Кого не взяли на небо

Глава семнадцатая. Вечные и мёртвые. Часть первая

Они даже не обменялись ударами — схлестнулись, словно плети. Спутались между собой и застыли. Скрещенные полумесяцы изогнутых гард зловеще скрежетали сталью, две пары рук, вцепившиеся в длинные рукоятки, заметно дрожали от невыносимого напряжения. Так и стояли, скрипя стиснутыми зубами и тяжело дыша. Смотрели друг на друга и не могли оторвать взгляда. Спустя десять томительных ударов сердца кривые ноги горбуна, с трудом преодолев нечеловеческое сопротивление, сдвинулись вперёд на один шаг — руки Соткен подались вверх — их лица сблизились и Теофил Рух впился голодным поцелуем в пересохшие, искусанные женские губы.

Она ответила на поцелуй, но длился он не долго. Проявленная страсть слегка попустила: Соткен, почувствовав послабление, резко отстранилась и двинула Его Преосвященство коленом в низ живота. Тот охнул и согнулся пополам, держа коварную на расстоянии вытянутого перед собой меча. Он приподнял руку, останавливая Юргена и Невенку, окружающих кривушку.

— Я сам, — просипел он, подняв вверх своё, лучащееся темной страстью, лицо, — Она моя.

— Неа, — произнёс мелодичный девичий голосок, — Она — наша. Забудьте свои тёрки, смертные. Вы все здесь в качестве жратвы. За редким исключением.

На бронированном капоте «Ньялы» стояла, широко расставив свои ноги, обутые в пронзительно розовые кеды, миниатюрная, худенькая девчушка. Она вызывающе выпятила вперёд впалый животик; голые, тоненькие ручонки упёрлись в бока. Огромные, как у тигрицы, изогнутые когти, венчающие пальцы, никак не вязались с её, в общем и целом, весьма миловидным обликом.

— Берегись, — крикнул Юрген, бросившись к Невенке, и заслоняя девушку собой, — Это они. Сёстры.

В следующий миг он отлетел в сторону, получив в грудь чудовищно сильный толчок. Тевтон с размаху брякнулся на задницу, прямо в коричневую жижу, а его собственный меч последовавший за хозяином, приложил инквизитора по лбу. Девчушка, только что стоявшая на капоте Ньялы, сейчас находилась между сидящем на заднице тевтоном и Невенкой.

Последняя не мешкала. Она выбросила вперёд острие своего меча — безупречный укол встретил лишь пустоту. Холодные пальцы — уже без чудовищных когтей, обхватили её шею и пригнули вниз. Вторая рука ухватила локоны её великолепной фиолетовой гривы и потянула вверх. Невенка застыла в позе облегчающегося пеликана. Чёрные, от края до края, глаза внимательно изучали её лицо.

— Флёр, прошу... — умоляюще возопил Юрген, силящийся освободиться из грязи.

— Я Арманда, — ответила девушка, разглядывая черты лица удерживаемой Невенки.

Та попыталась резануть врага своим клинком, который всё ещё сжимала в руке, но вампиресса пнула её ногой в кисть и датский меч выпал из разжавшихся пальцев.

— Сходство действительно поразительное, — сообщила она Юргену.

Потом слегка повернула голову и крикнула сестре:

— Эту мы тоже забираем, остальных можно кончать...

Оглушительный грохот заглушил её слова. Футболка на груди у девушки разлетелась рваными лоскутьями, соблазнительный бюст — обрывками красной плоти.

Арманда повалилась на спину. Невенка Оскаала выпрямилась во весь рост и с размаху воткнула ей в развороченную грудь свой клинок.

Брат Рагиро с удивлением посмотрел на вытянутый вперёд обрубок своей единственной оставшейся руки, которой он ещё пару ударов сердца назад держал скорострельный Узи, а потом уставился на хрипящую сестру Милену.

Последнюю крепко сжимала в объятиях миниатюрная девушка — точная копия павшей Арманды. Её раскрытая пасть, ощеренная четырьмя рядами акульих кривых клыков, мелькала, вырывая из горла Милены кровавые куски.

Брат Трой, страстно покусанный и выпитый насухо, валялся неподалёку, широко раскинув руки, затянутые в проклёпанные перчатки и ноги, обутые в шипованные сапоги.

— Бежим, — прошептал дрожащий женский голос, и опешившего Теофила Руха потянули за рукав его бригантины.

Его обретённая любовь тащила упирающегося епископа к броневику.

— Вставай сестричка, тут вкусненько.

Распахнутая пасть Флёр зияла окровавленной прорехой, рассекая лицо вампирессы чудовищным оскалом — от уха до уха.

Неподвижная и прямая, как палка, Арманда медленно и величественно поднималась в вертикал. Невенка сделала шаг навстречу восстающему вурдалаку, но первым к Арманде поспел Юрген. Обхватив вампирессу обеими руками, тевтон вновь повалился на спину, в грязь.

— Беги, Невенка, спасайся.

— Беги, беги, — разрешила девчушка, удерживаемая крепко стиснутыми руками инквизитора, — Он сам потом за тобой вернётся. Отпусти меня, красавчик, иначе мне придётся сделать тебе больно.

— Сначала она уйдёт, — возражал упрямый тевтон, барахтаясь в жиже, будто рыбак, пытающийся обниматься со скользким дельфином.

Арманда, которой грязь залепила всё лицо, слегка поморщилась и ударила инквизитора затылком в лоб. Тот обмяк, и выпустил пленницу. Она метнулась вслед Невенки, но та уже была в безопасности — Соткен затолкала епископа и его подручную в люк броневичка и захлопнула крышку.

Почему они не вошли через дверь, дорогой читатель? Хер его знает: видимо причина этого поступка — шок.

Арманда поскреблась тигриными когтями, снова проступившими на её пальцах, по броне Ньялы. Обошла автомобиль, дёргая каждую запертую дверцу. Остановилась у капота и вписала смачный щелбан по лобовому стеклу — именно в то место, куда прижался нос Невенки, взиравшей на вампирессу с той, безопасной стороны.

— Это будет посложнее, чем открыть устрицу. А я очень голодна.

— Нас провели, сестричка. Мы — две маленькие, доверчивые девчонки и никогда уже не повзрослеем. Но не печалься, твоя младшая сестричка позаботилась о тебе. Тут осталось кое-что и для тебя.

Флёр оттолкнула от себя выжатую, как лимон, сестру Милену и та медленно и очень театрально завалилась набок — мёртвая и скукоженная, словно пустой винный бурдюк. Вампиресса указала сестре на брата Рагиро, который недвижно сидел в грязи и пребывал в состоянии крайней прострации. Он встрепенулся, заметив приближение близняшек, и протянул к ним обрубки своих рук.

— Они снова вырастут? — его голос зазвенел робкой надеждой.

Сёстры уставились на него своими чёрными очами.

— После того, как вы меня куснёте, и я стану вампиром? — уточнил брат Рагиро, пытаясь избавиться от массивной цепочки с серебряным распятием, висящем у него на шее.

Без кистей это было сложно.

Сёстры переглянулись, и их рты расползлись в чудовищных улыбках чеширских котов-людоедов.

* * *

С наглой девчонкой, у которой пол головы было обрито, а вторая половина несла густую фиолетовую гриву, Соткен изъяснялась на ломаном инглише, а с горбуном — самым прекрасным мужчиной на свете — на безмолвном языке влюблённых, тайные премудрости которого они — два счастливых урода — постигали с каждым новым ударом сердца. Контакт был налажен, но ни один из троих не знал ответа на один единственный вопрос: что им теперь делать?

— Надо валить отсюда, — угрюмо просипела Невенка на своём родном сербском языке, отворачиваясь, чтобы не видеть, как хрупкая девчонка с акульей пастью вкушает от брата Рагиро.

— Ему мы уже не поможем, — согласился с ней на итальянском Его Преосвященство, указывая пальцем на вторую вампирессу, на худеньком плече которой безвольной тряпкой повис неподвижный брат Юрген.

— Я не могу уехать, тут есть кое-что, припрятанное мною, и мне это нужно, — непреклонно возразила на немецком Соткен, и, вытащив из замочной скважины ключ зажигания, сунула его себе за чашечку бюстгальтера.

Сестрички решили их проблемы.

— Мы уже уходим, — бросили девчушки, направляющиеся в сторону распахнутых ворот.

Они говорили одновременно и в унисон. При этом их губы оставались неподвижными.

Потом добавили, ухмыльнувшись при виде недоверчивых рож, воззрившихся на них через пуленепробиваемое стекло:

— Серьёзно уходим. Кстати вы не могли бы нас немного подвезти? До Риги. Нет? Очень жаль. Счастливо оставаться.

— Не теряйся в такой сладкой компании, калека, — прозвучало прощальное напутствие для епископа, и две хрупкие фигурки, одна из которых несла тевтона с лёгкостью, будто бы тот был всего лишь большим плюшевым мишкой, вышли за ворота и растворились в густом тумане, окутавшим подъездную дорогу.

Экипаж «Ньялы» ещё некоторое время сидел неподвижно, внимая порывам осеннего ветра и странным шорохам соснового бора, окружающего базу.

— Я пошла, — заявила Соткен, обрывая затянувшееся молчание.

— Они притаились и ждут, чтобы вернуться и убить нас, когда мы вылезем наружу, — предостерегла её Невенка.

— Если я не погибну там, снаружи, то погибну здесь, внутри, — обосновала своё решение Соткен. — Причём от вашей руки. Вы просто прирежете меня от жалости. Мне уже очень надо.

Как бы в подтверждение своих слов она приоткрыла узкое оконце автомобиля, высунула наружу голову и обильно сблевнула.

Невенка поморщилась.

— Я пойду с тобой, amore mio, — решительно произнёс Теофил Рух.

Невенка открыла рот от удивления и уставилась на предводителя, как на говорящего верблюда.

Парочка осторожно выскользнула из салона.

— Ключи оставьте, — попросила Невенка и Соткен одобрительно хихикнула, оценив остроумную шутку.

Они шлёпали по грязи — горбун в одежде средневекового мастера меча и кривая, хромоногая женщина, в смоляных волосах которой сверкало серебро. И он и она держали наготове одинаковые полуторные датские мечи. Миновав злополучный плац — на всём протяжении романа на этой проклятой площадке постоянно умирают люди — они достигли казармы и вошли внутрь.

— Я Соткен, — сказала она горбуну, избегая взгляда его разноцветных глаз.

— Теофил Рух, — ответил епископ, делая ей навстречу робкий шаг.

Соткен с видимой неохотой отступила.

— Боюсь, что на этом наше знакомство пока что окончено. Здесь небезопасно. Постарайся собрать как можно больше еды и оружия, Теофил. Я скоро вернусь.

Она исчезла в недрах здания.

Теофил Рух прошёл в свою комнату и тяжело опустился подле перевёрнутой тумбочки, за которой он в последнее время часто молился, а ещё чаще — трахал сестру Милену. А теперь она лежит там во дворе, превращённая в кости, обтянутые иссохшей кожей. Вампиры существуют. Ну и ладно. Это он и раньше знал. А теперь уверен, что и богини тоже существуют, и, похоже, одна из них своей проявленной манифестацией крепко снесла ему башню. Его Преосвященство снял со стены увесистое серебряное распятие и встал. Теперь оружие и еда. А потом — к ней. Теофила Руха мучил приступ острой паранои; ему казалось, что чудесная гостья куда-то исчезнет и то, что с ним сейчас происходит — кончится — беспощадно и навсегда. Он пнул шкаф: дверки распахнулись, пнул тумбочку с тем же эффектом, а после пнул большую спортивную сумку, что подлетела в воздух, а потом пала обратно на пол, зияя раскрытой «молнией», будто дохлая мурена. Трясущимися от нетерпения руками, он принялся набивать её чрево полезностями, собирая те из вышеозначенной мебели. Два короткоствольных иудейских «Узи», магазины, (пара метательных ножей из чистого серебра вылетели из его ладоней и воткнулись в стену — бесполезная рухлядь), узкий стилет, пара всё ещё чистых трусов... Что ещё понадобится благочестивому епископу в дороге?

— Тео, ты идёшь?

Голос из коридора. Её голос. Хриплый и лающий. Теофил Рух тяжело вздохнул. Он пережил Апокалипсис, пережил многое, но эта волшебная немка явно станет последним, неодолимым испытанием в его жизни. Тогда, на плацу, он собирался убить её, и пресечь это сладострастие на корню. Проклятые вампиры помешали его благим намерениям. Сука-любовь. Теперь поздняк метаться. Его Преосвященство закинул за спину лямки сумки и поспешил к выходу.

Соткен поджидала его у входа.

— Нам надо собрать клинки, — сообщил горбун и она согласно кивнула.

— Я хочу себе такой же наряд, — смуглый палец с грязным чёрным ногтем указал на труп брата Троя.

«Все бабы — одинаковы. Даже богини. Никогда нельзя показывать им своих чувств. Первое, что они потребуют — секс, еда и тряпки. Неважно, в какой последовательности.»

— As you wish, mio cuore, — горбун бросил сумку прямо в грязь и опустился подле мёртвой Милены.

— А скоро она восстанет? Она, и те двое? — Соткен с опаской расхаживала по плацу, собирая раскиданное оружие.

— Они не восстанут.

Огромная ладонь епископа опустилась на лицо сестры Милены и заботливо прикрыла её распахнутые веки.

— Такое бывает лишь в кино и глупых книжках. Для того, чтобы превратиться в вампира, требуется горячее желание обращаемого, а уж потом кровь и укусы. Да и сам ритуал весьма сложный. И самое тяжёлое в нём то, что апробируемому придётся таки помереть. По-настоящему — мучительно, и весьма при кошмарных обстоятельствах.

Он развернулся и бросился назад, в казарму. Вскоре вернулся и протянул Соткен ворох одежды.

— Прости меня, сестра, — сказал он мёртвой Милене и ловко стянул с трупа сапоги.

Дверь броневика слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель высунулось узкое лезвие меча а следом за ним — прекрасная женская головка — наполовину лысая, наполовину фиолетовая, как облака в раю.

— Хорош там копаться. Эти твари где-то рядом. Неужели вы поверили двум вампирам? Поверили, что те уйдут, оставив нас в покое?

Невенка выглядела раздосадованной и испуганной, её дребезжащий голос звучал, словно финальное тремоло по расхераченному крэшу*.

*Примечание: крэш — вид тарелок, коими оснащена ударная установка. Девятнадцать дюймов золотого волшебства. Удар по этой дуре позитивно стимулирует.

Соткен и Его Преосвященство воровато оглянулись по сторонам, и, не желая более искушать судьбу, забрались в Ньялу. Оказавшись в защищённом прочной бронёй десантном отсеке автомобиля, горбун принялся сосредоточенно копаться в сумке, придирчиво осматривая добытые стволы, а Невенка схватила огромный ломоть жареного мяса, и жадно погрузила в его холодную, сочную мякоть свои острые зубки.

Соткен же не стала терять драгоценного времени. Сунув руку в чашечку бюстгальтера, она выудила стеклянную ампулу и мощным щелчком ногтя снесла ей головку. Одна её рука вытягивала из брюк ремень, в то время как вторая удерживала драгоценный сосуд в котором уже торчала игла. Зубы женщины сжимали поршень большого, грязного шприца, что пузырился изымаемой у ампулы отравой. Ещё пары бесконечных ударов ноющего сердца и...

— Если вы попытаетесь мне помешать, то всё, что уже случилось с вами сегодня покажется тоскливой интерлюдией.

Невенка и горбун переглянулись и опустили свои задницы обратно на сидения.

Соткен попала, издав вздох восхищения и моментально посинела.

— Сидеть, я сказала. Я всегда так приходуюсь.

Епископ и Оскаала снова уселись.

Невенка уставилась на нахмурившегося горбуна пустым, неосознающим взглядом младенца.

— Из уверенных в себе, сильных и опасных охотников, мы превратились в жертву, чудом выжившую, загнанную и запуганную. Теперь нами движут не праведные стремления найти предателя, покарать коварного убийцу и отправить обратно в преисподнюю это исчадие ада, а банальное желание выжить. Плюс ко всему прочему мы связались с напрочь отмороженной ведьмой-наркоманкой. Как так могло случиться, Ваше Преосвященство?

Теофил Рух высморкался при помощи пальцев прямо на стальной пол бронемашины, отёр козявки о сидение соседнего, пустующего кресла и то же уставился на своего последнего инквизитора.

— Непостоянство, ёпт, — наконец пояснил он. — Давайте убираться отсюда. Потом подумаем, куда. Только сначала нам надо выкинуть отсюда это «прокрустово ложе».

Невенка согласно кивнула и устремилась на помощь епископу. Задняя дверца «Ньялы» открылась и загаженный операционный столик вывалился на плац, где и застыл навечно, воздев к небу свои малюсенькие крутящиеся колёсики. Ньяла взревела и вырвалась прочь с территории базы, огороженной проволочной сеткой. Броневик пропал среди рыжих стволов корабельных сосен, а стальные колёсики всё ещё бешено крутились. Но вскоре остановились.

* * *

По его лицу и шее текла вода. Это первое, что он почувствовал, когда сознание вернулось к нему. Вторым ощущением был промозглый холод. Он открыл глаза. Лежал в каменном корыте, а сверху, над его головой, нависала уродливая башка. У чудовища имелись демонические, загнутые рога, растущие прямо из покатого лба, и растопыренные в разные стороны ослиные уши. Чудище скалилось и из его приоткрытого рта изливалась струя воды — точно на лицо и грудь инквизитора. Вода воняла болотом.

Юрген попробовал пошевелиться. Получилось. Он предпринял попытку выбраться из зловонной чаши фонтана, но увяз ещё сильнее, а потом и вовсе провалился в мутную жижу с головой. Его схватили за волосы и потянули кверху.

— Danke, — поблагодарил он спасителя, и предпринял ещё одну попытку освобождения.

На этот раз у него получилось. Инквизитор с трудом выбрался из каменной купели, и огляделся.

Ночь. Маленький дворик, обустроенный возле замковой стены. Молодая луна, заливающая призрачным молочным светом угловатые камни древних построек, увитых засохшими побегами плюща. Чёрный силуэт, стоящий на краю невысокой зубчатой башенки. Порывы резкого ветра гоняют по чёрному небу рваные лоскутья седых облаков. Вверху, на остром шпиле замковой ратуши жалобно скрипит ржавый флюгер.

Юргену понравилось место, где он оказался. Весьма атмосферно.

— Прекрасно, mon cheri. Тебе понравилось. Неплохое начало.

Холодная, как сосулька, рука коснулась его мокрой щеки, а потом опустилась вниз и сжала ладонь.

— Пойдём к ней, оттуда открывается просто потрясающий вид.

Хрупкая девушка в короткой футболке увлекла его за собой по шаткой деревянной лестнице, обвивающей башню — туда, где стояла вторая.

— Арманда, я... — начал Юрген, но девушка нетерпеливо дёрнула его за руку.

Инквизитор с трудом удержал равновесие на хлипких, скрипучих ступенях.

— Я Флёр, — прозвучал мелодичный голосок, таящий в себе притворную обиду.

Вид и правда был потрясающим. Бурные воды вышедшей из берегов Даугавы неистово бились в замковые стены. Мост, некогда соединяющий берега, рухнул, и теперь его железобетонные останки выгнулись к небу хребтом доисторического ящера. На другой стороне обезумевшей реки угадывались очертания полуразрушенного города. Тот выглядел так, будто бы лет семь назад над ним с пристрастием поработал Первый воздушный флот Люфтваффе.

Юрген вдохнул полной грудью. Он смотрел вниз, на бурлящую реку и затопленный город. Его трясло. Сёстры приблизились и встали рядом. Одна из них — вероятно Арманда, хотя может и Флёр, произнесла, не потрудившись пошевелить губами.

— Мы знаем, что мы такое. Скажу тебе так, инквизитор: осознавать себя чудовищем, будучи действительно чудовищем — нисколько не мучительно. Мы сами захотели стать такими. И не жалеем об этом. Верно, сестричка?

Вторая девушка слегка кивнула и безмолвно вступила в разговор:

— Нам действительно предоставлялся выбор — не просто два варианта: «стать вампиром» или «стать вампиром по собственному желанию». Мы были вольны отказаться. Как и ты.

Юрген хмыкнул и уставился вниз.

«Можно прыгнуть прямо в бушующие воды реки, всё равно он безнадёжно вымок. Интересно, сёстры последуют за ним?»

Вместо прыжка он спросил:

— Если я снова откажусь, вы позволите мне уйти?

Флёр театрально закатила глаза, а Арманда лишь пренебрежительно фыркнула. Возможно, наоборот.

— Не будь таким наивным, инквизитор. Конечно же ты некуда не уйдёшь, но вампиром не станешь. Мы просто тебя убьём.

— Как моих товарищей? — тевтон приподнял белёсую бровь.

— Гораздо мучительней, — пообещала ему одна из сестёр, я и сам не знаю, кто именно.

— Он не готов, сестричка. Ему вещаешь о вечном, а он всё переводит в банальную обыденность. Он же всё-таки человечек. Вспомни себя на его месте.

— Не могу, — отвечала вторая, — Чтобы это вспомнить, надо быть живой.

— И то верно, — согласилась первая. — Но я имею ввиду то обстоятельство, что наш красавчик испытал сегодня изрядное потрясение, и, вдобавок, похоже замерзает насмерть. Ему сейчас не до вечной жизни и философии романтически настроенных кровососов.

— Ах, да, — спохватилась вторая. — Пойдём, инквизитор, познакомишься с нашим пристанищем. Возможно, у нас найдётся кое-что для тебя.

* * *

Он валялся на старинной, пахнущей пылью и тараканами кушетке, и вкушал подогретое вино. В винном аромате ясно проступали нотки прогрессирующей плесени, но, после первого кубка, он перестал их отмечать. Напротив полыхал ярким пламенем старинный камин. В тёмном углу, там, куда не дотягивался жар огня, расположились сёстры, и Юрген очень сильно сожалел о недостатке света в этой мрачной зале — женские силуэты лишь слегка обозначались в полутьме, а посмотреть было на что. Убранство помещения отвечало всем канонам — и это был ни разу не гребаный феншуй. Стены и пол сложены из камня, глухие арочные проёмы декорированы полными латными доспехами, деревянными ростовыми щитами, и, разумеется, скрещенными мечами. Имелась колченогая табуретка, на которой стоял грязный поднос с какой-то неопределяемой снедью, и три пыльные бутылки. Этим табуретом и исчерпывался интерьер помещения.

— Как ты себя теперь чувствуешь, инквизитор?

Раздался волнующий шорох — одна из сестёр встала со своего сидения и неторопливо приблизилась, волоча за собой подол длинного платья. Глубоко декольтированного, облегающего и полупрозрачного платья. Она остановилась перед камином и пламя осветило её фигуру, открывая все тайные изгибы изящного тела.

— Спасибо, теперь значительно лучше, — невольно заулыбался Юрген.

— Вот и прекрасно. Теперь мы можем поговорить. Ты можешь задавать нам любые вопросы, поспрашивать о всяком интересном — о том, что знают лишь такие, как мы. Мы тебе ответим. Мы любим поговорить. Уверена, что мы прекрасно проведём остаток этой ночи.

— А что потом? — спросил Юрген и плеснул себе в кубок ещё вина.

— Потом мы тебя убьём.

Шорох повторился. Вторая из сестёр приблизилась и окончательно заслонила собой пламя очага. Юрген уставился на её бёдра и облизнулся. Его улыбка стала ещё шире.

— «Стать вампиром» или «стать вампиром по собственному желания», — мрачно хохотнул тевтон, — А если я соглашусь стать таким, как вы? Что тогда?

Сёстры переглянулись и сделали робкий шажок вперёд.

— Вот тут мы должны внести некоторую ремарку, инквизитор. Существует одно необходимое препятствие. Необходимое, но вполне преодолимое. Суть в том, что какое бы решение ты сейчас не принял, сегодня тебе в любом случае придётся умереть. Вопрос только в том, что будет потом.

Юрген лишь горько улыбнулся.

— Да это я уже понял. Это я осознал ещё на плацу.

Он вновь потянулся за бутылкой.

— Зачем я вам, девчонки?

Сестрёнки сделали в его сторону ещё один неуверенный шажок.

— Мы устали. Мы всё же девушки. Нам нужен мужчина. Мертвый мужчина. Ты нам нравишься. Ты нам подходишь.

Они преодолели последнее расстояние до кушетки тевтона, и уселись рядышком, по обе стороны от него. Обе сложили свои худенькие ручонки на острых коленках, выпирающих из-под тонкого шёлка их платьев.

— Это не всё. Выкладывай, что там ещё, — сказал Юрген, и повернув голову, пристально посмотрел влево, в мертвенно-белое лицо Арманды.

— Я Флёр, — ответила та и потупила свои чёрные очи.

— Нам нужен не только ты, — пришла ей на помощь настоящая Арманда, — Нам нужна та, которую ты любишь. Вернее думаешь, что любишь. Нам нужна Невенка. Дело в том, инквизитор, что всё закружилось, завертелось именно из-за неё. Ты должен был послужить всего лишь приманкой. Нужно, чтобы Невенка сама пришла к нам, без принуждения.

— Вы уже говорили мне это. Разве не помните? Зачем вам Невенка? — заинтересованный Юрген уставилась на вампирессу.

— Кое-кто весьма могущественный жаждет её общества, — добавила Флёр. — Но, похоже, они с Невенкой на ножах. Этот кто-то всё про нас знает. Он нашёл нас, и, грязно сыграв на наших родственных чувствах, вежливо попросил посодействовать ему. А тебе, красавчик, просто повезло. Ты нам понравился, и мы решили предложить тебе новую жизнь.

— Значит, мы заберём таки Невенку? — Тевтон оглядел обеих девушек.

Те лишь кивнули.

Юрген больше не задавал вопросов. Широко раскинув руки он обнял обеих сестричек за их осиные талии.

— Вот это действительно меняет дело, — произнёс инквизитор. — А можно последнее, предсмертное человеческое желание?

Сёстры ощерились зловещими рядами мелких акульих зубов, слегка зарделись и кивнули.

* * *

Кушетка была весьма узка, но всё же достаточной ширины, чтобы на неё поместились широкие плечи породистого тевтона. Сестрички же были весьма миниатюрны, поэтому вполне себе удобно расположились на голой груди инквизитора. В общем и целом, на ложе поместились все трое. Довольный собой и партнёршами, Юрген слегка подрёмывал, а Флёр и Арманда томно мурлыкали, и хихикали о чём-то своём, женском. Минул долгий час этой сладкой неги, прежде чем тевтон, не открывая плотно сомкнутых век, негромко спросил:

— Будет больно?

Одна из сестёр, которая легко могла бы быть как Армандой, так и Флёр, прекратила играться с длинной рыжей волосиной, растущей на груди германца практически в полном одиночестве. Намотав её на свой длинный палец, вампиресса с наслаждением дёрнула рукой. Юрген проснулся окончательно.

— Не больнее, чем сейчас. Я полагаю, инквизитор, что у тебя ещё очень много вопросов. Но вот тебе мой совет. Не торопись. В данный момент времени для тебя бессмысленно получать новые знания. Скоро ты станешь абсолютно другой сущностью. Если повезёт.

Сестрички хихикнули. Одна из них продолжила:

— Это — реинкарнация, которая слегка отличается от канонической. Ты не теряешь память, не меняешь тело, но, в общем и целом, ты — уже абсолютно другая сущность.

— Причём мёртвая сущность, — добавила вторая.

— Поэтому, предлагаю приступить к главному. То бишь непосредственно к твоему обращения. Как говорится — «раньше сядем, раньше выйдем».

Тевтон резко приподнялся на локтях и потревоженные женские головки слегка столкнулись.

— Итак, дамы, — лицо Юргена внезапно помрачнело. — Вы правы. Давайте покончим с этим. Что мне надо делать?

Арманда уселась на колено инквизитора, и, потирая ушибленный лоб, безмолвно и с укором взирала на тевтона.

Флёр приблизила белое лицо вплотную к мрачной германской роже и доверительно произнесла:

— Для начала тебе снова нужно исполниться душевной благодати, ибо это — самое главное условие ритуала. Ну-ка подвинься.

Она оседлала Юргена сверху и ёрзать вхолостую ей долго не пришлось.

— Так-то лучше, — томным, всхлипывающим голосом сообщила вампиресса. — Теперь можно и начинать. Расслабься, инквизитор, больно не будет, мы тебя обезболим. И помни — чтобы всё получилось, нужно, чтобы ты этого действительно хотел.

— Я хочу, — прохрипел Юрген.

Лицо инквизитора прояснилось, он поудобнее обхватил ягодицы Флёр, усердно помогая ей двигаться.

— Вот и хорошо, — снова всхлипнула Флёр, — Oh mon dieu, comme c’est bon...

Ритм её грациозных движений заметно ускорялся, темп глубокого проникновения постепенно сменялся резкими, смачными прыжками. Ни одна из познанных Юргеном женщин никогда не демонстрировала такого изощрённого танца. Окружающий его мир потёк, будто сладкая патока. Рыбьи глаза тевтона подёрнулись влажной дымкой.

— Я хочууу, — заорал он во весь голос, и вдруг, сам от себя такого не ожидая, приподнялся и схватил девушку за волосы.

Пригнув её голову к своему рту, он вцепился зубами в белую шею, будто лис, подкарауливший аиста.

— Bien, continue, — прошептала Флёр, продолжая свой искусный танец.

Её лицо менялось — рот разошёлся огромной прорехой — от уха до уха зияла огромная, безгубая пасть, ощеренная четырьмя рядами кривых рыбьих зубов.

Из-за спины сестрёнки выглянула Арманда — у неё был точно такой же невозможный ебач. Флёр резким движением бёдер поставила мощный завершающий аккорд, заставив Юргена оторваться от её разорванной шеи. Тевтон поднял вверх свою залитую кровью рожу и протяжно взвыл, изливая внутрь вампирессы потоки скверны. Когда две прелестные головки прильнули к его шеи, его вой перешёл в сдавленный хрип, спустя четыре удара сердца хрип сменился бульканьем, а ещё через пару мгновений всё было кончено. Сёстры с видимым трудом оторвались от чудесного нектара, истекающего из рассечённых артерий, и снова улеглись на обнажённую грудь мёртвого мужчины.

* * *

— Мёртвый он значительно тяжелее, — просипела Арманда, налегая на грубую верёвку, конец которой был привязан к ржавому кольцу, торчащему из стенки грубого, наспех сколоченного гроба, — Может поможешь?

— Я тащила его на плече от базы канадских морпехов до самого замка. Это двадцать лье. И помощи не просила. Почему ты такая бесстыжая? — Флёр подобрала конец второй верёвки, что волочился по земле, словно дохлая змея и, укоризненно глянув в сторону сестры, впряглась в гроб.

— Далеко нам ещё до кладбища? — спросила Флёр.

Арманда остановилась и, подойдя к гробу, села на крышку.

— Может, нам следовало рассказать ему всю правду?

Флёр села рядышком и обняла сестру. Они сменили свои вечерние платья на повседневную одежду и выглядели как две обычные девушки, не особо заботящиеся о своём внешнем виде. Синие джинсы, футболка и розовые конверсы. Неряшливое каре. Обычные девчонки с чёрными — от края до края — глазищами.

— Тебя мучает совесть, милая? — спросила Флёр.

— Да вроде того, — ответила Арманда.

Флёр встала и перекинула через плечо конец верёвки.

— Не переживай. Мы — дети зла, исчадия ада, поэтому ложь и обман — наше нормальное поведение. Мы всё сделали правильно.

— Ладно, — Арманда присоединилась к сестре, — Так далеко нам ещё?

Они уставились друг на друга и некоторое время просто выжидали. Потом снова потащились вперёд. Две одинаковые девушки в одинаковых драных джинсах, коротеньких футболках и розовых кедах тащили по средневековым улочкам старой Риги огромный гроб. На город, неспешно кружа, падали первые снежинки.

* * *

— Пришли.

Они остановились возле кладбищенских ворот, заржавленных и заросших. Одна из сестёр пнула розовым конверсом массивную створку, но та лишь слегка скрипнула, и осталась на месте, удерживаемая уродливыми побегами опутавших её кустов. Девушка скрипнула в ответ — зубами и с досадой, а потом попробовала опять. Пнула посильнее. Железная калитка, что не открывалась лет семь, распахнулась настежь, с корнем вырывая вцепившиеся в неё растения. Сёстры втащили гроб, и огляделись. Одна нахмурилась, вторая — нахмурилась и поёжилась.

— Плохие воспоминания? — спросила первая.

— Угу, — ответила вторая.

— У меня тоже, — сообщила первая.

— Двести лет прошло, а ничего не забылось. Как вспомню, так мороз по коже, — пожаловалась вторая.

— Такое никогда не забудется. Живой человек забывает муки своего рождения. Но мёртвый вампир — никогда, — поддержала её первая.

Они шли вперёд, по узкой, кривой аллее, что петляла меж покосившихся крестов и скорбных ангелов. Одной из сестёр явно надоело тащить гроб молча. Она сказала:

— Живой человек, узнав про эту часть ритуала, непременно бы спросил: «Неужели, мол, никак нельзя модифицировать процесс обращения? Зачем вам самим эта дичь? Неужто технологический прогресс чужд таким, как вы? Вот мы, люди, чтобы на свет появиться, вскоре мамкину манду и вовсе использовать перестанем. Пробирка, биомешок и вауля — здравствуй мир. Никаких страданий с обеих сторон. Мать и ребёнок — живы и здоровы. И, кстати, почему про этот важный момент ритуала ничего не написано? Ни у Райс, ни у Стокера, ни у Кинга, ни у Лукьяненко...»

— Что за Лукьяненко? — спросила вторая, но ответа не получила, ибо первая вопрос проигнорировала; второй же нравилось тащить гроб в полной тишине, поэтому переспрашивать он не стала: двести лет живёт, не зная Лукьяненко, и ещё, даст бог, двести проживёт, так и не узнав.

— Послушай, Арманда (ура, теперь мы знаем, кто есть кто), — сказала Флёр, уже не слушая язвительные комментарии сестры в адрес всего человечества, — Давай здесь. Возле того безносого ангела. Я устала, и есть хочу. Закончим с этим и пойдём, по городу погуляем. Может встретим кого.

Арманда, пустившаяся в пространные рассуждения о плюсах и минусах роботов-андроидов, что некоторое время назад потеснили всех одушевлённых жриц любви, наконец-то заткнулась и остановилась. Огляделась и согласно кивнула. Место было, что надо. Всё по канонам. Плешивая полянка с одиноким ангелом. Кроме носа, любимец божий лишился правого крыла и левой руки, но его романтическая скорбь никуда не делась. Прекрасное, обосранное птицами, лицо таращилось в пространство грустными мраморными белками. Остальные могилы, толпой сгрудившиеся вокруг, почему-то держались на некотором расстоянии от небесного посланца.

Флёр отщелкнула застёжки и сдвинул крышку гроба.

— Ай ты мой родненький, мой ненаглядненький, на кого ж ты меня бросил, паскуда, — запричитала девушка, заламывая руки над телом мёртвого инквизитора.

Арманда прыснула.

— Тебе не стоило бросать театр, — сказала она и направилась вглубь зарослей, бросив напоследок, — Ты начинай, Флёр, я скоро вернусь.

Флёр взяла лопату, что валялась сверху мертвеца и сморщила свой вздёрнутый носик.

«Начинай, Флёр. Кто бы сомневался. Хоть бы сказала для приличия, что пошла искать вторую лопату. Не надейся, сестричка, на халяву. Половина ямы — твоя. Так что возвращайся поскорее.»

Она поплевала на ладони, размазала друг о дружку, а затем по волосам. Потом размахнулась, и воткнула ржавое полотно в землю.

* * *

Соткен заглушила двигатель, потом стянула через голову армейскую куртку и отшвырнула прочь. Пролетая, та слегка задела Невенку и девушка собралась изречь что-то едкое и грубое, но слова застряли у неё в горле. Грудь, подчёркнутая полупрозрачным бюстгальтером, являло собой само совершенство. Такого бюста она никогда в жизни не видела. А ещё она никогда не видела, чтобы Теофил Рух, польский епископ и единственный претендент на папскую тиару, краснел. Это зрелище доставило ей намного больше, чем невозможно идеальные сиськи.

«Ведьма», — подумала она, сверля кривушку взглядом, — «Ортодоксальная. Фаерболами не кидается, человека в трухлявый пень не превратит, но чары её не менее опасны. Любит одурманивающие зелья. К тому же коварна, безжалостна и мечом владеет, как японский самурай».

Соткен, будто прочтя её мысли, скабрезно усмехнулась. Она открутила крышку пластиковой бутылочки и обильно плеснула из той себе под левую грудь. Её бок рассекала глубокая рана, оставленная кинжалом брата Рагиро. Жидкость протестующе зашипела, превращаясь в кровавые пузыри. Невенка невольно поморщилась, Соткен лишь слегка прищурила свои глаза — серая сталь потемнела; малюсенький, с булавочный укол, зрачок, слегка блеснул.

— Давай я помогу, — внезапно для самой себя предложила Оскаала.

Соткен перевела на неё свои пугающие глаза, и взгляд стал понимающе-снисходительным.

«Сука, она знает, как работают её сиськи».

Но отказываться было поздно. Невенка придвинулась поближе и, облизнув пересохшие вдруг губы, принялась осторожно бинтовать кривое туловище. Всякий раз, когда Оскаала перехватывала бинт за обнажённой спиной, и легонько приобнимала Соткен, она слышала, как та утробно помуркивает.

— Довольно, сладенькая, — Соткен нежно отстранила увлёкшуюся девушку.

Её стальные, блестящие глаза скользнули по лицам спутников.

— Прежде, чем мы начнём задавать вопросы или выяснять отношения, я думаю, что каждый должен сказать остальным правду. Правду о том, что конкретно он хочет, исходя из сложившейся ситуации. А потом, если наши желания хоть в чём-то сойдутся, мы можем что-нибудь придумать. Или продолжить убивать друг друга.

Невенка недобро прищурилась и сказала, протягивая Соткен её армейскую куртку:

— На вот, прикройся. Не размахивай своими прелестями.

Соткен пожала плечами и натянула куртку.

— Давай начнём с тебя, девчонка. Что ты хочешь? — снова спросила она.

Невенка уставилась на великолепный бюст, исчезнувший под тканью пятнистого хаки и ответила, не раздумывая:

— Я бы хотела исполнить свой долг. Сжечь на костре одну весьма опасную ведьму, из-за которой я лишилась своих товарищей, и которая, судя по всему, околдовала старину Тео, моего духовного наставника и военного предводителя. Но, прежде всего, я хочу попытаться спасти брата Юргена, потому что инквизиторы не бросают своих товарищей в беде. Те твари застали нас врасплох, и произошло это из-за тебя, — палец Невенки ткнул Соткен в грудь, — Поэтому ты должна помочь мне. Ты же не просто так появилась. А на костёр пойдёшь позже. Кстати, это Селести послала тебя к нам?

— Боюсь, я не могу тебе позволить сжечь эту фрау на костре, — вступил в разговор Его Преосвященство, — У меня на неё другие планы, — он мечтательно улыбнулся, но тотчас же помрачнел и добавил, — Которым, судя по всему, не суждено сбыться, если мы попробуем схлестнуться с теми двумя милыми девушками. Это, сука, высшие вампиры. Они никого не боятся. Помнишь, Оскаала, мы уже пытались с тобой однажды.

— Боятся, — возразила епископу Невенка, — Высшие вампиры бояться оборотней. Это знает любой школьник. Оборотни для вампиров, даже высших — неминуемый пиздец. А я знаю одного. И ты знаешь. И она, — грязный палец вновь упёрся Соткен в сиську, — Знает. Именно поэтому она здесь. Даже если думает, что пришла по собственной воле. Селести послала её за нами. Я же говорила, что мы нужны ей. Она расстроится, когда узнает, что нас теперь всего двое. Селести найдёт вампиров и сделает из них кебаб. А нам нужно встретиться с ней. Ведь мы же именно этого хотели, Ваше Преосвященство. Нам надо всё выяснить.

— Позвольте, позвольте, — Соткен вскинула вверх обе ладони. — Мне просто были нужны мои скляночки, — она пощёлкала себя по грудям, сиськи нежно звякнули в ответ, — Я не выполняю никаких тайных миссий. Я вообще далека от всяких там вампиров и оборотней. Мне эта мистика уже вот где сидит, — ребром ладони она выразительно чиркнула себя по горлу, — Кстати, вы не дали мне сказать, чего хочу я. Я хочу спокойно жить. Мы с Теофилом могли бы найти уединённое, безопасное место. Жить там тихой спокойной жизнью. Охотиться, выращивать мак. Тебя, дурашка, — длинный грязный палец с обгрызенным ногтем ткнул Невенку в лоб, — Я бы удочерила. А то пропадёшь одна. Вы, судя по вашему наряду, несчастные попаданцы? И вампиров этих с собой из прошлого притащили?

— Чё, бля? — не вкурила Оскаала. — Тео, скажи что-нибудь этой курве.

— Знаешь её? — епископ протянул Соткен клочок бумаги.

Это была пожелтевшая от времени фотография.

— Ёп твою мать. Вот сука, — Соткен взяла фото, но, едва взглянув на него, выронила клочок из рук, будто обжегшись.

Лицо её нахмурилось.

— Ладно, — пробормотала она, — Видите, так или иначе, каждый из нас фигурирует в желаниях другого. Поэтому нам всё же нужно найти общий язык. Давайте, для начала, найдём место, где можно удобно устроиться и безопасно провести ночь. А там уже и поговорим. Кстати, у вас есть что-нибудь покушать?

— Есть, — с заговорщическим видом подмигнула ей Невенка, — Если свернуть на тот поворот, — новый тычок пальцем, на этот раз — в лобовое стекло броневика, — То в конце этой тропинки будет какое-то строение. Мне кажется, это крепкий, бревенчатый дом.

— Хм, — татуированные брови недоверчиво изогнулись, — Что ж, сейчас проверим.

Мотор взревел, и Ньяла съехала на лесную тропинку, оставив после себя на трассе лишь сизый дымок.

* * *

Смутная тревога пришла намного раньше пробуждения. Пробуждение же сопровождалось ужасом. Он понял, что не может глубоко вдохнуть, и попытался сесть, но что-то мешало. Он не мог понять, открыты ли его глаза, поэтому попытался их потрогать. Руку поднять не удалось. Что-то мешало. Он хотел согнуть ноги в коленях, но и это не удалось. Что-то опять мешало ему. Осознавание пришло постепенно, и ужас, владеющий им, уступил месту абсолютному кошмару. Он понял, что мешало. Потом вспомнил, почему он здесь. Мысленный ответ заставил его закричать в полный голос, он принялся биться лбом и коленями в невидимую преграду. Но теперь он знал, что преграда — это крышка гроба. Спустя некоторое время, разбив колени и костяшки пальцев, он обессилел и затих. Лежал, тяжело вдыхая спёртый воздух. Пахло сырой землёй. Глаза всё-таки удалось ощупать. Они были открыты. Затем он попытался потрогать жутко саднившее горло, но, как только его пальцы наткнулись на что-то холодное и липкое, он почувствовал дикий приступ тошноты и убрал руку. Положил себе на обнажённую грудь. Замер в надежде. И почувствовал. Оно билось. Надежда спровоцировала приступ бешеной энергии. Он с размаху влепил лбом в крышку, следующая серия последовала с помощью колен и ладоней, и ещё, и ещё. Потом он изогнулся в своём гробу, упёрся спиной в голые доски, на которых лежал, а конечностями вверх. Нажал так, что сломались не только деревяшки, но и пара его собственных костей. Крышка треснула, проломилась и на тело мужчины низвергся уничтожающий вес сырой почвы. Его распахнутые глаза и рот моментально забились кладбищенской землёй, руки и ноги вмиг обездвижились под лютой тяжестью влажного грунта. Некоторое время он пытался выкопаться, потом пытался только вдохнуть, потом и дышать перестал. Юргену повезло. Он снова умер, и умер быстро.

* * *

«Эта девчонка — не просто дурашка», — думала Соткен, глядя как Невенка отрешённо пырится в пламя очага, возле которого хлопотал сам Его Преосвященство, — «Судя по всему, она неплохо владеет мечом, а значит контролирует своё сознание. Наверное она из этих, придурковатых прорицателей, как их там... Блаженные, что ли».

Когда Ньяла свернула на указанную Невенкой тропинку, в конце той и правда обнаружился крепкий бревенчатый дом — именно то, что им было нужно для ночлега. Камин вначале никак не хотел гореть — весь дым шёл в помещение, но вскоре Теофил Рух вышел победителем из этой схватки. Дом проветрили и теперь, чумазый и довольный, горбун сидел на корточках возле пламени и развлекался обжариванием кусков мяса, нанизанных на длинное лезвие полуторного меча. Невенка и Соткен молча ожидали ужина. Пахло вкусно.

Соткен вытащила из кармана фотографию, полученную от епископа, но теперь не роняла снимок, будто он мог обжечь.

— Селести, — проговорила корякушка, поглаживая копну великолепных волос, ниспадающих на плечи изображённой на фото девушке, — Безжалостный инквизитор, и, по-совместительству, оборотень. А ещё некромант, объявивший себя воплощением древнеегипетского божества. Курва пандемониум, одним словом.

— Эй, — она легонько толкнула Невенку, — Очнись, и объясни мне, кто на самом деле эта пройдоха?

— Я не знаю, — Невенка подняла на жещину свои безумные глаза, — Может, она и правда богиня.

— Ерунда, — фыркнула Соткен, — Богинь не существует.

Теофил Рух улыбнулся одними уголками рта и одобрительно взглянул на кривушку.

— Она, несомненно, обладает сверхъестественными способностями, но до богине ей, как до Марса пешком. Однако согласен — эта сука смертельно опасна.

Невенка лишь грустно улыбнулась.

— Уже прогресс, милый Тео. Особенно для такого упёртого барана, которым ты, в сущности, и являешься. Жаль, что осознать «смертельную опасность» Селести тебя заставила смерть трёх твоих товарищей. И пропажа четвёртого. Кстати, что там с мясом? Я голодна.

Теофил Рух вытащил из очага потемневший клинок. Тот аппетитно шкворчал кусками нанизанной плоти.

— В гибели наших товарищей виноваты те девушки, которых привёл с собой в наше убежище недальновидный брат Юрген. Думаешь, я просто так на него наехал? Девчонки его просто использовали. Использовали, чтобы получить ещё больше жертв. И сейчас используют. Они уверены, что мы явимся спасать брата Юргена.

Соткен впилась зубами в поджаренный кусок мяса — дымящийся, истекающий прозрачным соком. Она зажмурилась от удовольствия, по её подбородку потекли струйки кровавого соуса.

— Это то, что я думаю? — серые глаза вопросительно скосились в сторону епископа и тот неопределённо покивал лохматой головой.

— Прекрасно, — подметила корякушка, угрызая крепкими зубами податливую мякоть, — Всю жизнь хотела попробовать, но так и не довелось.

— А мы явимся спасать нашего брата? — спросила Невенка Оскаала, — Он бы точно пришёл за мной.

— Он влюблён в тебя по уши. Или загнался, что влюблён по уши, — ответил Его Преосвященство, — Тебе нужен этот растяпа?

— Нужен, — потупилась Оскаала, — Но на рожон я не полезу. Мы попросим Селести помочь нам. Она нам Юргена, а мы ей — то, что она от нас хочет.

Девушка замолкла, прекратила жевать и вновь уставилась в огонь пустым взглядом.

— А может она хочет превратить вас в ходячих мертвецов, — уточнила Соткен, — С неё станется. У неё уже такие есть.

Теофил Рух бросил на кривушку нежный взгляд, полный обожающего скепсиса, после чего поднёс ей чайную кружку, полную красного вина. Вино вставило ту моментально:

— Я сама их видела, — распалялась Соткен. — У неё даже фараон есть. Дохлый. А ещё викинги. Я, кстати, собственноручно порешила с десяток этих непобедимых драконов моря. А с двумя перепихнулась. Одновременно. У одного из них был самый маленький...

— Ладно, — громыхнул Его Преосвященство, и с силой опустил клинок на первую, попавшуюся под руку, мебель, — Basta, anima mia. Давайте готовиться ко сну. Я буду стоять на часах, потом Невенка меня сменит. Утро вечера мудренее, как говорят в России. Утром решим, что нам делать.

— Она тебя просто провоцирует. Не думала, что то, что у тебя болтается между ног, милый Тео, способно лишить тебя разума. А дежурить я не буду. Мне завтра ещё с высшими вампирами биться. Пусть эта ведьма дежурит.

— Вряд ли мы уснём. Я, например, ничего такого, что бы мне понравилось, от вас не услышала. Меня не прельщает ни встреча с Селести, ни битва с вампирами. Поэтому, лишь только вы уснёте, я вас прирежу и уеду, — пообещала Соткен, и закутавшись в рваное тряпьё, растянулась на диване возле очага.

— Но, если уж выбирать, то я предпочла бы битву с вампирами. Я не хочу больше встречаться ни с Йолей, ни с её прихвостнями. Судя по всему, меня ждёт суровое наказание, — кривоватая женщина глубоко зевнула.

— А как ты оказалась в этой шайке? — спросила Невенка, но горбун приложил ко рту палец и Оскаала замерла.

Вскоре со стороны кушетки раздался густой и басовитый храп. Горбун удовлетворительно кивнул:

— Я подмешал ей снотворное в вино. Помоги мне связать её, — сказал Его Преосвященство, — А потом подержи. Первым делом я должен добраться до её бюстгальтера.

* * *

— Стой, — Арманда вытянула вперёд тонкую обнажённую руку, отливающую синевой замороженной мертвечины, и придержала Флёр, которая брела на полкорпуса впереди.

— Чувствуешь? — вампиресса задрала кверху лицо. Ноздри её аккуратного носика интенсивно раздувались.

— Дым, — констатировала Флёр, нюхнув ночного рижского воздуха, — Старая мебель и жареные крысы.

— Приятный сюрприз. Я была уверена, что мы употребили всех жителей этой части города ещё года три назад, — Арманда свернула в узкий проулок и зашагала вперёд, — Пойдём, нанесём выжившим визит вежливости. Мы как раз к ужину.

Ударил ощутимый мороз, и снег, нападавший за предыдущий день, превратился в плотный наст, хрустящий под ногами.

— Скажи, сестричка, почему такие, как мы, не отражаются в зеркалах, но, в то же время, оставляют следы на снегу.

— Понятия не имею, никогда над этим не задумывалась, — Арманда, шедшая теперь первой, замедлила шаг, и развернулась к сестре, глядя на цепочку следов, тянувшихся за двумя парами тощих ножек, обутых в розовые «конверсы».

Она пожала плечами:

— Кстати я могу их и не оставлять, — она снова пошла вперёд, — Вот смотри.

Теперь грязные кеды скользили по снежной поверхности бесконтактно, словно босые ноги Иисуса по водам Галилейского моря.

Арманда вошла в низенькую арку, Флёр последовала за ней, и сестрички оказались возле неприметной дверцы, каких сотни в старой Риге — древних, деревянных и безнадёжно запертых.

— Думаю, нам сюда. Уверена, что хозяева попытаются воспользоваться другими ходами к отступлению, и не соизволят радушно принять дорогих гостей. Поэтому, ты, Флёр, обойди домик и войди с чёрного хода. И не жди приглашения. Это — глупые человеческие предрассудки и наивные суеверия. Как и насчёт солнца, серебра, святой воды, чеснока и никчёмных христианских символов.

Флёр изобразила акулью улыбку и убежала.

Нога, обутая в высокие кеды, с размаху влепилась в дверь. Полетела щепа; грузно рухнул на пол выбитый массивный засов. Створка распахнулась и повисла, удерживаемая ржавой цепью. Арманда намотала ту на ладонь и вырвала вместе с креплением.

— Можно войти? — испуганно пискнула она в темноту, и вошла, не дожидаясь ответа.

Внутри было темно и тихо, как в могиле. Однако запах дыма и жареного мяса, явно указывал на присутствие здесь кого-то живого. Кто-то решил основательно перекусить. Арманда дошла до конца тесной прихожей и остановилась возле входа в маленькую гостиную. Тут было смрадно. Свет от пылающего камина подчёркивал густые клубы вонючего дыма, плавающие в помещении.

— Выходи, хозяин, — Арманда приблизилась к очагу и осмотрелась, — Познакомимся поближе. Поговорим. Мы любим разговаривать с живыми. Мы не испытываем к ним никакой злобы. Ничего личного. Так уж вышло, что вы — наша еда. Мы любим нашу еду.

— Выходи, мы тебя не больно убьём, — поддакнула ей Флёр, непонятно, каким образом проникшая в дом.

Обе близняшки замерли, прислушиваясь, а потом Арманда рассмеялась.

— Ты это слышишь? — спросила она у сестрёнки.

Та изогнула бровки.

— Он жрёт, — пояснила Арманда, — Торопливо и жадно. Даже не пытается сбежать. Сидит на втором этаже, в спальне, и жрёт жареную крысу. Я слышу, как трещат кости и скрипят его зубы. Слышу, как жадно он глотает. Бедняга. Пойдём, посмотрим на отморозка. Только не спеши, пусть успеет насладится своим последним ужином.

Обе сестрёнки осторожно приблизились к лестнице, ведущей на второй этаж. Древние, шаткие ступени пронзительно заскрипели, когда сестрёнки начали восхождение.

— Если ты можешь не оставлять следов на снегу, то, теоретически, ты можешь не скрипеть ступеньками, — предположила Флёр, нежно подталкивая под седалище идущую впереди сестрёнку.

Арманда мурлыкнула, повернула к ней головку, но ответить не успела. Темнота взорвалась яркой вспышкой, сверху яростно громыхнуло, и грудь вампирессы разлетелась кровавыми брызгами. Арманду отшвырнуло, как котёнка, попавшего под удар грязного сапога живодёра. Флёр смягчила собой её приземление, послужив прокладкой между стеной и тельцем девушки. Теперь обе барахтались на полу, запутавшись в двух парах абсолютно идентичных рук и ног.

— Вот сука, мне опять отстрелили сиськи, — пожаловалась Арманда, ощупывая рваную рану на груди, — Второй раз за последние пару дней. Невыносимая боль, скажу я тебе, милая Флёр. Поймай, пожалуйста, и приведи мне этого безжалостного пиздюка.

* * *

Флёр сидела на пыльном диване, широко расставив ноги. Худые розовые коленки торчали из обширных дырок на её линялых синих джинсах. На худосочную ручонку, пальцы которой были увенчаны тигриными когтями, были намотаны седые локоны человека, покорно сжавшегося возле её ног.

— Пить, — прохрипела Арманда и, встав на четвереньки, поползла по направлению к сестре.

Из дыры в её груди вывалилось что-то багровое, и, повиснув на обрывках сосудов и рваной плоти, потащилось за девушкой, оставляя кровавый след.

— Меня терзает смутное сомнение, — произнесла Флёр.

Она запрокинула голову человека так, чтобы Арманда смогла рассмотреть его лицо.

— Где я могла его видеть? — Флёр склонила голову к самому лицу мужчины. Рот, расползшийся от уха до уха исходил голодной слюной. Тягучие нити стекали плененному на щёки и лоб.

— Странный пассажир, не находишь, сестрица? У него лицо, как маска — какое-то кукольное. Неестественно глянцевое. А уши обрезаны, будто у терьера.

— Прикинь, что он про наши рожи думает, — прохрипела Арманда, прицеливаясь в ходящий ходуном мужской кадык, — Давай спрашивай его о том, что тебя так волнует, да поскорее. Мне надо выпить. Прямо сейчас.

Мужчина что-то промычал, а Флёр виновато потупилась.

— Похоже, я случайно сломала ему челюсть, пока брала в плен.

Мужчина скосил голову на кривые акульи зубы и яростно закивал головой. Рука Флёр ещё крепче сжала его седые космы.

— Неважно, — Арманда наконец-то достигла пленника, — Если бы он внял моему предложению, и спустился поговорить с нами, я бы с радостью послушала его историю. Но ты только посмотри, что он сделал, — и она продемонстрировала свой бюст.

Того не было. Сиськи были напрочь отстрелены.

— Такое женщины никому не прощают. Ни мёртвые, ни живые, — её рот превратился в жуткий оскал, разошедшийся тёмной зубастой прорехой.

Седой мужчина, невзирая на сломанную челюсть, истошно завопил. Крик вскоре затих, перейдя в невнятное бульканье.

— Оставь глоточек, — вежливо попросила Флёр.

* * *

Огромная, старая и больная луна поднялась над заброшенным кладбищем. Её нездоровый, жёлтый свет осветил заснеженные могилы, покосившиеся кресты и упавшие надгробные камни. Безносый ангел вздрогнул, когда свеженасыпанный холмик земли под его ногами вдруг зашевелился. Перья его единственного уцелевшего крыла судорожно затрепетали, когда чёрные комья, слегка припорошенные пушистым снегом, вдруг провалились вниз, освобождая путь для странного пришельца. Обнажённый, перемазанный грязью человек выбрался из развороченной могилы и уставился на испуганного стража обители скорби и печали.

— Я всегда подозревал, что вы отчасти живые, — сказал человек, обращаясь к мраморному памятнику.

Тот пучил слепые белки каменных глаз и молчал.

— Быть мёртвым — забавно, — добавил человек.

— Хочу дышу, — он глубоко вдохнул.

— Хочу — не дышу, — он шумно выдохнул и более не вдыхал.

— А ещё грустно и хочется кушать. Счастливо оставаться.

Голый человек махнул на прощание рукой и двинулся прочь. Следов за ним не оставалось.

* * *

— Я вспомнила, где я его видела, — сказала Флёр, — Арманда, это ужасно. Каких-то сорок лет назад, мы с тобой сидели в вонючем подвальном видеопрокате, который был битком набит вонючими подростками, и во все глаза смотрели фильмы, в которых он играл. Это же...

— Я тоже его вспомнила. Ещё до того, как убила, — грустно прервала её Арманда, — Просто решила, что так будет лучше для всех.

— Это ужасно, сестричка, — возопила Флёр, — То, что мы сделали — настоящий стыд и позор.

— Не переигрывай, сестрёнка, — снисходительно возвестила старшая, — К тому же мне уже давно хотелось его убить. Сначала просто из жалости — избавить его от кошмарного созерцания собственной рожи — результата дешёвой пластики; потом — из сострадания, ибо этот надменный гад снимался в полном говне, играл посредственно, а выёбывался при этом, будто Гамлет новоявленный. Этот его избитый приём — профиль с сигаретой, а на лице похуизма сраная гора. Тьфу, блять, надоело..

Флёр слушала сестричку, прижав к груди седую голову старика. На некогда культовое лицо капали крупные вампирские слёзы.

Арманда выждала подходящую случаю траурную паузу и добавила более мягко:

— Конечно интересно, как он заполучил своё истинное лицо, и как оказался здесь, но легенды на то и легенды, чтобы уйти, оставив после себя ауру таинственности. Ты что выбираешь?

Вампиресса стояла над безутешной Флёр. Одной рукой она сжимала ствол канадской штурмовой автоматической винтовки бренда «Diemaco», а вторая рука удерживала приклад великолепного Ремингтона.

Флёр вопросительно взглянула на сестру.

— Больше никому не позволю нашпиговать себя свинцом.

Флёр понимающе кивнула и вцепилась в приклад Ремингтона. Заполучив ружьё, она перестала тормошить тело мёртвого старика. Ремингтон одиннадцать целиком завладел её вниманием. Она плюхнулась на пол, приставила ствол винтовки себе к подбородку и, скинув с ноги розовый "конверс", попыталась нажать пальцем ноги на спусковой крючок. Армада вовремя заметила это непотребство и зашипела на сестру, отбирая ружьё:

— Сейчас не время для следственных экспериментов. Ремингтон заряжен дробью. Твоя голова разлетится, как гнилая тыква. Неделю будешь коматозить. Ты опять за своё? Сегодня День мёртвых кумиров? Всё уже давным-давно известно: Дэд* стрелял себе в лоб, и у него был дробовик. Никто ему не помогал. Курт вообще в себя не стрелял. Эта обдолбаная крашенная сука* кончила его руками наёмных оголтелых торчков. Причина веская — тридцать миллионов зелёных. Это тоже все прекрасно знают и понимают её поступок. За тридцать миллионов я бы даже тебя убила. Всё, как на ладони. А красавчик Йон Нёдтвейдт* использовал для своего ритуального самоубийства автоматический пистолет. Кстати ты заметила поразительное сходство нашего любимого музыканта и этого забияки? Кстати, раз уж мы о нём заговорили... Ты чувствуешь это?

Флёр прикрыла глаза: её тело выгнулось и замерло, словно бы девушку настиг жёсткий приступ кататонии.

— Наш малыш проснулся, — медленно проговорила она.

*Примечание: Дэд — Пер Ингви Олин ака "Пелле"(1969 — 1991). Шведский музыкант и художник. Известен, как вокалист норвежского «Mayhem».

*Примечание: «обдолбаная крашенная сука» — Тащемта, Арманда имеет ввиду Кортни Лав, жену Курта Кобейна.

*Примечание: Йон Нёдтвейдт (1975 — 2006) — вокалист и лидер культовой шведской группы «Dissection».

— Верно, сестричка, — Арманда протянула ей свою руку и Флёр поднялась с пола.

Вот тут то и зазвонил долбаный мобильник, а пока я эмоционально выяснял отношения с неким вечно бухим басистом, сестрёнки слегка сменили диспозицию. Прости, дорогой читатель, теперь я снова не знаю, кто из них кто.

Кстати про басиста: этот пидор был уволен. Таким не место в нашей банде. Дело даже не в том, что он не просыхает последние два года и прогуливает репы, и не в том, что снова запутал меня с близняшками, а в том, дорогой читатель, что всеми нами уважаемый Х. и правда оказался пидором. Поганым содомитом. Представляете? Да? Какой, нахуй, Роб Хелфорд? Какой такой Гаал? Я — старый гомофоб? В метале куча пидарасов? Алисса Вайт Глаз — еврейский трансгендерный гей? Ты серьёзно? Ты меня удивил, драгоценный читатель. Ладно, проехали... Каждый останется при своём мнении. Вернёмся к нашим сестричкам.

— Как думаешь, что нам стоит предпринять? Организовать достойную встречу новорождённому мертвецу-кровососу, или спрятаться подальше — возиться с нубом у меня нет никакого желания, — спросила первая.

— Думаю, стоит его встретить, — немного поразмыслив, ответила вторая, — Первым делом этот нетерпеливый бросится на поиски своей Невенки. Ведь именно это нам и нужно. Он приведёт нас к ней. А там два этих ужасающих урода — горбатый епископ и кривая, обдолбанная ведьма. Плюс сама Невенка. Уверена, она примет сторону инвалидов. Наш малыш умрёт снова. На этот раз — окончательно и бесповоротно. Такого допустить мы не можем. Я сейчас тебе не за вампирскую солидарность прописываю, но беспокоюсь о добром имени нашего новоявленного бренда. Юрген — наше первое творение, и мы должны о нём заботиться.

— «Мы в ответе за тех, кого приручили» — согласилась первая, — Я согласна со стариной де Голлем.

— Это не он сказал, — возразила вторая.

— Он, — настаивала первая, — Я лично по телеку видела.

— Он цитировал, — утверждала вторая.

— И кого же? — осведомилась первая.

— Неважно, — отмазалась вторая, — Но, в общем и целом, ты права насчёт бренда, Невенки и тех опасных калек.

— Это твои слова, — уставилась на неё первая.

— Неважно, — вновь отмахнулась вторая, — Ты же согласна со мной, сестричка?

* * *

Слова молитвы. Свист священного хлыста. Девять кожаных узлов рвут нежную, белую кожу. Вспарывают свежие, едва зарубцевавшиеся шрамы. Обнажившаяся плоть трепещет, истекает болью.

Вопль истязаемой, как призыв.

«Селести»...

Чёрная пустота, сверкающая багряными всполохами кровавых брызг.

Нет ответа. Густой мрак безмолвствует.

Девушка, половина головы которой выбрита, а другая скрыта под густой фиолетовой гривой, протяжно стонет и, выронив хлыст, в изнеможении падает с преклонённых колен на дощатый пол.

Струйки тёмной крови стекают по её белой коже и дерево впитывает их.

«Селести»... Боль и отчаяние.

Трухлявая древесина жадно поглощает тёплую кровь.

Темнота вокруг сгущается, и вскоре дрожащий огонёк единственной свечи беспомощно гаснет.

Чёрные, вращающиеся сгустки небытия.

Полая световая труба. Небесно-голубой луч, как приглашение в сознание оборотня.

Низкий голос. Нежный и бархатный.

Изумрудные кристаллы, полыхающие алым пламенем.

Глаза Волка.

Девушка глядит в них, и те превращаются в волшебные, выгнутые зеркала.

Она не видит своего отражения — лишь бескрайнее, суровое море.

И полоску суши, что вонзилась хищным серпом в холодные, свинцовые воды.

Там стоит высокая башня — круглый столп увенчан гордой чёрной короной.

Железные зубья раскаляются, голубой луч вырывается из венца и устремляется в иссиня-чёрное небо, растворяясь в серебряном мерцании далёких звёзд.

Невенка вскрикивает и всё пропадает — девушка бессильно опрокидывается навзничь и засыпает.

* * *

— Это просто пиздец какой-то, — бормотал горбун, склонившийся над распростёртой на животе полуобнажённой девушкой.

— Доведёт себя до края, вот и глючит дурашку неподетски.

Калека смачивал в воде тряпчонку и нежно, неумело отирал её иссечённую спину.

— Но ведь видит. Истину прозревает. Ещё ни разу не ошиблась.

Он отёр всю кровь и смазал раны девушки какой-то дурно пахнущей мазью. Потом прикрыл её тело простыней и устроился поудобнее.

— Такие, как мы, таких, как она — либо сразу сжигаем, либо заставляем работать на себя. Тебе повезло, Оскаала, в своё время я тебя не сжёг. Ладно, утро вечера мудренее, как говорят где-то на востоке.

Он задул свечи и тихонько свернулся клубочком.

* * *

— Зачем это? — спросил Теофил Рух, внимательно наблюдая за фейловыми попытками Невенки нацепить тёмные очки на голову женщине, надёжно зафиксированной в десантном кресле броневика. Соткен трясла лохматой головой, яростно мычала и скидывала очки с переносицы. Рот у неё был заклеен полоской скотча.

— Защита от её дурного глаза, — пояснила Оскаала, — Чтоб не прокляла и всё такое.

— Прекрати, — поморщился епископ, — Никакая он не ведьма. Ты водить умеешь? Иди за руль, а я немного потолкую с моей ненаглядной. Тем паче, что пришло время укольчика.

Он вытащил из кармана ампулу и шприц — Соткен увидела предметы и сразу же успокоилась. Невенка нахлобучила ей на лицо солнезащитные очки и смотала душки скотчем. Горбун устроился в соседнем кресле, и аккуратно засучил женщине рукав.

— Не волнуйся, моя любовь, — всё это, — он обвёл руками кресло, — Всего лишь мера предосторожности. Невенка не верит в нашу любовь, но я страстно желаю сохранить тебе жизнь. Чтобы мы были счастливы вместе. Но, если ты продолжишь ширяться в таком же темпе, то скоро умрёшь. Надо скинуть дозу. Это всё, чего я добиваюсь.

Он ловко ввёл иглу в одному ему заметную жилку, ибо глаза епископа смотрели куда угодно, но только не на Соткен, и нажал на поршень. Соткен заметно расслабилась.

— Я всё понимаю, — Его Преосвященство продолжал вешать отборную итальянскую лапшу, — Это не совсем легко. Но никто не будет ломать тебя всухую. Я всё проконтролирую. Сбросим дозу до одной ампулы в день, найдём необходимые препараты, укромное местечко, и ты сможешь окончательно расстаться с этой дурной привычкой. Согласна?

Соткен небрежно мотнула головой, её серебристые волосы хлестнули по лицу епископа. В жесте было явно больше "пошёл на хуй", чем "я согласна".

— Вот и славненько. Отдыхай тут. И никаких сигарет, — добавил он, игнорируя её ожесточённое ёрзанье по креслу, — С этой дурной зависимостью ты уже распрощалась.

Он встал и прошёл к пассажирскому креслу. «Ньяла» мчалась по заброшенной трассе, дёргаясь и опасно виляя по обоим полосам.

— Первый раз села, если что, — пояснила Невенка, вцепившаяся в руль, — И мне, чёрт побери, нравится. Никак не вкурю со скоростями, но...

Броневик мотнуло, силовые рамы скользнули по облупленному заборчику дорожного ограждения, посыпались искры, но девушка справилась с управлением. Броневик выправился.

— Восхитительно, — похвалил Его Преосвященство, — Тренируйся. Кстати, а куда едем? Уверен, что мы без труда найдём брата Юргена — высшие вампиры — чопорные, старомодные и предсказуемые ретрограды - они стопудова в замке. Но вот где искать Селести?

— Это в принципе неважно. Всё идёт так, как предполагалось, — ответила ему безумная девушка, — Куда бы мы ни направились, теперь мы обречены с ней встретиться. Однако сегодня ночью я видела сон. Я точно знаю, куда нам ехать. И я еду туда прямо сейчас.

Горбун заметно оживился.

— Что ты видела, милая? — спросил он.

— Я видела Селести, — ответила ему Невенка, остервенело вращая руль, — Она сказала, куда нам приехать. Я надеюсь на её помощь. А окончательную, финальную разборку оставим на потом. У нас есть, что ей предложить.

Она мотнула головой, указывая полувыбритым затылком назад. Соткен, прослышав нехорошее, забилась в своих путах.

— Не забывай, — сказал Теофил Рух, нежно проводя рукой по красному шраму, рассекающему лицо Невенки, — Кто это тебе подарил.

— Я всё помню, — бросила девушка и вдавила в пол педаль газа.

Ньяла поперхнулась, а потом взревела пуще прежнего. За узенькими оконцами броневика проносились вечнозелёные ели. Их широкие лапы укутались белым покрывалом молодого пушистого снега.

* * *

— Хочу — бегу на двух ногах, — думал вслух обнажённый мужчина, несущийся по заснеженной улице полуразрушенного города.

Он явно кого-то преследовал. Улица была завалена кучами мусора и перегорожена ржавыми остовами сгнивших автомобилей.

— Хочу — на четырёх, — усмехнулся мужчина, опустившийся в процессе погони на четыре конечности и легко перепрыгнув застрявший на покарёженных рельсах обгорелый трамвай.

За трамваем обнаружились беглецы. Пара выживших. Возможно рижане. Возможно — нет. Два человека бежали прочь со всех ног. Мужчина и женщина. Продуманно одетые и неплохо экипированные. Мужчина остановился, развернулся, вскинул к щеке винтовку и выстрелил короткой очередью. Только время потерял.

Пули срезали трёх преследователей. Три чёрных тельца рухнули на мостовую, ломая перепончатые крылья и орошая белый снег брызгами алой крови.

— Хочу — лечу, — подумало существо, настигая стрелявшего.

Рой нетопырей вновь принял обличие голого человека. Он схватил жертву за волосы и приподнял. Мертвенно-белое лицо развалилось отвратительной прорехой — от уха до уха. В алой пасти белели четыре ряда кривых акульих зубов.

— Хочу — жру, — подумалось существу, когда он одним движением пальцев, увенчанных кривыми тигриными когтями, вырвал у мужчины кадык, запихнул себе в пасть и проглотил.

— Хочу — пью, — тварь припала к разорванному горлу жертвы. Громко чавкало и хлюпало.

— Нет ничего, — подумалось существу, — Ничего, что бы имело хоть какое-то значение. Ничего, кроме дымящейся, свежей крови. И податливой, трепещущей плоти. И их никогда не будет достаточно.

Он отшвырнул прочь сморщенный труп, и посмотрел вслед удаляющейся фигуре.

Женщина не останавливалась. Даже не обернулась. Старалась не терять времени. Хотела выжить. Бежала к развалинам.

— Иди к папочке, — прошептал окровавленный рот, черты которого медленно пропадали в клубящихся сгустках призрачного тумана.

* * *

Туманиться ему понравилось больше всего. Был только один минус — растворялось не только тело, но и сознание. Никак нельзя злоупотреблять такой энергоформой — можно напрочь забыть, что ты не смесь капелек и кристалликов, а новоявленный мёртвый вампир. Он вновь приобрёл человеческое обличие и застыл, стоя на полуобвалившейся крыше, крытой красной, потрескавшейся черепицей. Его добыча — та испуганная брюнетка — куда-то подевалась. Он глубоко вдохнул воздух, пытаясь уловить след.

— Ты это ищешь?

Он резко развернулся. Возле одинокой каминной трубы стояла худенькая девушка. Его добыча — та, которая искала спасения в этих развалинах — стояла рядом на коленях, её голова была запрокинута — тощая девчонка удерживала её волосы своей ручонкой, увенчанной тигриными когтями.

Он глухо зарычал и двинулся вперёд. Но не очень быстро. Где-то должна быть вторая. Надо чаще оглядываться.

— Вполне предсказуемое зрелище, — заявила девчонка, — Новорожденный мертвец-кровосос. Голодный, борзый и глупый. Но, вместо того, чтобы посюсюкать или сунуть тебе в рот сиську, твои мамочки обязаны преподать тебе пару уроков выживания. Для твоего же собственного блага.

Она обворожительно улыбнулась голому мужчине.

— Урок первый. Еду можно отнять, — её лицо развалилось на две зубастые половинки и те моментально сомкнулись вокруг шеи брюнетки.

Миг спустя откушенная голова уже катилась к босым ступням мужчины, а девчонка с наслаждением вкушала от красного фонтана, бьющего из рассечённых артерий.

Он тотчас же атаковал, намереваясь разорвать обидчицу в клочья. Его руки вытянулись вперёд и коричневые кривые когти уже тянулись к худосочному телу воришки, когда из-за каминной трубы — совсем не оттуда, откуда он ожидал — выступила вторая. Она, естественно, была точной копией первой. Сверкнуло, громыхнуло и голого мужчину резко откинуло назад — шага на три. Он изумлённо барахтался на кривой черепице, безуспешно пытаясь встать, а в его груди зияла дыра, оставленная зарядом девятимиллиметровой ружейной картечи. Вторая подошла ближе и подняла ствол, целясь мужчине в ногу.

— Не стоит, Флёр, регенерация конечностей — это слишком продвинутые уроки, мы же начнём с азов. Иди, глотни, сестричка.

Арманда оттолкнула безголовое тело и то повалилось на бок. Флёр закинула за спину Ремингтон и устремилась к трупу. Арманда приблизилась к поверженному.

— Ты не дал мне договорить. Итак, урок первый. Еду можно отнять, если только ты сильнее. Понял?

Мужчина кивнул. Его лицо исказила жестокая гримаса страдания.

— Ты скоро привыкнешь к боли, — сказала Арманда, — Прежде, чем мы перейдём к техническим вопросам, — она ткнула тигриным когтем в сторону его развороченной грудины, — Нам нужно дать тебе новое имя. Какое ты хочешь выбрать?

— Моё, — тяжко прохрипел мужчина, — Мне нравится моё имя.

Из его рта лились потоки чёрной крови.

— Исключено, — покачала головой Арманда, — Категорически исключено. Имя должно быть новым. И, несомненно, достойным. А твоё больше подходит немецкому бюргеру, чем высшему вампиру.

— Всё это враньё, — мужчина, прямой, как гладильная доска, величественно поднимался из лужи собственной крови.

Арманда вопросительно выгнула брови и уставилась на дохлого тевтона.

— Никакие мы не высшие вампиры, — решительно заявил голый мужчина.

Чёрные дуги тонких бровей не выдержали — треснули; глянцевый антрацит нечеловеческих глаз угрожающе блеснул.

Мужчина поднялся в вертикал, и беззлобно махнул сёстрам рукой:

— Не переживайте, я никому не скажу. То, что мы есть — намного круче высших вампиров. Вы же расскажете мне, кто мы есть на самом деле?

Две сестрёнки приблизились вплотную к нему. Белые, гротескно изменённые физиономии трёх существ мало напоминали человеческие лица.

— Откуда знаешь? — угрожающе спросила первая — вероятно Арманда.

— Я же говорил, что уже схлёстывался с высшими вампирами, и мой меч принёс мне победу, — потупился мужчина, — Так что я кое-что знаю об этих чудовищах. Мы — не совсем такие. Вернее — совсем не такие.

— Ничего такого ты нам не рассказывал, — заявила вторая, скорее всего Флёр.

— Рассказывал, — настаивал голый мужчина, — Просто не вслух. Кстати, а мы сейчас как разговариваем?

— По-немецки, — ответила Флёр, — её чудовищная пасть осталась совершенно неподвижной.

— Ха! — возликовал мужчина, — Я и про высших вампиров вам точно так же рассказывал — у себя в голове. Значит вы, девчонки, лажанули со своей телепатией.

— Погоди, сестрёнка, — Арманда пресекла разгоревшийся спор, — А ты прекрати нам врать. Не говорил про вампиров? — она уставилась своими глазищами — чёрными от края до края — в глаза мужчины — точно такие же, но слегка виноватые.

Тот потупился. Прореха на его лице стянулась, приняв образ человеческого рта.

— Не говорил, — вяло отмахнулся он, — Мне никто никогда не верил. Никто. Никогда.

— А тем не менее, это правда, — улыбнулась Арманда. — Ты, засранец, и правда некогда ушатал одного из этих ублюдков.

— Было дело, — приободрился мужчина. — И, скажу вам, милые дамы, начистоту — сходство и различие между высшими вампирами и нами примерно такое же, как между суровым монахом аскетичной Тхеравады и диким йогином мистической Ваджраяны.

— А про этих пацанов откуда знаешь? — от сарказма Флёр не осталось и следа.

— Нуу, — снова потупился кровосос, явно польщённый.

— И этих ушатал, — Флёр уважительно уставилась на его голый, зеленоватый член, обвисший, будто палка несвежей ливерной колбасы. И залипла.

Арманда толкнула её в бок и вампиресса, очнувшись, объявила:

— Да, ты прав. Мы — не высшие вампиры, но, несомненно, родственные им твари.

— Ага, — усмехнулся мужчина, — Мы и высшие вампиры — это будто разные породы собак...

— Три злобных голодных ротвейлера, оказавшихся в стае золотистых ретриверов, — сравнила за него Арманда.

Флёр протестующе подняла вверх обе ладони.

— Я хотела сказать, что некоторые правила — и для нас — правила. Так ведь, сестрёнка?

— Типа того, — согласилась Арманда, — А о чём собственно, мы вообще разговаривали?

— Мы учили вот этого, — кривой, жёлтый когтище ткнул мужчину в простреленную насквозь грудь, — Уму — разуму, а он, походу, выкупил нас. И ещё он желает оставить себе своё прежнее имя. А оно — дурацкое.

— Ага, — вдуплила Арманда. — И чё?

— Я нашла выход, — задрала подбородок Флёр, — Его имя останется прежним и, в то же время, станет другим. Словно высшие вампиры и мы.

Коготь ещё глубже погрузился в рваную рану, оставленную армейской картечью.

— Добро пожаловать в семью, брат Йорген, — торжественно возвестила вампиресса.

Голый мужчина радостно оскалился. Его рот опять разорвался в безгубую пасть.

— Ты умница, — сказал он и чувственно ткнулся своей страшной рожей в бледную девичью щёчку.

— Именно такое имя я всегда хотел. Но, всё же, объясните мне, милые дамы — кто мы такие есть?

— Долгая история, — ответили обе в унисон и переглянулись.

— Надо было тебя убить, — сказала первая, — Меньше было бы возни.

— Вот, что бывает, когда думаешь не головой, а дыркой, — согласилась вторая, — В любом случае, ты это узнаешь, любимый Йорген. Но для начала ты должен узнать другие важные сведения. К примеру, как отрастить отрубленную руку или ногу. Как пришпиндорить назад отсечённую в бою голову, особенно, если та скатилась в реку и её отнесло мили на три вниз по течению. Что делать, если тебя привязали к жерлу пушки, а потом из неё выстрелили. Как быть, если сначала сожгли, а из пушки выстрелили уже пеплом. Как охмурять светских красавиц и отжимать у них деньги по-хорошему. Что делать, если по-хорошему не выходит. Почему нужно спать в гробу. В общем — сначала курс арифметики и чистописания, а потом уже история, философия и естествознание. Понял?

— Понял, — невесело ухмыльнулся Йорген.

— А на сегодня урок закончен, давайте убираться с этой сраной крыши, — Флёр пнула черепичинку.

Та метнулась со скоростью арбалетного болта и сорвалась вниз, увлекая вниз лавину своих багряных товарок.

— Ты должен прикрыть своё мёртвое тело. И выбрать себе титул. У нас у всех есть титул. У тех, кто труъ, и у тех, кто такие, как мы, — подмигнула Арманда.

— Я — баронесса, — заявила Флёр.

— А она, — ноготь, что был уже не тигриным когтем, а обыкновенным — детским и обкусанным — ткнул сестру в плечо, — Она — графиня.

— Я буду шевалье, — безапеляционно заявил Йорген, и сёстры моментально склонили прелестные головки, присев в лёгком реверансе.

— Отправимся в замок, шевалье, там наверняка найдётся что-то, что может оказаться достойным прикрыть вашу дохлую пипиську.

Обнажённый мужчина взял за руки обеих близняшек. Одна из них сжимала укороченный штурмовой вариант армейской винтовки, а вторая трепетно прижимала к груди воронёную сталь самозарядного ружья. Троица слегка разбежалась, а затем сиганула с крыши вниз — на заваленную мусором и свежим снегом узенькую улочку постапокалиптической Риги.

* * *

Соткен плакала. Она плакала и её солёные слёзы стекали на ремень, плотно стискивающий её шикарную грудь. Она плакала и думала о Харли, разбитой мечте, её несостоявшейся половинке, негоднике, что сбежал от неё, бросил одну. Мысли о нём помогали ей грызть плотную материю. Осознавание того, что кому то уже удалось совладать с подобными путами, придавало ей силы. И эластичная тряпка поддавалась. Соткен материлась, плакала и грызла мокрый от слёз ремень.

Броневик жутко трясло и мотало из стороны в сторону. Казалось, что его колёса сражаются с ярыми заносами песчаной пустыни. Ньяла дёрнулась и замерла. Соткен прекратила терзать свои путы и подняла зарёванное лицо, пытаясь разглядеть что-либо сквозь узкое боковое стекло. Но тёмные очки, примотанные скотчем к её голове, и спутанные сальные космы, свисающие вниз, делали обзор окрестностей невозможным.

— Stupefacente! Восхитительно! — раздался приятный итальянский баритон со стороны пассажирского кресла.

— Прекрасное место, чтобы умереть, — продолжил епископ, любуясь окрестностями через опущенное стекло.

На этот раз из грязных уст Его Преосвященства звучала чистая правда.

Брутальный протектор «Ньялы» увяз в белом песке — вековой смеси ракушек, камушков, рыбьих экскрементов и прочих окаменелостей, что, возможно, когда-то тоже были живыми существами. Песчаная полоса рассекала свинцовую водную гладь кривым белёсым рубцом, а на самом кончике острой косы вздымалась вверх гордая чёрно-белая башня, увенчанная зубчатым железным венцом. Пара невысоких, крепеньких зданий, с потемневшими от ветра и соли стенами, крепко прижимались к круглому стволу, устремлённому вверх, в сумрачное балтийское небо.

— Извечная, неистовая, лингамная мощь, — восхищённо бормотал горбун, вставая со своего кресла и направляясь в сторону кресел десанта, — Mio cuore, любимая, ты прекрасно держишься, и теперь настало время отдохновения.

Его огромная ладонь пошарила за пазухой проклёпанной бригантины и на свет появился шприц и стеклянная ампула. Шприц забулькал, наполняясь.

— А после мы пойдём прогуляемся — осмотрим эту красоту, и найдём место для надёжной засады.

Горбун склонился над Соткен, ласково приподнял свисающие волосы и кривушка вызывающе вскинула голову. На Теофила Руха в упор смотрели два красных зарёванных ока — сталь окрасилась кровью. С уголков рта женщины свисали полоски прогрызенного изнутри скотча, по подбородку текли слюни, а к губам прилипли измочаленные кусочки ткани. Разноцветные глаза епископа вмиг сфокусировались на прелестном личике, но это ему не помогло. У Соткен было два варианта: первый — высказать всё накопившиеся прямо в лицо этому предателю — высказать это на любимом немецком, и в самых излюбленных выражениях. Но она предпочла второй вариант.

Невенку Оскаала подбросила в воздух та же мистическая сила, что поднимает над землёй котов, застигнутых врасплох. Она метнулась вглубь салона, где ошалевший от боли, истошно визжащий калека прикладывал огромным кулаком худенькую женщину, привязанную к десантному креслу. Кровь летела во все стороны сочными, вязкими брызгами. Соткен хрипела, булькала, но челюстей, плотно сомкнутых вокруг епископских пальцев, не разжимала. Её тело вздрагивало при каждом ударе — горбун явно обезумел от боли. Наконец кривушка конвульсивно содрогнулась и обмякла. Горбун, тоненько пища, сполз на пол рядом с креслом. Его рука всё ещё оставалась во рту у женщины.

— По-моему я убил её, — простонал епископ, — Будь я проклят.

— Наконец-то, — облегчённо выдохнула подоспевшая Невенка.

Она заботливо склонилась над двумя инвалидами, но хлёсткая пощёчина заставила её отшатнуться. Невенка с трудом устояла на ногах — горбун обладал поистине чудовищной силой. Она громко засопела, держась за разбитую скулу.

— Прости, но я действительно её люблю, дурочка, — извинился епископ, — Принеси что-нибудь острое.

— Никого ты не любишь, Твоё Преосвященство, — обиженно заявила Оскаала, — А если и любишь, то грешен безмерно. Ибо таким, как ты — Теофил Рух, будущий великий понтифик — любить можно лишь Бога.

— Иди, дурная, за ножом, много ты знаешь про любовь, — отмахнулся горбун и снова жалобно застонал. Но явно не от боли.

«Знаю побольше вашего», — подумала Невенка — «Это чувство всегда было со мной. Просто я совсем недавно осознала, кого именно люблю. И это явно не бедный мученик в терновом венце. Природа этого создания — действительно божественна».

Она вернулась к креслу, сжимая в руке свой полуторный меч.

— Бля, ну ты чё — вообще наглухо ебанутая? — осведомился у девушки обессиленный епископ, вяло наблюдая её манипуляции с оружием, — Я не имел ввиду отрезать ей голову, я хочу, чтобы ты разжала ей зубы.

— Не ссы, Тео, всё под контролем, — ответила та и принялась ковыряться длинным лезвием во рту у бесчувственной Соткен.

— Осторожно. Будь нежной и внимательной, — испуганно бормотал горбун, глядя, как изо рта женщины текут ручейки крови, — Не повреди ей что-нибудь. Вдруг она всё ещё жива.

Невенка не отвечала. Ей меч ворочался во рту у женщины, голова которой была надёжно зафиксирована между подлокотником сидения и коленом, затянутым в коричневую кожу.

— Готово, — заявила дурашка, тряхнув распущенными волосами, — Вам, Ваше Преосвященство, бесконечно повезло в том, что вы левша.

Горбун поднёс к побелевшему лицу кисть правой руки. Безымянный палец отсутствовал — на его месте красовался обрубок, увенчанный обгрызенным кусочком кости. Мизинец же свисал на истерзанных лоскутках кожи, будто сосиска, оторванная от основной гирлянды.

Он прикрыл глаза и, с видимым трудом, сглотнул. Его длинная рука пошарила по полу и наткнулась на искомое. Закусив губу, Его Преосвященство воткнул себе шприц в тощую ляжку и нажал на поршень.

— Что ты там ещё творишь? — поинтересовался он внезапно упавшим голоcом у соратницы, продолжающей копаться во рту у женщины.

— Ищу ваш перстень. Перстень епископа, — бесстрастно ответила Невенка Оскаала.

* * *

— Я бы хотела что-нибудь такое же надёжное, и, в то же время, удобное и лёгкое — такое, что не стесняло бы движений.

Худенькая девичья ручонка постучала по тусклой стали выпуклой кирасы, защищающей грудь шевалье.

— Посмотри на это, милый Йорген, — одна из сестёр задрала вверх свою футболку, демонстрируя кавалеру свой волнующий бюст, покрытый паутиной алых шрамов, — Мы бы не стали подвергать тебя таким испытаниям, которые бы сами не испытали на своей шкуре.

— So eine scheisse! Кто это тебя так? — бледная мужская рука потянулась к аккуратным грудкам; в хриплом голосе явственно проступили нотки сострадания.

Арманда прикрыла торчащие соски и привстав на цыпочки, что-то шепнула в ухо шевалье. Тот осознал услышанное и недоуменно воззрился на девушку.

— Звучит, как бред, — заметил он, — И что вы с ним за это сделали? Убили?

— Да, — грустно ответила Флёр, — Сердце ангела остановилось навсегда.

— Хм, старикан отжёг перед смертью, — уважительно произнёс Йорген и все трое церемониально выждали скорбную минутку тишины.

— Нам нужны бронежилеты, — хлопнул себя по лбу шевалье.

Он воодушевлённо уставился на сестричек.

— Раз уж мы оказались в современных реалиях, давайте оставим весь этот снобический хлам прошлых столетий позади.

Пузатая кираса полетела в холодный очаг, подняв столб серого пепла. Расшитый кафтан с манжетами и кружевным жабо последовал туда же. Шевалье остался лишь в обтягивающих трико и пожелтевшей от времени мужской сорочки — всё, что нашлось в пыльных шкафах музейной экспозиции Рижского замка.

— Мои любимые дамы, вы не возражаете, если мы слетаем до базы, заберём армор, мой любимый автомобиль, а потом организуем небольшой шоппинг-тур? — спросил Йорген у близняшек, и те быстро переглянулись между собой, хлопая длинными ресничками.

Вампирессы повеселели, улыбнулись, прижались, и одновременно чмокнули мужчину в его серо-матовые, напрочь мёртвые, щёки.

Йорген распахнул створки узкого оконца, ведущего на единственный балкон неприступного донжона замка, и, галантно придерживая истлевшую от древности портьеру, пропустил милых дам вперёд. Те важно прошествовали на покосившийся карниз, откуда незамедлительно прыгнули вниз, прямо в беснующиеся воды Даугавы. Шевалье последовал за ними. Не долетев до реки пары дюймов, троица разорвалась в чёрные брызги, обратившись роем нетопырей, что безмолвно устремился в полёт над неспокойной водой.

* * *

Опять пошёл снег. Ветра не было — пушистые снежинки торжественно падали на землю — так медленно, что можно было любоваться чудесным узором этих огромных кристаллов. Одна из них величественно опустилась на ввалившийся нос мертвеца, висящего на лохматой, распущенной веревке, и шевалье залип, втыкая в причудливое мерцание волшебных граней, но постепенно его вниманием вернулось к высохшему лицу, застывшему в немом оскале. Чёрные — от края до края — глаза вампира уставились в пустые глазницы висельника, но Йорген знал — мертвец видит его.

— Ты делаешь большие успехи, mon cheri, — заметила возникшая рядом близняшка, видимо Арманда, — Ты чувствуешь их, потому что вы — одной природы. Хочешь поговорить с ним?

Она нежно толкнула тело и то принялось раскачиваться, заунывно скрипя своей верёвкой.

— Попробую, — ответствовал Йорген.

Арманда спустилась с эшафота и направилась в казарму — оттуда уже доносились звуки грабежа — Флёр поспела к добыче раньше всех.

Йорген погрузился в пустоту мёртвых глазниц, и ему не пришлось первым начинать это странный диалог. Мертвецу надоело качаться — он вмиг откликнулся на приглашение вампира. Ему уже давно хотелось поговорить ещё с кем-нибудь, кроме нескольких своих приятелей, что болтались на соседних виселицах. Йорген закрыл глаза и сразу же увидел то, чем желал поделиться мертвец. Желала. Это полуразложившееся тело когда-то было женщиной.

Мыслеобразы мертвеца воспринимались, словно размытое фото — статичные картинки, будто мутные отражения в ржавой воде. Мертвец транслировал в сознание Йоргена всего два образа, и первый из них действительно являлся старой фотографией. Винтажными мазками бурой сепии был обозначен некий пейзаж. В коричневой мгле угадывались очертания сельского дома и высоких детских качелей. На них устроилась девочка-подросток в длинном летнем платье и громоздких ботинках. Тонкие белые руки сжимали массивные цепи, свисающие с перекладины.

Йорген вгляделся в лицо ребёнка — статика и безмолвие прекратились. Ему послышались металлический скрежет раскачиваемых качелей, шелест павшей листвы, потревоженной девичьими ногами и приглушённые женские всхлипы, а черты детского лица начали непрерывно изменяться. Девичья кожа покрылась россыпью чудовищных волдырей и язв. Они надувались и лопались, словно болотные пузыри, сочась густой слизью, а на их месте возникала паутинка шрамов, постепенно трансформируясь в сетки глубоких трещин. Кожа на лице девушки обвисла рваными лоскутьями, обнажая пожелтевший баритаж фотобумаги. Цепи качелей скрипели, силуэт девушки, сидящей на узкой скамеечке, раскачивался в двумерном пространстве, оставаясь при этом совершенно неподвижным. Неподвижными оставались и её глаза. Широко распахнутые, они смотрели вглубь себя, заполненные отчаянной пустотой.

Йорген хорошо знал это выражение глаз. Взгляд мертвеца. Йоргену нравилась эта абсолютная отрешённость. Говорящий с трупом улучил момент и, дождавшись, когда раскачивающаяся девушка приблизится к нему, сильно пнул деревянное сидение, выглядывающее под высоко задранным платьем между широко разведённых ног малолетней проказницы. Висельник, разговаривающий с мёртвым вампиром, пронзительно взвизгнул и Йоргена отбросило прочь от качелей — старое фото рассыпалось битыми глиняными черепками. Йорген упал на четвереньки возле столба с повешенным. Грубые доски эшафота, на которые опирались ладони и колени вампира, превратились в керамическую напольную плитку — её узор терялся под разводами грязи и пятнами застывшего жира. Их медленно поглощала густая, чёрно-красная лужа, растекающаяся из под его тела. Йорген наблюдал за бурым потоком пустым, неподвижным взглядом человека, только что лишившегося жизни. Это была вторая картинка; второй образ, явленный ему висельником. Вампиру понравились обе захватывающие истории, но реалистичная вовлеченность в повествование его слегка напрягла.

«Спасибо за занимательную беседу, мадам», — поблагодарил он мертвеца, — «Было весьма интересно, но сейчас разрешите мне откланяться. Возможно, мы ещё побеседуем. Позже. Я бы хотел узнать подробнее о той девушке на качелях. Кстати, вы так и не представились».

Йорген выждал долгую паузу, но мертвец безмолвствовал.

«Ну что же», — вампир мысленно пожал плечами в жесте истинного сожаления, — "Извините, но я, пожалуй, пойду."

Он подождал ещё пару мгновений, но мертвец и не думал покидать его сознание. Тёмно-багровое пятно крови, растёкшееся в его разуме, изменилось. Выцвело, превратившись в поверхность старой фотографии. Багряная сепия. Ржавые тона. Двухэтажный сельский дом, высокие качели, девушка в старомодном платье.

Йорген попытался избавиться от образа, как избавляются от дурного сна. Нужно лишь проснуться. Но проснуться не получалось. Мертвец в его голове злорадно заверещал. Девушка на качелях начала раскачиваться, отталкиваясь от земли носками громоздких ботинок. Павшая листва поднялась с земли, закружилась в рваном вихре и наотмашь ударила Йоргена по лицу. Тот отшатнулся и повалился на бок. Видение закончилось. Вампир смог открыть глаза и увидел, что он и правда лежит на боку. Перед его носом неспешно качались истлевшие пятки висельника.

— Ну, как ощущения? — мило спросила у него одна из близняшек, стоящая возле поверженного кровососа.

— Это ты.... — начал было Йорген, но девчушка опередила его с ответом.

— Да, шевалье. Простите, но это именно я прервала вашу захватывающую беседу. Почувствовала неладное и вернулась.

Она качнула висящее на верёвке тело.

— Иначе она бы замучила тебя. Цель разговора была научить тебя сопротивляться чужой воле. Не слабой, человеческой воле, а противостоять весьма могущественным сущностям. Было смело с твоей стороны начать с ней разговор.

Девушка вновь качнула мертвеца.

— Это ведь ты её убил. Помнишь?

Йорген помнил. Он кивнул в ответ.

— Ладно, пойдём отсюда, мы уже закончили. Посмотри, баронесса возвращается с добычей.

От дверей казармы к ним направлялась Флёр. Девушка несла несколько бронежилетов и явно была чем-то расстроена.

— Арманда, — позвал Йорген, разобравшись наконец-то с личностью своей спасительницы, — Что это было? У меня есть свои предположения, но я бы хотел услышать твоё мнение. Я говорю про видения. Ты же знаешь, что она мне показывала?

Йорген уважительно покосился на висельника.

— Конечно знаю, шевалье, — безмолвно ответила ему Арманда, кривя губы в коварной улыбке, — Умершие насильственной смертью всегда твердят об одном и том же. Их старательно мучает то, что они любили при жизни, и изощрённо кошмарит воспоминание о самом моменте своей смерти.

Рассерженная Флёр поднялась по лесенке на эшафот.

— Вы только посмотрите, что происходит, — заявила баронесса, швыряя к ногам соратников пару бронежилетов. Один остался у неё в руках.

— Сейчас я вам покажу.

Она нацепила на себя армор и присела, разведя руки, словно готовясь исполнить глубокий реверанс.

— Тебе очень идёт эта безрукавка, — польстил ей Йорген.

Бронежилет сидел на девушке, как кафтан на таракане.

Девушка мило оскалилась в ответ и растворилась в традиционном вампирическом тумане.

Исчезло её бледное лицо, кривое каре и соблазнительные грудки. Пропала растянутая фиолетовая футболка, рваные синие джинсы и грязно-розовые кеды. Растаял одиннадцатый Ремингтон, висящий на толстом, кожаном ремне. Лишь зелёный бронежилет, потеряв опору, брякнулся на грубые доски эшафота. Спустя пару ударов сердца, Флёр снова материализовалась и с ненавистью пнула лежащий армор. Потом подняла и, с деланным отвращением на лице, снова одела.

— Или вот, — заявила она и разлетелась в разные стороны чёрными нетопырями.

Мыши были явно встревожены, вернее сказать — весьма злы. Один из летунов звонко клацнул своими зубищами возле остроконечного уха шевалье. Бронежилет вновь лежал на досках.

Нетопыри обличительно заверещали и, сбившись в кучу, обратились девушкой.

— La tabarnac de merde, — возмутилась баронесса.

— Хм, — Арманда нахмурилась, уставившись на злополучный бронежилет.

— "Make love, not war", — изрёк Йорген, пощёлкав пальцами по стволу Ремингтона, продолжающего висеть у Флёр за спиной.

— Что, милый? — рассеяно переспросила Арманда, примеривая взбунтовавшийся армор — глупая реплика шевалье явно отвлекла её от глубоких размышлений.

— Я имею ввиду, что пацифистские убеждения баронессы тут явно не причём, — поспешно пояснил Йорген и снова вписал Ремингтону смачный щелбан, — Винтовка же пропадает вместе с Флёр.

Арманда, успевшая просунуть обе руки в отверстия жилета, открыла рот и произнесла вслух свою первую фразу за последние пару часов.

— Идеологические убеждения милой баронессы действительно не причём, как вы верно подметили, милый шевалье. А в чём же тут дело я и пытаюсь сейчас выяснить. А глупый мальчишка, совсем свежий мертвечонок, спамит мне в мозг глупые сообщения, невозможно мешая мыслительному процессу.

Арманда защёлкнула все застёжки броника и её тело растаяло в клубах густого тумана. Зелёный бронежилет, освобождённый от девичьего тела, шлёпнулся на доски.

— Ёбаное говно, — в унисон произнесли Йорген и Флёр.

— А как происходит трансформация? В чём суть этого явления? Это магия? — поинтересовался новоиспечённый вампир.

— Суть этого явления, милый шевалье, — назидательно молвила появившаяся из тумана Арманда, — То бишь сам принцип трансформации своего тела, одежды и предметов, находящихся на этом самом теле, заключается в постижении практикующим данный метод истинной природы всех вещей.

Графиня подняла в воздух несчастную жилетку. На пальцах другой руки кривыми кинжалами изогнулись чудовищные когти. Пара взмахов и тёмные пластинки выскользнули из распоротой материи. Арманда собрала в кучу изодранное тряпьё и, прижав его к груди, обратилась роем орущих мышей. Лохмотья исчезли. Графиня приняла свой обычный облик и проделала всё сначала, прихватив с собой пластинки. Трюк не сработал. Пластинки рухнули на гнилые доски.

— Что это за говно? — носок розового кеда пнул высокотехнологичное изделие.

— Кевлар, надо полагать, — неуверенно ответил Йорген.

Он поднял один из принесённых Флёр броников, одел его, хлопнул в ладоши и исчез в клубах тошнотворно жёлтого дыма.

— Почему у мужиков он такой яркий и едкий? — поинтересовалась Флёр.

— Самцы, кобели, селезни, — фыркнула в ответ Арманда, — Круче тот, кто перессыт соперника, или будет более наряден. На худой конец — просто больше размером.

Шевалье проявился и некоторое время дамы занимались различными превращениями, примеривая удачно протестированный доспех. Трансформации обеих вампиресс прошли успешно.

Вдоволь накривлявшись, все трое обступили несчастные пластинки. За спинами вампиров на лохматой верёвке раскачивался скалящийся мертвец, одетый в полуистлевшее платье.

— Manifestum non eget probatione*, — после долгой паузы изрекла вслух Флёр.

*Примечание: "Manifestum non eget probatione"(лат.) - Очевидное не нуждается в доказательствах.

— Не мелите ерунды, баронесса, — ядовито ответила раздражённая Арманда, — Вы полагаете, что мы — существа, обладающие осознанием истинной реальности, переживающие опыт вневременной и бесконечной шуньяты — столкнулись в лице вот этого куска говна... — розовый конверс пнул пластинки...

— Куска кевлара, — поправил графиню Йорген.

— Заткнись, — продоложила Арманда, — ... Столкнулись с чем-то в корне отличающимся от всех других вещей во Вселенной. С чем-то, что отрицает саму эту реальность.

— Может, это антиматерия? — предположила Флёр.

— А может хромает ваше понимание пустотности всего сущего? — согласился Йорген.

Арманда резко повернулась к шевалье. Её мёртвое лицо слегка порозовело.

— Понимание шуньяты, свойственное таким созданиям, как мы, милый Йорген, присуще лишь немногим просветлённым существам. Их, чтоб вы знали, кличут Пробуждёнными. Это те самые Будды и Бодхисаттвы из детских сказок.

— Ладно, ладно, — вампир примирительно воздел вверх раскрытые ладони, — Но скажите, графиня, отчего же мы так разительно отличаемся от этих самых Пробуждённых? И почему мы здесь, а не в ихней Нирване?

Арманда успокоилась и слегка поникла головой.

— Достичь состояния конечной реализации нам мешает голод, — ответила за неё Флёр.

Ей то же вдруг взгрустнулось.

— Ладно, милые мои, вы уже закончили грабить это бандитское гнездо? — поспешил сменить тему шевалье.

— Кстати, а вы не задумывались, что этот клятый броник — просто брак? Ведь остальные два жилета растворяются. Бракованное изделие — ваще не вещь.

Он ловко спрыгнул с помоста, и бросился в направлении гаража. Через пару ударов сердца из распахнутых ворот выехал грязный пикап, очертаниями напоминающий горбатого крокодила. Дверца автомобиля распахнулась.

— Погнали в Ригу, я знаю, чем ещё можно защитить от вражеских пуль ваши прелести.

Две девчушки, обрадовавшись предоставленной возможности смыться с места непонятного происшествия, резво сбежали по шатким ступенькам и залезли в салон.

На лохматой верёвке, слегка задевая иссохшими пятками выпотрошенный бронежилет, раскачивался мертвец. Тёмные провалы пустых глазниц уставились на тёмные пластинки, и безгубый рот висельника кривился в немой усмешке.

* * *

— Поверить не могу, — произнёс Йорген, ощупывая массивный замок, скрепляющий цепь, намотанную на ржавые скобы, служившие ручками для двустворчатой входной двери.

Дверь выглядела неприступной.

— Неужели ни одна живая душа за семь прошедших лет не попыталась сюда вломиться?

— Зачем? — пожала плечами одна из близняшек.

— Это место выглядит, как клуб, — добавила вторая.

— Или бордель, — уточнила первая.

— Или наркопритон, — согласилась вторая.

— Или рок-магазин, — упёрся шевалье.

Он игрался с цепью, прикидывая, как избавиться от досадного препятствия. Сестрички оттеснили его в сторону и ухватились за ржавые звенья. Первая тянула вправо, вторая влево. Возможно, наоборот.

— Выжившим сюда не надо, — сказала первая.

— Ага, — поддержала её вторая, — Здесь нет еды, лекарств и на что подрочить. Я уверена, что и внутри всё на месте, в отличие от разграбленных подчистую гипермаркетов, аптек и секс-шопов.

Цепь с треском лопнула. Шевалье распахнул перед спутницами тяжёлые створки. Все трое вошли внутрь. Йорген окинул взглядом чёрных глаз беспросветно тёмное помещение и деловито направился в самый дальний угол — к стенду, увешанному всевозможным тряпьём. Сёстры держались вместе, с интересом осматривая выставленные на продажу товары. Одна из них заинтересовалась печатными журналами, с глянцевых обложек которых глядели хмурые лохматые существа, а вторая, пользуясь суматохой, царившей в торговом зале, исподтишка набивала карманы своих джинсов серебряными цацками, кассетами, нашивками и вообще всем, что могла незаметно слямзить.

— Вот то, милые дамы, — белёсое пятно нижней сорочки, в которую был облачён Йорген, возникло у прилавка, возле которого тёрлись вампирессы.

Он положил перед ними две куртки. Толстые молнии-застёжки сердито звякнули, встретившись со стеклом витрины.

— Самые маленькие размеры, — сообщил шевалье, — Эксклюзивные женские модели — приталенные и с дополнительными кармашками для всякого бесполезного мусора. Одежда стильная и удобная. Неплохо защищает от ранений. Меня как-то раз выкинули в окно во время жестокой пьянки в одном известном итальянском баре. Скажу вам без лишнего пафоса — те части моего тела, которые прикрывала подобная куртка, остались совершенно невредимыми.

— Примерьте, милые дамы, — предложил Йорген, — Кстати, что там у нас с зеркалами? Мы отражаемся? Тут есть прекрасно оборудованная примерочная.

— Merci, — поблагодарила одна из сестёр, и, прекратив воровство, подхватила обе куртки и отправилась к указанной кабинке.

— Пойдёмте, графиня, — пригласила она сестру.

Тем временем Арманда, отбросив в сторону журнал, копошилась возле кассового аппарата. Она хлопала выдвижными ящичками, оценивая размер добычи.

— В злачных местах, подобных этому, под прилавком продавца обязательно спрятано какое-либо оружие. Надеюсь на старый обрез, ну или хотя бы стальную биту.

Вместо упомянутого вооружения взору Йоргена предстал небольшой саквояж — стильный аксессуар для модного байка. Бледные руки вампирессы победоносно водрузили его на витрину.

— Осторожно, — предупредил Йорген, — Владельцы подобного заведения легко могли быть отмороженными чудаками. Допустим, влетает в их заведение перекрытый перец с пушкой и в маске утёнка. «Давай бабло и всё такое». А хозяин ему эту коробочку суёт. «Пожалуйста, вот бабло».

— Ну и? — брови Арманды нетерпеливо взлетели вверх.

— Не открывай это, Арманда, — посоветовал Йорген, — Там граната.

— Продавцы рок-магазина — камикадзе? — усмехнулась графиня.

— Владельцы подобных заведений знают, что обречены. Рано или поздно их прикончит менее удачливый конкурент, — донеслось из примерочной.

— Отличная аллюзия на «Helvete», милая, — оценила Арманда, — но мы в тихой Латвии. За последние пятьсот лет самыми страшными злобарями здесь были немецкие рыцари, да пацаны из латышской дивизии СС.

— Баронесса тащится от мёртвых рокеров, — пояснила она Йоргену, — Дай ка мне бронежилет и отойди в сторонку.

Крышка ларца откинулась в сторону. Графиня присвистнула.

— Не, ну а чё вы хотели? — проговорила она, обводя полутёмное помещение магазина словно фонарём пузатым белым пакетиком, выуженным из чемоданчика.

— Владельцы этого магазина прекрасно понимали невозможность заработать приличные деньги, продавая это говно, — пакетик, набитый белым порошком, вновь обвинительно очертил контуры торгового зала, — Поэтому они приторговывали вот этим.

— Чё эта? — Йорген потянулся к ларчику.

— Чё эта? — Флёр хищно проявилась возле сестрички, словно мангуст, обнаруживший гнездо, полное змеиных яиц.

— Лично для меня — это то, что превращает скучный и однообразный секс в истинное удовольствие, — ответила им графиня.

— А разве кокаин вставляет таких, как мы? — поинтересовался предвкушающий потеху Йорген.

— Ещё как, милый шевалье, — прозвучали в его голове многообещающие женские голоса, — Ещё как...

* * *

— Мне очень грустно. Я хочу плакать и ебаться, — задумчиво констатировал Йорген, шаря дрожащей рукой возле себя в поисках чего-либо женского.

— Это остаточные человеческие переживания — посткоитальная дисфория, многократно усиленная кокаиновым отходняком, — сообщила одна из сестёр, двигая бёдра ближе к мужчине.

— Гладь нежно, у меня там всё исколото твоей недельной щетиной. Депрессия скоро пройдёт. У нас с баронессой никогда не бывает отходосов.

— Не переживай, шевалье, — Флёр встала на четвереньки, изогнула спину и потянулась по-звериному, став похожей на лысую кошку-сфинкса, — Если здесь нашёлся кокаин, то наверняка найдётся и бутылка доброго виски. Это именно то, что тебе сейчас нужно. Да и я не отказалась бы. Потею, как верблюд.

Она вытерла подмышки краешком огромного флага Конфедерации, послужившей всем троим любовным ложем и поднялась на ноги. Баронесса походила по торговому залу, похлопала шкафчиками, перевернула с грохотом пару стендов с товарами, пнула несколько табуреток и зачем-то разбила стеклянную витрину, устроенную в глубокой кирпичной ниши. Оттуда вывалился скелет в ржавом немецком штальхейме и армейской гимнастёрке, многочисленные дыры которой были залатаны нашивками с логотипами металлических групп. Он вооружился кислотным «фендером», который держал у бедра, словно шмайсер. Скелет был в советских кирзачах, и без штанов.

Баронесса прошла в подсобные помещения, и мародёрствовала там недолго, когда наконец её поиски увенчались успехом.

— Двенадцатилетний Chivas Regal, — она протянула бутылку Йоргену, но к тому времени у шевалье уже был занят рот, как впрочем и у Арманды.

— Прелестно, — молвила Флёр, и устроилась поудобнее на двух кожаных куртках, скомканных в подобие подушек.

Баронесса мурлыкала, наслаждаясь раскрывающимся букетом прекрасного напитка и видами, открывающимися по мере реализации могучего потенциала традиционной позы-перевёртыша.

* * *

— Давайте-ка сюда то, что успели наворовать, баронесса, — Йорген снял с руля одну руку и раскрытая ладонь требовательно протянулась в сторону Флёр, ковыряющей в носу на пассажирском сидении.

— Я бы не хотела будить сестричку, шевалье, вы её совсем замучили, — ответила вампиресса, отталкивая от себя требовательно ожидающую руку.

— Приятно сознавать, что у тебя такая заботливая сестра, — раздался сонный голос с задних сидений, — Но не переживай, моя милая, я уже проснулась. Включайте вашу музыку. А виски остался?

Пикап резко затормозил и остановился. Пустынная трасса, по которой катил одинокий грузовичок, раздваивалась, словно змеиный язык.

— Куда? — спросил Йорген.

— Надо проверить след, — ответила ему Флёр и она вышли из автомобиля.

Из-за пазухи просторного балахона, на котором были изображены красивые женские ноги, торчашие из чана промышленной фарш-машины, Йорген вытащил махровое полотенце, покрытое бурыми разводами и подал его Флёр. Та понюхала тряпку и оборонила, как бы между прочим:

— Отличный кокс, должна заметить, до сих пор жрать не хочется.

Йорген угрюмо молчал.

— А твоя Невенка позволяла тебе только спинку себе отирать после того, как наказывала себя? — баронесса снова приложила к своему горбатому носу окровавленное полотенце и с наслаждением вдохнула.

— Бери след, сучка, и поехали отсюда, — буркнул в ответ хмурый вампир.

— Ты уже не так стремишься к своей возлюбленной, верно, шевалье? — Флёр расхаживала по трассе, крутя носом то вправо, то влево.

Йорген не отвечал и не спорил — баронесса говорила правду.

— Зачем мёртвому вампиру, у которого есть пара прекрасных вампиресс, крутая тачка и чемодан кокаина, какая-то обаятельная дурашка? — баронесса выждала драматическую паузу и театрально вздохнула:

— Они направились в ту сторону, — костлявый белый палец, лишённый ногтей, указал направление.

— Поехали, — скомандовал Йорген, распахивая перед баронессой дверцу пикапа.

Потом уселся сам, но ключ зажигания остался неподвижен. Руки вампира легли на руль да так и застыли. Флёр странно улыбнулась — маскарад дал сбой — два ряда человеческих зубов превратились в четыре акульих.

— Ты выбрал отличный момент, чтобы загнаться, шевалье. Кстати, я знаю отличную историю про зверское убийство маленького мальчика. Вот тебе и музычка подходящая.

Колонки вздрогнули, картавый вокалист издал истошный вопль, потерявшемся в синтетической дроби драм-машины и грязном жужжании единственной гитары.

— Выкладывайте, милые дамы, зачем вам Невенка? Чьи интересы вы представляете, и что собираетесь с ней сделать?

Он нажал на плеере кнопку «Stop». Тот послушно выплюнул диск. Йорген взял кругляш и небрежным жестом выкинул его в окно.

— Меня тошнит от французского блэка, — объяснил он свой поступок.

— Кстати, такая же судьба постигнет их коллег из Суоми, — добавил шевалье, наблюдая, как Флёр вытаскивает из кармана новый носитель.

— И весь англосаксонский дет, — подкрепил свою заяву вампир.

— Я тоже кое-что прихватила с собой, — сказала Арманда, — Поставь мой диск.

От мягких звуков бархатного синта всем троим дохлякам, мучимым последствиями кокаинового передоза, сразу полегчало.

— Годно, — одобрил Йорген, — Но откуда в той помойке настоящая музыка?

— Диск лежал в ларчике с наркотой, — ответила Арманда, — Товар не для всех.

— Рассказывайте, — снова потребовал Йорген, — И начните с того, как вы, маленькие девчонки, превратились в опасных чудовищ.

— Я бы ещё нюхнула, — сказала Флёр и полезла на заднее сидение к сестре, — Этот засранец теперь один из нас, расскажи ему Арманда всё, что он желает знать. А ларчик мне давай. Я нам с тобой насыплю. Для бодрости повествования.

Послышались характерные звуки наркоманской подготовительной возни — скрежет карты, формирующей дорожки, шелест двадцатки, скатываемой в трубочку и протяжное шмыгание двух сопливых носов.

— Начнём с того, милый Йорген, что двести лет назад, мы с сестричкой действительно были высшими вампирами. Двумя новообращёнными, романтически настроенными и очень голодными мёртвыми дурочками. Мы примкнули к армии нашего императора — Наполеона Бонапарта — и, вместе с ней, продвигались на восток — за новыми приключениями, богатством, славой и в поисках свежей крови. А этот поход обещал целое море свежей крови...