Весна на Северном Пределе наступала не по календарю, а по моему приказу.
Я стояла у высокого стрельчатого окна в своей восстановленной спальне, касаясь ладонью прохладного стекла. Месяц назад, когда я впервые вошла в этот дом, за окном выла вьюга, грозясь похоронить нас под тоннами льда. Пейзаж был черно-белым, мертвым, графичным, как набросок углем на грязной бумаге.
Теперь мир за окном напоминал акварель, написанную влюбленным художником.
«Черный Утес» перестал оправдывать свое название. Грозные скалы, окружающие замок, утопали в пене. Белой, розовой, кремовой. Сады, которые мы с Рэйвеном и сотней добровольцев (спасибо женам гарнизона и крестьянам, потянувшимся к нам со всей округи) высаживали последние недели, принялись с пугающей скоростью.
Магия Хрустальной Вишни, пульсирующая в центре двора, работала как гигантский усилитель роста. Она пропитала землю на лиги вокруг. Снег все еще лежал в низинах и на вершинах гор, но он больше не морозил. Он искрился, как сахарная пудра на пирожном, укрывая корни и давая влагу.
— Ваша Светлость, — голос Марты вырвал меня из созерцания. — Пора. Солнце в зените. Жених уже извел весь гарнизон, проверяя, ровно ли стоят пуговицы на мундирах.
Я обернулась.
Марта, одетая в праздничное темно-синее платье, сияла, как начищенный самовар. В её руках была шкатулка.
— Я готова, — улыбнулась я.
В комнате не было толпы суетливых служанок, которые обычно душат невест в корсетах и пудре. Я отказалась от этого цирка. Сегодняшний день принадлежал мне, и я собиралась создать себя сама.
На манекене висел отрез редчайшего жемчужного шелка — подарок мастера Гролла, который теперь стал официальным поставщиком двора дель Торов. Ткань струилась, как вода.
Я подошла к ней. Мне не нужны были иголки и нитки. Я — Хранительница. Моя магия — это плетение жизни.
Я положила руки на шелк. Закрыла глаза и позвала Сад.
«Помоги мне. Сделай меня красивой для него».
Я почувствовала отклик. Теплый, вибрирующий поток энергии вошел в кончики пальцев. Шелк под моими руками ожил. Нити начали двигаться, переплетаться, меняя структуру. Ткань потекла по моему телу, облегая его второй кожей, но не стягивая, а поддерживая.
Но простого платья было мало.
Я протянула руку к вазе, где стояли свежие ветви вишни.
— Идите ко мне.
Цветы отделились от веток и поплыли по воздуху, вплетаясь в ткань платья. Они не вяли. Моя магия запечатала в них момент пикового цветения. Сотни мелких, нежных бутонов образовали живое кружево на лифе, спускались каскадом по юбке, переходя в длинный, благоухающий шлейф.
Это было платье не из ткани. Это было платье из весны.
— Ох, матушка... — выдохнула Марта, прижимая руки к груди. — Красота-то какая... Вы как фея из сказок старых.
— Не фея, Марта. Просто женщина, которая очень хочет замуж, — я подмигнула ей.
Дверь приоткрылась, и в комнату вкатился, нет, торжественно вошел Казимир.
Я едва сдержала смех, смешанный с умилением.
Домовой был великолепен. На нем был крошечный, сшитый на заказ черный фрак, белоснежная манишка и галстук-бабочка. Его шерсть была расчесана и уложена волосок к волоску, а на ногах красовались лакированные башмачки.
В лапах он держал бархатную подушечку.
На ней лежала диадема.
Это была не та тяжелая, давящая корона Герцогинь прошлого, от которой у меня болела шея при примерке. Рэйвен переделал её. Он сам, своими руками и магией льда, перековал старое золото и камни.
Теперь это был венец из тончайших ледяных кристаллов, переплетенных с серебряными нитями. Он выглядел хрупким, как иней, но я знала, что он прочнее стали.
— Хозяин просил передать, — проскрипел Казимир, стараясь говорить важно, но голос его дрожал от волнения. — Что лед должен венчать жизнь.
Я наклонила голову. Казимир (пришлось ему встать на табурет) водрузил диадему мне на прическу.
Холод кристаллов коснулся лба, но тут же нагрелся от моей кожи.
Я посмотрела в зеркало.
На меня смотрела не та уставшая, испуганная попаданка с обветренными руками, что приехала сюда месяц назад. И не бизнес-леди, торгующая пастилой.
На меня смотрела Королева Севера. Сильная. Счастливая. И очень, очень живая.
— Пора, — сказала я.
***
Лестница. Та самая лестница, по которой я спускалась в ночь своей ссылки, в старом кардигане, сжимая в кармане три косточки. Тогда было темно, холодно и тихо.
Сегодня лестница была залита светом. Перила были увиты гирляндами из живых цветов.
А внизу...
Весь холл был заполнен людьми.
Здесь не было надменных столичных лордов, которые оценивали бы стоимость моего приданого. Здесь были мои люди.
Солдаты гарнизона в парадных мундирах, выбритые до синевы, стояли вдоль стен почетным караулом. Жены офицеров, нарядные, с платочками в руках, шмыгали носами. Крестьяне, пришедшие из деревень с корзинами подарков. Мастер Гролл, занимающий собой полкомнаты, в новом парчовом кафтане.
Когда я сделала первый шаг, гарнизонный оркестр (Брам нашел где-то скрипку и флейту, а ударные импровизировали) заиграл. Это был не помпезный имперский марш. Это была светлая, легкая мелодия, похожая на шум ветра в листве.
Все головы повернулись ко мне.
Я видела их глаза. В них было обожание.
Для них я была не просто женой их командира. Я была той, кто дал им тепло. Кто вылечил их детей. Кто сражался с ними плечом к плечу на стене.
Я спускалась, и каждый мой шаг сопровождался тихим шелестом платья и звоном хрустальной диадемы.
У подножия лестницы меня ждал лейтенант Даррен. Он был в парадном, с золотыми аксельбантами.
— Позвольте, Ваша Светлость, — он предложил мне руку. — Герцог ждет у Алтаря. Для меня честь сопровождать вас.
— Спасибо, Даррен, — я оперлась на его предплечье. — Только не дай мне упасть. У меня дрожат колени.
— Не дам, — серьезно ответил он. — Весь гарнизон не даст.
Мы вышли из дверей замка.
Двор преобразился. Следы битвы исчезли бесследно. Брусчатка была вымыта. Вокруг центральной клумбы стояли скамьи, украшенные лентами.
Но центром всего было Дерево.
Хрустальная Вишня возвышалась над нами, сияя в лучах полуденного солнца. Её прозрачные, серебристые ветви создавали естественный купол над местом церемонии. Она звенела. Тихий, мелодичный перезвон, который успокаивал сердце.
Под сенью этого живого храма стоял Рэйвен.
У меня перехватило дыхание.
Я привыкла видеть его в черном. В броне, в походном плаще, в мрачных камзолах.
Сегодня он был в белом.
Белоснежный мундир военного кроя, расшитый серебром. Высокий воротник подчеркивал резкие черты лица. На плечах — легкий плащ, который развевался на ветру, как крылья.
Он выглядел не как Дракон Бездны. Он выглядел как Дракон Света.
Когда наши взгляды встретились, он перестал дышать. Я видела это. Его грудь замерла.
В его глазах, синих, как небо над нами, плескалось такое чувство, что меня качнуло. Это было больше, чем любовь. Это была гравитация. Я была его центром тяжести, его солнцем, его смыслом.
Он сделал шаг навстречу, нарушая весь протокол. Он не мог ждать, пока я дойду.
Даррен передал мою руку Рэйвену.
— Береги её, командир, — тихо сказал лейтенант. — Иначе вам придется иметь дело с сотней очень злых мужчин с лопатами.
— Клянусь, — ответил Рэйвен, не отрывая от меня взгляда.
Он сжал мои пальцы. Его ладонь была теплой и сухой.
— Ты... — он запнулся, словно забыл все слова имперского языка. — Ты невероятная.
— Ты тоже ничего, — шепнула я, чувствуя, как улыбка сама собой растягивает губы. — Белый тебе к лицу.
Мы встали перед Деревом.
Здесь не было жреца. Нам не нужны были посредники. В этом мире Истинные заключали союз перед лицом Магии.
Рэйвен повернулся ко мне. Он достал из кармана маленький, острый стилет из лунного серебра.
— Готова?
— Всегда.
Он сделал крошечный, безболезненный надрез на своей ладони. Протянул стилет мне. Я сделала то же самое.
Алая капля выступила на коже.
Мы соединили руки над выступающим корнем Хрустальной Вишни.
Две капли крови — его и моя — упали вниз, смешавшись в полете. Они коснулись хрустальной коры.
Дерево вспыхнуло.
По стволу пробежала радужная волна. Ветви зазвенели громче, торжественнее. И сверху, на нас и на гостей, посыпался дождь.
Не водяной. Это были лепестки. Сотни, тысячи полупрозрачных, светящихся лепестков, которые таяли, едва коснувшись одежды, оставляя после себя ощущение счастья.
Рэйвен смотрел мне в глаза.
— Я, Рэйвен дель Тор, беру тебя, Алисию, в свидетели своей души, — произнес он традиционную формулу, но добавил от себя: — Я — твой Щит и твой Лед. Я буду хранить твое тепло, пока бьется мое сердце. И даже после. Я отдаю тебе свою магию, свой дом и свою волю.
— Я, Алисия, беру тебя, — ответила я, и мой голос был твердым. — Я — твой Сад и твой Дом. Я буду питать твою силу. Я не дам тебе замерзнуть. Я принимаю твою тьму и даю тебе свой свет.
Мы не надевали колец. В этом не было нужды.
На наших запястьях, там, где сплелись наши руки, метки вспыхнули золотом. Узор завершился. Теперь это были не просто ветка и росток. Это было кольцо, замыкающееся само на себе. Бесконечность.
— Объявляю вас... единым целым, — прошептал Рэйвен.
Он наклонился ко мне.
Когда его губы коснулись моих, мир вокруг нас вздрогнул.
Но это была не дрожь страха или разрушения.
От замка, от нашего сплетения, от Хрустальной Вишни во все стороны разошлась ударная волна.
Волна Тепла.
Она прошла сквозь стены, сквозь скалы, сквозь леса.
Гости ахнули, когда ветер, дувший с гор, внезапно перестал быть ледяным. Он стал... весенним.
Тяжелые свинцовые тучи, которые веками висели над Северным Пределом, начали расходиться. Не просто расступаться — они таяли, растворялись в синеве.
Солнце, настоящее, жаркое, весеннее солнце, хлынуло на землю потоком.
Снег на вершинах гор засиял, но в долинах он начал оседать на глазах.
Я разорвала поцелуй, задыхаясь, и посмотрела на Рэйвена.
— Мы... мы изменили климат? — спросила я потрясенно.
— Мы не просто победили зиму, — он улыбался, и эта улыбка делала его мальчишкой. — Мы её приручили. Теперь здесь будет так, как захочешь ты.
Толпа взорвалась криками. Шапки летели в воздух. Кто-то плакал. Брам пытался играть туш, но сбился и просто дудел в трубу от восторга.
— Горько! — заорал Гролл, открывая бутылку шампанского саблей (или чем-то похожим).
— Горько! — подхватил гарнизон.
Рэйвен снова притянул меня к себе.
— Им нужно шоу, — шепнул он.
— Дадим им шоу.
Второй поцелуй был долгим, глубоким и совсем не целомудренным. Я забыла про гостей, про Империю, про все на свете. Существовал только он. Его вкус. Его руки.
***
Праздник выплеснулся из двора на поляны вокруг замка.
Столы, накрытые прямо на свежем воздухе (теперь это было возможно!), ломились от еды. Жареные кабаны, горы овощей, бочонки с вином.
Но главным блюдом, конечно, была вишня.
Пироги с вишней. Утка с вишней. Вишневые настойки. Леденцы для детей.
Я ходила между столами, принимая поздравления. Меня обнимали, целовали руки, дарили подарки — вязаные носки, резные шкатулки, мешочки с зерном. Простые дары, которые стоили дороже золота.
— Ваша Светлость! — ко мне пробился запыхавшийся гонец в ливрее Императора.
Рэйвен, который не отходил от меня ни на шаг (он держал меня за талию так, словно боялся, что я улечу), напрягся.
— Что там? Опять указы?
— Подарок от Его Величества! — гонец поклонился и протянул мне небольшой, невзрачный холщовый мешочек, перевязанный золотым шнуром. И свиток с печатью.
Рэйвен развернул свиток.
— «Сим подтверждаю право Рода дель Тор именоваться Хранителями Источника Жизни. Земли в радиусе ста лиг объявляются заповедными и неприкосновенными».
Он хмыкнул.
— Карл умеет признавать поражения красиво. А что в мешке? Золото?
Я развязала шнурок. Высыпала содержимое на ладонь.
Это были семена. Крупные, гладкие, странной формы.
— Это... — я задохнулась. — Это «Золотой Персик» с Южных островов! И «Лунная Лоза»! Их невозможно достать! Их запрещено вывозить!
— Император решил, что если кто-то и сможет заставить их расти на Севере, то только ты, — Рэйвен поцеловал меня в висок. — Ты рада?
— Рада? — я сжала семена в кулаке. — Рэйвен, это лучшее, что он мог подарить! Ты представляешь, какие гибриды я смогу вывести? Морозостойкие персики! Виноградники на скалах!
Я посмотрела на него сияющими глазами.
— Мы засадим здесь всё! Весь Север будет садом!
— Я не сомневаюсь, — он рассмеялся. — Только оставь мне немного места для плаца. Солдатам надо где-то тренироваться.
— Маленький уголок. У конюшни.
Вечер опускался на горы. Но это был не темный, страшный вечер. Небо было окрашено в нежные, пастельные тона заката. Хрустальная Вишня начала светиться изнутри мягким голубым светом, заменяя фонари.
Рэйвен наклонился ко мне.
— Я думаю, мы достаточно уделили внимания гостям, — прошептал он. — Они уже пьяны и сыты. Они не заметят, если Хозяева исчезнут.
— Ты предлагаешь сбежать с собственной свадьбы? — притворно возмутилась я.
— Я предлагаю украсть невесту. Это древний обычай.
Он не стал ждать ответа. Подхватил меня на руки под одобрительный свист Даррена и унес в дом.
***
В нашей спальне было тихо. Окно (уже восстановленное, с новыми, прозрачными стеклами) было открыто, впуская теплый весенний воздух и запах цветов.
Рэйвен поставил меня на пол.
Он не торопился. Он просто смотрел на меня, и в его взгляде было столько нежности, что у меня щемило сердце.
— Ты счастлива? — спросил он.
Я подошла к окну. Посмотрела вниз, на цветущий, поющий, празднующий двор. На Хрустальное Дерево, которое стало сердцем этого мира. На горы, с которых сходил снег.
Я вспомнила свою прошлую жизнь. Офис, отчеты, одинокую квартиру, дачу по выходным.
И я вспомнила, как стояла здесь месяц назад, думая, что моя жизнь кончена.
— Я не просто счастлива, Рэйвен, — я повернулась к нему. — Я жива. Впервые за две жизни я по-настоящему жива.
Он подошел ко мне со спины. Обнял, положив руки мне на живот. Это был жест собственника, защитника и... отца?
— Ты обещала мне долгую и счастливую жизнь, агроном, — прошептал он, целуя меня в шею. — Приступай к выполнению.
Я накрыла его руки своими. Я чувствовала, как внутри меня, там, где сплелись наши магии, зарождается что-то новое. Еще крошечное, как зернышко, но уже пульсирующее светом.
Моя интуиция Хранительницы Жизни не могла ошибаться.
— Уже приступила, Дракон, — ответила я, откидывая голову ему на плечо. — Уже приступила.
Он замер. Его руки дрогнули.
— Ты... серьезно?
— Самый лучший урожай, — улыбнулась я. — Срок созревания — девять месяцев.
Рэйвен развернул меня к себе. В его глазах стояли слезы счастья.
Он не сказал ни слова. Он просто поднял меня и закружил по комнате, и его смех смешался с моим, улетая в открытое окно, к звездам, которые теперь светили только для нас.
Зима кончилась.
Наступало Лето нашей жизни.