Изгнанница. Искра Императора

3

Натаниэль

Погода в столице не радовала: в отличие от Лавуаля, где, по сути, должен был быть такой же мягкий приморский климат, но уже давно лежал снег, здесь зачастили дожди. Начавший было одеваться в снежные одежды дворцовый парк превратился в унылый серый пейзаж, и, хотя его украсили к грядущим праздникам, развеять эту серость не под силу было даже огонькам гирлянд и роскошным магическим инсталляциям. Что вообще не так с этим Лавуалем? Там снег ложился в середине осени, и не таял. Да, он был чуть севернее, но ключевое слово «чуть». Морозы там тоже иногда заворачивали, но недолгие. Несильные. Чувство было такое, что там происходит нечто, ему неподвластное. Непонятное.

Взять хотя бы этих самых волшебных кроликов и их шерсть. Которая напрочь теряла свойства, стоило вывезти ее и сотканные из нее вещи куда-то еще. Или его жену! Уехала бледная моль, а в Лавуале стала яркая, дерзкая, еще и мысли его занимает постоянно! С тех самых пор, как Натаниэль вернулся, ни дня не проходило, чтобы он не думал о том, как горячо было касаться ее нежной кожи. Как хотелось опрокинуть ее на кровать и насладиться ее податливым нежным телом.

При том, что Альви Эттана Сабар никогда не возбуждала его!

Раньше не возбуждала, а сейчас…

— Мой император, — зазвенел за его спиной тихий голосок Анасты. Сестрица Альви приблизилась, обняла его за плечи, прижалась, а он даже не услышал, как она вошла.

— Я же просил стучать, — холодно произнес Натаниэль, разворачиваясь и убирая ее руки со своих плеч.

Анаста надула губки:

— Я думала, мы с вами давно перешагнули все условности.

— Когда-то перешагнули. Теперь ты должна быть крайне осторожной, если не хочешь испортить свою репутацию. Жениться на шлюхе я не смогу.

У Анасты вспыхнули щеки: что ж, пожалуй, это действительно было грубо. Но извиняться Натаниэль не собирался — дипломатия хороша в политике и деловых переговорах. Практиковать ее с девицами — только себе вредить, на шею сядут и ножки свесят. Взять хотя бы Альви…

Тьфу!

— Ваш секретарь сегодня в отъезде, — пропела Анаста. — Поэтому я позволила себе войти. Меня никто не видел. Клянусь.

Натаниэль только махнул рукой.

— Зачем ты пришла?

— Поговорить о нас, о том, что вы сами только что упомянули. — Анаста закусила нижнюю губу и отступила, потупив глазки. Раньше эта ее игра в скромницу, одна из ее любимых масок, вызывала в Натаниэле снисходительное удовлетворение (ему нравилось, когда его женщины перевоплощались и доставляли ему удовольствие в разных ролях), сейчас же просто раздражало. — Дело идет к праздникам, а вы еще не извлекли искру, милорд. Я думала, мы вступим в новый год в качестве жениха и невесты…

— Разве ты должна об этом думать? — Злое «Это не твое дело» Натаниэль оставил при себе. Он и так был достаточно резок с ней, между тем как Анаста не раз и не два доставляла ему удовольствие. В отличие от своей сестры, которая только и умела что лежать бревном раньше. А теперь вот дерзить! — Ты должна готовиться к праздникам, шить наряды, отдыхать в термах, чтобы предстать на главном зимнем балу достойной парой мне. Достойной стать новой Искрой и будущей императрицей.

— И я все это делаю. Несомненно. Но… мне кажется, вы ко мне охладели, — Анаста приложила ладошки к груди. — С того дня, как вы вернулись из Лавуаля, вы ни разу меня не позвали, чтобы…

Она снова подняла на него глаза, в которых сверкали слезы.

— А ведь я скучаю по вам!

— Я же только что объяснил, — холодно произнес Натаниэль. — Раньше ты была моей фавориткой, сейчас любые репутационные риски для тебя недопустимы!

Отчасти это было правдой: конечно, о его интрижке с Анастой догадывались, но доказательств ни у кого не было. Тем более что женщин, желающих дарить ему удовольствие и наслаждение всегда было пруд пруди. Анаста всегда была особенной, потому что очень тонко подстраивалась под его настроение, умела и завести в нужный момент, и промолчать, побыть развратной или такой вот милой скромницей для него. Но раньше она никогда не приходила к нему с претензиями, что ей мало внимания, и уж тем более никогда раньше рядом с ней он не думал о ее сестре. Скорее, все было наоборот!

— Хорошо. Понимаю. Я ухожу, — Анаста покорно склонила голову, поправляя прическу, и выбившийся из нее локон скользнул на покатое плечо. Девушка развернулась к двери, и Натаниэль мысленно зарычал. Его дракон был злой вот уже который день. Он сам был злой. Любовницы не доставляли былого наслаждения, и, несмотря на то, что он брал женщин, каких желал, как желал, в теле все равно бурлило нереализованное желание. Желание, возникшее с того самого дня, как его скромница-жена Альви устроила театр за ужином, а потом еще и… вернула этот самый ужин на его одежду!

Такое с кем угодно могло сработать, как холодный душ, но, стоило Натаниэлю оказаться в гостевых комнатах и отдать все в чистку, как тело словно закололо иглами напряженного желания. Желания, которое вызывала одна-единственная конкретная женщина. Его Искра!

С какой радости? Да, магия усиливала влечение, да, только в ее спальне он мог на полную отпустить себя, не опасаясь выжечь девчонку, но… Но! Нельзя позволять этому брать над собой верх. Ни одна женщина никогда не станет для него единственной! Никогда!

Вспомнив, как он ворочался всю ночь с боку на бок, представляя выгибающуюся под ним Альви, ее нежную грудь с аккуратными розовыми сосками, ее тонкую талию, округлые и вместе с тем изящные бедра, как кровь бурлила в жилах, и как он полночи сам! Своими руками! Удовлетворял себя, как какой-то конюх, которому никто не дает! — Натаниэль разозлился еще сильнее. И если бы только разозлился!

По кабинету волной прошлась магия, и Анаста, взявшаяся за ручку двери, испуганно вздрогнула.

— Закрой на ключ, — скомандовал император. — Иди сюда.

Он опустился в кресло и указал на место между своих ног. Анаста обернулась, соблазнительно улыбнувшись. Повернула ключ в двери, подхватила его изящными пальчиками и медленно, покачивая бедрами, приблизилась.

— Я знала, что ты тоже соскучился, — мигом перешла на неофициальный тон она.

Вместо ответа Натаниэль указал взглядом на пол, но Анаста и сама все прекрасно знала. Без лишних слов потянула наверх юбку пышного платья, развязала кринолин и, позволив ему осесть на пол, вышла из колец. Теперь ничто не мешало ей удобно устроиться между ног императора и делать свое дело. Но перед тем, как этим заняться, Анаста потянула вниз тугой лиф и оголила грудь.

Она была больше, чем у Альви, и император обычно наслаждался этим зрелищем. Большими, стягивающимися в горошины сосками, с которыми любил играть в постели, то поглаживая, неторопливо и медленно, доводя любовницу до неистовства, то вытягивая, сжимая, прикусывая, срывая с ее губ стоны и крики. Но сейчас эта картина не вызывала ровным счетом ничего, поэтому он даже не стал комментировать. Не потянулся, чтобы к ней прикоснуться, и Анасте не оставалось ничего другого, как просто опуститься на колени.

Тонкие пальчики расстегнули брюки, высвобождая его желание. Девушка коснулась было напряженной твердости, но Натаниэль посмотрел ей в глаза и приказал:

— Без игр!

От прикосновения нежных губ из груди вырвалось рычание. Сестра Альви умела доставить удовольствие, но сегодня все было не так. Напряжение, нереализованное желание, скапливающееся в паху стало почти болезненным, а долгожданная разрядка все не наступала и не наступала. Натаниэль схватил Анасту за волосы, направляя, насаживая на себя, двигая в том ритме, в котором, как казалось, нужно ему.

Лишь на миг закрыл глаза, и перед мысленным взором возникла Альви. Стоящая перед ним на коленях, касающаяся его… Долгожданная разрядка была яркой и ослепительной, и если бы он не сидел с закрытыми глазами, наверняка перед ними сейчас и так упала бы темная пелена. Потому что после той вспышки, обрушившейся на него, даже самый солнечный день показался бы темным.

Содрогаясь, император открыл глаза и увидел лежащую у его ног Анасту. Девушка была без сознания.