Как приручить дракона 5

Глава 5 Коммуникация

Я проснулся внутри роскошной кровати под пышным балдахином. Роскошь, пышность, вычурность — эти определения меня уже достали за время пребывания в юридике Вишневецких. Особенно — во дворце. Я был чужим на этом празднике жизни, меня никогда не привлекала эстетика излишества, я любил минимализм и надежные, простые вещи. Если говорить, например, об одежде, то «Олива» — пожалуй, квинтэссенция моего вкуса. Удобно, практично, мужественно. Да, мне нравились еще и костюмы — пиджаки, брюки… Например, два костюма: легкий и утепленный. Ну, пусть еще по одному на каждый сезон — мало ли, порвется-испачкается. Но за каким бесом человеку — если он мужчина, конечно, — более четырех костюмов — я никогда не понимал.

Нет, если человек — девочка, то тут вопросов нет. Девочки — самые красивые природные явления в мире, пусть украшают собой окружающую действительность со всем возможным разнообразием.

И зачем на кровати позолота? Как позолота может улучшить качество сна? И зачем балдахин, если благодаря охранным чарам комары и прочие кровососущие насекомые Збаражский замок облетают стороной? Вся эта марля, тюли и шелка — чистый бред! Да и вообще — от слишком мягкой перины спина болит, даром, что здешнему моему телу 26, и я вообще отчасти дракон.

— ДРАКОНЫ ЛЮБЯТ СПАТЬ НА КУЧЕ ЗЛАТА И СЕРЕБРА! — подал голос дракон. — ИЛИ В КОМПАНИИ ПРЕКРАСНЫХ ДЕВ.

— Что касается компании прекрасных дев, тут мы с тобой необыкновенно солидарны, — признал я. — Мне бы хватило и одной, но, похоже, в отчем доме положено соблюдать некие правила. Это ж юридика — тут правил и традиций вагон и маленькая тележка…

— А где одежда? — удивленный Гоша — это было что-то новенькое, так что я мигом вскочил с кровати и уставился на стул, куда аккуратно, по-военному, развесил брюки, жилетку, рубашку и пиджак.

Ничего этого не наблюдалось. Нет, в саквояже, конечно, имелся комплект оливы — я же собирался, в конце концов, воспользоваться байдаркой, но этот костюм мне был дорог как память! В конце концов — первая серьезная покупка в мире Тверди! Впрочем, одежда — это был второстепенный вопрос. Первостепенной важности тема после сна находилась за расписной дверцей — там имелся и душ, и уборная. И полотенца, и халат, и всякие-разные гигиенические принадлежности — на гостях Вишневецкие не экономили.

Стоя под тугими горячими струями воды, я поймал себя на том, что пытаюсь услышать, что там поделывает дядя Петя из соседней квартиры… М-да, можно вывести человека из земщины, но не земщину из человека! Даже если он — дракон.

Выйдя наружу посвежевшим и запахнутым в халат, я застал у своей кровати какого-то блондинчика в свитке. В одежде такой, а не в пергаменте, скрученном в трубочку.

— Ваш наряд, пан рыцарь! — он едва ли поясной поклон передо мной не вломил, но был прерван.

— Однако, ты кто такой?

— Тараска, Микулин сын! — отрапортовал он. — Коридорный!

— Где моя одежда, Тарас Николаевич? — очень вежливо поинтересовался я.

— Вот, пан рыцарь!— он протягивал мне стопку чего-то явно пышного и вычурного — снова.

Сверху стояли желтые сапоги, чтоб их бесы съели.

— Меня Георгий Серафимович зовут, — объяснил я. — Еще раз назовешь паном — будем учить с тобой Уолта Уитмена, «Песню о выставке». Наизусть.

— А… — несчастный Тарас знать не знал, что ему делать. — Приказано вам вот наряд доставить, тут блуза, кунтуш, шаровары, жупан и сапоги — желтые, как подобает…

— Кому подобает? — уточнил я, постепенно зверея.

— Ясновельможному пану! — понятно, что сам он виноват ни в чем не был, выполнял распоряжения кого-то большого и важного, но…

— Итак, повторяем за мной, Тарас Николаевич… — я взмахнул рукой и начал декламировать:

— … О, мы построим здание

Пышнее всех египетских гробниц,

Прекраснее храмов Эллады и Рима.

Твой мы построим храм, о пресвятая индустрия!

Я вижу его, как во сне, наяву…

— Помилуйте, не проклинайте! — рухнул на колени коридорный. — Я же ничего…

— Давай, Тарас Николаевич, проведи меня туда, где сейчас находится моя одежда. И не смей мне дурить голову, мол, «не высохла», «не успели постирать» и всякое такое прочее. Мы с тобой оба знаем, что тот уровень магии и технологии, которым располагают Вишневецкие, способен справиться с моим любимым клетчатым костюмом в худшем случае минут за двадцать… Вставай давай, Тарас Николаевич, хватит комедию ломать!

— Я ничего не ломал, пане! — в ужасе вскричал он.

Я тяжко вздохнул и снова взялся за Уолта не нашего Уитмена:

— Долой этот разнузданный ад, этот кровавый наскок, словно мы не люди, а тигры.

Если воевать — так за победу труда!

Будьте нашей доблестной армией вы, инженеры и техники,

И пусть развеваются ваши знамена под тихим и ласковым ветром!

Тараска вскочил, ляпнул на кровать стопку одежды и, чуть не плача, сказал:

— Не сносить мне головы, па… Герман Серапионович, но лучше уж на плаху, чем такие ужасы слухать! Поведу вас в прачечную… Но вы за меня словечко замолвите?

— Замолвлю. Скажу, что подверг тебя пыткам! — пообещал я.

— Жестоким пыткам! — закивал Тарас Николаевич.

Он вел меня сначала по коридору, потом — по винтовой лестнице, и, прыгая со ступеньки на ступеньку, все повторял:

— «Пресвятая индустрия!» Это ж надо такое придумать — «пресвятая индустрия!» Богохульство-то каковое!

Я шел в халате и в тапочках и особенно не смущался. А чего мне смущаться? Вот в желтых сапогах мне, полешуку, было бы очень стыдно. Я бы лучше с голым афедроном прошелся, чем сапоги эти надел. А в халате — комфортно, даже тепло… Мы спустились куда-то в район пятого круга ада, глубоко под землю.

— Тут — темница, там — прачечная и складские помещения, — пояснил коридорный. — Нам — налево. В темницу пока рано, да и не очень хотелось бы.

Вдруг я услышал из-за железной двери знакомый хриплый баритон. Там явно орудовал Бабай Сархан!

— Лурц, гребаный ты папуас, ты сведешь меня в могилу! — слышался его громовой рев. — Ладно эти дефективные, но тебе-то за каким хреном сраные зимние яблочки понадобились, а? Что, кисленького захотелось? Ты у меня компот с синильной кислотой до конца жизни пить будешь! Я тебе набью на левой груди татау с оскоминой, а на правой груди — татау левой груди! Как выглядит оскомина? Попи…говори у меня еще, малолетний бубхош багронк! Давай, вылезай оттуда и аборигенов этих мелких вытаскивай… Дожили, ять, целую команду черных уруков поймали какие-то шляхтюки! А й-о-о-оп вашу… И высекли вас? Стыдоба! Я отдам вас Перепелке в вечное рабство, он вас сначала шомполами запорет, а потом научит яблочки воровать, мои ж вы обосранцы! Позорище всего ордынского народа!

Постепенно причины появления Бабая на приеме у Вишневецких проявлялись во всей своей красе… Похоже, отлавливая лярву в парке, он выплачивал долг за косяк своих подчиненных!

— Нам налево, — опасливо косясь на дверь, повторил Тарас Николаевич.

— Ну, ладно. Налево — значит налево, — не стал спорить я.

— Людка-а-а-! — заорал коридорный, едва шагнув внутрь прачечной. — Тута па… Э-э-э… Постоялец из седьмого! Хочет себе костюм взад завернуть.

— СЕБЕ В ЗАД ЗАВЕРНИ! — рыкнул Пепел.

Я подавился усмешкой, сунул руки в карманы халата и стал ждать.

— Это чегой-то ясновельможному пану кунтуш не понравился? — раздался женский голос из глубин прачечной.

— Чш-ш-ш-ш, дура, он щас опять свою чертовщину читать начнет, Григорию Сатьяграховичу не ндраицца, когда его паном кличут!

Моей реакцией на такой пассаж стал типичный жест рука-лицо: с запоминанием имен и отчеств у бедового коридорного явно имелись проблемы! Но, поскольку и костюм, и рубашка предстали предо мной в самом приличном виде, то дальнейшее курощение Тараса Николаевича я решил прекратить. Скинул халат, быстро оделся, стоя босиком на каменных плитах пола, грозно глянул на своего провожатого — и тот мигом принес начищенные ботинки с новыми шнурками.

— Ну, носки-то, Гавриил Самвелович, возьмите уж эти? — коридорный протянул мне пару.

Ничего крамольного в них я не увидел. Разве что цвет — красный, ну это уж меня слабо волновало. Так что спустя минуту я был одет, обут и готов к новым свершениям. Например — очень хотел найти Ясю и Бабая, к обоим у меня имелись серьезные разговоры. Но…

— Завтрак в малой столовой! — хлопнул себя по лбу Тарас Николаевич. — С меня шкуру снимут! Пойдемте, пойдемте, Гавриил Соломонович!

Интересно — а если бы я не проснулся вовремя, что бы он делал? И вообще вовремя — это во сколько? Который сейчас час?

Честно говоря, я слегка переживал по поводу завтрака: вдруг там какие-нибудь сложности начнут подавать, с кучей столовых приборов и непонятными блюдами? Ан нет — тут у нас бал правила галицко-русско-польская шляхта, а не всякие галльские месье, так что завтрак тоже был шляхетский: огромная яичница с жареными колбасками, помидорами, огурцами, всякой зеленью, хлебом… Или — гурьевская каша, на выбор. Женщины в основном предпочитали второй вариант, мы же с Бабаем, оказавшись за столом плечом к плечу, налегали на калорийную пищу.

Я и орк были единственными, кто не придерживался традиционных шляхетных нарядов. Орк, видимо, достал откуда-то из закромов довольно приличную и, кажется, чертовски дорогую черную рубашку, в которую, наверное, могли бы влезть двое таких, как я. Да и джинсы по такому случаю, как торжественный завтрак, оказались у него черного цвета и не рваные. Вроде как даже от какого-то ингрийского дизайнера. Ну, надо же!

Однако, имелся тут кое-кто, на кого смотреть было гораздо приятнее, чем на верзилу-урука! Яся отлично выглядела в своем длинном, в пол, платье с открытыми плечами. И диадема ей шла. Разве что сидела девушка очень далеко — на женской половине стола, рядом со своей бабушкой, и нам оставалось только переглядываться. Во главе, конечно, восседали старшие Вишневецкие, окруженные внуками.

— Так ты своих выручал? — уточнил у Бабая я. — Пока за костюмом ходил — случайно услышал, как ты там в темнице кого-то распекаешь, уж извини…

— Я ж говорю — папуасы! Яблочков им захотелось! Шла в Паннонию колонна из таганрогских снага, с ними — несколько таборных уруков с семьями. Я встречать их Лурца послал, может, слыхал — Желтая Майка? Нет? Ну, он парень лихой, но надежный, а чтобы в Инферно пройти грамотно — опыт нужен или проводник, который там бывал. И эти черти, ну — молодняк урукский таборный, его как-то уговорили за яблочками забежать! А про то, что сад на территории юридики Вишневецких находится — забыли предупредить. Когда это вообще их останавливало? Вот и представь: добыли сторожевых собак…

— В каком смысле — добыли? — удивился я.

— Ну как, в каком? — вздохнул атаман. — Как добычу добыли. Там такие собачки — по семьдесят кэгэ весом! Добыли, значит, нафаршировали яблоками и на костре стали жарить, вместо вертела используя вырванную из ограды сада арматуру…

— Однако! — мои брови поползли вверх. — Вот это — трудные подростки!

— Мутанты они и демоны… Короче, пока гребаные папуасы кулинарией занимались — их и зажопили, — обобщил Бабай и, забывшись, ухватил сразу две колбаски руками и принялся жевать. — А я их вытащил!

— А почему — сам? — уточнил я. — Ты же целый атаман и князь, важная шишка!

— Натура такая, — пожал плечами он. — Вот я про тебя справки навел: ты ведь и правда препод! На кой хрен ты в школе корячишься, если весь из себя рыцарь и землевладелец? Во-о-от! И я потому по Хтоням бегаю и тварюшек ловлю. Не могу по-другому. Княжество там, атаманство — это все просто прикрытие. Мир вокруг такой: чтобы быть свободным, нужно быть влиятельным и сильным. И если я хочу и дальше причинять добро, наносить радость и внушать народу счастье — то приходится играть по правилам. Надо было стать князем — пожалуйста, вот он я, князь Хтонический, отцепитесь. Но сесть на жопе ровно и скипетром размахивать? Не-е-ет, с этой дичью и без меня справятся… Смекаешь?

— Целиком и полностью смекаю… — мы с ним были очень разными, но понимали друг друга прекрасно. — У тебя свой пунктик — эта твоя Орда, у меня — свой.

— Дети?

— Дети, — кивнул я. — Хочу, чтобы у них было право выбора, вот что. Чтобы они могли выбирать осознанно, без песка в глазах, понимаешь?

Орк с деловым видом забросил в пасть еще три-четыре яйца, прожевал и сказал:

— Ага. А я хочу дать любому, даже самому распоследнему пропащему снага второй шанс. Упустит — ну, кабздец ему, выпотрошу, скальпирую и выброшу на помойку. И жаба по нем не кумкнет… Но второго шанса заслуживает всякий…

— Всякий? — напрягся я.

— Ясное дело, если он не мучит маленьких детей и не кушает людей! И не вытирает хрен об занавески! — заржал Бабай, и тут мы заметили, что все пялятся на нас, хотя до этого вели чинные-благородные разговоры.

— Спелись, значит, — проговорил со своего конца стола старый Вишневецкий. — Какой кошмар. Кто посадил их вместе?

— А с кем бы ты предпочел, чтобы они сидели, дражайший мой супруг? — спросила у мужа Гражина Игоревна.

Паны и паненки за столом нервно стали переглядываться. Яся и ее братья — заулыбались. Иеремия Михайлович сначала нахмурился сурово, а потом негромко рассмеялся:

— Что ж, будем считать — это тонкая интрига по завязыванию неожиданных союзов… Ядвига — окажи любезность Георгию Серафимовичу, проведи ему экскурсию по замку. А мы с его светлостью паном-атаманом обсудим наши скучные и обыденные дела…

Конечно, конечно… У безумного князя и безбашенного атамана — обыденные дела. Скучные. Но идея прогуляться с Ясей мне очень нравилась! И ей, видимо, тоже. А что? Официальное распоряжение главы клана! Такие распоряжения исполнять — одно удовольствие. Хотя подобный расклад и подталкивал меня к тому самому разговору — третьей причине моего приезда в Збараж.

Даже сквозь материю брюк я чувствовал жар от молодого, сильного девичьего тела. Яся ко мне льнула, взяв под руку и прижимаясь бедром.

— Я чертовски по тебе соскучилась, чес-слово, — сказала она. — И полностью одобряю твою идею со сплавом, хотя и не понимаю всей подоплеки, да?

— Да… — признал я. — Подоплека есть. Такая, довольно дерьмовая.

Мы обходили замок по кругу, Ядвига вела меня в гараж — ей не терпелось показать мне свою коллекцию гоночных авто. Ну да, у нее была коллекция гоночных авто! Вообще, если честно, чем больше мы гуляли тут, тем больше я понимал значение слова «мезальянс», которое так резало мне слух, когда его произнес Вишневецкий.

Этот клан был неприлично богат. Я не знаю, сколько миллионов денег хранилось в казне Збаража, сколько — лежало на счетах в банках Государства Российского. Но, кажется, они могли позволить себе всё, что угодно. Вообще — всё. И тем более странным, и тем более ценным для меня был выбор Ядвиги. Она жила в Мозыре, работала в колледже, хотя могла купаться в роскоши, мановением руки управлять жизнями сотен и тысяч человек, получать все мыслимые и немыслимые удовольствия… Нет, я не принадлежал к тем ханжам, которые считают, что мужчина обязательно должен быть богаче…

Однако я собирался связать с ней свою жизнь. И не собирался жить на подачки ее родни, это точно. У меня была идея фикс — разграничить все ресурсы, что упали ко мне с неба, и пустить их на благотворительность. А добытые честным разбоем… То есть — собственными усилиями — этими уже пользоваться. Как, например, с Горыньской усадьбой и охотничьим домиком Ходкевичей. Его я получил сам, по условиям мирного договора.

— А как ты избежал почетного права обрядиться в кунтуш и желтые сапоги? — поинтересовалась вдруг Ядвига. — Бабушка же явно как-то пыталась тебе подсунуть соответствующий наряд, а?

— Пыталась… — усмехнулся я. — Но Уолт Уитмен оказался сильнее.

— Кто? — глаза Вишневецкой широко открылись. — Какой Уитмен?

— Не только, в конце концов, созидать, открывать,

Но также и приносить сюда, может быть, издалека то, что уже открыто,

Наделяя это нашей, собственной сущностью, естественной, безграничной, свободной,

Наполняя этим огромную неодухотворенную массу, оживляя ее огнем животворной веры,

Не рушить и бунтовать, но скорее впитать, переплавить и возродить! — торжественным тоном принялся начитывать я. — Я пригрозил слугам, что заставлю выучить наизусть всю «Песнь о выставке», и мой костюм нашелся моментально…

— Страшно… Красиво! И почему-то тебе подходит, — признала Вишневецкая. — Никогда не слышала… Но так мучить прислугу — это очень жестоко! Ты свирепый тип, Пепеляев!

Золоченые ворота подземного гаража открылись, и Яся потянула меня за собой за руку:

— Смотри, эти все отечественные! Вот там — три «японца», тут — галлы, а это — авалонский «Турамбар», очень мощный, но пафосный, мне такие не очень нравятся! — мы были уже в гараже, и она показывала мне аккурат на того монстра, который доставил ее к ступеням Минского театра оперы и балета. — Но в городских условиях ему равных нет.

— Все цвета радуги! — усмехнулся я. — Понятно теперь, как ты их под платья подбираешь!

— Ага! Но «Урсы» у меня нет! Я всегда хотела себе «Урсу», но знаешь — думала, что как-то оно не женственно…

А я смотрел на гражданскую версию танка «Чурила», без динамической брони и главного орудия, но — с башенкой. Танк был выкрашен в розовый цвет.

— А это, однако, женственно, да? — я не мог сдержать улыбки.

— Очень! На нем я ездила на выпускной! — запрыгала на месте Яся.

— Выпендрежница! — я ухватил ее за талию, но девушка вывернулась.

— Хи-и-и-и, чес-слово, Браницкая со своим паланкином и оттоманскими дэвами в качестве носильщиков просто чуть не уписалась от злости! — она ни капельки не обиделась. — Кстати! Хочешь — мы его в Горынь загоним? Мне он больше не нужен, а…

— Хм!

— Ладно, ладно! Я поняла! Я помню — ты консерватор и ходячий домострой. Ты хочешь все сам! Купишь мне машину? — она сложила ладошки и уставилась на меня своими блестящими глазками, точно, как Кот в Сапогах из «Шрека». — А эти продадим и пустим на твой партизанский летний лагерь. Или — на магическую Академию, что ты там задумал открывать?

— Что — серьезно? — удивился я. — Вот так просто? Нет, то есть, машину куплю — хоть завтра. Она даже ездить будет! Но… Послушай, тут ведь просто пещера Али-Бабы, и…

— Нам нечего терять, кроме наших оков! — пожала плечами Вишневецкая. — Это Бабай Сархан говорил? Или Карл и Марла? По крайней мере — для меня именно так все и обстоит. Это — цепи, оковы. Золотая клетка. Отсутствие выбора. Груз, который висит над головой и когда-нибудь должен обрушиться на плечи. А я не хочу! Не хочу — и не буду! Я рада, что Дмитрий растет таким смышленым парнем, и что ему уже восемнадцать. Из него выйдет отличный глава клана… Знаешь, до того, как я тебя встретила — это было почти предрешено, ну, что Збаражем после смерти деда и бабушки буду править я. Дед до сих пор надеется, но зря. Во-первых — они еще крепкие старики и проживут лет двадцать, не меньше — если их никто не убьет. А во-вторых — я выйду за тебя замуж, возьму твою фамилию и откажусь от прав на это место за себя и за наших детей. Довольно им будет и того, что добудем мы — своими собственными руками.

— Яся-а-а-а… — я притянул ее к себе и обнял, вдыхая запах ее волос. — Знаешь, что?

— М? — она шмыгнула носом, как обычная вышемирская девчонка откуда-нибудь с окраины.

— Я тебя никогда не брошу, если ты меня не бросишь. Я всегда к тебе вернусь, так и знай! Пока ты не скажешь мне, что я тебе противен, что ты не любишь меня и не желаешь меня знать — я буду рядом. Да и если скажешь — тоже буду рядом, просто ты знать об этом не будешь… — меня просто распирало от нежности, внутри было тепло-тепло, но совсем не так, когда разгорается драконье пламя. — А то вдруг тебя заставили, или ты чего-то там напридумывала и хотела как лучше? В общем — так и знай, Яся, я…

— Я тебя услышала, Пепеляев. И я к этому отношусь очень серьезно, — она подняла на меня глаза, а потом — хоп! — и вытерла нос, и проморгалась, и спросила: — Так что там за подоплека такая, у твоего приезда?

— Эх! — я сунул руку в карман пиджака и подумал, что не зря попросил ее заглянуть в мою комнату и забрал бумаги с собой. Хорош бы я был сейчас без доказательств. — Держи, вот.

И отдал ей несколько конвертов. Вишневецкая развернула первый из них и прочитала:

— Вольному рыцарю Георгию Пепеляеву-Гориновичу, владетелю Горыни от князя Ростислава Ольшанского… Это что — вызов на дуэль? — она перетасовала пачку конвертов, вчитываясь в имена отправителей. — Это всё — вызовы на дуэль, да? От Пацев, Гольшанских и Олельковичей? Да тут их целая пачка!

— Тем хуже для них. — сказал я. — Магнаты поняли, что не могут объявить мне войну, потому как их лидеры сами выбрали напасть на меня в Хтони. Нет вообще никаких доказательств для любой версии, и нет свидетелей — кроме Заславской. Но она просто взяла — и уехала в Паннонию, попросила политического убежища в Орде.

— … а из Орды выдачи нет! — кивнула Ядвига. — И пришедшая к власти молодежь решила смыть пятно на репутации кровью… Но они понятия не имеют ведь, с кем связались, да? Чес-слово, они ведь зря это затеяли!

— О, да, — кивнул я. — Я устрою им Великую Дефенестрацию и Хрустальную ночь — под одной обложкой. Ты поможешь мне? Ясь, мне просто больше просить некого. Честно. Так уж вышло — тебе я доверяю больше всех. Ты даже про пистолет за бачком знаешь, больше — никто!

— Пепеляев, ты дурной дурак! Ты что вообще задумал⁈ — она спрятала лицо в ладонях, а потом медленно выдохнула. — Конечно, я за тебя, затебее не бывает, я вообще и секундантом могу быть, я ведь маг и аристократка, но… Что именно ты хочешь провернуть?

— Для этого нам понадобится байдарка, маг воды и — добраться до Ольшан за три дня! Пока не кончились весенние каникулы, а в Ольшанах юный дефективный князь Ростислав не отгулял торжества по поводу своей инаугурации! — решительно заявил я.

Нет, идея и мне самому не очень нравилась, но лучше бить на упреждение, чем ждать войско трех магнатских кланов в Горыни. У меня и так проблем хватает — те же Радзивиллы, например.

— А… Ого! Вот оно как! — она на секунду прищурилась, личико ее стало серьезным. — И что, ты прям собираешься с ними всеми драться?

— Ага. «Хочу на вы идти!» — пафосно произнес я и выпятил грудь.

По сравнению с тем, как выпячивает грудь Бабай Сархан — получилось, честно говоря, не очень убедительно. Но я старался.