Кадровик 6.0

Глава 23 Разговор с нежитью

— Витя, — аккуратно дотрагивается до моего плеча Иллитид. — Витя, она себя не контролирует.

Практически в этот же момент над нами зажигается щит. Похоже, Фео тоже считает, что Алена себя не контролирует.

Нежить обманчиво медленно летит над зеленой травой к нам. В глубине глаз у девушки разгораются багровые огоньки, черты лица заостряются. Она всем видом похожа на богиню мести.

Девушка втыкается в огненный щит, обжигается и отлетает.

— А я говорил тебе, Витя, — вставляет Феофан. — Говорил же, не к добру.

Алёна снова облетает щит. Опять втыкается и отлетает. Кружит вокруг нас как завороженная и бормочет: «Вспомнила, вспомнила, вспомнила!»

Глаза нежити беспрерывно горят красным. Девушка не моргает. Будто её воспоминания зациклились на одном и том же моменте.

— Вить, я, конечно, понимаю, что дал обещание не влезать никому в голову, — вмешивается Андрей. — Но она же не человек. По крайней мере, на данный момент. Можно я все-таки попробую её остановить?

Иллитид как и мы, настороженно следит за Аленой. Та не кричит, но пробует щит на прочность.

— В данный момент она представляет для нас опасность, — аккуратно обходя острые углы, говорит иллитид.

— Вить, я согласен, — вторит Феофан. — Стоит мне убрать защиту, она нас сожрет.

Василиса почему-то молчит. Вообще, никаких эмоций. Возможно, её истощила битва с гидрой, либо от Алёны действительно не чувствуется опасности. Кто знает, чего приспичило нежити? Но снимать щит и проверять желания не возникает.

Смотрю на девчонку и понимаю, что она действительно просто потерялась. Алёна не понимает, где она находится, и с учетом сильно возросших возможностей, боюсь, она действительно может быть опасна.

— Если только ты не навредишь ей, — соглашаюсь с иллитидом.

— Да, конечно, я просто её остановлю, — обещает Андрей.

— Тогда делай, — говорю ему.

В следующий момент буквально попадаю под груз воспоминаний девушки.

— Поедешь со мной? — спрашивает Антуан и так по-доброму улыбается.

«Со мной», — слова стучат в груди, заменяя сердце.

Не могу отказаться, когда смотрю в его голубые глаза. Разум тонет в зыбком тумане, а бабочки в животе бьются внутри грудной клетки. Бах-бах-бах. Взмахи крыльями или разбитые жизни насекомых?

Я ведь знаю его всего ничего. Он совсем недавно заехал на наш постоялый двор, и его глаза поразили меня в самое сердечко. Мне так понравилось это ощущение, что я сразу записала его в дневник. Мы знакомы несколько дней, и это не мешает мне втайне ото всех праздновать лучший день в моей жизни.

Каждый взмах его ресниц останавливает время.

— Алёна, поехали со мной, — повторяет Антуан уже без знака вопроса.

Видно, что молодой наемник не один раз побывал в боях. Он хорошо одет, прекрасно сложен. Тонкий шрам ползёт по его челюсти и спускается к шее. Он нисколько не портит внешность молодого парня, скорее, придает еще больше мужественности.

Антуан веселый. Сразу после смены сбегаем вместе с ним от вечно ворчащего отца, ведь Антуан обещал показать мне звезды! Никто никогда не обещал мне ничего подобного. Мы с трудом дожидаемся вечера, чтобы прошмыгнуть задками нашего хутора. Никто не видит, как я оступаюсь, а парень, идущий рядом, подхватывает меня на руки. Сердечко замирает в груди. Его стук будто замолкает навсегда. Вдох. Выдох. Испуганная птица внутри грудной клетки оживает. Бабочки в животе не дают испугаться. Прижимаюсь к сильной груди и слушаю, как колотится мужественное сердце Антуана.

— Я с тобой, — шепчет храбрый юноша. — Ничего не бойся.

И я больше не боюсь. Рядом с ним так надежно и спокойно. Наверное, именно так мы определяем того единственного, как говорила моя мама. «Ты сразу поймёшь, когда встретишь того самого», — наставляла она. Я поняла, мама. Поняла!

Отец всё чаще замечает наши с Антуаном переглядки. Что бы он понимал этот черствый тавернщик? Только и знает, что наливать в своей таверне эль всяким выпивохам и разнимать драки. Да что он может знать о высоких чувствах?

В первый раз отец наотрез запрещает мне видеться с Антуаном.

— Он не такой! Он меня не обидит! — пытаюсь защитить любимого. — Он часть меня, а я его часть!

Отец слушает и только расстроено качает головой. Знаю, знаю, что он души во мне не чает, и обязательно всё простит. Он так обо мне трясется… особенно после смерти мамы. Всё равно, чего бы он понимал?

Вижу глаза Антуана и теряюсь в этих синих озерах. Хочется раздеться и вечно купаться в каждом из них. Снова записываю в дневник. Только настоящие чувства помогают придумывать строки. Ещё одно доказательство чистой любви.

Мы гуляем ночью далеко от деревни, чтобы никто не увидел и не рассказал отцу. Вместе встречаем рассвет. Антуан держит мою руку в своих сильных пальцах. Невозможно передать это чувство нежности. Птица внутри грудной клетки вот-вот готова выпорхнуть.

— Наш отряд выдвигается через сутки, рано утром. Завтра последняя ночь, — говорит Антуан, и меня бросает в дрожь.

— Я буду тебя ждать, — обещаю шепотом.

Отец чувствует неладное и запрещает мне выходить из дома весь следующий день. Он оставляет меня под замком. Теперь нет птицы внутри меня, я и есть та самая птица. Бьюсь в клетке и не знаю, как сообщить любимому, что со мной сотворилось. Пишу в дневник, но чернила смешиваются со слезами, и строки расплываются. Синие-синие строки как глаза Антуана.

Поздно вечером слышу тихий-тихий стук в окошко. Антуан⁈ Как он умудрился забраться на второй этаж по отвесной стене?

— Поехали со мной, Алёна, — произносит парень долгожданные слова.

— Да, конечно, любимый! Я сейчас соберусь, — бросаюсь к огромному шкафу, чтобы уложить все платья в багаж.

— Нет-нет, — останавливает меня Антуан. — Удобнее налегке. Доедем до города Крайнего, купим новые платья и обвенчаемся! Тут всего двое суток пути.

Какой он бесстрашный, какой смелый, какой щедрый!

— А как же твой отряд? — спрашиваю и подхожу к большому окну, набираясь решимости.

— Я уйду из отряда ради тебя, любимая! — обещает парень. — А там твой отец тебе уже и слова не скажет.

И правда, не скажет. Никто нас не остановит.

— А как же я спущусь? — спрашиваю, подбирая юбки пышного вечернего платья.

— Это легче простого! Держись за меня. — Антуан протягивает руки, и я полностью ему доверяюсь.

Он обхватывает меня крепко-крепко, как самое большое сокровище, и помогает спуститься вниз. Придерживает меня нежно и одновременно сильно, пока ноги не касаются веревочной лестницы. Подбираемся к заботливо приготовленной повозке. В ночь сбегаем с постоялого двора.

— Ехать недолго, — говорит Антуан. — Заночуем в поле.

Как же это романтично! Любимый. Прижимаюсь к его крепкому, надежному плечу. Светлячки показывают свой весенний танец — добрый знак. Огромное облако светлячков взлетает над нами и кружится в своем ежегодном танце. Прямо сейчас проходит их жизнь. Танец — это всего лишь один миг. Светлячки дотанцуют и исчезнут, чтобы дать жизнь новому потомству.

— Как же красиво! — восхищаюсь вслух.

— Тсс, — Антуан прикладывает палец к моим губам.

Мы такие же светлячки, только живем дольше. Впереди — целая жизнь. Прости, папа, но совсем скоро ты меня поймешь.

Едем не очень быстро, никуда не торопимся. Всю ночь Антуан рассказывает истории из жизни. Что может быть интереснее? Слушаю его и понимаю, что это лучший человек в моей жизни.

Поздней ночью мы, наконец, добираемся до еще зеленого пшеничного поля.

— Здесь останемся до полудня, — говорит мой суженый. — Потом поедем дальше. Здесь до Крайнего осталось всего полтора дня.

Останавливаемся в поле среди высоких колосьев. Антуан дарит мне лучший подарок в жизни — костяной браслет. Он сам его выточил из кости мифического зверя. Простенький на вид, но такой приятный на ощупь. Вот, папа, а ты не верил в нашу любовь. Подарки своими руками дарят только горячо любимым. Вытаскиваю из косы алую ленту и повязываю на запястье Антуану.

После этого любимый разводит костер и готовит ужин. Отец никогда не разрешал есть после захода солнца. В поле никаких правил, только запах пшеницы и свободы. Разделить ужин с любимым — это ли не счастье?

После еды Антуан достаёт из повозки тканевый мешочек с травами.

— Ночной чай, — поясняет он.

Выпиваю. Какое же счастье, наконец, оказаться в объятиях любимого! Хочу слиться с ним в одно целое. Быть рядом всю жизнь и в горе и в радости.

Вдыхаю запах и чувствую только резкий привкус земли во рту. Это от усталости и нервов. Да и соображаю совсем плохо. Уверена, это всё от любви.

Колосья колются. Антуан жадно целует меня, даже там, где нельзя целовать до свадьбы. Только хочу его оттолкнуть, как понимаю, что я дурочка. Всё, что сейчас происходит с нами — это же прекрасно. Снова никаких дурацких правил.

Отдаюсь возлюбленному со всем пылом и страстью. Мне совсем чуть-чуть стыдно, ведь я такая неумелая. Антуан гладит меня по волосам и успокаивает добрыми словами. Несколько раз от переполняющих эмоций и усталости я теряю сознание. То засыпаю, то просыпаюсь, помню только объятия теплых рук.

Просыпаюсь, когда солнце уже ярким шаром висит на небе.

— Проснулась милая? — слышу знакомый голос, но не понимаю откуда.

Пытаюсь пошевелиться, но не могу. Руки и ноги связаны.

— Проснулась, милая, — повторяет Антуан уже без знака вопроса.

Его доброе лицо мелькает перед глазами.

— Скажи что-нибудь, — просит он меня, отодвинув кляп.

— Что происходит? — задаю единственный вопрос, который меня волнует.

— Скажи что-нибудь, милая — говорит он так, будто ему нравится смотреть на это.

— Антуан, что происходит? — почти срываюсь на крик и пытаюсь посмотреть на своего любимого.

Наверняка это злая шутка. Обычный розыгрыш.

— Все хорошо, милая, все хорошо, — успокаивает родной голос.

— Зачем ты копаешь эту яму? — спрашиваю и стараюсь выпутаться.

Толстые веревки сдавливают запястья. Недалеко от меня неглубокая яма в длину чуть больше человеческого роста.

— А это, милая, твой новый дом, — любимый показывает рукой на яму.

— Что происходит Антуан? Что происходит? Это плохая шутка. Если папа узнает… — перехожу к угрозам.

— Это не шутка, милая, и папочка твой тут точно не поможет, — холодно говорит парень. — Некуда мне тебя брать. Совсем некуда. Отряд уйдет в горы, им без меня нельзя. Ничего, я позволю тебе ощутить счастье в последний раз.

И он позволяет. Только я ощущаю совсем другие эмоции.

Антуан поднимает моё обнаженное тело сильными руками и без предупреждения бросает на землю. Мы оба в яме, только я снизу на промерзшей земле, а он сверху. Чувствую бесконечную свежесть и могильный холод.

Пытаюсь сказать через кляп хоть слово. Вырывается только бессвязное мычание.

— Не надо, Алёна, не говори ничего, — Антуан просит меня замолчать. — То, что ты хочешь сказать, я слышал уже много-много раз.

Замечаю, как алая ленточка на его запястье мечется из стороны в сторону, как и я.

Сильные руки жестко впечатывают меня в землю.

— Поверь, ничего нового ты мне не сообщишь, — улыбается наёмник по-прежнему доброй улыбкой.

Я плачу и вою. Сквозь слезы понимаю, что происходит. — Милая, — шепчет Антуан, и это последнее, что я успеваю услышать. — Я почти всё.

Быстрое движение тяжёлой руки, и резкая боль захлестывает с головой. Умираю с именем любимого на губах. По пшеничному полю разносятся два крика. Один — крик нестерпимой боли, другой — наслаждения.

Картинка вокруг меня крутится, зрение гаснет. Парень вылезает из заготовленной ямы и быстро закидывает её землей. Антуан затаптывает место огня, садится в повозку и уезжает.

Практически ничего больше не напоминает о произошедшей здесь трагедии. Только маленькие кусочки сгоревшего вечернего платья и запекшиеся капли крови в траве. Здесь их все равно никто не найдет.

Наступает второй рассвет. Теперь поле хранит два мира и два солнца. В том месте, где убили девушку, сгущается тень. Её никто не отбрасывает. Тень поднимается и пролетает над колосьями.

— Кто я? Алёна? Кто я? Что я здесь делаю? — всматриваюсь в костлявые сухие руки, кожа клочьями слезает и опадает на землю.

На теле только рваная рубаха, вокруг ни души.

Делаю шаг, но так и не касаюсь травы и камней на поле. Я лечу.

— Кто я? — задаю вопрос в надежде услышать хоть что-то.

Порыв ветра отвечает воем. Ни холода, ни тепла. Внутри только жалость и пустота.

— Михай, смотри, хорошая пшеничка рождается, скоро будет у нас урожай! — слышу мужской голос.

— А то! В Крайний свезем, там продадим задорого, — отвечает второй. — Репа еще скоро пойдет, а я тут у барышника кролов купил. Так что и повозку спроворим. С поля раза за три-четыре обернусь.

Селяне! Вот они-то и подскажут, что произошло. Делаю шаг навстречу двум мужикам. Вот везение, встретить в поле знакомые лица. Помню, захаживали они к моему отцу в таверну.

Мужики смотрят на меня и отступают. Их глаза вот-вот вывалятся из орбит.

— Чур меня, чур! — кричит один из них. — Мертвячка! Полуденница!

Как же громко они кричат. После странных реплик бегут с поля.

— Подождите! — пытаюсь остановить хоть одного из селян.

Из горла вырывается только громкий хрип. Мужики оглядываются, спотыкаются и роняют свой скарб. Их страх мне приятен.

Но ведь Антуан… Антуан!

Останавливаюсь на секунду. Где он? Где мой милый? Возвращаюсь к недавно зарытой яме и потухшему костру. Вижу обгоревший кусок платья и сразу все вспоминаю. Он убил меня. Убил?

— Мертвячка на поле!!! — слышу дикие вопли деревенских.

Убил. Убил! Убил!!!

Летаю кругами над полем и не могу понять это слово. Не получается вспомнить, что же тут происходит. Происходит и происходит! Убил меня!

Любимый! Ты где⁈

Девушка делает еще пару кругов над нами, замедляется и резко останавливается. Огонь в ее глазах постепенно гаснет.

— Милый Виктор? — удивленно спрашивает она. — Андрей?

— Мы с тобой знакомы, — говорю спокойным голосом, пока нежить приходит в себя.

— Нет-нет, что ты, — улыбается Алёна. — Я тебя помню. И Андрея.

Девушка склоняет голову.

— Ты как? В порядке? — уточняю.

— А что произошло? — оглядывается девушка.

Феофан выглядывает из-за моей спины.

— Ничего, ты всего-навсего пыталась нас убить, — заявляет фей и снова прячется за спину.

— Милый Виктор! Я бы не стала, — сокрушается Алёна, но вдруг задумывается. — Мы разделили воспоминания?

— Да, — подтверждаю со вздохом. — Скорее всего, так произошло из-за общей связи. И благодаря ему, — киваю на иллитида

— Да, наверное. Поэтому, мне намного легче? Ты в который раз меня спасаешь. Но теперь я его помню. Антуана, — с холодной ненавистью говорит девушка. — И я жива. Я чувствую, что он тоже жив. Мне нужно поговорить с ним. Ты мне поможешь? — спрашивает меня.

— Конечно, помогу, — отвечаю. — Я прекрасно видел, хоть и со стороны, всё то, что он делал. Что ты чувствовала. Мы поддержим тебя.

Андрей кивает, а Феофан протяжно вздыхает где-то сзади.

— Спасибо тебе! — благодарит нежить. — Но тело я все-таки хочу получить раньше. Есть у меня подозрение, что я могу исчезнуть после того, как мы с ним поговорим.

— А ты его еще любишь? — спрашиваю.

— Нет. Точно, нет, — отвечает девушка. — Но так будет правильно.

— Не исчезнет она, — уверенно говорит мне иллитид. — Мы общались с нежитью, у нас даже договор о ненападении был. Так что высшая нежить этим условностям не подвержена. А она у тебя, очевидно, высшая.

— Алёна не у меня. Она сама у себя, — говорю.

— Вить, ну что, опускаем щит? — спрашивает Феофан.

Смотрю на Василису, та неуверенно кивает.

— Опускай, Фео, опускай. Теперь мы снова одна команда.