Глава 20

Бытие, как оказалось, имеет цвет. И этот цвет — серый.

Не тот унылый, грязный оттенок осеннего неба над промзоной, который я помнила из прошлой жизни. И не цвет камня стен «Черного Утеса». Это был абсолютный, бархатный, обволакивающий серый. Цвет покоя. Цвет отсутствия боли.

Я плыла в этом тумане, не чувствуя веса собственного тела. У меня больше не было обожженных рук. Не было ноющей спины. Не было того свинцового груза ответственности за дом, за людей, за дерево, который давил на плечи последние недели.

Здесь было тихо.

Где-то там, за грань, остался рев битвы, звон стали и треск ломающихся костей. Остался холод Северного Предела. Остался Рэйвен с его синими, полными отчаяния глазами.

Мысль о Рэйвене должна была причинить боль, но боли не было. Было лишь легкое, светлое сожаление. Как когда закрываешь интересную книгу на середине главы, понимая, что дочитать её уже не суждено.

«Я сделала все, что могла, — подумала я, и мои мысли звучали как перезвон колокольчиков в пустоте. — Я спасла Сад. Я остановила Мариссу. Рэйвен жив. Мой контракт выполнен».

Туман ласково касался моего лица, предлагая раствориться в нем. Стать частью вечности. Это было так заманчиво. Просто перестать бороться. Перестать быть той, кто вечно что-то сажает, удобряет, лечит, спасает. Просто быть.

Вдали, сквозь серую муть, начал пробиваться свет. Не яркий, не слепящий, а мягкий, золотистый. Он звал. Он обещал тепло, которого мне так не хватало.

Я сделала мысленное движение в ту сторону.

И вдруг...

Что-то упало мне на щеку.

В этом мире бесплотных духов и тишины это ощущение было таким же чужеродным, как удар молота.

Это была капля.

Но не воды. Вода здесь не имела власти.

Это была капля расплавленного, жидкого холода, который при этом обжигал сильнее огня.

Она скатилась по моей несуществующей щеке, оставляя за собой след, похожий на шрам. И там, где она касалась меня, серый туман шипел и испарялся, обнажая черноту реальности.

Я остановилась.

— ...не имеешь права...

Голос доносился словно из-под толщи воды. Искаженный, ломаный, хриплый. Но я узнала его.

Рэйвен.

— ...вернись... возьми мою жизнь... только открой глаза...

Этот голос не приказывал. Генерал Империи, который привык отдавать команды армиям, сейчас не приказывал. Он молил. Он выл, как раненый зверь, потерявший пару.

Меня дернуло назад.

Золотой свет впереди померк. Меня развернуло. Я увидела тонкую, пульсирующую синюю нить, уходящую вниз, во тьму. Она дрожала, натянутая до предела, готовая вот-вот лопнуть.

Это была наша связь. Та самая, которую мы скрепили ночью. Она истончилась, почти исчезла, но эта капля — эта обжигающая слеза — напитала её новой силой.

— Алиса!

В этом крике было столько боли, что мой покой треснул, как яичная скорлупа.

Я вспомнила его лицо. Вспомнила вкус его губ. Вспомнила, как он мыл мне голову, стараясь не причинить боли.

Я агроном. Моя работа — возделывать жизнь. А смерть — это всего лишь компост. Рано мне еще в компост.

«Я не уйду, — подумала я, и в этой мысли проснулась моя привычная, земная упрямость. — Я слишком много вложила в этот проект, чтобы бросить его на стадии всходов. И я не оставлю его одного в этой зиме».

Я протянула руку — призрачную, сотканную из воли — и ухватилась за синюю нить.

Она была ледяной. Но этот лед не убивал. Он давал опору.

— Я возвращаюсь, — шепнула я в пустоту.

И рванула нить на себя.

***

Первым вернулось ощущение боли.

Оно ударило меня всем весом гравитации. Легкие обожгло, словно я вдохнула битое стекло. Сердце, которое молчало, вдруг совершило судорожный, болезненный кувырок и ударило в ребра.

Ту-дум!

Кровь, густая и тяжелая, толчками пошла по венам, разрывая оцепенение смерти.

Я сделала вдох.

— Хххх-ааа!

Звук был страшным, булькающим, но это был звук жизни.

Я распахнула глаза.

Мир был не серым. Он был черным и белым.

Надо мной нависало свинцовое небо, с которого падали редкие снежинки. Прямо перед моим лицом были ветки — обугленные, мертвые, страшные.

А надо мной склонился Рэйвен.

Я никогда не видела его таким. Его лицо было серым, как пепел на его волосах. Глаза — красные, воспаленные, сухие, но на щеке блестела мокрая дорожка. Он смотрел на меня с таким выражением, словно видел призрака.

Он замер, боясь пошевелиться. Боясь спугнуть этот вдох.

Но я смотрела не на него. Я смотрела на свою руку.

Моя ладонь лежала на выступающем из земли корне «Алой Королевы». Том самом корне, на который упала слеза Рэйвена.

И там происходило что-то невозможное.

Слеза Дракона — концентрат магии Льда и абсолютной, жертвенной любви — не просто впиталась в древесину. Она стала катализатором.

Она встретилась с остатками моей жизненной силы, которую дерево втянуло в себя перед смертью.

Огонь и Лед. Жизнь и Стазис.

Две противоположности столкнулись в одной точке. И вместо того, чтобы уничтожить друг друга, они родили Синтез.

— Смотри... — прошептала я. Голос был похож на шорох сухих листьев.

Рэйвен перевел взгляд.

Черная, обугленная кора корня под моей рукой вдруг треснула. Но из трещины показался не зеленый росток.

Оттуда вырвался свет.

Серебристо-голубой, сияющий, холодный и прекрасный свет. Он побежал по корню, как ток по проводам. Быстро, неумолимо. Он достиг ствола.

По мертвому дереву прошла дрожь. Словно электрический разряд.

Черная угольная корка начала осыпаться хлопьями, обнажая под собой... не древесину.

Хрусталь.

Ствол дерева трансформировался на глазах. Он становился темным, полупрозрачным, похожим на дымчатый кварц или мореный дуб, покрытый вечным льдом.

Свет бежал выше, к ветвям.

И там, где он касался обугленных почек, происходило чудо.

— Дзынь... Дзынь... Дзынь...

Звук был тонким, мелодичным, как перезвон тысяч крошечных колокольчиков.

На ветвях распускались цветы.

Они не были белыми или розовыми. Они были созданы из инея и света. Кристальные лепестки, сияющие внутренним сапфировым огнем. Их было сотни, тысячи. Дерево вспыхнуло голубым пламенем цветения.

Аромат.

Воздух наполнился запахом. Это была все та же вишня, но теперь в ней не было приторной сладости. Это был запах морозной свежести, горного воздуха, озона и тончайший, едва уловимый аромат подснежников.

Дерево выпрямилось, стряхивая с себя пепел войны. Оно выросло, раскинув крону над нами, как защитный купол. С его ветвей начали падать лепестки — не увядая, а превращаясь в крошечные снежинки, которые таяли на коже, даруя тепло, а не холод.

«Ледяная Вишня».

Дитя нашей любви и нашей боли.

Рэйвен смотрел на это, открыв рот. Он, маг высшего уровня, видевший бездну и чудовищ, не мог поверить своим глазам.

А потом он снова посмотрел на меня.

В его глазах плескался такой океан эмоций, что меня накрыло с головой. Облегчение. Неверие. Обожание.

Я пошевелила пальцами. Чернота некроза, которая пожирала мои руки еще минуту назад, исчезла. Кожа была чистой, бледной, светящейся. На запястье снова проступила серебряная вязь — ярче, чем прежде.

Я подняла руку и коснулась его щеки. Она была холодной и колючей от щетины.

— Ты плачешь, Генерал? — прошептала я. У меня едва хватило сил на эту слабую, дрожащую улыбку. — Ты заморозил мне ухо своей слезой, дракон.

Лицо Рэйвена дрогнуло. Маска рассыпалась окончательно.

— Алиса...

Он издал звук — нечто среднее между всхлипом и смехом. И рухнул на меня.

Не упал, а обнял. Сгреб в охапку, прижал к себе так, словно хотел вдавить меня в свою грудь, спрятать там, за ребрами, где никто и никогда больше не сможет меня достать.

Он уткнулся лицом в мою шею. Я чувствовала, как его плечи трясутся.

Великий Герцог, Черный Дракон Севера, рыдал. Беззвучно, страшно, сотрясаясь всем телом.

— Ты вернулась... — шептал он мне в ключицу, и его дыхание обжигало кожу. — Ты вернулась. Я думал... я думал, я потерял тебя. Я думал, я сдохну прямо здесь.

Я обняла его за шею, запустив пальцы в его жесткие, спутанные волосы.

— Я же обещала, — сказала я тихо. — Я выставила счет. Я не ухожу, пока мне не заплатят.

Он поднял голову. Его лицо было мокрым. Он смотрел на меня так, словно я была единственным источником света во вселенной.

— Я заплачу, — хрипло сказал он. — Я отдам тебе всё. Жизнь. Душу. Империю. Все, что захочешь. Только не делай так больше. Никогда.

Он наклонился и поцеловал меня.

В этом поцелуе не было страсти прошлой ночи. В нем была молитва. Благодарность. Клятва. Он целовал меня осторожно, бережно, словно проверяя, настоящая ли я, не рассыплюсь ли я от прикосновения.

А вокруг нас творилось чудо.

Тепло, исходящее от нового Дерева, расходилось волнами.

Снег во дворе, грязный, пропитанный кровью и смертью, начал таять. Но он не превращался в слякоть. Он испарялся, оставляя после себя чистую, влажную землю.

И из этой земли, прямо на глазах, начали пробиваться ростки.

Подснежники. Крокусы. Морозник.

Цветы пробивали камень брусчатки. Они обвивали остовы мертвых Костяных Гончих, превращая их в зеленые холмы. Смерть отступала, побежденная агрессивной, неукротимой Жизнью, закаленной в магии Льда.

— Смотрите... — раздался шепот.

Я с трудом оторвалась от Рэйвена и посмотрела поверх его плеча.

Двор был полон людей.

Солдаты гарнизона. Слуги. Лейтенант Даррен. Казимир (который снова стал плотным и пушистым).

Они все стояли на коленях. Шлемы валялись в грязи. Оружие было опущено.

Они смотрели на нас. На сияющее хрустальное дерево. На цветы, пробивающиеся сквозь снег.

В их глазах был священный трепет.

Они видели смерть своей Хозяйки. И они видели её воскрешение. Для этих простых, суровых людей, живущих на границе с адом, это было не просто магией. Это было явлением Богини.

Даррен, стоящий в первом ряду, медленно поднял руку и прижал кулак к сердцу.

— Зима отступила, — громко сказал он. Его голос дрожал. — Ваша Светлость... Зима отступила.

Рэйвен медленно отстранился от меня, но не разжал рук. Он помог мне сесть.

Моя голова кружилась, но это было приятное головокружение.

Рэйвен встал, поднимая меня на руки. Он держал меня высоко, словно знамя. Словно святыню.

Он повернулся к своим людям.

Его лицо все еще хранило следы слез, но глаза снова стали стальными. В них вернулась сила, но теперь это была сила созидателя, а не разрушителя.

— Битва окончена! — его голос, усиленный магией, разнесся над двором, отражаясь от скал. — Мы победили! Смерть не прошла!

— Слава! — выдохнул гарнизон единым порывом. — Слава дель Торам! Слава Хозяйке!

— Всем отдых! — продолжал Рэйвен. — Раненых — в лазарет. Открыть склады. Двойной паек всем. И... — он посмотрел на меня и едва заметно улыбнулся, — выдать всем по фляге «Медовой Вишни». За счет заведения.

Солдаты взревели. В этом крике была такая радость, что, казалось, она может разогнать тучи.

И тучи действительно разошлись.

В разрыв облаков ударил луч солнца. Настоящего, яркого, весеннего солнца. Он упал на «Хрустальную Вишню», и дерево вспыхнуло тысячами радуг, разбрасывая зайчики света по всему двору.

Рэйвен понес меня к дому.

— Я могу идти, — слабо запротестовала я, хотя понимала, что это ложь. Ног я не чувствовала.

— Нет, — отрезал он. — Ты сегодня достаточно находилась. И налеталась. Теперь я буду носить тебя. Всегда.

Мы вошли в холл.

Здесь тоже было светло. Разбитые окна, выбитая дверь — все это казалось сейчас неважным. Главное, что дом выстоял. Стены гудели, приветствуя нас.

— Казимир! — позвал Рэйвен, не оборачиваясь.

— Я тут, хозяин! — домовой материализовался на перилах лестницы. Он сиял, как начищенный медный таз.

— Готовь покои. Самые теплые. И ванну. И еду. Много еды. Твоя хозяйка должна есть за троих.

— Будет сделано! Я мигом! Я одной ногой здесь, другой там!

Рэйвен поднялся на второй этаж. Он прошел мимо разрушенной спальни, где вместо стены зияла дыра (затянутая сейчас его ледяной пленкой), и направился в гостевое крыло, которое пострадало меньше всего.

Он внес меня в небольшую, но уютную комнату. Опустил в кресло, укутал пледом так, что торчал только нос.

Сам сел на пол у моих ног, положив голову мне на колени.

Его плечи опустились. Напряжение, которое держало его все эти дни, наконец ушло.

Я запустила пальцы в его волосы, перебирая черные пряди.

— Я больше никогда не отпущу тебя, — глухо сказал он, не поднимая головы. — Ни в ссылку. Ни в Бездну. Никуда. Ты — моя жизнь, Алиса. Буквально. Без тебя я снова стану статуей.

— Не станешь, — я погладила его по щеке. — У нас теперь есть Дерево. Оно нас связывает. И... кажется, мне придется задержаться здесь надолго.

— Почему?

— Потому что я биолог, Рэйвен, — я хихикнула, и это был звук возвращающейся жизни. — Ты видел это дерево? Это же новый вид! Cerasus Crystallus. Кристальная вишня. Мне нужно изучить её свойства, собрать семена, проверить морозостойкость... У меня работы на годы вперед!

Рэйвен поднял голову. В его глазах плясали смешинки.

— Ты неисправима. Ты только что воскресла из мертвых, а уже планируешь научную работу?

— Кто-то же должен восстанавливать экономику края, — парировала я. — Война войной, а селекция по расписанию.

Он потянулся ко мне и поцеловал. Нежно, сладко, со вкусом обещания счастья.

— Люблю тебя, — шепнул он.

— И я тебя, — ответила я, и с удивлением поняла, что это правда.

В этот момент тишину разорвал звук.

Громкий, протяжный, торжественный звук рога. Он доносился с тракта.

Рэйвен напрягся. Его рука инстинктивно потянулась к тому месту, где должен быть меч (которого сейчас не было).

— Враги? — спросила я, чувствуя, как сердце снова ускоряет бег.

Он прислушался.

— Нет, — он покачал головой, и его лицо помрачнело. — Это не враги. Это хуже.

— Кто?

— Имперский кортеж. Золотой Рог.

Он посмотрел на меня.

— Император. Он приехал лично. Видимо, падение Барьера напугало его до икоты.

Я вздохнула. Политика. Интриги. Объяснения.

Мне хотелось просто спать. Есть пироги и целоваться с мужем. Но я была Герцогиней. И Хозяйкой Севера.

Я откинула плед и попыталась встать.

— Сиди, — Рэйвен попытался меня удержать.

— Нет, — я улыбнулась ему. — Встречать Императора в пледе — это моветон. Помоги мне встать, муж.

Я опиралась на его руку, чувствуя, как силы по капле возвращаются ко мне.

— Пусть заходит, — сказала я, глядя в окно, где уже виднелись золотые штандарты, приближающиеся к воротам. — У нас есть чай. У нас есть пироги. И у нас есть Дракон.

Я посмотрела на Рэйвена.

— И у нас есть Сад, который не горит в огне. Думаю, Императору будет что нам предложить.

Рэйвен усмехнулся. Он встал рядом со мной, обнял за талию, поддерживая.

— А если он начнет качать права? — спросил он.

— Тогда я выставлю ему счет, — ответила я. — За спасение Империи. И поверь мне, там будет очень много нулей.

Мы стояли у окна, глядя, как солнце играет на хрустальных ветвях нашей победы. Война закончилась. Но жизнь — сложная, шумная, счастливая — только начиналась.

Загрузка...