Я была уверена, что умерла.
Потому что в аду Империи Резот, в промерзшем насквозь поместье «Черный Утес», не могло так пахнуть.
Этот запах пробивался сквозь сон, сквозь плотную пелену усталости и холода. Он щекотал ноздри, дразнил, звал. Это был не запах гари, который вчера разъедал глаза. Не запах плесени и мышиного помета, пропитавший стены этого склепа.
Это был запах абсолютного, концентрированного счастья.
Сладкий, тягучий аромат меда. Терпкая нота миндаля. Нежность ванили. И что-то еще... свежее, влажное, как утренняя роса на нагретом солнцем листе.
Я медленно, с опаской приоткрыла один глаз.
Если это загробный мир, то он подозрительно напоминал нашу грязную кухню. Тот же закопченный потолок с паутиной, свисающей черными гирляндами. Те же обшарпанные стены. Та же гора тряпья в углу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась спящим Казимиром. Домовой храпел так, что подрагивала крышка на пустой кастрюле.
Но что-то изменилось.
Я пошевелила пальцами ног. Они не онемели. Я глубоко вдохнула. Воздух не обжигал легкие ледяной крошкой. Он был прохладным, да, но не мертвым.
И этот свет.
Вчера сквозь щели в рассохшихся ставнях пробивался лишь серый, мутный сумрак полярной ночи. А сейчас по полу, по слою вековой пыли, тянулись яркие, золотые полосы. В них плясали пылинки — не как пепел, а как крошечные искры.
Я села на своей импровизированной постели из старых штор. Тело ломило после вчерашнего «подвига», но это была приятная ломота, как после хорошей тренировки в саду.
— Казимир! — позвала я. Голос прозвучал хрипло, но громко.
Куча тряпья в углу взорвалась движением. Домовой подскочил на месте, спросонья запутался в драном одеяле и кубарем покатился по полу, сверкая пятками.
— Крысы?! — взвизгнул он, выныривая из кокона и воинственно размахивая половником. — Где? Я им усы пообрываю! Я им хвосты узлом завяжу! Не дам хозяйку в обиду!
— Нет крыс, — успокоила я его, невольно улыбнувшись. — Успокойся.
Казимир замер, тяжело дыша. Его желтые глаза-блюдца моргнули, потом сузились. Его нос, похожий на сморщенный гриб, дернулся раз, другой. Он потянул воздух, смешно раздувая ноздри.
— Хозяйка... — прошептал он, и половник в его лапе опустился. — Ты что... духами побрызгалась? Теми, имперскими?
— Откуда у меня духи, Казимир? — я встала, отряхивая юбку. — У меня даже мыла нет.
— А чем тогда пахнет? — он покрутился на месте, принюхиваясь, как гончая. — Пахнет... летом. Цветами пахнет. Сладким. Так пахло сто лет назад, когда старая графиня пироги пекла с южными ягодами. Но печь-то холодная!
Я посмотрела на дверь, ведущую на задний двор. Ту самую, которую вчера я чуть не выломала с петлями, спасаясь от дыма.
Сейчас из-под нее тянуло не сквозняком, а теплом. Тонкая струйка теплого воздуха шевелила пыль на пороге.
Сердце у меня в груди сделало кульбит.
Неужели? Нет, Алиса, не будь идиоткой. Ты биолог, а не фея из сказки. Ты посадила косточки в вечную мерзлоту, полила их кровью и поплакала сверху. В лучшем случае они просто не сгниют до весны. В худшем — ты сошла с ума от переохлаждения, и это предсмертная эйфория.
Но ноги сами несли меня к двери.
— Стой! — пискнул Казимир, хватая меня за подол платья. — Не ходи! Там морок! Там Скверна играет! Она заманивает теплом, а выйдешь — и хрусть! Превратишься в ледышку!
— Отпусти, — мягко, но твердо сказала я, отцепляя его когтистые пальцы. — Я должна проверить.
Я подошла к двери. Вчера она примерзла так, что пришлось бить ногами. Сегодня ручка была теплой на ощупь. Металл нагрелся, словно с той стороны светило июльское солнце.
Я нажала на ручку. Замок щелкнул легко, смазанно.
Я толкнула створку.
И мир перевернулся.
Я зажмурилась, ослепленная ярким светом, ударившим в глаза. Прикрыла лицо рукой, привыкая к сиянию. А когда открыла глаза, то забыла, как дышать.
Вчера здесь был заснеженный двор, заваленный сугробами, с остовами мертвых кустов и серыми стенами, покрытыми инеем.
Стены остались. И сугробы по углам двора тоже были на месте — грязные, серые, злые.
Но в центре...
В центре, там, где я вчера в отчаянии рыла землю, стоял Остров Жизни.
Снег растаял идеальным кругом диаметром метра в три. Внутри этого круга чернела живая, влажная, дышащая паром земля. Сквозь неё пробивалась молодая, изумрудно-яркая трава, такая сочная, что хотелось упасть в нее лицом.
А посреди этого круга стояло Дерево.
Не росток. Не прутик. Это было полноценное, молодое, сильное дерево высотой с меня. Его ствол был гладким, темным, налитым силой, словно отлитым из бронзы. Ветки, изящно изогнутые, тянулись к небу.
Но самое невероятное было не в скорости роста.
Оно цвело и плодоносило одновременно.
Это было биологически невозможно. Это нарушало все законы природы. Но это было передо мной.
Нижние ветки утопали в белой пене цветов. Лепестки, нежные, как шелк, трепетали на ветру, источая тот самый умопомрачительный аромат миндаля и меда.
А на верхних ветках, среди густой зелени листвы, горели рубиновым огнем ягоды.
Вишни.
Они были огромными, размером с грецкий орех. Темно-бордовые, почти черные, с глянцевыми боками, в которых отражалось скупое северное солнце. Они выглядели так, словно вот-вот лопнут от переполняющего их сока.
Я стояла на пороге, боясь сделать шаг. Боясь, что одно неловкое движение разрушит этот мираж.
— Матерь Божья... — прошептал Казимир, выглядывая из-за моей ноги. Он больше не верещал. Он замер, открыв рот, и его уши медленно поднимались, пока не встали торчком. — Это что? Это откуда?
— Это «Алая Королева», — выдохнула я. Мой голос дрожал. — Мой сорт.
Я шагнула на крыльцо. Тепло ударило в лицо плотной, ласковой волной. Дерево работало как мощный обогреватель. Оно излучало энергию, грея воздух вокруг себя. Я видела, как капли талой воды капают с крыши веранды — тепло доставало даже туда.
Я спустилась по ступенькам. Мои сапоги коснулись травы. Мягко.
Дерево словно почувствовало меня. Ветки качнулись, хотя ветра не было. Листья зашелестели: «Привет... привет...».
Я подошла вплотную. Протянула руку.
Кончики пальцев коснулись коры. Она была теплой, живой, слегка шершавой. Под ней бился пульс. Тук-тук. Тук-тук. В унисон с моим сердцем.
Оно узнало меня. Оно помнило мою кровь.
— Спасибо, — прошептала я, поглаживая ствол. — Спасибо, что не сдались.
Взгляд упал на гроздь ягод прямо перед моим лицом. Три тяжелые, налитые вишни.
Желудок предательски сжался, напомнив, что я не ела ничего нормального уже двое суток, кроме сухого пайка в дороге. А запах... от запаха ягод рот мгновенно наполнился слюной.
«Попробуй, — шептал инстинкт. — Это твое. Это для тебя».
Я осторожно сорвала одну ягоду. Плодоножка отделилась легко, с тихим хрустом.
Ягода легла в ладонь тяжелой, горячей каплей.
Я поднесла её к губам. Вдохнула аромат — сладкий, пьянящий, с легкой кислинкой. И надкусила.
Оболочка лопнула с легким щелчком.
И мой мир взорвался.
Это был не просто вкус. Это была вспышка. Словно я проглотила кусочек солнца. Густой, сладкий, терпкий сок брызнул на язык, обволакивая небо, горло, пищевод.
Это было так вкусно, что у меня перехватило дыхание.
Но дело было не только во вкусе.
Едва сок попал в желудок, по венам прокатилась горячая волна. Это была чистая, дистиллированная жизнь. Она ударила в голову, проясняя мысли. Она рванула к кончикам пальцев и ног, вымывая остатки холода.
Усталость, которая висела на мне тяжелым грузом, исчезла мгновенно. Словно кто-то щелкнул выключателем. Боль в мышцах? Нет её. Голод? Утолен одной ягодой. Дрожь? Я чувствовала, как внутри разгорается печка.
Я посмотрела на свою левую руку. Вчерашний порез от шипа терновника, который затянулся серебристым шрамом, теперь исчез совсем. Кожа была гладкой, чистой.
— Ох... — выдохнула я, прислонившись спиной к стволу. Меня слегка покачивало, как от бокала хорошего вина.
— Хозяйка! — голос Казимира был полон паники и благоговения. — Ты живая? Не отравилась? Это же магия! Нельзя есть магию!
Я открыла глаза. Домовой стоял на краю проталины, боясь ступить на траву. Он выглядел жалким: серый, пыльный, лохматый, дрожащий от холода. Его уши обвисли, хвост (которого якобы нет) поджат.
Он умирал вместе с домом. Я это видела теперь ясно. Без подпитки хозяйской силой домовые угасают.
Я сорвала еще две ягоды. Крупные, сочные.
— Иди сюда, Казимир, — позвала я.
— Не пойду! — он попятился. — Там горячо! Я привык к холоду!
— Иди сюда, я сказала! — в моем голосе прозвучала сталь. Не злость, а сила. Сила, которую дало мне дерево. — Это приказ.
Домовой пискнул, зажмурился и сделал шаг на траву. Ожидая боли, он втянул голову в плечи. Но вместо боли его лапы ощутили мягкость и тепло. Он открыл один глаз. Потом второй.
Он сделал еще шаг. И еще. Подошел ко мне, глядя на ягоды в моей руке как на бомбу.
— Съешь, — я протянула ему ладонь. — Это не яд. Это жизнь. Тебе нужно. Ты — Хранитель. Ты должен быть сильным, чтобы помогать мне.
Казимир недоверчиво понюхал ягоду. Его нос заходил ходуном.
— Пахнет... пахнет силой, — пробормотал он. — Как в старые времена. Но другой. Не холодной. Горячей.
Он осторожно взял ягоду когтистыми пальцами. И быстро, словно боясь передумать, закинул её в рот.
Чавк.
Он замер. Его глаза округлились так, что заняли половину лица.
— О-о-о... — протянул он.
И тут началась трансформация.
Это было похоже на ускоренную съемку. Серая, свалявшаяся шерсть на его боках вдруг распрямилась, налилась цветом, стала густой и блестящей, как у чернобурки. Плешь на макушке заросла мгновенно. Сгорбленная спина выпрямилась. Суставы хрустнули, расправляясь.
Даже его лохмотья, казалось, стали чище.
Через минуту передо мной стоял не дряхлый старичок-домовой, а существо, полное энергии. Шерсть лоснилась, уши торчали, как локаторы, а в глазах вместо вековой тоски плясали бесенята. Он даже стал казаться выше ростом.
Казимир ощупал себя лапами. Потрогал нос. Подпрыгнул на месте — легко, пружинисто, почти на метр вверх.
— Хвост! — взвизгнул он радостно. — Я чувствую хвост! Он чешется! Значит, растет!
Он рухнул передо мной на колени, прямо в траву, и уткнулся мохнатым лбом в мои сапоги.
— Хозяйка! Истинная! — затараторил он, целуя носки моей обуви. — Прости дурака старого! Я думал, ты очередная пустышка, на корм дому присланная. А ты... ты Источник! Ты Жизнь! Да я ради тебя... я этот дом вылижу! Я крыс в узелок завяжу и в Пустошь выкину! Я печь заставлю гореть, даже если дров не будет, на одном страхе моем гореть будет!
— Встань, Казимир, — я улыбнулась, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Впервые за долгое время я была не одна. У меня появился союзник. Пусть маленький и лохматый, но преданный. — Печь мы растопим. И дрова найдем.
Я подняла голову и посмотрела на старую каменную стену, увитую сухим терновником. Вчера он казался мне насмешкой. Сегодня я видела в нем ресурс.
Тепло от «Алой Королевы» растопило снег и вокруг стены. Сухие ветки, валежник, старые доски, валявшиеся под снегом — все это оттаяло и высохло под магическим жаром дерева.
— Работаем, Казимир, — скомандовала я, чувствуя, как энергия ягоды требует выхода. Мне хотелось действовать. Мышцы звенели от силы. — Тащи корзину. Мы собираем урожай. А потом займемся отоплением.
***
Следующий час прошел в трудовом угаре.
Если бы Рэйвен сейчас увидел свою «немощную» жену, он бы упал в обморок. Я, закатав рукава платья (холода я больше не чувствовала, внутри меня работала ядерная печка), ломала сухие ветки терновника голыми руками.
Ягода дала мне не только тепло, но и физическую силу. Сучья толщиной в руку трещали и ломались, как спички. Я играючи набрала огромную охапку хвороста.
Казимир носился вокруг как наэлектризованный веник. Он таскал ветки в кухню, складывал их у камина, попутно успевая сметать вековую паутину своим внезапно отросшим (или просто распушившимся) хвостом.
— Гори! — приказал он камину, закидывая сухой терновник в топку.
И, о чудо, огонь занялся с первой искры. То ли дрова были идеально сухими, то ли магия Казимира, напитанная вишней, прочистила дымоход, но тяга появилась зверская. Огонь загудел, весело пожирая дерево. Черный дым сменился прозрачным, теплым маревом.
Кухня начала оживать. Тени попрятались по углам. Сырость отступала, шипя и испаряясь.
Но главным сокровищем были ягоды.
Я нашла на кухне старую плетеную корзину, вытряхнула из нее пыль и осторожно, как драгоценные камни, начала укладывать в нее вишни.
Я собирала не все. Оставляла большую часть на ветках — интуиция подсказывала, что на дереве они сохранятся лучше, чем в сорванном виде. Я набрала ровно столько, чтобы заполнить дно корзины.
Каждая ягода была тяжелой, теплой и слегка вибрировала.
— Это наш секрет, Казимир, — сказала я, накрывая корзину чистым (относительно) полотенцем. — Никто не должен знать про дерево. Для всех остальных здесь по-прежнему руины и холод. Ты понял?
— Могила! — гаркнул домовой, отдавая честь половником. — Кто сунется — глаза выцарапаю!
Я довольно кивнула.
Теперь у нас было тепло. Была еда (ягоды были сытными, одной штуки хватало, чтобы наесться). И была надежда.
Я подошла к бочке с водой, стоящей в углу. Лед в ней растаял. Я зачерпнула воды, умылась, смывая с лица сажу и копоть. Ледяная вода казалась приятной. Я посмотрела в осколок зеркала, прислоненный к стене.
Из зазеркалья на меня смотрела не изможденная, бледная тень с синяками под глазами, какой я была вчера.
На меня смотрела молодая женщина с сияющей кожей, ярким румянцем во всю щеку и глазами, в которых горел зеленый огонь. Мои волосы, обычно тусклые и непослушные, лежали тяжелой, блестящей волной.
Я выглядела... опасно. Красиво и опасно.
— Ну что, Герцог, — подмигнула я своему отражению. — Кажется, ты поторопился списа...
Договорить я не успела.
БАМ! БАМ! БАМ!
Звук был таким громким и резким, что с потолка посыпалась штукатурка. Кто-то колотил в главные ворота поместья. Грубо, по-хозяйски. Железом по железу.
Казимир взвизгнул и юркнул под стол.
— Началось! — прошептал он оттуда. — Пришли! За телом пришли!
Я замерла. Сердце екнуло, но не от страха, а от прилива адреналина.
— Кто там? — спросила я, хотя уже догадывалась.
— Солдаты! — прошипел домовой. — Гарнизон. Лейтенант Даррен. Он всегда проверяет ссыльных на третий день. Обычно, чтобы вывезти труп или отвезти в лечебницу для умалишенных.
— Отлично, — я оправила платье, стряхнула с юбки несуществующую пылинку. — Гостей надо встречать.
— Хозяйка! — Казимир высунул нос. — Ты что? Нельзя открывать! Они увидят Дерево! Запах почувствуют!
— Дерево на заднем дворе, за домом, — спокойно рассудила я. — Стены здесь толстые, запах не пропустят, если дверь закрыть плотно. А ты, мой мохнатый друг, сейчас закроешь эту дверь на засов и будешь сидеть здесь тихо, как мышь. Охраняй «Королеву».
— А ты?
— А я пойду разочарую наших спасателей.
Я подошла к столу, взяла из корзины еще одну ягоду. Закинула в рот, раскусила. Сладкий сок снова ударил в голову, добавляя куража. Теперь я чувствовала себя способной свернуть горы. Или, как минимум, поставить на место наглого лейтенанта.
— Я сейчас вернусь, — бросила я и вышла из кухни в холодный коридор.
***
Путь до главных ворот занял минут пять. Внутри дома по-прежнему царил холод, но теперь он меня не беспокоил. Мое тело работало как автономный реактор. Мне было даже жарко.
Я шла по мраморному полу холла, и мои шаги гулко отдавались под сводами. Я чувствовала себя хозяйкой. Не жалкой приживалкой, а владелицей этого мрачного замка.
Стук в ворота повторился, еще настойчивее.
— Открывайте! Именем Императора! — донесся глухой мужской бас. — Мы знаем, что вы там... ну, или были там!
— Ломать будем? — спросил другой голос.
— Подожди. Может, домовой откроет. Если не сдох.
Я подошла к массивным створкам. Они были заперты на тяжелый засов. Вчера у меня не хватило бы сил даже сдвинуть его с места. Сегодня я толкнула чугунную балку одной рукой. Она с визгом поползла в сторону.
Я распахнула калитку — небольшую дверцу в воротах.
В лицо ударил морозный ветер и снежная крошка. Погода снаружи не изменилась: серое небо, метель, минус двадцать.
Передо мной стояли трое.
Двое рядовых солдат в толстых тулупах, с красными от мороза носами и лопатами наперевес (видимо, чтобы откапывать мой труп). И один офицер.
Лейтенант Даррен.
Я видела его мельком, когда мы проезжали заставу. Но сейчас рассмотрела лучше. Высокий, широкоплечий, в добротном полушубке из волчьего меха. Лицо обветренное, жесткое, с волевым подбородком и темными, внимательными глазами. На поясе — меч и магический жезл.
Он стоял, нахмурившись, готовясь увидеть самое худшее. Смерть, безумие, слезы.
Я шагнула через порог калитки. Прямо на ветер. Без плаща. В одном платье.
Даррен моргнул.
— Доброе утро, господа, — произнесла я звонким, полным сил голосом. — Чем обязана такой чести? Вы решили почистить мне дорожки?
Солдаты с лопатами открыли рты. У одного лопата выпала из рук и брякнула о камень.
Даррен застыл. Его взгляд метнулся по мне сверху вниз.
Он ожидал увидеть синюю от холода, трясущуюся женщину, закутанную во все тряпки, какие нашлись в доме. Или замерзшее тело.
Вместо этого перед ним стояла я. Мое бордовое платье (то самое, единственное теплое, что было в сундуке) ярко выделялось на фоне серого камня и белого снега. Мои щеки пылали здоровым румянцем. Мои губы, испачканные вишневым соком (который выглядел как яркая помада), улыбались. От меня шел пар, но не от холода, а от жара тела.
И запах. Ветер на секунду стих, и до них долетел тонкий, едва уловимый шлейф аромата цветущей вишни, который пропитался в мои волосы и кожу.
— Леди... Алисия? — Даррен запнулся. Его суровый голос дал петуха. — Вы... живы?
— А что, есть сомнения? — я прислонилась плечом к косяку ворот, скрестив руки на груди. — Выгляжу как привидение? Ущипнуть вас, чтобы проверили?
— Но... — он оглянулся на своих бойцов, словно ища поддержки. — Здесь же... здесь минус тридцать ночью было. Дом промерз. Дров нет. Мы думали...
— Вы думали, что Герцог прислал сюда жену умирать? — я перебила его, и в моем голосе звякнул металл. — Вы плохо знаете моего мужа, лейтенант. Или плохо знаете меня.
Даррен снял меховую шапку, словно ему вдруг стало жарко. Взъерошил короткие темные волосы. Он смотрел на меня уже не как на проблему, которую надо утилизировать, а как на чудо. Или как на красивую женщину. В его глазах мелькнул интерес — чисто мужской, хищный.
— Простите, Ваша Светлость, — он поклонился, уже без пренебрежения. — Мы привезли... э-э... паек. Стандартный набор для ссы... для проживающих на границе. Мука, крупа, немного масла. И хотели проверить, не нужна ли помощь с... погребением мусора.
— Помощь нужна, — кивнула я. — Но не с мусором. Мне нужны дрова. Нормальные, сухие дрова. А не та гниль, что лежит в сарае.
— Дрова? — переспросил он тупо.
— Да, лейтенант. Дерево, которое горит. Я планирую здесь жить, а не выживать. И еще мне нужны инструменты. Молоток, гвозди, пила. Стекло для оранжереи.
— Оранжереи? — у него глаза на лоб полезли. — Леди, здесь Северный Предел. Здесь даже мох с трудом растет. Какая оранжерея?
Я улыбнулась. Загадочно. Так, как улыбается женщина, у которой в кармане лежит ключ от рая.
— Это уже мои заботы, лейтенант. Так что насчет дров? Я готова заплатить.
— Заплатить? — он усмехнулся, возвращая себе самообладание. — Ваша Светлость, здесь деньги не имеют большого веса. Здесь валюта — это еда, тепло и магия. А у вас, насколько мне известно, нет ни того, ни другого. Герцог заблокировал ваши счета.
Ах вот как. Рэйвен, ты просто прелесть. Заботливый муж года.
— У меня есть кое-что получше золота Империи, — сказала я, делая шаг к нему. — Но это обсудим позже. Сейчас мне нужны дрова. Привезите воз березовых поленьев к вечеру. И я угощу вас чаем.
— Чаем? — он потянул носом воздух. — С чем? От вас пахнет... чем-то невероятным. Это что, вишня?
— Может быть, — я подмигнула. — Привезете дрова — узнаете.
Даррен смотрел на меня еще секунду, потом вдруг рассмеялся. Громко, басисто.
— Демоны меня побери! — сказал он, надевая шапку. — Я ставил десять золотых, что мы найдем здесь ледышку. Я проиграл. И я рад этому. Парни! — он рявкнул на солдат. — Грузите паек леди! И живо на заставу за дровами! Лично прослежу, чтобы привезли лучшие!
— Спасибо, лейтенант, — я кивнула величественно, как королева. — Буду ждать.
Солдаты засуетились, сгружая мешки у ворот. Даррен еще раз окинул меня оценивающим взглядом, в котором читалось восхищение пополам с недоумением.
— Вы удивительная женщина, леди Алисия, — сказал он тихо. — Выжить здесь в первую ночь... Не знаю, какая магия вас греет, но берегите её. Ночи здесь длинные.
— Я справлюсь, — ответила я.
Они уехали. Я смотрела вслед саням, пока они не скрылись в пелене снега. Потом затащила мешки с провизией внутрь и заперла ворота.
Спина была мокрой от напряжения, но я чувствовала торжество.
Первый раунд остался за мной. Меня не похоронили. Меня заметили. И я заинтриговала местного "шерифа".
Теперь у меня будет еда и дрова. А у них скоро появится новая зависимость.
Я сунула руку в карман платья, нащупала там пару ягод, которые прихватила с собой "на всякий случай".
— Ну что, детка, — прошептала я сама себе. — Пора строить вишневую империю.
Я развернулась и пошла в дом, где меня ждал Казимир, теплая кухня и мое главное сокровище — Алая Королева, цветущая посреди зимы. Жизнь налаживалась. И она обещала быть сладкой. На вкус — как вишня с кровью.