Аглая
Как выяснилось, плыть две недели было исключительно осенью или зимой: большую часть пути занимали портовые пристани приморских городков, в которые мы постоянно заходили. Из-за погодных условий: «Сорванца» трясло как щепку, а я в такие моменты лицезрела в зеркале отведенной мне каюте зелененькую Альви. Когда могла встать, разумеется! Даже не представляла, что может быть так плохо. Как-то я организовывала эвент на круизном лайнере из Турции в Сочи, и, честно говоря, даже не почувствовала ничего, хотя мы умудрились попасть в немаленький шторм на обратном пути. Но то ли у Альви с вестибулярным аппаратом было хуже, то ли местные корабли были не настолько амортизированы.
Между приступами ужасной тошноты и их последствиями я думала о том, а почему, кстати, не амортизированы. Насколько я поняла, в этом мире есть драконы и магия, так почему бы эту самую магию не использовать во благо технического прогресса? Потом меня снова начинало тошнить и становилось не до совмещений технологий и магии, а еще меня то и дело накрывало чувствами Альви.
Это в порту я такая гордая взошла на трап и оставила все за спиной, теперь же меня временами плющило так, что хоть волком вой. Альви действительно влюбилась в этого мерзавца, чистой наивной любовью, как может влюбиться восемнадцатилетняя девчонка в парня, который старше ее. Кажется, она с детства его любила, восхищалась, боготворила, ну а теперь вот так прилетело… по голове. Не говоря уже о том, что выкинула ее сестра.
Это тело помнило не только ласки императора, но и сестринские объятия, казавшиеся такими искренними. Они были неразлучны не только в детстве. Когда Альви выходила замуж, Анаста поехала с ней, она все время была рядом, была и главной фрейлиной, и камеристкой, и подругой… и вот. В результате меня постоянно пробивало на слезы: я чувствовала себя либо как в затянувшемся ПМС, либо как во время просмотра какого-то очень глубокого фильма, когда вытряхивает наизнанку, и слезы льются рекой.
Я пыталась справиться с чувствами Альви, но не всегда получалось, а еще я невольно думала о том, что магическое оплодотворение убило совсем молодую девчонку, которой еще жить и жить было. Император об этом не знал, но, сдается мне, даже если бы я не словила анафилактический шок в своем мире и не оказалась в ее теле, его волновал бы исключительно тот факт, что Альви не смогла родить. А не тот, что она пострадала по его вине!
В такие моменты меня саму начинало трясти от злости, и я очень сильно жалела, что не пнула его императорское величество по огненным шарам напоследок. С другой стороны, наверное тогда я бы сейчас не плыла в Заполярье, а ожидала вынесения приговора в кандалах во дворцовом подземелье. Впрочем, от злости меня трясло исключительно в те моменты, когда я была на суше: пока пополнялись припасы и пережидались шторма, я сидела в какой-нибудь стылой комнатушке на постоялом дворе и мысленно придумывала страшные кары на его императорскую голову.
Потом поднималась на борт и становилось не до того. Как, например, сегодня утром. Мы поймали окно между вчерашним штормом и надвигающейся вьюгой, и капитан сказал выдвигаться.
— Успеем проскочить, — уверенно сказал он, — или застрянем здесь еще на пару дней.
— Слишком тяжелое небо… — заикнулся было его помощник, но тот посмотрел на него так, что мужчина осекся и замолчал.
Насколько я поняла, капитан «Сорванца» не терпел никаких возражений, да и в принципе был достаточно злопамятным. За мое первоначальное недоверие его, между прочим, на самом деле весьма хрупкому кораблику, он заклеймил меня презрением и общался куцыми фразами, показывающими его крайнее ко мне нерасположение. Я не особенно переживала, мне приходилось работать с самыми разными людьми, в том числе с теми, кто смотрел насквозь и сверху вниз, поэтому у нас с капитаном сохранялась взаимная дистанция.
После отплытия и выхода в открытое море корабль предсказуемо зашатало, меня предсказуемо затошнило, я позеленела и свалилась на койку. После очередного изматывающего приступа, во время которого я рассталась с неплохим завтраком из таверны, я, кажется, потеряла сознание. А пришла в себя от того, что нас не просто шатало, а трясло, как в центрифуге. Вещи падали со своих мест, что-то с грохотом бряцало. Из распахнувшейся двери (видимо, я забыла ее запереть) тянуло морским холодом, доносился шум и плеск волн и крики.
Корабль действительно бултыхало так, что я едва смогла встать на ноги, и то, вцепившись в койку, которая была намертво привинчена к стене. Исключительно по этой причине она не моталась туда-сюда, как все остальное в каюте. Я едва успела сделать шаг, как нас подбросило ввысь, как какой-то мячик. Пока мы летели, мой желудок подскочил к горлу, а потом плюхнулся вниз вместе с кораблем.
Раздался ужасающий скрежет, от которого волосы на всех местах встали дыбом.
«Капец котенку», — подумала я, поднимаясь на ноги и устремляясь вперед. Лесенка вывела меня на палубу, на которой творился просто какой-то кромешный ад! Матросы носились, пытаясь справиться с мачтами и парусами, корабль захлестывало водой, а море напоминало чудовище, которое готовилось нас сожрать. Высоченные волны швыряли корабль туда-сюда, капитан что-то кричал, пытаясь удержать рулевое колесо, но его уже не было слышно.
Свинец неба, низкого, давящего, серая пенистая вода, которой не было конца и края, и посреди всего этого кошмара — мы. Одна из мачт была сломана, воды на палубе было столько, что она сразу залилась мне в высокие, надо отметить, ботинки! Я откопала их в одном из сундуков, потому что туфельки для такой погоды определенно не годились, но теперь не спасли и они. И вообще нас ничего не спасет, об этом я подумала с какой-то странной внутренней обреченностью.
А все из-за этого самоуверенного капитана! Ведь говорил же ему помощник… которого, кстати, нигде не было видно. Я сделала несколько шагов по палубе, поскользнулась, ухватилась за пролетающий мимо трос. Руки обожгло болью от соленой веревки, и я полетела на мокрые доски. Чтобы увидеть огромную, я даже не представляю скольки метровую черную волну, выросшую справа по борту.
И обрушившуюся на нас.