К обоюдной выгоде

Глава 9. Яблочный диван

Лето выдалось самым настоящим. Не таким, как у нас на Земле, без пылевых бурь, вечно работающих кондиционеров и постоянных синяков на лице из-за надоевших всем масок-респираторов. На Тау-Кане оно было таким, как я читал когда-то в книжках.

Железная Ти частенько ругалась, когда видела меня читающим. Говорила, лучше бы я делом занялся, или отцу помог деньги зарабатывать, чем дурью маяться и зачитываться сказками. Она вообще считала, что любые книги, какие бы они ни были — это сказки, отрывающие людей от реальности. В пример она всегда ставила своего мужа Джеймса, которого даже отец толком и не знал, а все потому, что тот сгинул из-за своих книг.

Добрый милый Джеймс, как уверяла Железная Ти, начитался всех этих сказок, отправился в столицу менять мир к лучшему… да так и не вернулся, «одурманенный всей этой мерзопакостной дурью». Правда, поговаривали, что бедняга Джеймс, оказавшись в столице по рабочим делам, наконец-то прозрел и сбежал из-под тяжелого крыла Железной Ти, которая, по словам соседей, и вздохнуть ему не давала. Честно говоря, я вообще удивлен, что кто-то мог на ней жениться. Может, она взяла его в захват и придушила, чтобы не дергался?

Книги она его все стерла, а те, что были на чипах — повыкидывала (отец, будучи еще ребенком, как раз тогда смог подобрать на помойке весьма недурную коллекцию), но при этом Железная Ти так больше и не вышла замуж, и до сих пор вспоминала своего Джеймса. Перед отлетом она так клевала моего отца, что тот потратив неделю на поиски, разыскал её мужа и предложил отправиться с ними. К сожалению или к его же счастью, Джеймс от этого отказался и попросил передать, что он болен настолько, что не сможет перенести космический полет.

Но, как ни пыталась Железная Ти запретить мне читать, ей это так и не удалось. Впрочем, когда я расколошматил гравилет дяди Себастьяна, она сама всунула мне в руки чип с книжкой и отправила читать на чердак, пока все не уляжется. Помнится, я наблюдал, как дядя Себастьян, вернувшись домой, грозился оторвать мне уши и приколотить к семейному дубу, а потом заставить меня полировать его гравилет, пока я не сотру руки до локтей. Но надо отдать должное Железной Ти, которая заперла чердак и никого к нему не подпускала до тех пор, пока, накормленный своей любимой паэльей, дядя Себастьян не отошел и не простил меня.

А для меня почти сутки на чердаке, да еще с новой книжкой оказались счастьем. Я запрыгнул на пыльный древний диван. Самый обычный, не парящий в воздухе, без системы кондиционирования, обдува и даже без холодильника с чипсами и напитками. Потертый, с гладкими ручками, к которым приятно прикасаться. А еще запах. Уж не знаю в чем было дело, но от него пахло яблоками. Потом как-то я услыхал от кузена, что это был любимый диван моего прапрадеда, который частенько дегустировал на нем сидр, за просмотром древнего интервиденья. Причем, по словам кузена, упивался так, что проливал добрую часть на этот самый диван.

В эту историю я верил с трудом, мне почему-то казалось, что еще задолго до того, как у нас началась вся эта ерунда с грязным воздухом, диван жил где-то в саду под яблонями. Очень уж удачно он там представлялся. Массивный, мягкий под невысокими деревьями. Сидишь, читаешь книгу. Срываешь, не вставая, яблоки. Хрустишь. А вот Железная Ти подслушав наш разговор сказала, что он долго простоял в подвале, где как раз хранили яблочный урожай. Но мне её версия понравилась еще меньше, чем идея кузена.

Но, как бы то ни было, диван пах самыми настоящими яблоками. Теперь они росли в основном в северных штатах, где воздух был не такой грязный и жара стояла не круглый год. Ни у кого в нашем городке яблонь не было, кроме нас. Ведь какой-то мой предок посадил яблоню неподалеку от дома и теперь она уже была здоровенным раскидистым деревом.

Так вот, именно в тот раз, когда Железная Ти спрятала меня на чердаке, я впервые встретился с этим диваном. А еще с приключениями пиратов и покорителей морей, ведь книжка, которую сунула мне в руки Железная Ти, оказалась про храброго капитана, ставшего пиратом.

С тех пор я старался тем или иным способом снова очутиться на чердаке, где стоял мой пришвартованный, пахнущий яблоками, фрегат.

Кстати, когда мы полетели на Тау-Кан, я смог убедить отца забрать его с собой. Точнее не то, чтобы убедить. Отец тогда был в хорошем настроении и на мои заверения, что я готов оставить на Земле все свои вещи, только бы взяли диван, он махнул рукой.

— Марти, не надо таких жертв, что-нибудь придумаем.

Пока дядя Себастьян на что-то отвлекся, отец отправил его погрузочного робота на чердак, а после с диваном в грузовой гравилет.

— Это всё или еще какой хлам будет? — спросил водитель, когда диван оказался в кузове с вещами дяди Себастьяна и заняв там почти все оставшееся свободное место.

— Хватит, — сказал отец. — Поездка уже оплачена?

— Ага, Себастьяном Фостером — кивнул водитель, мельком глянув на голографическую панель перед собой.

— Тогда поехали, только поскорее, — сказал отец, запрыгнул в кабину и затащил меня туда же.

В грузовом терминале космопорта мы оказались через пару часов. Я ожидал увидеть какие-то необычности, тонкие шпили, уходящие в стратосферу, овальные конусовидные хранилища, парящие кубы. Но на деле все выглядело более чем уныло. Сквозь желто-песочную дымку, через которую дальше ста метров и не видно, проглядывали безликие, однообразные коробки складских помещений с темными прорехами — воротами для гравилетов. Вот в одну из таких прорех мы и влетели.

Разгрузились быстро, но распределения груза пришлось ждать почти час. Наконец к нам подошел местный работник в форменном комбинезоне и кепке, сдвинутой набок.

— Ну чё, куда грузить? — процедил он, судя по всему, жуя жвачку под большим респиратором, и даже не глядя на нас.

— А где вы ходили? Мы уже устали ждать! И почему обслуживание не роботами? — возмутился отец.

— Слышь, папаш, ты это брось. У меня еще с десяток заказов. Не знаешь, куда грузить, пойду займусь ими, — сказал грузчик, прокручивая какие-то голограммы из устройства на предплечье.

— Но роботы…

— Кто отправит дерьмоботов работать сюда? Они ж запылятся и сломаются через месяц — вздохнул работяга и впервые посмотрел на отца. — Куда грузить, последний раз спрашиваю?

— Ладно-ладно, погорячились и хватит, — миролюбиво поднял руки отец. — Я из миссии «Конкордии», проверяю контейнеры для отправки. А заодно дозагружаю их грузами первой необходимости.

Неприятный мужичок в комбинезоне посмотрел на наш диван и хотел было что-то уточнить, должно быть про то, какую такую необходимость закрывает мой фрегат, но промолчал.

— Мне нужно переукомплектовать один из контейнеров третьего грузового корабля братьев Риттеров, — сказал отец и сунул под нос небольшую пластиковую карточку с голотипом «Конкордии» (он ей всегда гордился, хотя толку от этой именной карты никакого не было). — Полный доступ.

— Да хоть половинчатый, — махнул рукой работяга. — Забирайтесь на платформу.

Мы запрыгнули на здоровенную гравитационную платформу, туда же краном работники переставили все вещи дяди Себастьяна и мой диван. Платформа приподнялась метра на два и медленно полетела вдоль стены, а потом влилась в общий поток платформ, движущихся друг за другом в одном направлении. Иногда платформы сворачивали вправо или влево, а иногда откуда-то из ответвлений в наш стройный поток встраивались другие. Груженные ящиками, коробками, непонятными конструкциями, они летели десятками, а может даже сотнями. И вот тут-то я наконец впечатлился размерами складов космопорта.

Когда мы долетели, оказалось, что все контейнеры братьев Риттеров уже сформированы и готовы к погрузке на корабль.

— Это невозможно! Это есть скандал и полный безумий! — возмущался отец; он произносил слова так странно и необычно, что я даже рассмеялся. — Где это есть видано? Вы будет наказан и отвечать своим местом за такой позор!

Кладовщик пытался возражать, но те, кто знает моего отца, сразу бы сказали, что в приступе праведного гнева, и двух слов поперек вставить не выйдет. Обычно такие приступы происходили, когда отцу вдруг нужны были деньги или какие-то услуги, за которые он не мог заплатить. Но чего он привязался к кладовщику, я пока не понимал.

— Да погружено, понимаете? Погружено уже все! Мне надо тратить время бригады, чтобы перегружать эти ваши тридцать контейнеров. А кто заплатит? — выпалил кладовщик, когда отец замолчал. — Да ладно платить, сейчас-то заняты все, понимаешь.

— О, что это есть за люди! Герр Риттер разорвать контракт с ваш склад. О, он страшен в свой гнев, — вновь зашумел отец, но подойдя почти вплотную к кладовщику произнес. — Хорошо, мы менять план. Не надо тридцать контейнер, везите один, выбрасывать оттуда весь хлам. Герр Риттер хотеть в новый дом не железки и всякий мусор, а настоящий раритет — родовой диван и еще немного коробок всякий вещь. Оплата запишите на счет «Конкордия», братья Риттер есть её крупный акционер.

— Вот это другое дело, — вздохнул с облегчением кладовщик. — Но могут возникнуть сверхуроч…

— Три оклада, каждому, если сделать за полчаса, — перебил его отец. — Герр Риттер щедр к тем, кто умен и быстр. Вы есть похож такой человек!

Через двадцать пять минут, мой диван и вещи дяди Себастяна стояли в полупустом контейнере, а рядом на гравиплатформе лежали какие-то здоровые прямоугольные коробки со словами: «Аккуратно», «Опасно», «Не ронять».

— А это все куда? — уточнил кладовщик.

— В контейнер, который для следующий корабль. Распределите равномерно между каждый контейнер, они должны влезть, — сказал отец и отвернувшись от кладовщика подмигнул мне.

Вечером, когда мы вернулись, дядя Себастьян сначала ругался, потому что не успел погрузить до конца все свои вещи, а оплаченную им машину мы увели. Но когда он узнал, что за отправленные коробки не придется платить и они полетят по какой-то там специальной программе для тех, кто сотрудничает с «Конкордией», то успокоился и повеселел. А потом еще полуночи угощал отца вкусным жаркое и отменным пивом, пытаясь убедить его перевезти с помощью этой самой программы рояль, который достался ему от второй жены.

В общем, с диваном все получилось. И теперь на Тау-Кан, мне соорудили в роще беседку, куда и поставили мой фрегат. Я уж думал так же валяться на нем и читать книжки, но оказалось, что чипов с ними никто не захватил, да и тут Железная Ти меня всегда с легкостью могла найти и занять «важными делами». Поэтому очень быстро диван переехал в мою комнату, где мне все же удается порой поваляться, но редко. Ведь, как я и говорил, лето в первый год нашего прилета на Тау-Кан выдалось отличное. Совсем как в книгах про ту Землю, что когда-то была такой же чистой и приятной, как наш новый дом. Поэтому большую часть времени я проводил на улице, или с отцом, стараясь всячески избежать встречи с Железной Ти до ужина.