Кого не взяли на небо

Глава пятнадцатая. Bonus Track. Пророчество

Пророчество свершилось. Время замерло, а пространство сжалось в исполненный скорби комок, заполнив собой маленький грот, сокрытый в сердце древних холмов.

— Холод, холод, сильный холод, — стонали стены подземной залы, истекая ручейками ледяной воды.

— Ветер, ветер, — причитали сквозняки, гуляющие по узким тоннелям пещеры.

— Тростник, тростник, высокий тростник, — плакали зелёные побеги, увивающие своды сумрачного капища.

— Сильный холод и ветер, высокий тростник, — горестно отозвалось им эхо, но женщина, что сидела на краю поросшего мхом алтаря, не проронила ни звука.

Молчали и воины, окружающие жертвенный камень. Семеро мертвецов застыли, прислонившись спинами к промёрзшему граниту. Отвисшие челюсти обнажали гнилые зубы, истлевшие руки сжимали рукоятки насквозь проржавевшего оружия.

Семеро пришли и круг замкнулся. Пророчество свершилось.

Из тёмных закоулков каменного мешка послышался тихий шелест ткани: силуэты двух женщин возникли на границе священного круга камней.

— Она умирает? — спросила первая, высокая огненно-рыжая дева, облачённая в платье цвета жухлой травы.

— Я не знаю, — ответила вторая; её точёную фигуру плотно облегала кроваво-красная ткань, — Я видела смерти сотен тысяч людей, но я никогда не видела, как умирают боги.

— Когда каждый из них уходил, — палец рыжей девы, увенчанный чудовищно отросшим ногтем, указал на мертвецов, — Она предавалась унынию. До тех пор, пока не появлялся новый Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник.

— Но теперь умер последний из них, — женщина в алом платье печально склонила голову; каскад чёрных с серебром волос коснулся её босых ступней, — Пророчество исполнено — новый спутник не войдёт в этот круг и это тревожит меня. Её меланхолия пугает меня.

Зелёные, словно болотные ряска, миндалевидные глаза снова обратились к сидящей на камне. Миниатюрная брюнетка в чёрном платье, расшитом перьями ворона, не подавала вид, что слышит своих сестёр.

— Откуда взялось это пророчество? Кто есть пророк и прорицатель? — вскинулась первая, — Я не стану наблюдать как она увядает, сидя на этом холодном камне. Я приведу ей нового спутника. Морри, ты слышишь лязг клинков? Это Лоухун Коротконогий собирает жёлуди Махи в долине Утлах Мор. Поспешим туда: в этой битве я выберу для неё лучшего воина и приведу сюда. Мне нет дела до невнятных пророчеств.

Она приобняла спутницу за худенькие плечи и указала на женщину, сидящую на алтаре:

— Мы трое и есть богини. Мы сами создаём пророчества.

— Ладно, ладно, Воительница, — грустно улыбнулась женщина в кровавом платье, — Но перед битвой мы навестим священную рощу Скейла, я слегка проголодалась.

— Пойдём же, — согласилась рыжая дева, — Я не откажусь от изысканного угощения, что предложат нам прозорливые друиды.

Они отступили назад, в темноту каменного тоннеля, и их фигуры пропали, поглощённые мраком.

* * *

— Что это? — изогнутым когтем Стурл легонько постучал по чёрной скорлупе.

— Яйцо,— ответила Хурла, — Наше с тобой яйцо.

— Я вижу, что это яйцо, — поморщился Стурл, — Но почему оно такое?

Матовую поверхность украшал багровый орнамент; яйцо походило на застывший, отполированный кусочек лавы, извергнутый жерлом вулкана. Его крапчатые невзрачные товарки жалкой кучкой лежали рядом.

Стурл прищурился, глядя на Хурлу. Та невозмутимо выдержала пронзительный взгляд антрацитовых бусинок.

— Это наше яйцо, — повторила она.

— Я собираюсь навестить Кархуна, — Стурл двинулся в стороны выхода из жилища.

— А толку? — вопросила Хурла, — Старик не сможет ни разглядеть, ни потрогать яйцо. Он слеп, как крот, и последние сто лет не вставал на крыло.

— Я расскажу ему об этом, — ответил Стурл, — Старый Кархун мудр и наверняка знает, что не так с этим яйцом. Я отправлюсь к нему прямо сейчас.

— Ладно,— сдалась Хурла, — Но не ходи туда с пустыми руками, принеси подарок. В роще Скейла сегодня на заре состоится богатое подношение и, если ты поспешишь, то наверняка успеешь завладеть свежим человеческим глазом.

— Будь по-твоему, — Стурл снова пристально взглянул на ворониху, что устраивалась на яйцах, — Хотя я предпочёл бы одарить шамана жирным зайцем, а человеческий глаз принести своей любимой жене.

— Возвращайся быстрее, — напутствовала Хурла мужа, — Отдай глаз старику, а мне принеси этого толстого зайца.

Стурл покинул глазницу огромного черепа, что служил им домом, и, пару раз взмахнув гигантскими крыльями, исчез за пеленой серых облаков, окружающих исполинский скелет древнего ящера.

* * *

Две крупные воронихи удобно расположились на толстой ветви священного ясеня. Сук дерева перевивали многочисленные верёвки; в петлях болтались с десяток повешенных вниз головой людей. Полуистлевшие мертвецы мерно раскачивались, скалясь обглоданными лицами; лохматая бечева заунывно поскрипывала. Соседние ветви занимали птицы помельче: враны священной рощи Скейла наблюдали как внизу, у подножия дерева, убивают человека.

Ритуальный серп взметнулся вверх, блеск стали отразился в десятках чёрных глаз-бусинок. Рука жрицы опустилась вниз: густая, дымящаяся в предрассветном холоде кровь забрызгала белую ткань балахона. Друиды ловко управились с путами: новая жертва, болтая в воздухе безвольными руками, повисла рядом с мертвецами. Враны священной рощи не сдвинулись с места; они ждали пока те, кому посвящена эта жертва, утолят свой голод.

— Пойдём Маха, вкусим от этого молодого тела, — произнесла первая ворониха; её оперение красовалось необычными багряными оттенками.

— Люблю, когда люди угадывают наши желания, — согласилась вторая; перья той сверкали цветами позеленевшей бронзы, — И сейчас я с удовольствием отведаю свежего человеческого глаза.

— Пора,— подумал Стурл.

Гигантский ворон камнем низринулся с верхушки дерева, обрывая листву и ломая мелкие ветки. Огромные лапы, увенченные чудовищными когтями, обхватили подвешенное тело. Приоткрытый клюв погрузился в глазницу жертвы. Стурл дёрнул головой, умело вырывая яблоко: так аист достаёт жирную жабу из болотной трясины.

— Морри,— воскликнула Маха, — Ты только погляди, что вытворяет этот разбойник!

— Мм,— задумчиво откликнулась ворониха с алыми перьями, — Потрясающее зрелище: костяной ворон, крадущий подношение богиням.

— Он не крадёт, милая, — покачала головой Маха, — Он отнимает. И делает это прямо на глазах у упомянутых богинь и их поклонников. Нужно проучить дерзкого наглеца!

Она распахнула крылья, собираясь ринуться в битву, но первая удержала её:

— Не торопись, воительница, дай насладиться зрелищем: костяной ворон, терзающий мертвеца — воистину достойное представление. Я не встречала этих красавцев уже около сотни лет. А ты?

Маха глянула на грабителя:

— Ты, как всегда, права, Морриган: он великолепен. Но никому не позволено посягать на священное подношение. Пожалуй, к этой картине стоит добавить пару кровавых мазков.

Ворониха издала гортанный клёкот: несколько птиц, ожидающих на ветвях ясеня, бросились на преступника.

— Жаль клюв занят, — пробормотал Стурл, вспарывая тело напавшего врана кривым когтем, — Я соскучился по доброй драке.

Враны священной рощи Скейла — самые крупные вороны на всём острове, однако по сравнению с ними Стурл выглядел настоящим гигантом. Он превосходил самого крупного из атакующих не меньше, чем в два раза, а чешуйчатые лапы с кривыми, изогнутыми, словно у тигра, когтями, вовсе не походили на птичьи.

— Считается что костяные вороны — это души почивших драконов, — произнесла Морри, завороженно внимая кровавой схватке, — Они возвращаются в наш мир в виде гигантских птиц и живут в собственных черепах. Не вмешивайся, Маха — пусть уходит. Мы же последуем за ним и узнаем, в чём кроется интрига.

«Придётся выплюнуть этот чёртов глаз», — думал Стурл, отбиваясь от наседающих врагов.

Он уже убил четверых, но вранов всё прибывало и прибывало. Ему и раньше доводилось забирать из священной рощи кровавые жертвы и подношения, однако местные обитатели редко отваживались на драку. А сегодня они будто обезумели от ярости.

«А может съесть его? Проглотить это восхитительное, голубое око непорочной девы, а старый Кархун обойдётся жирным зайцем?»

Стурл не мог вспомнить, когда последний раз пробовал человеческий глаз, это изысканное лакомство.

Он яростно зашипел: удар вражеского клюва чуть не опрокинул его на землю.

«Они не дадут мне уйти. Съем его: шаман получит жирного зайца, а Хурлу я порадую белым лебедем», — решил Стурл, как вдруг защитники священной рощи внезапно отступили, словно повинуясь безмолвному приказу.

Стурл взмыл вверх, в серые небеса, и был таков.

* * *

Нельзя сказать, что череп, где жил Кархун, превосходил размерами жилище Стурла, но древний ящер, чьи кости служили домом шаману, почил на высоком скалистом уступе, подчёркивая недосягаемую исключительность своего нынешнего обитателя.

Старик не сразу откликнулся на приветственный клёкот, но ожидание на макушке отполированного многими дождями черепа ничуть не смутило Стурла. Это являлось частью ритуала гостеприимства: придя к порогу могущественного шамана, гостю необходимо успокоить мысли и чувства, прежде чем удостоиться встречи с самими хозяином.

Ожидая приглашения, Стурл разглядывал каменистую равнину, место, ставшее домом для него, его семьи и немногих таких же отверженных миром изгоев. Жёлтые кости покрывали унылые камни. Оскаленные черепа наблюдали как на смену размеренной жизни их обитателей приходит неизбежная смерть, а та, в свою очередь, обращается новой жизнью.

Так было всегда: в этой долине родились и умерли отец и мать Стурла, дед и бабка, как и многие предыдущие поколения, что прожили на древнем кладбище свои долгие, но не бесконечные жизни. Они — костяные вороны — лишь осколки великих душ ушедших драконов, вынужденные влачить своё скорбное существование среди собственных костей.

Так было и так будет всегда.

Внезапное понимание прошило Стурла насквозь, будто молния, ударившая в ствол гигантского дуба, и расколовшая его пополам. Из тёмных закоулков бескрайнего сознания ворона, прожившего не одну сотню лет, сами собой пришли слова древнего предсказания, настолько ветхого, что само упоминание о нём давным-давно стёрлось в памяти.

Так было и так будет всегда. Пока не вернётся великий дракон.

Внутри пересохшей глотки зародился вопль; Стурл хотел выплюнуть глаз и кричать: кричать от надежды и отчаяния одновременно, когда из недр черепа на котором он расположился, раздался скрипучий старческий голос:

— Заходи, Стурл Непокорный.

Ворон с трудом протиснулся в узкую глазницу и, уронив на пол подношение, без приветствий, хрипло проговорил:

— Пророчество... Чёрно-красное яйцо... Хурла.

Кархун склонил белоснежную голову набок; глаза, закрытые мутными бельмами, уставились на гостя.

— Успокойся, Стурл, сын Крома. Предложи мне подарок, а затем помолчи немного. Я услышал тебя и сейчас буду говорить со своей душой дракона.

Стурл небрежно пнул глаз и тот, болтая окровавленными оборванными сосудами, подкатился к чешуйчатым лапам старика. Кархун кивнул и смежил веки.

Глядя на шамана, застывшего недвижным изваянием, ворон закрыл глаза и обратился с вопросом к своей бессмертной душе, но в тревожной тьме не обитало никаких драконов, а образ изувеченной, окровавленной Хурлы заставил ворона вскочить на лапы. Он принялся мерить жилище Кархуна тяжёлыми шагами.

— Род костяного ворона обречён, — произнёс старик; шаман продолжал сидеть не открывая глаз, — Наши дни сочтены. Драконы возвращаются. Мы возвращаемся. Ты — лучший среди нас, Стурл. Поэтому твоя семья избрана.

Голос старика заметно подрагивал, как и кончики сложенных крыльев.

— Избрана стать первой жертвой? — спросил Стурл, — В предсказании сказано, что, воплотившись, великий дракон убьёт свою мать.

— Это настоящий подвиг, — вздохнул Кархун, — Хурла должна вскормить первенца своей плотью —так предсказано. Уверен: твоя жена достойно примет свою судьбу и исполнит свой долг. Пожертвовать собой ради воплощения всех наших надежд — это ли не фатум, достойный героев?

— Пожертвовать собой... —задумчиво повторил Стурл.

Ворон приблизился к старику, когтем перевернул глаз и спросил:

— Что ты видишь, шаман?

Кархун склонил незрячие глаза вниз и, вглядевшись в голубую радужку, подёрнутую мутной пеленой, произнёс:

— Страх и отчаяние. Вот, что испытывала эта безвинная дева перед смертью.

Стурл согласно покачал головой:

— Она добровольно приняла смерть — стала жертвой богам. Её соплеменники получат что-то взамен. А может, она последовала какому-то древнему предсказанию или пророчеству. Что скажешь, шаман? Готов ли ты пожертвовать жизнью своей единственной дочери ради исполнения чьих-то неведомых желаний или коварных замыслов?

Старый ворон молчал, не отрывая взгляда слепых глаз от ока жертвы.

— Скажи, Стурл Непокорный, и скажи правду: ты не хочешь возвращения драконов, своей истинной сути? — спросил наконец старый шаман.

— Нет, Кархун, не хочу. Мне хорошо быть костяным вороном: мне нравится моё жилище в черепе и я доволен Хурлой, своей женой: ты воспитал прекрасную дочь.

— Но что скажут другие костяные вороны? — спросил старик, подняв бельма глаз на зятя.

Они долго глядели друг на друга, прощаясь.

— Никто не узнает, — ответил ему Стурл.

* * *

Стурл толкнул тело лапой; мёртвый ворон низвергнулся со скалы, превратившись в белое пятно, что вскоре исчезло, поглощённое барашками волн, разбивающихся о стену прибрежных утёсов.

Невидимые, мучительно острые клыки совести ещё крепче сжались на его горле, ужесточая терзания.

«Надо убираться отсюда», — подумал Стурл, — «И стоит поспешить, пока никто меня не видел».

— Так, так, так... Кто тут у нас? — хриплый клёкот раздался со стороны опустевшей обители Кархуна, — Стурл Непокорный, собственной персоной!

— Вор, крадущий подношения великим богиням!— вторил ему второй глумящийся голос, — Убийца, лишивший жизни своего родственника, божью птичку! Святотатец, вознамерившийся перечить священным предсказаниям! Я нарекаю тебя Стурлом Осквернителем! Отдавай мне глаз!

— Вы кто такие? — Стурл устало взглянул в сторону двух вороних.

В наряде первой изобиловали красные, словно вымазанные кровью перья. Оперение второй сверкало оттенками позеленевшей бронзы.

— Попробуй угадать, Стурл Тугодум, — сказала красная, — Время от времени в твой птичий мозг приходят прозорливые мысли.

— Это уже не важно, кто вы, — обречённо выдохнул Стурл.

— Этому преступнику в голову приходят лишь мысли о новом злодеянии, — нахмурилась зелёная.

— Как думаешь, Стурл Осквернитель, что скажут остальные костяные вороны, узнав о твоих подвигах?

— Остальные вороны ничего не скажут, — потупился Стурл, — Никто не узнает.

Он отодвинул глаз в сторону, и, выставив вперёд чудовищный клюв, стремительно бросился в атаку.

* * *

— Он умер? — спросила Маха, вытирая с клюва капельки крови.

— Не умер, — ответила Морриган, разглядывая глубокую ссадину на своей лапе.

— А выглядит, будто умер, — ворониха обошла вокруг исполинской туши Стурла.

Костяной ворон лежал на земле, поджав к груди гигантские чешуйчатые лапы.

— Оклемается,— уверила её Морриган, — Ты только глянь, какой он здоровый.

— Да уж, — тяжело вздохнула Маха, — Был момент, когда я засомневалась, что мы с ним справимся. И что теперь?

Воронихи замолчали, дивясь поверженному противнику.

— Ты умеешь творить добро, Маха Разрушительница?— ответила вопросом на вопрос Морриган.

— Никогда не пробовала, — призналась Маха, — А это необходимо?

— Сложно сказать, — вздохнула Морриган, — Однако обстоятельства и условия сложились так, что мы можем сделать сразу четыре добрых дела. Мы можем спасти от смерти жену этого отчаявшегося красавчика, — воронья лапа пихнула неподвижную тушу,— Это раз.

— Мы можем сохранить род костяных воронов. Это два. В третьих: возвращение драконов всё же состоится. Ну и самое важное, четвёртое доброе дело: мы поможем нашей безутешной Бадб. Её новый, восьмой Сильный Холод и Ветер, Высокий тростник...

— Будет драконом, — восхищённо продолжила Маха, — Я люблю тебя, Морри, — она раскрыла отливающие бронзой крылья, обнимая спутницу, — Среди нас троих ты самая мудрая и могущественная.

— Пророчество исполнится, — в голосе Махи звучало торжество, — Но это будет наше пророчество: мы богини и сами творим будущее этого мира.

* * *

— Рога великого Цернунноса мне в задницу! Стурл, милый, что с тобой случилось? На тебе кровь! Ты ранен?

Хурла порывисто дёрнулась в сторону мужа, но вспомнив о хрупком сидении, осторожно опустилась обратно в гнездо.

— Враны священной рощи никак не хотели уступить мне подношение, — ответил Стурл, положив к ногам воронихи человеческий глаз.

— А что отец? — спросила Хурла, явно заинтересованная драгоценным подарком, — Ты навестил Кархуна? Почему не отдал подарок?

— Я обойдусь жирным зайцем, — раздался хриплый клёкот со стороны глазницы, что служила входом в жилище воронов.

— Отец!— всплеснула крыльями Хурла, — Как же ты добрался сюда? Ты же не видишь ни черта.

— Мудрость заменяет мне глаза, — ответил белоснежный ворон, — А за прошедшие пятьсот лет я изучил это небо вдоль и поперёк.

Кархун ловко спрыгнул вниз и приблизился к гнезду:

— Здравствуй, дочка! Покажи старику будущих внучат.

— Почему ты не дождёшься, когда они вылупятся, отец? — спросила встревоженная Хурла.

— Ути-пути,— старик игрался, перекатывая яйца клювом,— Я пришёл попрощаться, дочка. Я покидаю своё жилище и отправляюсь в священную рощу Скейла. Остаток жизни я хочу провести в служении великой богине Морриган. Поэтому чтоб лапы твоей там не было! Ты же не станешь воровать подношения у собственного отца или посылать за ним этого мерзкого осквернителя — своего муженька?

Пристыженная Хурла слегка склонила голову. Её взгляд снова устремился на человеческий глаз.

— Ладно,— каркнул старик, — Не стесняйся, дочка: отведай глаз девственницы, а потом почисти перья своему непокорному мужчине. И чтоб больше никаких набегов.

— А что с нашим яйцом? —спросила Хурла, зачаровано направляясь к глазу: око притягивало ворониху, словно магнит железную стружку, — Оно какое-то странное.

— Ничего странного, — заявил Кархун, перекатывая чёрно-красное яйцо лапой, — Такое случается: за свою долгую жизнь я видел неисчислимое множество яиц: и чёрно-красные и голубые, словно весеннее небо и зелёные, как трава и рыжие, что грива Махи- Разрушительницы и белые и...

Но Хурла уже не слышала отца: схватив глаз, она вылетела из глазницы, дабы насладиться драгоценным угощением в одиночестве.

— Вот и всё, Стурл Осквернитель. Теперь ты наш должник. Помни об этом.

Силуэт старого ворона размылся, белоснежные тона его перьев осыпались пеплом, чёрное оперение воронихи отливало бронзой. Она поправила три крапчатых яйца, что окружали четвёртое — чёрно-красное, и направилась в сторону пустой глазницы черепа.

— И, кстати, — обернулась Маха, — Напомни Хурле о хрупкости скорлупы. Поменьше ёрзайте, когда будете высиживать своё отродье. Чтобы не сошла краска. В магии всегда имеется рациональное зерно. До свидания, Стурл Осквернитель. Уверена — мы ещё встретимся.

Она взяла в клюв маленький, невзрачный камушек и выскочила прочь из жилища костяных воронов.

* * *

— Мой дракон... — задумчиво произнесла миниатюрная женщина в чёрном платье, отороченном вороньими перьями.

Маха ущипнула Морриган за спину чуть пониже талии. Они не ослышались: Бадб произнесла эти слова. Первые слова за последний год.

— Твой дракон, милая, — Морриган погладила её чёрные, как смоль, волосы, — Твой Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник.

Бадб нежно покатала чёрно-красное яйцо ладонью:

— Но в пророчество сказано, что придут лишь семеро, а потом всё закончится.

Её рука безвольно соскользнула со скорлупы.

— В задницу пророчества, — Маха обняла хрупкие плечи брюнетки, — Мы — богини! Наши свершения и есть пророчества.

— А мы одна богиня или три богини? — задумчиво вопросила Бадб.

Трое женщин недоуменно переглянулись.

— Неважно!— взмахнула рукой Маха, — Всё будет так, как решим мы!

* * *

Спустя два месяца.

— Все эти пророчества — сплошное надувательство, — красные, будто окровавленные губы Морриган сложились расстроенным бантиком.

— Я же говорила, — ехидно заметила Маха, — Все предсказания — наглое враньё. Но не переживай милая: наша выгода никуда не делась: род костяных воронов продолжает существовать, и среди них есть один красавчик, что должен нам услугу.

Она многозначительно подмигнула.

— К тому же, милая Морри, ты не находишь, что она определённо оживает?

Тонкий палец, увенчанный длинным кривым ногтем указал на священный круг камней.

Там, на древней плите алтаря, окружённого семеркой вооружённых мертвецов, счастливо резвились двое: миниатюрная женщина в платье, отороченном чёрными перьями и пушистый воронёнок с покрытыми чешуёй лапами.

* * *

— Клянусь тебе, Стурл, — Хурла бросилась вперёд и прикрыла своих птенцов от чудовища, что тянуло к ним страшенный клюв, — Ты — единственный мужчина, что я познала в своей жизни! Я не могу объяснить откуда взялся этот ублюдок!

— Не переживай, Хурла! — Стурл, на удивление жены, чему-то посмеивался.

Он приблизился и осторожно перевернул птенца, что отличался от остальных белым пухом и огромными размерами, на спину. Тот сразу же задрал вверх лапы, требуя ласки.

— Никакое это не чудовище, и я тебя ни в чём не обвиняю. Это всего лишь птенец. Мы с Кархуном тебе сразу не стали рассказывать, чтобы не тревожить. Понимаешь, милая, существует древнее пророчество, в котором говорится, что однажды в семье достойного костяного ворона из чёрного с красным орнаментом яйца вылупится птенец сказочного белого лебедя, считающегося исчезнувшим...