Код лихорадки

Глава 9 224.10.7 | 12:43

Голова Томаса зажила гораздо быстрее, чем он предполагал. Вскоре он вернулся в свою комнату, посещал занятия, как будто ничего не изменилось. Со дня операции он не видел никаких следов Терезы, Минхо или мальчика по имени Ньют. Или кого-то еще, если уж на то пошло. Иногда, идя по коридору к своим классам, он слышал голоса. Они были достаточно далеко, чтобы он не мог точно сказать, откуда они идут, но он был уверен, что это дети. Это заставило его задуматься, что же с ним не так, что другим позволено так много общаться. Когда же настанет его очередь?

Он думал об этом каждый день. Иногда он мог объяснить это как часть эксперимента. Может быть, некоторые дети были вместе, а некоторые одни. Может быть, они скоро изменят его.

Неровная линия над ухом отмечала место, где его разрезали, но волосы уже отросли, и он почти не думал об этом. Он решил, что скоро даже не сможет этого почувствовать. Иногда он ощущал глубокую, гулкую боль в черепе, как будто волшебная рука проникала туда и сжимала. Всякий раз, когда он спрашивал доктора Пейдж или его инструкторов об имплантате, они просто говорили ему то, что говорили ему раньше — это анализ его системы — и всегда быстро указывали, насколько реже ему приходилось делать тесты. Это было то, что он действительно ценил.

Доктор Пейдж постоянно убеждала его, что есть причины, по которым он сейчас так изолирован, что они хотят заботиться о нем, оберегать его. Внешний мир был страшным, жутким местом, радиация и шизы повсюду. И она сказала, что им нужно лучше понять болезнь, прежде чем Томас начнет общаться с другими, что его случай — особый, хотя она никогда не вдавалась в подробности. Но она так часто приносила ему книги и карманный развлекательный планшет, что он не сомневался в ее доброте, и это убедило его, что она не просто придумывает что-то, чтобы успокоить его, она всегда помогала ему лучше относиться к своей странной жизни.

Однажды он проснулся с сильной головной болью и тяжелой сонливостью, какой никогда раньше не испытывал. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы встать и выполнить утреннюю рутину. Он вздремнул в своей комнате в обеденный перерыв и почувствовал, что едва успел закрыть глаза, как кто-то постучал в его дверь. Это удивило его, но он вскочил, чтобы ответить, беспокоясь, что проспал весь свой дневной урок. Это движение вызвало новую волну боли, пронзившую его голову.

Его сердце замерло, когда он увидел доктора Ливитта, стоявшего в коридоре, свет падал на его лысую голову.

— Ох. Это вырвалось у Томаса прежде, чем он успел остановиться.

— Привет, сынок, — ответил Ливитт, как никогда бодрый. — Сегодня у нас для тебя большой сюрприз, и я думаю, он тебе понравится.

Томас уставился на него, внезапно почувствовав головокружение. Услышав эти слова, он испытал такой сильный приступ дежавю, что ему показалось, будто он все еще спит.

— Хорошо, — сказал он, пытаясь скрыть свое смущение. Любое изменение в его ежедневном расписании приветствовалось. — В чем дело?

У доктора Ливитта была странная нервная улыбка.

— Мы, Мозгачи, — сказал мужчина с хитрой усмешкой, — решили, что вам пора вступить в контакт с другими людьми. Мы, хм, собираемся начать с Терезы. Как это звучит? Вы хотели бы встретиться и провести с ней некоторое время? Может быть, все пойдет лучше, чем на вашей первой неофициальной встрече. Его улыбка стала шире, но не коснулась глаз.

Томас уже очень давно не чувствовал ничего подобного тому, что горело в нем в этот момент. Больше всего на свете ему хотелось встретиться с Терезой.

— Да, — сказал он, — совершенно верно. Думаю, мне бы это очень понравилось.

Во время прогулки на него снова нахлынуло странное дежавю, как будто он уже проделывал эту самую прогулку с той же самой целью. Мужчина провел его в небольшой кабинет на первом этаже, единственной мебелью в котором был письменный стол, на котором ничего не было, и пара стульев по обе стороны от него. Девушка по имени Тереза уже сидела в одном из кресел и одарила Томаса очень застенчивой улыбкой.

Чувство дежавю ударило его еще сильнее, чем прежде, заставив почти споткнуться. Все в этом эпизоде: комната, Тереза, освещение — казалось таким знакомым, что даже не верилось, что это происходит впервые. Смущение затуманило его разум.

— Присаживайтесь, — сказал Ливитт, нетерпеливо жестикулируя.

Томас попытался взять себя в руки. Он сел, и мужчина вышел в коридор, почти полностью закрыв за собой дверь.

— Мы подумали, что пришло время вам, ребята, поболтать, — сказал он, затем добавил с быстрой улыбкой: «Наслаждайтесь», и закрыл дверь. Последовала еще одна сильная волна фамильярности.

Томас не мог оторвать взгляда от того места, где только что стоял мужчина, о был слишком смущен, чтобы обратить внимание на Терезу. Он чувствовал себя так неловко, несколько минут назад он был взволнован; теперь же он был в двух секундах от того, чтобы встать и убежать, сбитый с толку странным приливом чувств. Наконец он поерзал на стуле, заставляя себя посмотреть на нее, и обнаружил, что она пристально смотрит на него. Их взгляды встретились.

— Привет. — Это было лучшее, что он мог сделать.

— Привет, — ответила Тереза. Она снова застенчиво улыбнулась. Томас мог поклясться, что уже видел эту улыбку раньше, в этой самой комнате.

Но сейчас было не время размышлять о том, что могло бы произойти — у него было все время в мире, чтобы подумать о странностях позже. Он обвел рукой комнату.

— Почему они поместили нас сюда?

— Я не знаю. Думаю, они хотели, чтобы мы встретились и поговорили.

Она не поняла его намека, он подумал, что, возможно, это была ее попытка сарказма.

— Как давно ты живешь здесь?

— С тех пор, как мне исполнилось пять.

Томас посмотрел на нее, попытался угадать ее возраст и сдался.

— Так…

— Значит, четыре года, — сказала она.

— Тебе всего девять?

— Да. Почему? Сколько тебе лет?

Томас не был уверен, что знает ответ на этот вопрос. Он полагал, что они ровесники.

— Так же. Ты просто кажешься старше, вот и все.

— Мне скоро будет десять. Разве ты не был здесь так же долго?

— Был.

Тереза поерзала на стуле, подтянула одну ногу под себя и села на нее. Томас не думал, что это особенно удобно, но ему нравилось, она казалась немного более спокойной. То же самое относилось и к нему, чем больше они говорили, тем больше дезориентирующий пульс дежавю отступал на задний план.

— Почему они держат некоторых из нас отдельно? — спросила она. — Я все время слышу, как другие дети кричат и смеются. И я видела большую столовую. Она должна вмещать сотни людей.

— Значит, они тоже приносят еду в твою комнату?

Тереза кивнула.

— Три раза в день. Большинство из них на вкус как туалет.

— Ты знаешь, каков на вкус туалет? — Он затаил дыхание, надеясь, что еще не слишком рано для шутки.

Тереза ответила мгновенно.

— Не может быть хуже, чем та еда, которую они нам дают.

Томас искренне рассмеялся, и это было здорово.

— Хех. Ты права.

— Должно быть, что-то изменилось в нас, — сказала Тереза, внезапно становясь серьезной. Это немного выбило Томаса из колеи. — Ты как думаешь?

Томас произвел самое лучшее впечатление интеллигентного, задумчивого кивка. Он не хотел выдавать, что эта мысль никогда не приходила ему в голову.

— Я предполагаю. Должна быть причина, по которой нас держат в одиночестве. Но трудно догадаться, какая именно, когда мы даже не знаем, почему мы здесь. Он нахмурился изнутри, надеясь, что снаружи этого не видно. Он дважды повторил слово «догадка», и все это прозвучало глупо.

Тереза, похоже, так не считала.

— Я знаю. Твоя жизнь — это что-то вроде школьных занятий от пробуждения до отбоя?

— Почти.

Тереза кивнула, а затем сказала почти рассеянно:

— Они продолжают говорить мне, насколько я умна.

— Мне тоже. Это странно.

— Я думаю, что все это как-то связано со Вспышкой. Твои родители подцепили её до того, как ПОРОК забрал тебя?

Вся радость, которую Томас начал позволять себе испытывать, резко оборвалась. Он вдруг увидел своего отца, пьяного от ярости, свою маму, прощающуюся с ним, когда ему не было еще и пяти лет. Он попытался отгородиться от этого видения.

— Я не хочу об этом говорить, — сказал он.

— Почему нет? — спросила Тереза.

— Просто нет.

— Тогда ладно. Я тоже не хочу. Она не казалась сумасшедшей.

— И вообще, почему мы здесь? — Он снова указал на крошечную комнату, где они сидели. — Серьезно, что мы должны делать?

Тереза скрестила руки на груди и опустила ногу на пол.

— Общение. Пройти проверку. Я не знаю. Прости, что рядом со мной тебе так скучно.

— А? Теперь ты злишься?

— Нет, я не сержусь. Ты просто не кажешься мне очень милым. Мне даже понравилась идея о том, что у меня наконец-то есть друг.

Томасу захотелось дать себе пощечину.

— Прости. Для меня это тоже звучит не плохо. Он не знал, могла ли эта встреча пройти еще хуже.

Тереза опустила руки и улыбнулась другой улыбкой.

— Тогда, возможно, мы прошли испытание. Может быть, они хотели посмотреть, поладим ли мы.

— Как скажешь, — ответил он со своей собственной улыбкой. — Я давным-давно перестал гадать о вещах.

После долгой паузы она сказала:

— Итак… друзья?

— Друзья.

Тереза протянула руку через стол.

— По рукам.

— Хорошо. Он наклонился вперед, и они пожали друг другу руки.

Тереза откинулась на спинку стула, и выражение ее лица снова изменилось.

— Слушай, а у тебя мозги иногда болят? Я имею в виду, не просто как обычная головная боль, а глубоко внутри черепа?

Томас мог только представить себе выражение шока на его лице.

— Что? Ты это серьезно? Да! — Он как раз собирался заговорить о своей ужасной утренней головной боли — возможно, даже о том, что раньше пытался узнать об этом, — когда она поднесла палец к губам.

— Тихо, кто-то идет. Мы поговорим об этом позже.

Откуда она узнала, Томас понятия не имел. Он ничего не слышал, но кто-то постучал в дверь через мгновение после того, как она заговорила. Через секунду дверь открылась, и в щель просунулась голова доктора Ливитта.

— Привет, детишки, — весело сказал он. Он перевел взгляд с Томаса на Терезу. — На сегодня время вышло. Давайте вернемся в свои комнаты. Мы думаем, что все прошло хорошо, так что будет еще много возможностей узнать друг друга.

Томас переглянулся с Терезой. Он не совсем понимал, что говорят ее глаза, но действительно верил, что у него появился новый друг. Они встали со своих стульев и направились к Ливитту. Томас был благодарен даже за то короткое время, что им дали, и держал пальцы скрещенными, что хорошее поведение действительно приведет к новым встречам, как и было обещано.

Они были уже в дверях, когда Тереза остановилась и задала вопрос доктору Ливитту. Точнее, два. И этого было достаточно, чтобы полностью изменить его поведение.

— А что такое спусковой крючок? И правда ли, что семеро детей умерли во время операций по имплантации?

Эти вопросы ошеломили Томаса. Он повернулся, чтобы посмотреть на Терезу, пока доктор искал ответ.

— Как… — начал было мужчина, но тут же осекся, сообразив, что именно сделал Томас. Тереза наткнулась на что-то важное. Что-то правдивое. — Откуда ты взяла такую чушь?

Томас задумался о том же. Как она могла услышать что-то подобное? Он никогда ничего не слышал.

Тереза пожала плечами.

— Иногда ваши люди, говорят тогда, когда думают, что мы их не слышим.

Ливитт был недоволен, но голос его оставался спокойным.

— А иногда, когда ты подслушиваешь, ты не слышишь всей истории. Давай не будем концентрироваться на том, что тебя не касается, хорошо?

С этими словами он повернулся и пошел обратно по коридору. Казалось, ему было все равно, пойдут они за ним или нет, но они шли за ним по пятам.

— Это довольно забавно, — прошептала Тереза Томасу. — Гуляю вместе с моим новым другом.

Он посмотрел на нее с изумлением и недоверием.

— В самом деле? Сначала ты спрашиваешь о том, что дети умирают, а теперь ведешь себя так, будто это не имеет большого значения? Ты такая странная. Он попытался обратить все в шутку, чтобы скрыть, как его ужаснул ее второй вопрос. Неужели это только слухи?

Он почувствовал себя лучше, когда она неожиданно поцеловала его в щеку, а затем побежала по коридору мимо доктора Ливитта.

Томасу определенно нравилось иметь друга. Но пока он смотрел, как она бежит, к нему вернулось чувство паники. Что случилось с ним сегодня? От раскалывающей головной боли до непреодолимого чувства — это заставляло его чувствовать головокружение, боязнь встать из-за страха опрокинуться. Как будто он не был в гармонии с вращением Земли.

Он изо всех сил старался не думать о худшем из возможных ответов.

Он старался не думать о Вспышке.