К обоюдной выгоде

Глава 4. Беглецы

В камеру меня вели Спайк и Тормоз.

Ну то есть как «вели» — они не толкали меня, не тащили за руку. Просто шли куда-то, а я держался рядом. Улизнуть бы от них — да вот только как? Я знал: мне досталась часть отцовского дара убалтывать людей — но эти двое не выглядели легковерными. Они выглядели… опасными. Крутыми. Интересно, как Спайк получил свой шрам? И почему у Тормоза такая кличка? Задаваясь этими вопросами, я косился на них — и в конце концов Спайк это заметил.

— Хотел что-то спросить, Пацан? Спрашивай.

— А почему «Тормоз»?

Спайк фыркнул в кулак, потом не выдержал — и заржал. Высокий ковбой с хлыстом только усмехнулся. Усмешка эта мне очень не понравилась.

— Потому что тормозит других, — ответил Спайк, отсмеявшись. — Которые, на его взгляд, слишком резкие.

Мне бы, дураку, после этого заткнуться, но я зачем-то выпятил грудь:

— Мой папка — не резкий! Вы поаккуратнее с ним!

Это вызвало новый взрыв хохота. Засмеялся даже Тормоз; у него и смех был угрожающим, ни дать ни взять — лай. Он же ответил мне.

— Не переживай, Пацан. Что я, дурак — шпорить призового жеребца? Пока приносит деньги — ему бояться нечего.

— А если перестанет?

— А ты знаешь о чём-то, о чём не знаем мы? — улыбнулся Спайк. — Нет? Ну, тогда беспокоиться не о чем. Вот увидишь — всё будет славно!

Знаю — он имел в виду их поездку с отцом, и что тот соберёт деньги, и что меня отпустят… но неожиданно оказалось — его слова относятся к моему плену. Вернее, к месту, где мне предстояло быть пленником. Я почему-то решил, что меня ведут в какой-нибудь подвал, или в камеру с настоящими решётками вроде тюремных, которую оборудовали на стадионе специально, чтобы держать в ней деток невезучих парней, задолжавших Трэвису… Но нет — меня провели парой лестниц — всё время вверх; потом был коридор с ковром на полу, потом какой-то холл, опять коридор, ряды дверей с номерами. Я зачем-то начал запоминать их — но зря: «моя» дверь оказалась без номера. Спайк свистнул, и она сама открылась передо мной.

— Заходи, Пацан. Располагайся с комфортом.

Я зашёл. Дверь закрылась за мной — снова по свисту. В комнате, где я очутился, целую стену занимал огромный аквариум, где плавали здоровенные рыбины таких расцветок, которых, я думал, не бывает в природе. Полстены напротив были телевизором с изменяемой диагональю — наверняка из тех, что способны передавать не только изображение и звук, но и движение воздуха, и запахи. Ещё одна дверь — наверно, в туалет — была слегка приоткрыта… а посредине комнаты стоял диван.

Это был не диван, а целый диванище! Дома у меня остался другой, любимый — но этот со временем тоже мог бы влюбить в себя. Огромный, мягкий, способный изменять форму, он просто-таки звал развалиться на нём и бездельничать. Встроенные в подлокотники пульты оказались универсальными — но, видимо, тоже были настроены на условный свист, потому что на голосовые команды реагировать не желали.

Пришлось разбираться с ними вручную. Быстро поняв, как управлять телевизором, я раздвинул экран во всю стену и стал пробовать остальные кнопки. Самая главная нашлась почти сразу же: при нажатии на неё в полу открылся лючок и снизу поднялся столик с угощением — ведёрком жареных крыльев, двумя бутылками колы, чипсами, бургерами… Когда я наелся, то по приколу надавил кнопку ещё раз — и поверите ли: стол уехал и вернулся, снова накрытый! Интересно, он каждый раз так будет? Это ж не тюрьма — это какой-то рай… Надо бы сказать мистеру Вильямсу, чтоб оставил меня в заточении на подольше!

Ничего круче в моей жизни попросту не было. По телику как раз начался отличный матч, и я вдруг понял, что не буду особенно скучать, если отец задержится в своём врательном турне. Нет, конечно — к Большой Неделе я, может, и заскучал бы — но до неё ведь ещё целый месяц. Отчего бы не провести этот месяц в своё удовольствие? Ну и потом, разве не сам отец говорил вчера, сидя на пустокубе с банкой пива в руке: «Только тут, в поездках, и отдыхаешь… Дома ма мигом в работу запряжёт!»

Полностью согласный с этим утверждением, я заёрзал на диване, пытаясь устроиться поудобней, выудить из ведёрка крылышко посочней и не пропустить, как «Доджерс» под рев трибун берут пятый иннинг. Но стоило мне разлечься, как король, заедая бейсбол вкуснющими крыльями, как над самым ухом раздалось:

— Привет!

***

Никогда бы не подумал, что умею прыгать вверх из положения лёжа — но оказалось, умею, да ещё и как! Включите такой прыжок в программу олимпийских игр, и вы увидите — некий Марти Фостер будет в числе призёров!

Приземлившись обратно на диван, как кошка — то есть шипя, недовольно и испуганно — я взял себя в руки и осмотрелся, не забыв придвинуть ведёрко с крыльями поближе к себе. За спинкой дивана стоял сухощавый паренек моего возраста — светловолосый, белый, с глазами странного цвета — зеленовато-серыми. «Откуда он взялся?» — удивился я… и увидел ту самую приоткрытую дверь, которую даже не подумал проверить. Да уж — наивно было считать, что меня поселили в одиночную камеру: жратвы-то выдают на десятерых!

— Ты чего подкрадываешься? И ты вообще кто? — спросил я настороженно.

— Я-то? Николай Куртымов, — ответил парень и, обойдя диван, протянул руку. — Для упрощения коммуникации ты можешь использовать сокращенное имя — Ник.

— Ага, — кивнул я, чтоб потянуть время. Чего это он так говорит? Шибко умный, да?! Потом, слегка устыдившись — парень всё ещё стоял и ждал — я спрыгнул с дивана и пожал протянутую мне руку. — Марти.

— Сокращенно от Мартина? Интересно, — прокомментировал Ник. — Ты знаешь, что твое имя восходит к латинскому Мартинус — это означает «посвященный Марсу» или «воинственный»?

— Не-е, да и пофиг, — я пытался понять, серьёзно он это, или просто подкалывает. — А у тебя у самого фамилия странная! Ты случаем не…

— Ну да, я русский.

— Оп-па, — я тут же засучил рукава и встал в стойку, — Раз такое дело, давай. Я готов!

— К чему?

— Ну то есть как «к чему»? «Кулаком прописаться»! Знаю — у вас, у русских, так принято!

— Чего?

— Ну, мой отец говорил, что у русских так принято… вроде как. Я драться не очень-то люблю, но если надо, то вмажу будь здоров!

— А-а-а, теперь ясно, — заулыбался Ник. — У нас тоже про вас, американцев, врут всякое: ну, например, что каждый из вас ходит с оружием и соображает медленней, чем перезаряжает его. Но это же не так. Ты же — не такой?

Не такой? Наверно. Я задумался. Драться Ник вроде бы не собирался, и хорошо. Он, конечно, не выглядел записным драчуном, как «Акула» Хёртс, но совсем уж на задохлика тоже похож не был. Ладно, раз драться не надо, можно вернуться к матчу. Подумав так, я снова забрался на диван и сунул руку в ведёрко с крыльями.

— Давай бейсбол смотреть: сейчас как раз самый интересный иннинг начнется!

— Не понимаю эту игру, но компанию составлю, потому что скучаю, — ответил Ник, и, поймав удивлённый взгляд, пояснил: — Скучаю, когда не с кем делиться информацией!

Это меня покоробило. Бейсбол? Чего там понимать-то? Хотя, может, Ник просто так выражается… или слишком долго пробыл в заточении, и бейсбол ему совсем опротивел? Да нет — он ведь сказал «не понимаю эту игру»... И вообще — можно ли разлюбить бейсбол, даже если смотришь его целый месяц, каждый день? Бред, конечно — нельзя… или всё-таки можно?

Мне стало как-то не по себе. Поэтому, когда «Рейнджерс» всё-таки одолели «Доджерс», я спросил у Ника:

— Ты давно в заложниках?

— В заложниках? — приподнял он одну бровь. Вот ведь забавный! Я попытался проделать то же самое, но у меня почему-то поднимались лишь обе брови разом. — В каком смысле «в заложниках»?

Тут я впервые почувствовал над ним превосходство. Всё же этот русский парень не такой умный, каким хочет себя подать, а больше умничает — и при этом не знает самых простых вещей!

— Заложники, — попытался объяснить я, — это такие люди, которые… Которых… Ну, короче, которых, как нас с тобой, посадили в заложники, и мы тут сидим!

— Как нас с тобой? Посадили? Пожалуй… — прищурился Ник и взглянул на меня (точно так же, с хитринкой, смотрел отец, когда затевал очередное «верное дело»). — Слушай, я тут уже больше месяца. Давай сбежим, а?

— Э-э-э нет, — замотал я головой. — «Сбежим» — это без меня. Мне тут зашибись.

— То есть тебе не хочется вырваться, поглазеть на Хьюстон, почувствовать свободу?

— Не-а! — я со смаком надкусил очередное крылышко. — Хочешь бежать — вперёд, а я тут буду жить один, как король. Насмотрюсь бейсбола, отосплюсь и отъемся…

— Вот именно! — грустно посмотрел на меня Ник. — За этим нас сюда и посадили.

— Зачем?

Ник огляделся, как шпионы в фильмах, и когда убедился, что подслушать нас некому, прошептал:

— Скажи, у вас дома держат каких-нибудь крупных животных? Коров, свиней или других представителей скота?

Кого-кого? Да уж — над английским Нику ещё работать и работать: надо ж так сказануть — «представители скота»! Но тут мне вспомнился Бобби Уилсон, решающий задачку по математике — толстый, пыхтит, весь красный от злости на собственную тупость. Вот как я его обзову в следующий раз! А нечего было дразнить меня «Тостером»!

— Коров и свиней? Да, свиней держали… недолго, правда, — я засомневался, стоит ли рассказывать русскому всю эту историю, но потом подумал «почему бы нет?» — Как раз перед «умными тракторами» папка решил заделаться мясным магнатом. Дедушкин гараж оборудовали под хлев, купили поросят, откормили их… Откормили — а забивать некому. Правда, дядя Джим вызвался — он у нас бывший морпех — но дед его спросил: «Мало ты поубивал?» - и тот вроде бы как смутился даже. В общем, так и продали их, живых, в «Тайсон Фудс» — это такая корпорация, мясом занимается. Потом уже выяснилось: дед, когда их кормил, немножко подпаивал, и вроде бы как через это закорешился с ними. Клички им дал: Рузвельт, Никсон, Буш — ну и всем остальным по тому же принципу. А нам объяснил, что не хотел, чтобы на руках Фостеров была кровь хоть одного президента!

— Но ведь в той корпорации их всех всё равно, наверное…

— Наверное, — кивнул я, и почему-то подумал: «Нет, не буду Бобби Уилсона скотом обзывать!»

— А если всё равно убили — какая тогда разница?

— Я без понятия — но для деда разница была.

— Грустная история, — сказал Ник, подумав.

— Ага… — мне и самому отчего-то стало грустно. — Ну а ты к чему спрашивал-то?

— А, ну да! — сразу же оживился он. — Подскажи, а когда вы их начали откармливать на убой? Когда вообще полагается это делать?

— Ну как же… — вот вам ещё одно подтверждение того, что этот Мистер Всезнайка не такой уж и умный. — Когда к праздникам готовишься: ко Дню Благодарения, или как здесь — к Большой Неделе. В общем, где-то за месяц…

— Ну вот!

— Чего «ну вот»? — нахмурился я. А он просто посмотрел на ведёрко с жареными крылышками, потом на столик, который по нажатию кнопки мог уехать вниз и вернуться вновь накрытым; посмотрел — и хитро заулыбался.

И тут до меня наконец-то дошло.

— То есть нас с тобой здесь… тоже откармливают?!

***

План побега был разработан за какие-то полчаса.

Для очистки совести мы попробовали присвистеться ко входной двери, но она не открывалась — видимо, была настроена на свист определённого человека. В пользу этого говорил и тот факт, что у неё не оказалось ручки — во всяком случае, изнутри.

Способ, предложенный Ником, мне поначалу понравился. В его навороченном планшете, плюшевой спиралью обвивавшем предплечье, откуда-то взялся план помещений — и схема вентиляции. Ближайший вход в неё — в смысле, лаз — отыскался в той самой комнате, которую я позабыл проверить, отвлёкшись на еду — это был не туалет, а маленький спортзал с двумя беговыми дорожками, турником и брусьями. Проникнуть в вентиляцию не составило труда — мы даже задвинули за собой решётку… но вот ползти внутри я бы никому не пожелал. Затылок всё время стукался о «потолок», колени скользили по гладкому металлу — просвет короба даже для меня был узким, а ведь в фильмах по ним ползают здоровенные мужики…

— Куда нам теперь? — уточнил я, чуть не застряв на развилке.

— Направо, потом еще раз направо, а потом ещё, — сказал Ник, заглянув в свой браслет.

— Да ну? Это ж получится, что мы ползём по кругу!

— У круга нет углов, — («Вот и пошути с таким!» — подумал я). — К тому же отрезки впереди разной длины и наклона: если ты имеешь в виду, что мы вернёмся туда, откуда начали, то не бойся — этого не случится.

«Не случится!» Отец тоже был горазд раздавать обещания — помнится, в Хьюстоне нас должен был ждать знатный улов, а не психи, которые откармливают подростков к Большой Неделе. Ещё вчера я бы ни за что в это не поверил, но Ник мне нарассказывал такого, что я испугался всерьёз… ну, почти всерьёз. Оказалось, сюда съедутся не только лучшие люди со всей округи, но и худшие, причём издалека: мексиканские наркобароны, гурманы-извращенцы… даже освободители дронов, продвигавшие идею, что у тех способно возникнуть что-то вроде коллективного разума. В общем, Ник знатно нагнал страху, но когда я сказал, что мой отец как раз работает с мексиканцами — впервые взглянул на меня с завистью.

Сейчас, впрочем, ни мне, ни ему никто завидовать не стал бы — оба в пыли, мы ползли, ползли, ползли, и преодолели уже куда больше трёх поворотов. Наконец я не выдержал:

— Ник! Долго ещё?..

— Тссс, Марти… Мы почти на месте!

Странно, но он оказался прав. Скоро впереди показался просвет, забранный решёткой — точно такую же мы закрыли за собой, влезая в вентиляцию.

— Кладовка! — обрадовался Ник. — Но почти пустая. Интересный факт…

— Пустая? Вот ведь гадство! — я подождал, пока он откроет решетку, и вылез на свободу следом за ним. Помещение и впрямь оказалось почти пустым: голые стеллажи, старый моечный робот…

— И куда дальше?

— Сейчас… — Ник вновь сверился со своим планшетом. Странно — почему мой телефон отобрали, а этому русскому планшет оставили? Наверное, обхитрил их как-нибудь… да и что ковбои понимают в современных гаджетах?

— Ну чего там? — поторопил я его. План побега предусматривал, что в кладовке мы найдём плащи и респираторы — где же им ещё храниться, в конце-то концов? — наденем их и, выйдя, смешаемся с толпой. Но ни масок, ни плащей здесь не нашлось… да и никакой толпы за дверью не было слышно.

— Погоди. Строю новый маршрут, — сосредоточившись, этот Мистер Умник смешно хмурился. — Так-так. Вот… Ага! Сейчас мы спокойно выйдем, пройдём до конца коридора — там лестница; потом спустимся на первый и оттуда уедем.

— Уедем? — с сомнением протянул я. — Машину угоним, что ли? Ты умеешь водить? Я — нет, а учиться у нас нету времени…

— Нам и не надо ничему учиться, — улыбнулся мне Ник. — Мы уедем не на машине!

***

От запаха навоза кружилась голова. Казалось бы — используют самую навороченную систему вентиляции, так что влёгкую могли бы эту вонь отфильтровать, или распылить в воздухе ароматизатор какой-нибудь. Но нет — тут всё делалось, как в старину: даже за лошадьми убирали живые люди.

Надо сказать, работы у них было невпроворот. Народу в конюшнях толпилось — будьте нате, но и лошадей было не перечесть. Их вели в стойла, рассёдлывали там, чистили, кормили, осматривали ноги… Вдалеке виднелся скан-шлюз наружу; он — дикое дело! — был открыт насквозь, и безопасников рядом видно не было. Идеальный путь для побега — если б не одно «но».

— Слышь, Ник… Как бы это сказать… Ездить верхом я тоже не умею…

— Не умеешь? — опешил он. — Ты же американец!

— Но не техасец… Я и лошадей увидел только сегодня — в смысле, живых, настоящих. Которые не по телику…

Ник помолчал, что-то прикидывая. Я уж испугался, что упал в его глазах — но вот он улыбнулся мне:

— Ладно — в конце концов, я ведь тоже не kazak. На самом деле, ничего особенного уметь не нужно. Лошади тут спокойные, выезженные. Когда ты сядешь, я возьму поводья твоей. В седле держись прямо, не елозь, и не трогай лошадь пятками. Остальное я объясню позже, по ходу.

— Отлично… — я приободрился. — Тогда чего стоим?

— Нам нужны специальные сёдла и стремена повыше, — Ник присмотрелся к лошадям. — Вон те две нам подходят — они уже засёдланы, как надо. Сейчас договорюсь, — он шагнул вперёд, явно собираясь провернуть всё сам, но мне опаскудело таскаться за ним хвостиком:

— Ну-ка, постой… — притормозил я его. — Лошадей беру на себя, а ты смотри и учись!

***

Конюх — парень немногим старше нашего с Ником возраста — был весь из себя ковбой: сапожки, раскрашенные под крокодилью кожу, шейный платок и гарнитура в ухе.

На шевроне у парня значилось «Бен». Я мигом сориентировался:

— Приветик, Бен. Ну-ка, выведи нам вон тех вон двоих!

Он смерил меня оценивающим взглядом — и явно оценил дешевле, чем следует:

— Ага, щас. Ты кто вообще такой?

— Я — гость мистера Вильямса. Марти Фостер — не слыхал? — тут я понял, что зачем-то сдуру назвался собственным именем, но отступать было поздно. — Решил вот посмотреть Хьюстон со своим другом, — я указал большим пальцем себе за спину, где, на порядочном отдалении, ожидал Ник. — Нужны две лошади, чтобы сёдла повыше… и чтобы стремена тоже специальные. Да ты сам знаешь — чего тебя учу?

— Много вас тут гостей наприезжало… — после упоминания мистера Вильямса Бен, по крайней мере, стал говорить вежливо. — Даже если б я вас вспомнил — порядок же есть. Верховые экскурсии — только в составе группы. Дети — только в сопровождении взрослых. Так что извини, — развёл он руками, и добавил, будто сжалившись: — Выше, у «Макдоналдса» — игровой зал. Там можете купить виртуальные туры — хоть пешком, хоть верхом, хоть на коптере.

Виртуальный побег? Вот было б круто — загрузиться куда-нибудь, чтоб нас с Ником стёрло здесь, на Арене, потом рвануть через сеть к нам в Буффало и распечататься там аккурат к семейным посиделкам! В будущем такое наверняка будет возможно, ну а сейчас… Сейчас я лихорадочно соображал, как заставить подчиниться этого недотёпу. Окажись мы одни в раздевалке, или на школьном стадионе, я просто надавил бы, взял на испуг… но ведь отец учил: «Не дави, а подтолкни». «Не пугай впрямую — пусть сам испугается»!

— То есть ты нам отказываешь, — сурово сказал я. — Отказываешь гостям мистера Вильямса?

В ответ конюх снова развёл руками — да, мол, но что поделать…

Я кивнул:

— Как знаешь, Бен… только не удивляйся, если вечером тебя навестит Спайк. Или даже Тормоз. Знаешь, почему у него такая кличка? — подмигнул я ему.

Парень не сразу нашёлся с ответом — похоже, что Тормоза здесь и впрямь побаивались. Я победно оглянулся на Ника — «Учись!» — но оказалось, радоваться ещё рано.

— Ладно, ладно… — проворчал Бен, коснувшись гарнитуры. — Щас свяжусь со старшим, и если он одобрит…

«Свяжусь»? «Со старшим»?! Это ж провал! Ничего этот старший не одобрит, а наоборот, потребует задержать нас — что Бен и сделает, позвав на подмогу других конюхов. Не очень-то соображая, как быть дальше, я замахнулся, чтобы вмазать ему… но тут мою руку перехватил подбежавший Ник:

— Стой, Марти! Не горячись! Бен просто нас не узнал — так ведь?

«Ты-то куда полез?! — зло подумал я. — Бежал бы уж один, раз тебе приспичило…» — однако конюх вдруг выпучил глаза:

— М-мистер Куртымов? В-вы? Тут? Но я д-думал…

— Думал, что я сижу в заточении? Или что у меня нет друзей? — подсказал Ник. — Совершенно очевидно, что ты ошибся: я свободен и стою перед тобой, а рядом со мной Мартин Фостер, мой друг. Представляешь — он ещё ни разу не был в Хьюстоне, и я вызвался сопроводить его на конной прогулке — которую, конечно же, одобрил мистер Вильямс. Заодно попрактикуюсь в английском. Ты не против?

— Я? — на Бена было жалко смотреть. Он переводил взгляд с меня на Ника и обратно, а про гарнитуру и вовсе забыл. — Я все сделаю. Правда. В лучшем виде. Т-только не говорите никому…

— Довольно, Бен. Успокойся. Просто сделай свою работу, как следует — и я обещаю, что буду нем, как рыба!

— С-спасибо! Спасибо, мистер Куртымов! — выпалил конюх и спиной вперёд убежал к лошадям.

Я похлопал Ника по плечу:

— А ты ничего так. Быстро учишься!

— Стараюсь, — скромно улыбнулся он мне в ответ.

***

Бен сработал молодцом — уже минут через десять мы с Ником выехали на одну из аллей, лучами расходящихся от Родео-Арены. Скакать верхом было непривычно и неудобно — да и само слово «скакать» я прочувствовал, только оказавшись в седле. Уже потом, много позже, Ник объяснил мне, как удерживать равновесие, как правильно располагать ноги и как держать поводья — но тогда, в Хьюстоне, я просто трясся в седле, стараясь не свалиться… и, пусть мы ехали вовсе не быстро, пару раз был очень близок к этому.

Сам Ник не испытывал таких проблем — умудряясь управлять собственным скакуном одной рукой, второй он держал поводья моего, и вдобавок — как будто одного этого было мало! — постоянно оборачивался, чтобы меня подбодрить. Выражения его лица я увидеть не мог — мы ехали в шлемах и масках, — но знал, что он наверняка улыбается. Наши лошади тоже были в масках — и выглядели, будто скакуны инопланетных захватчиков, в роли которых я недавно представлял братьев Гарсиа. Крутые бы из этих братьев вышли враги! Я даже ненадолго вообразил, что Арена — их космический корабль, с которого мы удрали, угнав пару вражеских киберхорсов — механических лошадей… но потом решил — это слишком уж по-детски, и вновь сосредоточился на том, чтоб не выпасть из седла.

А потом поездка вдруг закончилась.

Мы остановились позади автобусной остановки — от нашей аллеи её отделял ряд столбиков с фонарями. Ник, ловко соскочив с лошади — может, он всё-таки этот, как его… kazak? — привязал поводья к одному из столбиков, снял шлем, взглянул на меня и крикнул сквозь маску:

— Давай, привяжи своего!

— Прямо тут?

— А чего им будет? Маршрут-то один, так что их просто подберёт следующая экскурсия. Шлемы тоже оставим. А плащи и маски заберём себе — пригодятся!

Я кое-как спустился и привязал коня; отдал Нику шлем — тот аккуратно положил его рядом со своим. Затем, как ни грустно было расставаться с лошадьми, мы перешли в остановку, которая служила ещё и укрытием от пыли.

Здесь можно было снять маски и говорить нормально. На стене тепло светилось информационное табло со сменяющими друг друга символами, рядом помаргивали экран аварийной связи… и глазок камеры — которая, конечно, запишет нас. С большим запозданием я подумал о том, что внутри Арены камеры наверняка тоже были, причём везде: в коридорах, на лестницах… в конюшнях.

И, вполне возможно, даже в нашем номере.

Игнорируя эту опасность, мой спутник держался как ни в чём не бывало.

— Ну вот — нам больше не нужно никуда спешить. Мы сейчас спокойно подождём автобуса. Тут ехать минут сорок.

— Хочешь сказать, ты уже решил, где спрятаться?

— Разве не очевидно?! — просиял Ник в ответ. На инфотабло сменяли друг друга значки остановок по пути следования — и одним из них был шаттл поверх самолёта.