Кого не взяли на небо

Глава седьмая. Никто не знает, что ты здесь застряла

Длинный дощатый стол ломился от кушаний. Миски с мясной похлёбкой, приправленной листьями одуванчика и пивом, тарелки с шашлыком, вымоченным в стеблях дикого лука и пиве, блюда с хрустящими шкварками, обильно сдобренные соусом из крапивы и пива: кулинарные способности Соткен воистину поражали. Сама шеф сидела опершись на локти: сытая рожа пьяно размазана по ладоням.

— Я, конечно, много всякого видела за последние семь лет, — прогнусавила Соткен: под внушительной дозой самопального пойла в хриплом голосе женщины звучали нотки страдания, свойственные морфинистам со стажем.

— Странная гибель людей, сотен людей, тысяч людей, сотен тысяч людей, помните? А случившиеся с миром катаклизмы? Помните? Это же какой-то арт-хаус по мотивам библейских пророчеств...

— Угу, — промычал сержант, — Помним, как же. Бронированные сверчки мне особенно втащили, а ещё эта зелёная сопля, размером с Австралию, что прямиком на означенную и упала, после чего, сровняв несчастный остров с уровнем океана, ещё пол-года бултыхалась по волнам, превращая воду в зловонную зелёную жижу.

Он уткнулся в свою кружку, истекая пеной с бороды и усов, и с интересом наблюдал, как Грим играет в ножички: блестящий клюв ворона стремительно мелькал меж его растопыренных пальцев.

— Вот я и говорю, — продолжала тянуть Соткен, — Gott weiß, dass ich nicht lüge; дохера всего мы видели, и пережили порядком. Калачи тёртые, как говорят у вас на Руси. Я и до Судного дня имела приличный опыт расширения сознания, но то, что произошло в том бляцком городке, не поддаётся никакому объяснению. Так что за чертовщина там творилась?

Бойцы Сквада, как по команде, повернули головы и уставились на Йолю. Грим, ощутив отсутствие тревожного внимания со стороны сержанта, прекратил надругаться над его рукой и замер.

— Чертовщина и творилась, всё ты правильно подметила, — Йоля неохотно оторвалась от кружки:

— Как я уже говорила, Князь давно ко мне прилип; кнутом и пряником пытается на свою сторону склонить, да не по пути нам. Отказа он не приемлет, и поэтому меня мучает: обещает, подкупает, сулит, угрожает, пытается запугать и даже убить. Так как главный и непобедимый его противник определённо выпилен, у отца лжи сейчас есть шансы на реванш и победу, но ему нужны сильные союзники. Не слабее его самого. Такие, как я, например. Ибо, если я к нему не примкну, то могу начать собственную игру, либо поддержать его оппонентов. Вот он и решил, воспользовавшись объявлением сержанта, в очередной раз преподнести мне урок, продемонстрировав своё могущество и влияние. И сделать это стильно. Тут он, конечно, несколько облажался...

Йоля ненадолго замолчала, пересохшие губы шёпотом репетировали слово:

— Тащемта, — Она бросила быстрый взгляд на Монакуру, тот благосклонно кивнул, — Князь в своём духе: вступление прекрасно, а сама композиция — гавно. «Final Countdown»*, одним словом.

*Примечание: «Final Countdown» — музыкальная композиция группы «Europe», которой, да простит меня Йоля, вообще не место на этих страницах.

— Хорош нам гнать, тётя, — заявила Аглая Бездна, чей табурет мотыляло, как сухой камыш на сильном ветру, — Я конечно допускаю, что ты навзничь ебанутая, однако тебе придётся рассказать нам правду и выложить всё как на духу: что случилось в том сраном городе?

— Всё как на духу, — машинально повторила Йоля, запоминая слова.

Бездна сунула в рот кусочек мяса, немного пожевала, икнула и чёрные глаза вмиг озарились пониманием:

— Перед походом мы тоже ели мясо, с этими самыми травками, — грязный ноготь подцепил с тарелки зеленоватый стебелёк.

Наполненные мраком очи вперились в Соткен:

— Что ты подмешала туда, старая ведьма? Нам всем было очень плохо, а тётя словила припадок и горстка малолетних беспризорников едва не поубивала нас всех!

— Погоди, крошка, попридержи свой змеиный язычок, — Соткен погрозила Бездне пальцем, затем снова повернулась к Йоле, — Князь? Тот самый? Главный противник — это Бог? Что значит «определённо выпилен»?

Йоля приподняла руку с зажатой в ней обглоданной косточкой, останавливая шквал вопросов:

— Отвечу по порядку: Князь — да, тот самый. Ангел, свет несущий. А что касается бога...

Она пригубила из высокой глиняной чашки и, опершись о стол, нависла над кривушкой:

— Насчёт бога, что считает себя творцом всего сущего, я тебе уже отвечала словами Пробуждённого принца, а что до коварного Яхве, так тут всё как на духу.

Она вопросительно уставилась на Бездну.

— Чё ты, тёть? — спросила та.

Йоля покачала ей головой и объявила:

— Не вывез старик, умер.

За длинным дощатым столом, заваленным объедками и уставленным пузатыми деревянными бочонками, воцарилось всеобщее молчание.

— Как так? Что значит «умер»? — выразил сержант всеобщее недоумение.

— Это значит, мой хороший, что «форс-мажор», преждевременная кончина, внезапный крах, мина в лесу и отказавшие тормоза — удел не только смертных. Любая сущность, даже самая могущественная, ведома ветром кармы. Любое обусловленное существование — конечно.

— Эмм, — недоверчиво промычал Монакура.

— Все ли из вас «Откровение» блаженного Иоанна читали? — спросила предводительница.

— Чё это? — чёрные зрачки Бездны недобро блеснули.

— Читали, — хором ответили остальные.

— А белого Мессию, спускающегося с небес на землю, Антихриста, ну или хотя бы Красного дракона вы случайно семь лет назад не встречали?

— Неа, — ответил за всех сержант, — Только сверчков. Бронированных.

— Итак, мои хорошие, пророчество не исполнено — ни тебе Спасителя, ни чудища морского, ни Суда Страшного. Кастрированный вышел Апокалипсис, не находите? А почему? А потому, что в самый разгар Трубного Зова своих ангелов, этот старый козёл ласты склеил.

В воздухе мелькнули длинные волосы, затем жёлтые подошвы кед; раздался грохот, табурет Скаидриса опрокинулся назад вместе с ливом.

Бойцы Сквада уставились на поверженного соратника.

— Эль — странный напиток, — сказала Соткен, — Сейчас ты в дрова, а через полчаса трезв и уже похмельный. Скоро он оклемается.

— Щенок сопливый, — согласился сержант.

Опустив вниз руку, он подхватил оружие павшего — ковш на длинной рукоятке, которое немедленно вступило в битву — отправилось в пенные недра пузатого бочонка.

— А чё это за чудовище? — потыкала пальцем в направлении Грима Аглая, — Это ж, блядь, не птица, я много раз слышала, как он разговаривает. А ещё он растёт и меняется. Превращается в дракона, я полагаю.

Красноволосая молодая женщина и исполинская птица очень долго смотрели друг другу в глаза, потом ворон наклонил голову и клюнул сержанта в большой палец. Кулак, величиной с яйцо страуса, впечатался в стол, где только что находилась птица, но та уже улепётывала по столу, раскидывая еду, тарелки и кружки.

— Он немного не в себе, — пожала плечами Йоля, — Однако спасибо, что обратила моё внимание на происходящую трансформацию: дракон — это уже слишком.

Она оценивающе всмотрелась в лицо пьяной девушки, будто бы забыла, как та выглядит.

— Там, на площади, ты видела маленьких детей, моя хорошая?

— Угу, — кивнула Бездна, её табуретка опасно балансировала на трёх ножках, — У папы моего родного пластинка была: там дети, карандашом рисованные, в лохмотьях и с мечами, телегу с деревянным Иисусом катили. Так енти, там, у ратуши, они самые и были.

Её голова бессильно упала в опасной близости от блюда, полного густой мясной подливы. Монакура Пуу заботливо подложил ей под щёку проклёпанную перчатку предводительницы.

— Она имеет в виду гравюру, что какие-то лохматые упыри использовали для оформления своего, скорее всего никчёмного, альбома. Будь их творение достойным, я бы знал название. Однако гравюра мне знакома: на ней изображён крестовый поход детей. Изображение стильное, годное и мрачное.

— Рисунок испугал малышку, — кивнула Йоля, — И навсегда запечатлелся в её памяти.

Красноволосая женщина выловила из плошки прядь плавающих в жирной подливе волос и заботливо пригладила к возлежащей на шипованной перчатке голове девушки.

— Князь знает многое о вас: и особенно о тех, кто ему интересен. Он использует ваши страхи.

— Я не боялся, — вскинулся Монакура, — Просто не знал, как победить такую кучу солдат.

— Это и есть кошмар воина, мой хороший, — улыбнулась ему Йоля: обнажённая рука, покрытая рыжим пушком и глубокими ссадинами нежно погладила гиганта по щеке.

— Почему моя любимая компьютерная игра? — раздался с пола тревожный голос.

— Я же вам говорила! Пиво — дрянь, уже отпустило, — Соткен бросилась ливу на помощь, усаживая за стол и наполняя его кружку пенистым напитком.

— Тебя привлекают мертвые девушки, но ты боишься детских страшилок, верно, лив? — склонила голову Йоля, — Глупые ужастики, компьютерные игрульки, дурацкие комиксы вызывают у тебя...

— Ознобы ужаса, — подтвердил Скаидрис и припал к кружке.

— Люциферу свойственны весьма странные проявления иронии, — пожала плечами Йоля, — Полное отсутствие чувства юмора Князь выдаёт за его элитарный уровень «не для всех».

— Не согласна, — угрюмо заявила Соткен, — Его сарказм поражает. Вы уже отгребли, там в этом сраном городке, мои же страдания вовсе не окончены.

Бойцы повернули к ней лица: горькие нотки в голосе кривушки настораживали.

— Семь лет назад в моей жизни случился очень странный день, и я ничего тогда не понимала. Это был первый день Апокалипсиса, мирового и моего личного. В тот день я видела образы и видения из будущего. Поступки, совершённые мною в тот злополучный день и привели меня сюда.

Взгляд холодных стальных глаз женщины вонзился в звериные и томные йолины очи:

— Я бы хотела рассказать вам о нём, хотя, я уверена, кое-кто и так всё прекрасно знает.

Йоля прижмурилась, словно большая кошка.

— Восхитительно, — лив скорбно тряхнул распущенными волосами, — Интересно послушать, как конец света начался для каждого из нас; как разрушился его привычный мир, как погибли его надежды и друзья, какие ужасы довелось испытать ему и...

— Заткнись уже, — поморщился Монакура.

Ну а какую реакцию можно ожидать от человека, заносящего названия групп, использующих акустические переборы, чистый вокал и клавишные синтезаторы в особую тетрадку, на обложке которой красным карандашом написано: «Расстрелять»?

Потёртая перчатка коричневой кожи взметнулась вверх, призывая к тишине.

— Мы слушаем тебя, моя хорошая. Итак...

* * *

«Ведь никто не знает, что ты здесь застряла».

Соткен проснулась с ощущением навязчивой тревоги, будто бы вынырнула из холодного, тёмного омута. Мокрые простыни липли к её вспотевшему телу, спутавшиеся волосы — к бледному лицу. Освобождаясь из плена постельного белья, она мысленно сравнила себя с живучей мухой, которой посчастливилось выбраться из плена паутины, так и не познакомившись с паучьими жвалами. Она — очень удачливая муха.

Подробности ночного кошмара постепенно растворялись в её сознании, и, стоя под успокаивающими струями тёплого душа, она уже с трудом припоминала, что же её так испугало. Или впечатлило. Или возбудило. Картинки таяли, как пена, стекающая по её смуглому мускулистому телу, но впечатление никуда не делось. Острое впечатление. Проникающее.

Она улыбнулась: в точку! В этом странном сне её жестко трахнули. Образы снова всплыли в памяти: кривые, узкие улочки, какой-то тощий металхед в рваных синих джинсах...

Этот сосунок?

Кусок мыла выскользнул из обмякших пальцев и, удачно угодив в щель между душевой шторкой и кафельной стеной, запрыгал по мрамору ванной комнаты, словно шкодливый гоблин, нагадивший в покоях эльфийского короля, а теперь спасающийся бегством.

Она смыла с себя остатки пены и выключила воду. Отжала шикарную гриву волос и обернувшись полотенцем, прошлёпала мокрыми босыми ногами к дверям балкона. Раздвинув плотные завесы и вышла наружу. Её городок ещё спал. Красная черепица остроконечных крыш расцветала багрянцем под первыми робкими лучами восходящего солнца. Благодаря необычайно яркому сну, её обычный будний день начался сегодня раньше. Раньше на полтора часа. Спешить не нужно: она может вдоволь насладиться красотой раннего августовского утра. Тёплого и нежного. Последнего солнечного летнего утра.

О чём это она?

«Щёлк-щёлк».

Внезапно что-то переключилось в её сознании, словно бы древний телевизионный приёмник словил помехи и сам-собой переключился на другую программу.

Пылающие крыши; столбы чёрного дыма поднимаются к потемневшему нависающему небу, яростно мечущему на землю серебряные полосы молний.

«Щёлк-щёлк».

Вновь лучи тёплого солнца, пробивающиеся сквозь стебли плюща и винограда, оплетающих балкон.

Что за бред сегодня с ней творится?

Она недовольно нахмурила подведённые чёрточками татуажа брови и вошла обратно в сумрак спальни. По двойному щелчку пальцев включился музыкальный центр: завораживающий голос Алии Стенбридж зазвучал по всему дому. Она присела возле туалетного столика, оснащённого множеством ящичков и заполненного бесконечным количеством баночек и склянок. Гигантское косметическое плато оснащено лишь одним зеркалом, настолько маленьким, что отражает только лицо и часть причёски — великолепные, чёрные, как смоль волосы уложены в две сложные французские косы, напоминающие изогнутые рога.

Соткен не любила зеркала.

Женщина обладала каноническим телом потомственной ведьмы: кривая спина с зачатками горба над левым плечом; одна нога значительно короче другой, нижняя челюсть выдаётся вперёд, придавая лицу кровожадное выражение. Но это уродство превращалось в пикантную вишенку на торте, достаточно лишь отведать кусочек бисквита, коим, несомненно, являлась грудь кривушки. Упругая, словно кожаный мяч, восхитительная, природная тройка дерзко торчала вверх крупными розоватыми сосками. Таким бюстом не могла похвастаться ни Венера, ни Афина Паллада, ни похотливые героини немецких фильмов для взрослых. Множество мужчин и женщин склоняли головы на эту грудь, но та послужила им отнюдь не любовным изголовьем, но плахой, разрушившей их жизни. Как и каждой трушной ведьме, Соткен нравилось ломать человеческие судьбы, вредить и пакостить. Расцарапанные в кровь щёки, заплаканные глаза, вырванные с корнями пряди волос, перерезанные жилы и сломанные шеи — вот показатели достойно завершённого любовного романа.

Она придирчиво глянула в зеркало. Два ока цвета стали уставились на неё в ответ. Она принялась за макияж, и он получился ужасен, превосходно подчёркивая её сходство с винтажной морфинисткой глубокими тенями глазных впадин и слоем белого тонального крема.

Минут через пятнадцать она закончила; двойной щелчок пальцами — волшебный голос мёртвой певицы стих, дом погрузился в сумрачную тишину. Спустившись на первый этаж, Соткен толкнула неприметную дверь и оказалась в просторном гараже, где некоторое время мешкала, переводя взгляд с новенькой, ярко алой Ауди на блестящее чёрное чудовище, вообще непонятно, как поместившееся в её гараже.

Сегодня хотелось скорости и лёгкости.

Соткен, проходя мимо, нежно погладила рукой брутальную морду чёрного Тахо.

Дверь гаража медленно поползла вверх; двухдверная Ауди, шурша покрышками по гравийной дорожке, выехала на мостовую. Стальное сердце забилось быстрее, двигатель утробно зарычал и автомобиль резво покатил по древним улочкам старинного городка.

Жители проснулись и каждый поспешил по своим делам; седовласые мужчины почтенного вида и важные женщины в строгих чепчиках открывали свои лавки и магазинчики; двери же булочной и маленького кафе по-соседству, уже распахнуты настежь — улицу наполнял аромат свежей выпечки и жареных кофейных зёрен.

Стоя на светофоре, Соткен пропускала группу пешеходов, те переходили улицу не спеша, улыбаясь и приветственно кивая друг другу и ожидающим своего света водителям. У многих день явно задался.

«Щёлк-щёлк».

Небо резко потемнело и нависло тяжёлой свинцовой пеленой. Мостовые и автомобили исчезли — старинные фахверковые дома сдвинулись вплотную друг к другу, превращая комфортные улицы в мощёные, узкие проулки. Их ухоженные фасады с выпирающими, тщательно покрашенными каркасными балками перекосило; краска и штукатурка растрескалась и осыпалась вниз кучками пепла; уютные балкончики и лоджии лишились своих цветочных горшков и походили на гнилые эшафоты.

Кое-где, в безжизненных оконных проёмах, пылало жёлтое пламя. Группа чванливых пешеходов, жителей городка, превратилась в толпу оборванцев. Их лица, руки и голые ступни, торчащие из отвратительных лохмотьев, покрывали безобразные язвы. Они сжимали ржавые ножи, топоры, дубинки и факелы.

Первый тесак, воткнувшийся в лобовое стекло автомобиля Соткен, пустил мелкую паутинку трещин по его поверхности. Жители её милого городка, внезапно превратившиеся в сборище зачумлённых калек, радостно оскалились. Заиграла музыка: низкая гитара жужжала монотонную мелодию, заупокойные клавиши бодрили.

Её Ауди теперь стояла посередине грязного, обветшалого средневекового городка. Ближайший к автомобилю оборванец запустил руку себе под лохмотья и вытащил оттуда что-то, напоминающее дохлую змею. Сильно размахнувшись, он отправил это прямиком в лицо Соткен. Со смачным чавканьем припухший, разлагающийся член влепился в лобовое стекло и, оставляя за собой след из коричневой жижи, медленно сполз на капот.

«Щёлк-щёлк».

Биип. Бибиип. Биип.

Сзади сигналили. Автомобили объезжали её машину по встречной полосе; раздражённые лица водителей повёрнуты к ней. Зелёный сигнал светофора замигал и вновь зажёгся красный.

«Тун тун, тудудун.»

В её голове продолжала звучать музыка зачумлённого городка. Соткен включила радио и нашла новостной канал. Светофор зажёгся зелёным, Ауди тронулась с места.

«Поток беженцев из Китая, охваченного пандемией, захлестнул российско-китайскую границ. Российские пограничники применили оружие».

«Японию терзают жестокие землетрясения, Хиросима снова лежит в руинах. Японское правительство отказывается от международной помощи, опасаясь распространения эпидемии».

«Швеция, Дания и Норвегия закрыли свои границы, объявив строжайший карантин».

«Побережье Калифорнии атаковано ураганом Сэнди, превратившем Лос-Анджелес в затопленные руины».

«Извержение спящего вулкана в Италии».

Тысячи погибших людей по всему миру за последние сутки.

Ауди неслась по трассе со скоростью сто пятьдесят километров в час. За окном пролетали залитые солнечным светом зелёные луга с пасущимися на них коровами. Аккуратные фермерские угодья. Деревца многочисленных рощиц приветственно раскинули свои ветви, приглашая зайти в свой волшебный лес. На голубом небе ни одного облачка.

У каждого своя реальность. До тех пор, пока не случился «щёлк-щёлк».

Упреждающий дорожный знак и поворот. Дорожка, выложенная жёлтыми кирпичиками, и обрамлённая аккуратно подстриженными туями.

Добро пожаловать в Изумрудный город, детка! Старина Гудвин исполнит твои желания.

Дорожка вела к старинному трёхэтажному особняку, или скорее замку, стоящему посередине зелёного луга, покрытого мягкой декоративной травкой для гольфа. Особняк, разменявший четвёртое столетие, тщательно отреставрирован, оснащён всеми современными удобствами и напичкан электроникой, словно голова Терминатора. Клиника пластической хирургии. Одна из лучших в Европе. И Соткен — её ведущий специалист.

Ауди заняла свободное место на парковочной площадке, где уже стояло несколько автомобилей. Соткен не спешила выходить, сидя в невозможно удобном водительском кресле, комфорту которого позавидовало бы капитанское сидение межпланетного звездолёта. Только сейчас она вспомнила, что забыла позавтракать. Забыла выпить даже чашечку кофе.

Гребаный сон. И эти «щёлк-щёлк».

Нельзя, чтобы они повторились. Нельзя, чтобы «щёлк-щёлк» случились с ней в ближайшие пять часов.

В часы, когда она будет кромсать морду одного весьма известного скандалиста. Ей не хотелось накосячить, а потом лежать избитой в больнице, как это случилось с одной из его жён. Причём за гораздо меньшую провинность. Зачем вообще этому чудовищу ещё одна пластическая операция? Всё равно лучше уже не будет. Карьера профессионального боксёра и скальпели дешёвых хирургов необратимо изменили некогда культовый облик. Лет десять назад, устав от съёмок в фильмах категории «Б» и прелестей своих юных подруг, он собрался помирать, а сделать это решил среди славян, то ли в России, то ли на Украине, в общем там, где находятся самые безвкусные, с эстетической точки зрения, кладбища в мире. Но потом передумал; накопил денег на двадцатую по счёту операцию, и заявился сюда.

«Сделайте так, как в девяти с половиной было». И кучу баксов на стол — шмяк.

Соткен вспомнила один фильм, где он играл одного бандита, урода априори, которому вдруг посчастливилось встретить волшебника-хирурга и получить своё классическое культовое лицо. Так вот, в реальной жизни у этого бедняги случилось всё наоборот. Он умудрился потерять всё: жену, дом, карьеру и уважение, а под конец проебал даже своё лицо. Соткен хихикнула и вылезла из автомобиля.

В просторном прохладном вестибюле, вальяжно развалившись на кожаном диване, одетый в стильный фиолетовый костюм от «Palzileri», белые казаки и клошарскую, рваную шерстяную шапочку, попыхивал сигареткой её будущий пациент.

* * *

Ушла мягкими поворотом туловища, связала лезвием копьё противника, откинула в сторону, жёсткий рипост клинком, удар рукояткой, ещё один, всё.

Соткен, перекинув оружие в левую руку, протянула правую сидящему перед ней на полу мужчине. Тот принял помощь, и, морщась от боли, тяжело поднялся на ноги. Улыбаясь, он притянул её к себе и приобнял, после чего, подобрав своё копьё, поплёлся прочь с тренировочной площадки. В спортивном зале, оснащённым лишь громадной оружейной стойкой, расположилась небольшая группа мужчин и женщин. Все облачены в специальные костюмы, напоминающие снаряжение аквалангистов.

Среди этих высоких, стройных людей, кривая и тщедушная Соткен, росту в которой — два вершка три горшка, напоминала собой урода Эфиальта, предавшего царя Леонида. Распустившая свои французские косы, она, без макияжа, стильного чёрного платья и туфель с каблуками разной высоты, чтобы скрыть разницу длины ног, выглядела просто жалким заморышем.

Отпив несколько глотков воды из пластмассовой бутылки, она выплеснула остатки себе на лицо, обтёрлась полотенцем и вернулась на площадку. Они играли навылет. Жалкий заморыш выбил уже троих. Её следующим противником был мечник. Точнее мечница. Высокая рыжеволосая красавица Сабрина. Подойдя вплотную, они дружески обнялись, после чего разошлись в разные стороны. Исполняющий обязанности судьи громко свистнул, они отсалютовали друг другу оружием и сошлись. Бастард против бастарда.

Уворот, парри, удар — достала кисть противницы. Разошлись.

Стремительная атака, серия, удар рукояткой, мимо, выпад, мимо. Сабрина отшатнулась, выйдя из круга. Разошлись. Противница застыла в зрелищной «posta finestra».

«Какая же она красивая».

Рыжеволосая мечница атаковала, Соткен красочно парировала хитроумный укол, и ответила новой яростной серией ударов.

Клинок крутился в руках Соткен как спятивший пропеллер; «если не попаду — рыжую с площадки просто сдует».

А Сабрина молодец. Изгибается, отскакивает, парирует. Попала мне в предплечье. Вскользь.

Они вновь разошлись. Никто не пропустил удара, считающегося достаточно серьёзным для окончания поединка.

Новый раунд. Соткен слегка устала, четвёртый бой подряд. Как в реале. Дерешься, пока не убьют, либо пока не кончатся соперники.

«Ладно, красавица, пора тебе ложиться, лови вот это».

Быстрый натиск, удар.

Волна великолепных красно-рыжих волос мелькнула в воздухе, оставляя после себя лишь пустоту.

«Щёлк-щёлк».

Красная медь.

Яркая вспышка в глазах и вот земля неумолимо приближается.

Сильный удар.

Что-то хрустнуло в правой щеке, когда её лицо встретилось с бугристой поверхностью площадки, мощёной грубыми булыжниками.

Она лежала ничком, не в силах пошевелиться. Подрагивающие руки попытались сжать рукоятку катаны, но нашли лишь воздух — оружие валялось в пыли, в трёх шагах от неё.

Со стоном она перевернулась на спину и теперь лежала так, утирая кровь с разбитого лица тыльной стороной ладони. Кто-то склонился над ней; высокий силуэт загородил собой закатное солнце, уже скрывающееся за красной кирпичной стеной полуразрушенного замка.

Жёлто-зелёные глаза, уставившиеся на неё, не были человеческими. Существо протянуло ей руку, затянутую в проклёпанную перчатку мечника.

«Щёлк-щёлк».

— Ты в порядке? — лицо склонившейся над ней рыжеволосой девушки выражало искреннюю озабоченность и удивление. Глаза Сабрины были карие.

«Красится, сука».

— Всё нормально, ты умница, Сабрина, я буду голосовать за твою кандидатуру на отбор к предстоящим соревнованиям.

Соткен села на пол, вытерла кровь с разбитого лица, и, игнорируя протянутую руку, поднялась на ноги. Подхватила валяющийся рядом меч и поплелась прочь из залы, махнув рукой на прощание всем собравшимся.

Тёплый душ расслаблял и одновременно бодрил, смывая кровь со щеки и морок, что овладел ею в этот странный день.

Ночной кошмар, пугающие видения, и эти бляцкие «щёлк-щёлк».

Хорошо, что её, по крайней мере, не переключило во время той сложной операции. Заносчивый засранец, несомненно, будет доволен её работой — позже, когда спадёт опухоль, заживут рубцы и пропадут отёки.

А он ничего такой, красавчик, в свои весомые годы. Харизматичный старикашка.

Соткен закрыла воду, отжала свои густые, чёрные, как перья ворона, волосы и протянула руку за висящем на дверце душевой кабинки полотенцем. Её бросило в жар, подмышки моментально намокли холодной влагой, по всему телу побежали мурашки: сквозь запотевшее стекло кабинки она увидела очертания фигуры.

Там кто-то стоял, склонив голову к плечу и пристально глядя на неё. Она вгляделась — ужас сдавил её горло.

За занавеской стоял волк. Зверь стоял на задних лапах.

Отшатнувшись к стене, она схватила с полочки балончик дезодоранта, и, сделав глубокий вдох, резко распахнула дверцу, занеся над головой своё смешное оружие.

Рыжеволосая Сабрина не обратила внимание на угрожающую позу Соткен. Взгляд девушки залип на обнажённом теле кривушки. Соткен хорошо знала этот завороженный взгляд.

Вместо того, чтобы отталкивать, уродство Соткен завораживало и притягивало к ней людей обоих полов. Обгрызенные ногти рогатых жён-красавиц и расцарапанные в приступе бессильной ярости щёки холёных лесбиянок, внезапно и навсегда потерявших своих подруг — тому свидетели.

«Ну что же, давай поиграем в эту игру, сладенькая».

— Куртис выбил меня, — Сабрина восторженно пожирала глазами её обнажённую грудь.

Её великолепные, огромные, но упругие, как волейбольный мяч, сиськи. Идеальные сиськи. Крупные соски, ощутив на себе плотоядный взгляд рыжеволосой красавицы, затвердели и вызывающе торчали в разные стороны.

Соткен обернулась длинным полотенцем, и, пройдя мимо Сабрины, как бы случайно коснулась своим шикарным бюстом её предплечья. Подойдя к своему шкафчику, она распахнула его, освободилась от мокрого полотенца и накинув длинный махровый халат, отправилась к ненавистному зеркалу. На впалой щеке алел рубец, под ним набух синяк.

— Куртис сильный боец, но не настолько, чтобы выбить тебя, моя милая Сабрина.

Сабрина появилась в зеркальном отражении — высокая, роскошная женщина, раза в два моложе Соткен.

— Что с тобой случилось, почему ты пропустила такой простой удар? Я сильный боец, но не настолько, чтобы выбить тебя. Зачем ты поддалась, Соткен?

— Я уснула.

Соткен взглянула в зеркало, их глаза встретились. Она чуть склонила голову вперёд, завязывая волосы в узел на затылке, и тут Сабрина порывисто обняла её, сильные руки заскользили по телу, проникая под ткань халата, шею ожёг страстный поцелуй.

— Ах, — только и смогла выдохнуть.

Всегда заводилась с пол-оборота, и ещё быстрее, когда тебя атакует такая красавица. Правая рука Сабрины устремилась к низу живота Соткен и всё нашла; левая ласкала грудь, острые зубки нежно покусывали мочку уха. Неимоверным усилием воли Соткен попыталась отстраниться, но мускулистые руки мечницы крепко сжали её, не давая сбежать.

— Ну, ну, крошка, спокойней, не здесь, нас могут увидеть. Знаешь, где я живу? Приезжай сегодня попозже и выбей меня снова.

Сабрина зарычала, как собака у которой отнимают кость, но хватку ослабила.

— Я приеду.

Высокая красавица исчезла из зеркала, дверь раздевалки хлопнула; Соткен снова отправилась в душ — она успела жутко намокнуть.

* * *

Они стояли на крыльце большого загородного дома — Соткен со товарищи. Все одеты в футболки с логотипом «HEMA». Спортсмены смотрели на дорожку из жёлтого кирпича, выходящую прямиком на трассу, куда им всем и надо было. С неба лило так, что дорожка превратилась в небольшую, но бурную речку. Бегемотоподобный «Рэндж Ровер», отъезжающий с парковки, напоминал германский «Тирпиц», входящий в устье Темзы.

— Да ну к чёрту, я не поеду. Переночую здесь.

Куртис, атлетичный красавчик, нажал кнопку на своём брелке. Жёлтый, с чёрными агрессивными полосками Камаро, утопающий в прибывающей воде, взвизгнул и тоскливо погас всеми лампочками. Две девушки проводили взглядами его стройную фигуру и решительно отправились следом. Собравшиеся на крыльце одобрительно засмеялись.

Соткен сняла сшитые на заказ туфли, и отправилась вброд к своей Ауди, постепенно поглощаемой пучиной. Волосы и платье вмиг промокли насквозь, и Соткен стянула с себя мокрую ткань, оказавшись в салоне автомобиля. Мощный двигатель зарычал и Ауди поплыла по бурному потоку, держа курс на освещённую фонарями трассу.

«Что же не так с этой погодой?»

Соткен родилась и выросла в этих местах, и за всю свою жизнь не видела здесь ничего подобного. Ливни, заморозки, землетрясения и наводнения конечно случались, но где-то там, в другом мире. А тут вдруг хуяк — и на тебе.

Она включила аудиосистему и попыталась найти новостной канал. Сплошные помехи; треск, какие-то заунывные завывания и щёлканье, щёлканье, щёлканье...

Все станции молчали. Абсолютно все. Блядь, что за день-то такой...

Громыхнуло так, что, несмотря на прекрасную звукоизоляцию салона Ауди, у неё заложило уши. Тёмное небо впереди озарилось всполохами ослепительного серебра. Снова громыхнуло. Ливень обратился в сплошным потоком воды, истекающим с неба.

«И разверзлись хляби небесные».

Ауди мчалась, словно спаянная с асфальтом, поднимая вокруг себя фонтаны воды. Невзирая на бешено скачущий дворник, Соткен уже мало что видела; поток заливал лобовое стекло. Она включила дальний и шла, будто ослепшая бригантина в шторм — на свет осветительных фонарей; от маяка к маяку.

Трасса вонзилась в тело леса, луга справа и слева кончились, осветительные столбы почему-то тоже. По обе стороны от дороги к небу вздымались высоченные корабельные сосны; их кроны соприкасались, создавая сплошной навес. Управлять автомобилем стало совсем тяжко, и Соткен даже подумывала немного сбросить скорость, как вдруг ожило радио:

«Это прошлое или будущее?» — поинтересовался искажённый жуткими помехами голос.

Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, где она уже это слышала и...

Визг тормозов перекрыл собой шум потопа. Ауди развернуло боком и авто стремительно пошла юзом, сближаясь с ярким зелёным пятном, преграждающим дорогу.

Двадцать метров, десять метров, семь.

Соткен хладнокровно работала рулём, педалями и переключателем скоростей.

Она успела заметить красный аварийный треугольник, заботливо выставленный на два метра от заднего бампера ядовито-салатной малолитражки, застрявшей на полосе трассы.

«Тупая кура».

Соткен была уверена, что в автомобиле сидит курица.

Она резко крутанула руль, дёрнула рычаг и Ауди, будто позируя для рекламного ролика, грациозно крутанулась на месте и остановилась.

Расстояние от блестящего кроваво-красного борта до убогой салатной жопы малолитражного ситроена составляло пять сантиметров.

Соткен открыла бардачок, вытащила оттуда фонарик и автоматический Вальтер, а потом вышла из автомобиля, погрузившись в воду по щиколотки. Луч фонаря она направила на аварийного лягушатника, а пушку засунула за резинку своих трусиков.

Свет фонаря высветил невозможные рожи, прильнувшие к заднему стеклу, и Соткен, выхватив пистолет, щёлкнула предохранителем и моментально захватила первую в прицел, приготовившись стрелять.

«Сука, гребаные Энгри Бёрдс».

Один из плюшевых ублюдков, зелёный, как и эта долбаная машина, с клювом, напоминающим свиное рыло, носил на голове помесь мотоциклетной каски и немецкого штальхейма.

Соткен подошла к ситроену со стороны водительской дверцы и направила свет внутрь салона.

«Так и есть. Курица».

За рулём сидела молоденькая девчушка лет восемнадцати. Из под толстых линз очков в дебильной оправе на Соткен уставились два испуганных глаза. В одной руке она держала мобильный телефон, пальцы другой она засунула себе в рот, нервно угрызая длинные, накладные ногти.

Соткен поняла, что девушка не видит её, луч фонаря слепил очкастую сучку. Соткен повернула фонарик и осветила себя. Девчушка вздрогнула, нажала кнопку блокиратора дверей и забилась внутрь салона. Тут Соткен осознала, что стоит под потоками воды, одетая только в нижнее белье, да и то было лишь слегка обозначено. Клубок волос распутался и те липли к лицу и телу, превращая её в злобную ундину.

— Dont worry, I’m a friend. Открывай, или я поехала дальше, раз тебе не нужна помощь.

Она пару раз стукнула фонариком по стеклу и, безнадёжно махнув рукой, развернулась и направилась обратно к Ауди. Дверца ситроена открылась.

— Прошу Вас. Она... Я... Она заглохла. Связи нет. Никто не знает, что я тут застряла. Прошу Вас.

* * *

Ситроен не подавал признаков жизни. Соткен битых полчаса возилась с этой колымагой, но та молчала, как партизан на допросе. Попытка осмотра двигателя под прикрытием дурацкого дамского зонтика ни к чему хорошему ни привела: зонтик согнуло, как мокрый мухомор, и всё, что могло ещё работать, вмиг намокло и напрочь умерло. Соткен побарабанила пальцами по уродливому пластиковому рулю. Девушка, сидящая на пассажирском сидении, взирала на неё с надеждой плотвы, висящей на рыболовном крючке.

— Никто не знает, что ты здесь застряла, — задумчиво проговорила Соткен и повернулась к девушке. — У тебя есть, что накинуть?

— Ах, да, конечно, извините, — почему-то повинилась та и полезла в щель между сидений: ковыряться в бесчисленных сумках, беспорядочно сваленных на заднее сидение. Соткен оценивающе уставилась на задницу, обтянутую розовым трико.

— Мой мобильник тоже не работает, и радио молчит. Какая-то непонятная хрень. Когда ты последний раз слышала новости?

Задница подалась назад, девчонка плюхнулась на пассажирское сидение, и протянула Соткен какие-то тряпки.

— Ещё до этого жуткого потопа; там как-раз вещали про новые землетрясения в Японии.

Соткен взяла протянутое ей тряпьё. Им оказалось плотная толстовка: на груди красовался логотип компьютерной игры «Fallout» — белобрысый дерзкий пацан в синем костюме супермена. Ещё там нашлись линялые синие джинсы и белые кеды с розовой подошвой и фиолетовыми шнурками. Она торопливо натянула на себя одежду; её трясло.

— Как тебя зовут?

— Альма.

— Никто не знает, что ты здесь застряла, верно, Альма?

— В-в-верно, — с запинкой ответила Альма.

Её взгляд стал совершенно затравленным – расширенными от ужаса глазами она наблюдала, как Соткен вытаскивает из своих трусов автоматический Вальтер. Злой рыбак не отпустит несчастную плотвичку.

— Ну-ну, крошка, не бойся, всё в порядке, — Соткен заткнула пушку за пояс своих новых джинсов, — Это на случай, если бы здесь оказалась куча плохих парней, а не такая лапушка, как ты.

«Куча плохих парней в салатном ситроене».

Соткен хихикнула.

— Почему вы смеётесь?

— Потому, что всё не так плохо, как кажется, Альма. Я помогу тебе. Откуда, и, главное, куда ты направлялась?

* * *

Высоченные, идеально прямые сосны, обрамлявшие трассу, раскачивались на ветру, будто мачты гордого парусника, путешествующего в сильную бурю. Поток воды с неба поутих, обратившись в жестокий ливень, а небо продолжало сверкать разрядами молний и оглушительно грохотать; небожители ковали себе оружие. Кроваво-красная Ауди притормозила возле неприметной тропинки, уводящей в глубину соснового бора и съехала на обочину.

— Почему мы остановились? — в голосе Альмы зазвучали тревожные нотки.

Она поглядывала на рукоятку пистолета, торчавшего из-за пояса её джинсов, которые носила сейчас эта странная несуразная и пугающая женщина, так напоминающая своим видом мёртвую русалку. Соткен перехватила её взгляд и ободряюще улыбнувшись, вытащила оружие. Пистолет исчез в недрах бардачка. Соткен звучно хлопнула крышкой. Альма облегчённо выдохнула.

— Мне надо пописать. Не могу больше терпеть. Нам осталось всего шестьдесят километров до дома твоей тётушки. Тебе не нужно отлить?

— Пожалуй, да, — Альма приободрилась. — Вы такая... такая хорошая. Что бы сейчас со мной было, не повстречай я вас. Спасибо вам за всё.

— Пустяки, мы все люди. Давай проверим, не появилась ли связь, пописаем, и довезём тебя до дома.

Они уставились на свои мобильники. Связи не было. Экстренные вызовы не работали.

"Ведь никто не знает, что ты здесь застряла."

Соткен вытащила из бардачка рулон туалетной бумаги и сунула его себе под футболку.

— Пойдём, крошка.

Они вылезли из салона и, брезгливо ступая по бескрайним лужам, будто две избалованные кошечки, направились вглубь соснового бора.

* * *

Она споткнулась о невидимую под водой кочку, подскользнулась и упала вперёд, лицом в бурую жижу, покрывающую лесную тропинку. Поднялась на ноги, отплёвываясь и отирая грязь с мертвенно-бледного лица. Кровь почти смылась с её толстовки и джинсов, превратившись в грязно-коричневые пятна. Лишь костюм супермена, тот, что носил дерзкий пацан из «Fallout», нарисованный на её груди, покрывали красные разводы. «Кровожадный ублюдок».

Шатаясь, будто пьяная и безудержно трясясь, она добралась до своей Ауди, терпеливо ожидающей возвращения хозяйки. Открыв багажник, Соткен вытащила оттуда рулон полиэтиленовых пакетов и оторвала один. Полностью разделась. Залитые кровью толстовка, линялые джинсы, розовые кеды и маленький, канцелярский нож для резки бумаги отправились в пакет. Трусики и лифчик она прополоскала прямо в глубокой луже под ногами. Не раздумывая, села на задницу прямо у задних колёс автомобиля. Сюда бы пены колпачок. Смыв с тела потёки грязи и крови, она поспешила в салон. Гроза продолжалась и ливень снова усилился. Кроваво-красная Ауди, быстро разгоняясь, понеслась по залитой водой трассе, покидая сосновый бор, что притих, скорбно храня свою тайну.

* * *

У дома её ждал сюрприз. Высокая фигура в камуфлированном, длинном, до пят, дождевике, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу у входной двери. В чёрном провале овала капюшона горел красный огонёк сигареты. Соткен, одетая лишь в чёрные изящные трусики и бюстгальтер, взяла гостя за руку и, заведя в дом, открыла подарочек, потянув за застёжку «молнии». Дождевик сполз вниз, застыв милитаристским кулём на полу прихожей. Ничего больше на рыжеволосой красавице не было.

— Выруби меня, — прошептала Сабрина своими прекрасно очерченными, влажными от желания губами.

Через час они закончили.

«Какой всё же странный день», — только и успела подумать Соткен, проваливаясь в глубокий безмятежный сон, едва лишь голова коснулась подушки.

В этот раз никакие кошмары её не мучили. Ей приснился её пациент — тот самый голливудский актёр-скандалист. Из одежды на нём имелась лишь дырявая вязаная шапочка.

В её гараже, в огромном рефрижераторе, рыжеволосая красавица Сабрина остекленевшими глазами взирала на замороженные говяжьи стейки, куриные крылышки и кроличьи тушки. Её прекрасное лицо медленно покрывалось инеем.

* * *

— Концовка — бомба, — заявил вновь захмелевший Скаидрис, когда затянувшаяся тишина начала звенеть в ушах.

— Мне тоже понравилось, — поддержала лива Йоля.

— То есть ты убила их просто так? Ни за что? И даже не по-пьяни, а просто потому, что больная на голову? — спросила Аглая Бездна, жавшаяся к хмурому сержанту, и смотревшая на Соткен глазами чёрными и тревожными.

Монакура отстранился и, продолжая что-то чирикать карандашом в своей потрёпанной карте, строго спросил:

— А моих Машу и Дашу, ты, кровожадная кукла, за что порешила?

Бездна фыркнула, будто оскорблённая лисица и, встав с табурета на непослушные ноги, громогласно объявила:

— Пайду пассу.

Уже у самой двери она обернулась и сказала, обращаясь к сержанту:

— Я ревновала.

Пуу показал ей средний палец и она свалила в темноту.

— После того дня я совсем сорвалась с катушек, потеряла контроль, перестала соблюдать осторожность, и даже когда оказалась на подозрении у полицейских детективов, не смогла остановиться: уехала сюда, в Латвию, и продолжала убивать. Тут меня и поймали.

Соткен притихла, хмурясь неприятным воспоминаниям, однако вскоре тряхнула косами и вызывающе уставилась на Йолю:

— Как ты залезла ко мне в голову и приснила мне все эти картины будущих событий, если до них оставалось ещё целых семь лет? Ты уже тогда знала, что мы встретимся с тобой в будущем? Ты была где-то рядом в тот день?

— Тише, тише, моя хорошая, не так шибко. Всё ты узнаешь, всё для тебя прояснится. Отвечу я тебе на все твои вопросы, жажду твою утолив и неведение развеяв. Но только после того, как ты окажешь мне некую услугу, — ответила Йоля, кивнув в сторону Монакуры.

— Да я и сама хотела предложить, бонусом к истории, да вот что-то замешкала. Мы можем выдвинуться в путь, когда все сочтут, что они готовы. Это не так далеко отсюда; там есть всё необходимое, и я надеюсь, что всё это в целости и сохранности. Но нам понадобится много топлива для аварийного генератора — операция займёт несколько часов.

Услышав слово «операция» Монакура Пуу густо покраснел, и смущённо уставился на обеих женщин.

— Куда это вы там собрались? — Бездна ввалилась внутрь на последних словах Соткен, грозно икая и безуспешно пытаясь застегнуть «молнию» на промежности.

Левая штанина её камуфлированных штанов темнела мокрым пятном.

— Вот эта, — тощий палец с ободком грязи вокруг ногтя обвиняюще выделил Йолю, — Обещала нам «кораблик и капитана», после того, как типа, старый пират с грабежа вернётся. А вы знаете, что у меня скоро день рождения? Я хочу подарков и обещанный круиз, а шнобель этого, — палец переместился на краснорожего Пуу, — Подождёт. Кстати, ему так лучше, поверьте мне на слово, ибо только я видела...

Сахарная косточка с повисшими кусками мяса втащила ей в лоб, разлетевшись мелкими брызгами подливы. Бездна зашаталась и заткнулась.

— Кто, блядь, кинул? — над столом потемнело: Монакура Пуу привстал с табурета и обвёл всех присутствующих грозным взглядом.

Дойдя до Йоли, выражение его лица смягчилось, и бывший барабанщик укоризненно пробормотал:

— Йоля, нельзя так, ребёнок же.

Потом сел и приобнял испуганного подростка.

— Никто ничего не отменяет, — прогудел бархатный низкий голос, обращаясь к обиженной девушке, вновь спрятавшейся в тушу сержанта, — Эй, ворона, поведай нам вернулся ли паромщик, или ты открыл путь луча, лишь для того чтобы спасти мою божественную задницу?

— Вернулся, — ответил Грим.

В воздухе мелькнули длинные волосы, затем жёлтые подошвы кед; раздался грохот, табурет Скаидриса опрокинулся назад вместе с ливом.

Бойцы опять уставились на поверженного товарища.

— У меня дежа-вю, — сообщила всем Аглая.

— Слишком много потрясений на сегодня для парня, — поднял вверх палец сержант, — Он узнал о смерти бога и встретил говорящего ворона.

Йоля похлопала ладонью о столешницу:

— Вот видишь, моя хорошая, боги держат обещания: завтра выспимся, вылечим похмелье, соберём всё вкусненькое, что осталось, и поедем на кораблик; а уж на кораблике и сплаваем, сержанта нашего полечим, на кораблике и топливо нам нужное найдётся. И про день рождения мы помним: будет тебе и круиз и подарочки.

Бездна вылезла из укрытия и выглядела обнадёженной.

— Ладно, — заявила она пьяным примирительным тоном, — Пусть тогда он, — тычок в сержанта, — Щас стори нам рассказывает, в благодарность, что курс морского круиза изменить придётся.

Сержант сквада поднял голову и устало уставился на Йолю. Жёлто-зелёные глаза глядели на него умоляюще.

— Ладно, будет вам стори, — Монакура аккуратно сложил тактическую карту, в два больших глотка опорожнил кружку и, вытерев усы и бороду ладонями, а те, в свою очередь о штаны, сказал:

— Первый день, когда Ангелы трубили, я вообще не помню. Не было в нём ничего интересного, ничего потрясающего. Так о чём вам рассказать?

— Про сверчков давай, — потребовала Бездна.

— Про соплю, — согласилась Соткен.

Последнее слово, как и полагается, осталось за предводительницей.

— О звезде-полынь я сама вам как-нибудь расскажу, на досуге, а сержант нам поведает о пятой трубе ангелов, о саранче библейской. Мы слушаем тебя, мой хороший. Итак...