Следующий день прошел для Томаса мучительно. Ему не терпелось увидеть Терезу во плоти — всего десять минут. Пять минут. Все, что ему было нужно, это достаточно времени, чтобы посмотреть ей в глаза и спросить: «Это была ты?» Он узнает это в одно мгновение, и ему отчаянно нужно подтверждение. Пока он завтракал, проходил обследование, переходил из класса в класс, в голове у него вертелся один и тот же вопрос.
Я сумасшедший?
Он даже пытался расспросить доктора Пейдж о своих страхах, когда она забирала его утром.
— Откуда вы знаете, что у меня иммунитет? — спросил он, внимательно наблюдая за выражением ее лица, когда она ответила.
— Это довольно просто, — легко ответила она, идя рядом с ним по коридору. — В твоей крови, ДНК и спинномозговой жидкости есть очень специфические маркеры, которые согласуются между всеми теми, кто обладает иммунитетом. Эти маркеры отсутствуют у тех, кто не обладает иммунитетом. Потребовалось много исследований, чтобы добраться до этой точки, но теперь она прочна.
Он обдумал это. Похоже, она говорила правду.
— Кроме того, — добавила она, — это вдвойне подтверждается у кого-то вроде тебя и других иммунных субъектов, которых мы собрали.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, мы можем проверить с помощью сканирования мозга, что вирус сам проник в тебя, что ты сдал для него домом. И все же это никак не влияет на твою физическую материю, умственные способности или телесные функции. И у тебя был вирус в течение многих лет, без каких-либо изменений. Если только это не какая-то массовая мутация вируса, о которой наши исследования не показали никаких доказательств, тогда мы можем сказать с почти определенной научной и медицинской точностью, что у тебя иммунитет.
Он кивнул, вполне уверенный, что она была честна с ним.
— Итак, если я начну показывать симптомы Вспышки, скажем, завтра, насколько вы будете шокированы? По шкале от одного до десяти?
Она посмотрела на него.
— Десять, Томас. Я была бы вне себя от шока. Так потрясена, словно у тебя выросло третье ухо. Что все это значит?
Он остановился в коридоре и повернулся к ней.
— Доктор Пейдж. Ты клянешься, клянешься своей жизнью, что у меня иммунитет? Что это не какой-то… я не знаю, какой-то тест? Я знаю, что вы, ребята, очень любите тесты. Откуда мне знать, что я не такой, как Ньют? Без иммунитета?
Доктор Пейдж улыбнулась ему той самой улыбкой, от которой ему всегда становилось немного легче.
— Клянусь тебе, Томас. Клянусь могилами бесчисленных близких, которые умерли… клянусь, что я никогда не лгала тебе. Ты настолько невосприимчив, насколько это возможно для науки и медицины. И если бы была хоть малейшая возможность подвергнуть твою жизнь опасности, я бы этого не допустила.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Он обнаружил, что действительно верит ей, и это заставило его почувствовать тепло внутри — как будто маленький кусочек стены, которую он построил, чтобы защитить себя, рухнул.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — спросила она. — Что случилось?
Он почти сказал ей правду. Что он услышал голос в своей голове. Он почти сказал ей.
— Сны, — ответил он. — Мне все время снятся сны, в которых я схожу с ума. И хуже всего то, что я даже не знаю, как это случилось. Кто-нибудь из этих шизов действительно знает, что они сошли с ума? Откуда нам знать, что мы не шизы?
Она кивнула, как будто это был вполне обоснованный вопрос.
— Это звучит как что-то для твоего урока философии. Думаю, в следующем месяце.
Она снова зашагала, и разговор был окончен.
Томас сидел в своей комнате, снова обдумывая утренний разговор с доктором Пейдж. С самого пробуждения он надеялся, что Тереза снова заговорит с ним, и в то же время надеялся, что она этого не сделает.
Но чем больше он думал об этом, тем больше верил доктору Пейдж. Она была либо искренней, либо лучшей актрисой, которую когда-либо знал мир. В конце концов Томас слишком устал, чтобы беспокоиться, и он выключил свет, надеясь, что сон одолеет его и унесет прочь. Примерно через час, когда он уже начал засыпать, Тереза снова заговорила с ним.
«Томас, ты здесь?»
Это не потрясло его так, как в первый раз. На этот раз не было никакого жужжания, и на каком-то уровне он ожидал его, так что это не было так дезориентирующее. Но даже так, все следы сна исчезли при ее словах, он сел, а затем встал с кровати и подошел к своему столу.
— Я здесь, — сказал он вслух, снова чувствуя себя идиотом. Он совершенно не представлял, как ответить ей своим разумом.
«Я чувствую, что ты пытаешься ответить, — сказала она. — Имплантаты, которые они вставили в наши головы, я пыталась понять, что изменилось с тех пор, как они это сделали, и как только я нажала на кнопку, чтобы установить контакт с тобой, это сработало».
Томас сидел, кивая сам себе, как манекен. От него не ускользнуло, как странно, что девушка чувствовала себя вполне нормально, разговаривая с ним телепатически.
«Ты должен сосредоточиться, — продолжала Тереза. — Исследуйте свой ум, чтобы найти посторонний предмет, а затем сосредоточьтесь на нем. Нажми на него. Ты не поймешь, о чем я говорю, пока не попробуешь».
Теперь ее слова звучали торопливо, уже не причиняя боли, но все еще сбивая с толку.
— Хорошо, — сказал он, зная, что она его не слышит.
«Попробуй сегодня вечером, когда будешь ложиться спать, — сказала она. — Я буду связываться с тобой каждый вечер, пока не получу ответ. Не сдавайся!»
Он почувствовал, как тяжело она произнесла последние два слова. Важность того, что она ему говорила.
— Хорошо, — повторил он. Затем, уверенный в том, что услышал от нее последнее, он снова лег в постель и начал копаться в собственном разуме.
В течение нескольких дней и ночей он работал над этим, и это была самая неприятная вещь, которую он когда-либо делал. В его распоряжении были только ментальные инструменты, ничего физического. Может быть, если бы он мог взять скальпель и вскрыть себе голову, было бы легче ковырять и прощупывать, пока он не нашел бы что-то вроде огромного олдскульного выключателя, который нужно было щелкнуть. Но нет, он должен был закрыть глаза и искать пальцами, которые существовали только в его собственном воображении.
Как только он перестал думать о вещах в такой черно-белой манере, он смог начать видеть свои собственные мысли и совесть как вещи, которыми он мог мысленно манипулировать. Именно тогда он начал делать успехи. Он позволил своим мыслям исчезнуть и сосредоточиться на пустоте, пока внезапно не стало ясно, там была область, которая, казалось, не принадлежала ему. А потом он продолжал работать, борясь с ней и думая о том единственном слове, которое хотел послать: Тереза.
И вот однажды ночью он скорее почувствовал, чем услышал, как Тереза получила его послание. Это было так, словно он ткнул ее палкой для скота.
Он вскрикнул, лежа в постели, зная, что уже близко. Надеясь, что он не причинил ей слишком много боли.
«Продолжай, — мысленно сказала она ему. — Ты почти на месте. И в следующий раз постарайся не ударить меня током по глазам».
Он понятия не имел, что это значит, но все равно улыбнулся.
И продолжал пытаться.