, сквозь строй призраков, и они рассыпались в прах. Через мгновение тьма сменилась адским пейзажем — я стоял на краю раскаленной лавовой пропасти, а с неба на меня пикировали какие-то крылатые уродцы. Знал бы, дядя, сколько подобного добра я накрошил в своей жизни…

Я не стал больше сопротивляться потоку образов. Вместо этого я принял их, пропустил через себя и, не дав им разорвать мое сознание, преобразовал. Моя воля, закаленная во множестве битв, начала создавать мою собственную реальность вокруг. Я отбросил его же иллюзии ему же в лицо, показав, что не намерен играть по его правилам.

Каждое моё действие приближало меня к врагу, к его сознанию. И если я до него доберусь… Я чувствовал, как чужая воля дрогнула. Удивление и непонимание сквозили из-за каждого угла.

Я собрал всю свою мощь, всю свою ярость и боль, а также всю любовь к этому странному миру, который кто-то пытался чудовищно исковеркать, в один сокрушительный мысленный удар. Это был не сложный образ и не хитрая иллюзия. Это был просто кумулятивный заряд чистой энергии, выпущенный точно в эпицентр враждебного присутствия. Раздался оглушительный ментальный «хлопок», и всё исчезло. Ментальное давление испарилось — неведомый враг просто оборвал связь, испугавшись, что я до него доберусь.

Меня резко выбросило в реальный мир. Кожа на лице пылала от близкого выстрела, ухо совсем не слышало, продолжая сочиться кровью, но этот физический дискомфорт был ничто по сравнению с агонией разума, которой я попотчевал нашего анонимного доброжелателя.

Пороховая гарь щекотала ноздри, смешиваясь с тяжелым спертым воздухом в салоне. Иней на стеклах моментально растаял, превратившись в мокрые потеки. Снаружи снова оглушительно завыли сирены. В ушах звенело, щеку пекло от ожога, но голова была на удивление ясной и легкой.

Матроскин, тоже пришедший в себя, тяжело дышал, распластавшись на сиденье.

— Ушел, гнида… — выдохнул он. — Обрезал связь… будто топором отрубил… Вы его… достали, мессир. Серьезно достали…

Я медленно повернул голову. Артем Сергеевич тихо ругался, придя в себя и потирая разбитый затылок. Его глаза были мутными, но в них уже не было пустоты — только знакомая суровая растерянность. Как я не приглядывался к нему, знакомый образ Кощея разглядеть так и не сумел.

Мы с котом переглянулись, поняв друг друга без слов. Охота только началась. Но теперь мы знали, что наш невидимый враг совсем не всесилен, и с ним можно тягаться на равных. А это меняло многое, если не всё. Я кивнул, вытирая ладонью кровь с уха. Головокружение отступало, сменяясь холодной, стальной решимостью.

— Он отступил, но не убежал, — глухо произнёс Матроскин. — Теперь он будет осторожнее.

— Знать бы еще, кто он такой? — сказал Артём Сергеевич, — наблюдая, как на стоянку залетает несколько машин со включенными мигалками.