Истинная: Вишневый Сад Попаданки

Глава 13

Мир исчез.

Вчера он еще был: огромный, сложный, состоящий из дорог, гарнизонов, интриг и королевских указов. Сегодня от него осталось только белое, ревущее ничто за окном.

Я лежала на диване в гостиной, укутанная в кокон из одеял, и слушала, как буря пытается разобрать мой дом по кирпичику. Стены дрожали. Балки стонали, сопротивляясь напору ветра, но этот стон был не жалобным, а упрямым. Дом держался. «Железная Вишня» на воротах вросла корнями в скалу, держа периметр, а «Алая Королева» во дворе, хоть и раненая, пульсировала теплым ядром, не давая морозу проморозить нас насквозь.

Я попыталась пошевелиться и тут же зашипела сквозь зубы.

Руки. Мои бедные руки.

Обезболивающая мазь, наложенная Рэйвеном ночью, впиталась, и теперь ожоги напоминали о себе тупой, дергающей болью. Казалось, под бинтами кто-то натянул кожу слишком туго. Плечи ломило, тело было тяжелым, словно налитым свинцом — плата за магический выброс.

— Не шевелись.

Голос донесся из кресла напротив. Низкий, спокойный, с той особой хрипотцой, которая бывает у мужчин по утрам.

Я повернула голову.

Рэйвен не спал. Я не знала, спал ли он вообще. Он сидел в глубоком кресле, вытянув длинные ноги к огню. На нем были простые черные брюки и расстегнутая на пару верхних пуговиц белая рубашка — та самая, моя, которую он надел вчера. Рукава были закатаны до локтей, открывая сильные предплечья с темными волосками.

Он выглядел... домашним. И от этого — еще более опасным. Как тигр, который лениво лежит на ковре, но готов прыгнуть в любую секунду.

В его руках была книга, но он не читал. Он смотрел на меня.

— Который час? — спросила я. Голос был слабым, как шелест сухой травы.

— Полдень, — ответил он, захлопывая книгу и откладывая её на столик. — Хотя какая разница? Солнца сегодня не будет. И завтра тоже.

Он встал. В полумраке гостиной, освещенной лишь отблесками камина, он казался огромным. Я невольно сжалась под одеялом, вспоминая вчерашнюю ночь. Поцелуй. Вкус его губ. То, как он прижимал меня к себе.

Сейчас, при свете дня (пусть и условного), это казалось сном. Бредом воспаленного сознания.

Но Рэйвен подошел к дивану, и я поняла — не сон.

Он наклонился надо мной, уперевшись руками в спинку дивана, и я оказалась в ловушке его запаха. Мороз, озон и терпкая нота мужского тела.

— Как руки? — спросил он, не касаясь меня, но сканируя взглядом.

— Терпимо. Жить буду.

— Будешь, — кивнул он серьезно. — Я не позволю иного.

Он выпрямился и отошел к столику, где под серебряным колпаком что-то стояло.

— Тебе нужно поесть. Ты потеряла много энергии.

— Я не голодна... — начала я, но мой желудок предательски заурчал, опровергая ложь.

Рэйвен усмехнулся. Уголок его губ дернулся вверх, и от этого простого движения у меня внутри что-то екнуло. Он больше не носил маску «Ледяного Герцога». Передо мной был просто мужчина, который заботился о своей женщине.

— Садись, — скомандовал он.

Я попыталась опереться на локти, чтобы приподняться, но резкая боль в ладонях заставила меня вскрикнуть и упасть обратно на подушки.

— Я же сказал — не шевелись! — в его голосе прорезался рык.

В одно мгновение он оказался рядом. Подсунул руку мне под спину, легко, как куклу, приподнял и взбил подушки, устраивая меня полусидя. Его прикосновения были уверенными, но осторожными. Он обращался со мной как с хрустальной вазой, которая уже дала трещину.

— Я сама могу... — пробормотала я, чувствуя, как горят щеки. Беспомощность раздражала. Я привыкла все делать сама. Таскать мешки, копать землю, решать проблемы. А теперь я не могла даже подушку поправить.

— Сама ты можешь только лезть в магический огонь, — отрезал он. — В остальном пока поломаешься на моем попечении.

Он пододвинул маленький столик к дивану. Снял колпак с тарелки.

Куриный бульон. Густой, золотистый, с плавающими в нем кружочками моркови и зеленью. Аромат был таким уютным, что у меня защипало в глазах. Рядом лежали гренки из белого хлеба.

Рэйвен сел на край дивана. Взял ложку. Зачерпнул бульон, подул на него, проверяя температуру.

И поднес ложку к моим губам.

Я замерла.

Это было... слишком. Слишком интимно. Слишком неправильно. Герцог дель Тор, генерал Империи, кормит с ложечки свою ссыльную жену.

— Открой рот, Алиса, — тихо сказал он. — Не заставляй меня применять силу. Или магию.

Я посмотрела ему в глаза. В них не было насмешки. Только спокойная, темная решимость. Он принял эту роль — сиделки, защитника, слуги — и исполнял её с той же дотошностью, с какой планировал военные кампании.

Я приоткрыла рот.

Бульон был божественным. Горячим, наваристым, соленым ровно настолько, насколько нужно. Тепло разлилось по пищеводу, согревая изнутри.

— Вкусно? — спросил он, зачерпывая вторую ложку.

— Да... Ты сам готовил?

— Казимир помогал. Он резал, я варил. Твой домовой, кстати, дезертировал на чердак. Сказал, что у него стресс и ему нужно пересчитать запасы шерсти.

Я слабо улыбнулась. Казимир просто тактично оставил нас одних. Старый сводник.

Мы ели в тишине. Только звяканье ложки о фарфор и вой ветра за стенами. Рэйвен кормил меня методично, терпеливо вытирая салфеткой капли с моего подбородка. Каждый раз, когда его пальцы касались моей кожи через салфетку, меня пробивало током.

— А Марисса? — спросила я, когда тарелка опустела наполовину. — Что с ней?

Рука Рэйвена с ложкой замерла в воздухе. Лицо отвердело.

— Она во флигеле.

— Но там нет кухни. И отопление там... так себе.

— Там есть камин и запас дров, — равнодушно ответил он. — А еда... пару дней голодовки ей не повредят. Это полезно для прояснения рассудка.

— Рэйвен, там буран. Флигель могло замести.

— Его замело, — кивнул он, отправляя ложку мне в рот, затыкая поток милосердия. — Снег до самой крыши. Дверь не открыть. Она в безопасности, Алиса. В полной изоляции. Именно там, где ей и место.

В его голосе было столько холода, что я поежилась.

— Ты же любил её, — тихо сказала я.

Рэйвен отставил пустую тарелку. Посмотрел на меня долгим, нечитаемым взглядом.

— Я был зависим от неё, — поправил он. — Это разные вещи. Наркоман может думать, что любит свою дозу, пока ломка не вывернет его наизнанку. Или пока... — он сделал паузу, глядя на мои губы, — пока ему не дадут настоящее лекарство.

Он встал, прерывая разговор.

— Тебе нужно сменить повязки. И помыться.

При слове «помыться» я напряглась.

— Я не смогу, — прошептала я, глядя на свои забинтованные культи вместо рук. — Я даже пуговицу расстегнуть не могу.

— Я знаю, — просто ответил он. — Поэтому я помогу.

— Нет! — вырвалось у меня. Кровь прилила к лицу. — Это... это неприлично. Мы... это неправильно.

Рэйвен наклонился ко мне, уперевшись руками в диван по обе стороны от моей головы. Его лицо оказалось в сантиметрах от моего. Я видела каждую крапинку в его синих глазах, видела, как расширяются его зрачки.

— Алиса, — произнес он мягко, но с нажимом. — Вчера ночью ты вытащила меня с того света. Ты видела меня полумертвым, в собственной блевотине и крови. Ты целовала меня, чтобы влить жизнь. О каких приличиях мы говорим? Мы перешли эту черту, когда ты решила не дать мне сдохнуть.

Он выпрямился и протянул мне руки.

— Идем. Вода стынет.

***

Ванная комната в «Черном Утесе» была единственным местом, которое я восстановила с особой любовью. Я нашла старую медную ванну на львиных лапах, отчистила её до блеска, а Даррен помог наладить систему подогрева воды от кухонного очага.

Сейчас здесь было жарко и влажно. Воздух был густым от пара. Пахло моим любимым вишневым мылом и сушеной мятой.

Свечи, расставленные по полкам, бросали дрожащие тени на кафель.

Рэйвен внес меня на руках и поставил на пушистый коврик.

— Я... я сама разденусь, — соврала я, прижимая локти к бокам. — Попробуй просто расстегнуть пуговицы...

Он не стал спорить. Подошел ко мне со спины. Я почувствовала его горячее дыхание на своей шее.

Его пальцы, привыкшие держать меч, сейчас касались мелких пуговиц на спине моего платья с невероятной аккуратностью.

Одна пуговица. Вторая. Третья.

Ткань расходилась, обнажая спину. Прохладный воздух коснулся кожи, и я вздрогнула.

— Тебе холодно? — спросил он. Его голос вибрировал у самого уха.

— Нет. Мне... страшно.

— Не бойся меня, — он поцеловал меня в плечо. Легко, невесомо. — Я не причиню тебе вреда. Никогда больше.

Платье упало к ногам тяжелой волной. Я осталась в тонкой нижней сорочке.

— И это тоже, — сказал он.

Он взял край сорочки и потянул вверх.

Я подняла руки — это движение отозвалось болью, но я стиснула зубы. Ткань скользнула по телу, через голову, и отлетела в сторону.

Я осталась нагой.

Мне хотелось закрыться, спрятаться, провалиться сквозь землю. Я не была идеальной. На бедре — шрам от детского падения. На плече — свежий ожог от вчерашнего огня.

Но Рэйвен не отвернулся.

Он обошел меня и встал напротив. Его взгляд скользил по моему телу не сально, не пошло. Он смотрел на меня как на произведение искусства, которое пострадало в пожаре, но от этого стало только ценнее.

— Красивая... — выдохнул он.

Он подхватил меня на руки и опустил в теплую воду.

Блаженство.

Вода обняла меня, снимая тяжесть и боль. Я откинула голову на бортик и закрыла глаза.

Рэйвен закатал рукава рубашки выше. Взял мягкую губку, намылил её.

Он начал с моих ног.

Его движения были медленными, ритмичными. Губка скользила по икрам, по коленям, поднималась к бедрам. Вода плескалась тихо, гипнотически.

Я наблюдала за ним сквозь полуопущенные ресницы.

Он был сосредоточен. На его лбу залегла складка. Он мыл меня так, словно совершал священный ритуал омовения алтаря. Ни одного лишнего движения. Ни одного прикосновения там, где я могла бы смутиться. Но каждое касание его рук сквозь пену зажигало под моей кожей маленькие пожары.

— Повернись, — попросил он тихо.

Я села, подставив ему спину.

Он намылил губку снова. Провел по позвоночнику, массируя напряженные мышцы. Добрался до шеи. Его большие пальцы надавили на точки у основания черепа, и я невольно застонала от удовольствия.

— Тебе нужно расслабиться, Алиса. Ты натянута как струна.

— Трудно расслабиться, когда тебя моет генерал вражеской армии, — пробормотала я, пьянея от пара и его рук.

— Я больше не враг, — он отложил губку. — Теперь волосы.

Он взял ковшик, полил мне на голову теплой водой. Потом выдавил на ладонь немного шампуня (мое изобретение на основе мыльного корня и трав).

Когда его пальцы погрузились в мои волосы и начали массировать кожу головы, я забыла, как меня зовут.

Это было лучше любого секса. Это была чистая, незамутненная нежность. Он перебирал пряди, массировал виски, смывал пену, поддерживая мою голову рукой, чтобы вода не попала в глаза.

— У тебя волосы пахнут садом, — сказал он задумчиво. — Даже когда они грязные от сажи. Теперь они пахнут вишней. Ты вся пахнешь вишней. Я схожу с ума от этого запаха.

— Это магия, — прошептала я.

— Нет. Это ты.

Он смыл пену. Завернул меня в огромное, нагретое у печки полотенце, и вынул из ванны.

Я прижалась мокрой щекой к его груди, слыша, как бешено колотится его сердце. Оно билось в унисон с моим. Тук-тук-тук. Быстро. Сбивчиво.

Мы вернулись в гостиную, когда буря за окном достигла своего апогея. Дом гудел, как огромный корабль, пробивающийся сквозь шторм, но здесь, у камина, этот гул казался лишь фоном для уютного треска поленьев.

Рэйвен усадил меня на шкуру перед огнем. Я была завернута в его рубашку — огромную для меня, доходящую до середины бедра. Ткань пахла им, и этот запах действовал на меня как наркотик, успокаивая и будоража одновременно. Мои обожженные руки лежали на коленях, белые бинты ярко выделялись на темной ткани брюк, которые я натянула под рубашку для тепла.

Он сел позади меня. Я чувствовала тепло его ног, касающихся моей спины.

— Сиди смирно, — тихо сказал он.

В его руках был гребень — простой, костяной, который он нашел на столике.

Он начал расчесывать мои влажные волосы.

Сначала я напряглась, ожидая боли — волосы спутались после мытья. Но Рэйвен действовал с пугающим терпением. Он разбирал прядь за прядью, начиная с кончиков, медленно поднимаясь к корням. Гребень шуршал, пропуская через зубья тяжелую волну волос.

Это было странно. Генерал Империи, человек, чьи руки привыкли к рукояти меча и убийственным заклинаниям, сейчас занимался делом, достойным камеристки. И делал это так, словно от этого зависела судьба мира.

— Ты знаешь, — произнес он задумчиво, пропуская прядь сквозь пальцы, чтобы подсушить её теплом огня. — Я всегда думал, что магия — это порядок. Структура. Ледяная кристаллическая решетка.

— Так учат в Академии? — спросила я, прикрывая глаза от удовольствия. Его движения убаюкивали.

— Так учила Марисса, — поправил он. Имя бывшей фаворитки прозвучало сухо, как треск ломающейся ветки. — Она говорила, что эмоции — это хаос. Что истинная сила в абсолютном покое. В стазисе.

Он замер, положив руку мне на макушку. Его ладонь была тяжелой и горячей.

— Я верил ей. Я позволил ей превратить меня в ледяную скульптуру. Я думал, что отсутствие боли — это и есть жизнь.

Гребень снова скользнул по волосам.

— Но сегодня... сегодня я видел твой огонь, Алиса. Я видел, как ты горела ради этого дерева. Я чувствовал, как твоя магия течет в моих венах. И я понял одну вещь.

Он наклонился, и я почувствовала его дыхание на своем затылке. Волоски на шее встали дыбом.

— Марисса — это смерть. Красивая, сохраненная в вечности, но смерть. А ты... ты жизнь. Больная, грязная, кричащая, иногда невыносимая, но жизнь. Твоя магия не замораживает. Она заставляет расти. Даже через боль.

Я повернула голову, пытаясь заглянуть ему в лицо. В полумраке его глаза казались черными провалами, в которых горел только отблеск камина.

— Ты признаешь, что был неправ? — тихо спросила я. — Герцог дель Тор признает ошибку?

— Я признаю очевидное, — он отложил гребень и обнял меня за плечи, притягивая спиной к своей груди. Теперь мы сидели в обнимку, глядя на огонь. Его подбородок коснулся моего плеча. — Твои ягоды сильнее её заклинаний. Твое тепло сильнее моего холода. Ты победила, Алиса. В этой войне ты победила.

Его руки сомкнулись на моей талии. Осторожно, чтобы не задеть ожоги, но властно.

— Скажи мне, — прошептал он мне в ухо. — Зачем ты это сделала? Зачем спасла меня вчера? Зачем полезла в огонь сегодня?

Я смотрела на пляшущие языки пламени.

Зачем?

Потому что я люблю его? Нет. Это было бы ложью. Я не могу любить того, кто предал меня, кто унижал меня. Пока не могу.

Но я чувствовала его боль как свою.

— Я агроном, Рэйвен, — ответила я, подбирая слова. — Моя работа — спасать. Если я вижу засыхающее дерево, я поливаю его. Если я вижу больное животное, я лечу его. Я не умею проходить мимо умирающего. Даже если этот умирающий — глупый, заносчивый дракон, который решил, что он всемогущ.

Он хмыкнул. Вибрация от его смеха прошла сквозь мою спину.

— Агроном... — повторил он это слово, словно пробовал его на вкус. — Ты уже говорила это. Там, в спальне, когда я выгонял тебя. И лейтенанту ты говорила про «селекцию» и «витамины».

Его объятия стали чуть крепче.

— В нашем языке нет таких слов, Алиса. У нас есть «землепашец», «травник», «друид». Но не «агроном». И не «масс-маркет». И не «витамины».

Сердце пропустило удар.

Я замерла. Расслабленная нега после ванны испарилась.

Он не дурак. Он генерал разведки и контрразведки. Он наблюдал за мной все эти дни. Он слышал мои оговорки. Он видел мои методы.

— Кто ты? — спросил он.

Вопрос прозвучал тихо, но в нем была тяжесть падающей гильотины.

— Ты не та Алисия дель Тор, которую описывали в брачном контракте. Та была тихой, домашней девочкой из обедневшего рода с Юга. Пустышкой. Ты... ты другая. Ты смотришь на этот мир так, словно он тебе не принадлежит, но ты собираешься его купить.

Он развернул меня в своих руках так, чтобы мы оказались лицом к лицу.

— Твои знания. Твоя магия, которая работает не по нашим законам. Твои слова. Твои рецепты. Откуда ты, Алиса?

Я смотрела в его глаза. Синие, бездонные, требовательные.

Врать было бессмысленно.

Мы были заперты в доме, погребенном под снегом. Мы были связаны кровью и магией. Он знал вкус моих губ, а я знала вкус его жизни. Между нами не осталось секретов, кроме этого. Последнего.

И я поняла, что не хочу больше врать. Я устала притворяться местной леди. Я устала бояться, что меня разоблачат.

Если нам суждено быть вместе — или если нам суждено убить друг друга, — пусть это будет честно.

— Ты хочешь правды? — спросила я, глядя ему прямо в зрачки.

— Больше всего на свете.

— Хорошо, — я глубоко вздохнула, собираясь с духом. — Но если я расскажу, пути назад не будет. Ты больше не сможешь смотреть на меня как на обычную женщину. И ты, возможно, захочешь сжечь меня как пришелицу.

Рэйвен не отшатнулся. Наоборот, он наклонился ближе, его взгляд стал хищным и сосредоточенным.

— Я уже не могу смотреть на тебя как на обычную, — сказал он. — А насчет сжечь... я только что заморозил огонь ради тебя. Рискни.

Я посмотрела на огонь в камине. Потом на свои забинтованные руки.

— Я не из Южных пределов, Рэйвен. И даже не из Империи. Я пришла из мира, где нет магии. Где люди летают в небе на железных птицах, а свет зажигается от нажатия кнопки на стене. Где вишня — это просто еда, а не лекарство.

Его глаза расширились, но он промолчал, давая мне продолжить.

— В моем мире я лечила землю. Я создавала новые жизни из семян. Я была... ученым. Агрономом. А потом я умерла. Или перенеслась. Я очнулась в теле твоей жены за месяц до свадьбы.

Я выдохнула, чувствуя, как с плеч падает огромный груз.

— Я — попаданка, Рэйвен. Чужая душа в чужом теле. И эти косточки в моем кармане... это всё, что осталось от моего дома.

За окном взвыл ветер, ударив в ставни с новой силой, словно подтверждая мои слова. Дом вздрогнул.

Мы сидели на полу, в круге света от камина, отрезанные от всего мироздания. И я ждала приговора.

Рэйвен смотрел на меня долго. Очень долго. В его глазах мелькали тени — осмысление, шок, недоверие... и принятие.

Наконец, он протянул руку и коснулся моей щеки.

— Иномирка... — прошептал он. — Значит, легенды не врут. Иногда звезды падают на землю в человеческом обличье.

Он не отпрянул. Не потянулся за мечом.

— Это многое объясняет, — сказал он, и в его голосе прозвучала странная нотка. Восхищение? — Твою смелость. Твои странные слова. Твою способность создавать жизнь там, где мы видим только смерть. Мы, маги Резота, умеем только разрушать и сохранять. А ты... ты умеешь созидать.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб.

— Мне плевать, из какого ты мира, Алиса. Хоть из самой Бездны. Ты здесь. Ты моя жена. И ты заставила вишню цвести в ледяном аду. Это единственная правда, которая имеет значение.

Я уткнулась лбом в его плечо, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы облегчения.

Он принял. Он понял.

Буря за окном продолжала бесноваться, но здесь, в кольце его рук, было тихо. И впервые за все время в этом мире я почувствовала, что я действительно дома.